Удары баскетбольным мячом...

УДАРЫ БАСКЕТБОЛЬНЫМ МЯЧОМ И ШУРШАНИЕ ОСЕННИХ ЛИСТЬЕВ
(рассказ)

А тут вот оно как все…, - старик потер щеку рукой и продолжил растеряно водить взглядом перед собой. – И ведь… симптомов, признаков-то никаких… как  же это он?

Михаил Твердохлебов, майор воздушно-десантных войск, стоял перед стариком и пристально и угрюмо смотрел на того. Они находились у старой массивной, украшенной мозаикой, автобусной остановки на пустом шоссе. Был прохладный пасмурный октябрьский день.

- А я из Москвы Витале индюшку жареную вез покушать. Ему мать пожарила. Он индейку покушать-то любит, - сказал старик и посмотрел Михаилу в глаза, - и сапоги ему вез, резиновые. Купил вчера на рынке. Хорошие. Ему на осень … И ведь, главное, никаких симптомов…

- Симптомов и не бывает, - тихо произнес майор, - если только человек сам не расскажет.

Старик продолжал смотреть на майора, как будто не слыша его. Отвел взгляд и закивал головой. Потом повернулся, точно хотел отойти от остановки, но вдруг развернулся и сказал:
- А может я сапоги-то здесь оставлю, Виталя может тут забере… А ну да, (старик осекся), ну да…

Он сделал шаг к остановке и снова заглянул в нее. Разорванное противотанковой гранатой тело его сына, Виталия, все также лежало там. На асфальт вывалилось багровое месиво внутренностей. Голова мужчины была разможена, но на правой ее стороне можно было разглядеть несколько зубов, глаз и родинку на щеке.
Старик смотрел на тело сына, потом закивал головой, часто и глубоко задышал, медленно повернулся к майору и стал смотреть на него. Михаил подал знак и к старику подошли двое бойцов. Аккуратно взяв его под руки и что-то тихо ему говоря, они повели его прочь.

- К врачу бы ему сейчас, - подумал Михаил, глядя как старика уводят, - но какой сейчас тут врач?!
- Вовремя! – подумал он, еще раз взглянув на труп.

Вовремя его бойцы успели отработать по встречавшему на остановке отца Виталию противотанковой гранатой. Он как раз начал превращение. И, видимо, завершиться оно должно было удачно. А светляк тут Михаилу был совсем не нужен.
Майор резко развернулся. Мимо него на скорости по шоссе пронесся бронетранспортер, за ним еще один, показалась колонна бронемашин. Майор быстрым шагом перешел шоссе. Его ждали в штабе, развернутом здесь, в подмосковном городке Захарьев. Крупнейшее в мире логово светляков было всего в пяти километрах отсюда. Сегодня день решающей атаки. Войска только что замкнули кольцо.
Операция «Удар тьмы» началась!

***

Я закрыл калитку и вышел на улицу. Уже стемнело. Шурша шинами, ко мне плавно подкатил черный автомобиль. Костя! Как же редко мы видимся после института, но каждый раз это такая радость. Через несколько секунд он вышел из машины и, облокотившись на крышу, молча стал смотреть на меня. Все такой же черноволосый, с длинными скулами, все такой же высоченный и здоровый. Сейчас он смотрел на меня, немного мрачно прищурившись, и не двигался с места.

- Здорово! – чуть улыбнувшись, сказал я и направился к машине.

- Здравствуй, Тёма, - тихо, но тепло, ответил он и двинулся ко мне. Мы пожали руки и обнялись, похлопав друг друга по спинам.

- Ну как ты? – спросил он, оглядывая меня.

- Гулять хочу! – с задором сказал я.

- Да-да, как ты там сказал: будем ходить…

- Ходить и шуршать осенними листьями на старых темных улицах, - закончил за него я.
- Ну, пошли шуршать, - вздохнул он, - только…

И Костя вернулся к машине, открыл заднюю дверь и начал доставать оттуда поистине гигантских размеров рюкзак.

- Вот ты, вояка! – хохотнул я.

- Времена нынче трудные, - опять со вздохом заметил он.

***

Последние дни были тяжелыми, но сегодня Алексей был впервые спокоен. Вроде и жене получше стало. Сидит у себя и клеит свой жуткий гербарий. Картинка получалась страшной. Она всегда, даже на Хэллоуин, создавала из увядших листьев теплую красоту, а сейчас клеила улыбающийся череп, в глазницах которого стояли слезы. Но это все лучше, чем когда она, сдерживая рыдания, чтобы их не услышал сын, беззвучно царапала себе лицо и вырывала клок за клоком из своих роскошных каштановых волос, а потом падала на пол и тряслась.

Пора на прогулку. Он пошел на второй этаж своего дачного дома, чтобы позвать сына и жену.

Посередине расположенной в эркере столовой стоял большой круглый стол. Из окон на полукруглой стене в столовую лился мягкий и яркий свет июльского солнца. Оттуда доносились голоса птиц, была видна густая покачивающаяся листва лип. За столом хозяйничала пожилая, но статная женщина. Она была одета в белую блузку, темную юбку, на ней был нежно-бежевого цвета фартук. Она что-то лепила из муки. Наверное, пирожки. Лицо ее светилось нежной улыбкой.

Алексей замер у двери и несколько мгновений не мог пошевелиться. К горлу подступил ком.

- Дииим, - тихо позвал он сына.

Тот сидел на полу у противоположной стены и грустно смотрел на женщину. Правая рука Димы светилась мягким сиреневым светом. Алексей подошел к нему и погладил по взъерошенным волосам.

- Дим, я тоже по ней страшно скучаю, - ласково сказал он сыну. – Ты не представляешь, как сильно, но, пожалуйста, я очень тебя прошу, закрой сейчас к ней окно. Пожалуйста.

Дима опустил глаза. Его рука прекратила сиять. Пожилая женщина, его бабушка и мама Алексея, умершая полгода назад, исчезла. За окнами больше не было ни густой листвы, ни летнего солнца, ни пения птиц. Опять была осень, голые деревья, пасмурный свет дня.

Сзади заскрипели половицы.

- Леш, а может быть пусть, творит? Все-таки такой день, – жена Наталья подошла к нему и положила ему руку на плечо.

- Конечно, пусть творит, но… я не могу, когда он к маме окно открывает… Я не могу, - тихо проговорил Алексей.

***

- Хлеб, можешь мне объяснить, как судьба всей планеты стала зависеть от двух обдолбанных, упоротых недоумков? – Женя Кривцов, которого Твердохлебов знал уже почти тридцать лет и который сейчас был его заместителем, был настроен скептически.

- Жень, я сам не в восторге, но, сам понимаешь, наспех планировали. Светляки только два дня назад выдвинули ультиматум. Вообще, подарок судьбы, что они позволили в поселке нескольким нормальным остаться. То, что позавчера одного из них удалось похитить, настоящее чудо. Весь день вчера аврал в лаборатории был. Накачивали этого отщепенца из поселка наркотой и взрывчатку в силиконовых имплантах вживляли, чтобы еле соображал еще сутки, но двигаться мог. Под утро назад доставили, до поселка домой дошел сам. Светляки не чухнулись. Он и так-то странный. Художник, мать его. Нигде не работает, только по поселку шляется. И друга его…

- Того, что вы из Солнцево, из квартиры, вытащили, мать доведя до инфаркта?

- Ох, Жень, с ним еще сложнее было. Он под стать этому мудаку. Тоже нигде не работает, но на оружии помешан. И наркота там особая. С дозой легче легкого переборщить и тогда смерть. А нужно было, чтобы его мозг на несколько часов стал работать в режиме похожем на тот, что у светляков. Чтобы они подумали, что он свой или что Потенциал у него есть. Тоже с трудом соображает и двигается. Дали ему сегодня машину его. Так сам еле завел. Убедили вроде, что он к художнику этому, к другу своему, в гости едет. Чтобы поправдоподобнее было для светляков, когда они почуют, что к поселку приближается чужой.

- Знаю-знаю, подпустят они к себе их поближе, или сами к ним придут, дальше трояны наши взрываются, дальше эпсилон-излучение – ахиллесова пята светоблюдков –  и все светляки дохнут, и эти двое тоже. Только, Хлеб, светляки же ведь не идиоты.

Михаил пожал плечами:

- Но они ведь пропустили в поселок же этих двоих, и ходят сейчас наши трояны парой, гуляют уже несколько часов…

- Товарищ майор! - разделся крик сзади. - Со стороны Аминово группа идет, направляются к Зеркальному Ручью, семнадцать человек, дрон засек. Светляк среди них есть, один, как минимум!

- Выжечь квадрат! – скомандовал Михаил.

- Залпом огонь! – заорал в рацию офицер.

Вдалеке завыли системы «Град». Выжигать места, где засекали двигающихся к поселку, нужно было полностью. На всякий случай. Если в группе хотя бы несколько светляков, не сработает ни дрон, ни гранатомет – светляки легко их трансформируют. С тяжелым вооружением пара светляков совладать пока не могла. Пока не могла.

Кольцо вокруг Зеркального Ручья, поселка, где угнездились светляки, должно быть сейчас непроницаемым. Этой стае, огромной стае никакое тяжелое вооружение не было страшно. Сам поселок оставался для армии неприступной крепостью – пространственные ловушки светляков были надежными и смертельными. Но они отчаянно нуждались в пополнении рядов. Чем их больше, тем они сильнее. Никто не должен был проникнуть.

- Товарищ майор, уничтожены все!

- Молодцы-молод… Твою мать, сержант, это что нахрен такое?! – Твердохлебов заревел как бык.

Они с Кривцовым вышли из штабной палатки к торцу ближайшего пятиэтажного дома. На белой торцевой стене было нарисовано огромное граффити. Так Михаилу показалось вначале. Огромная черная фигура во всю высоту. Но в районе четвертого этажа плоская фигура выходила из стены. Из серой стены выдавался кусок груди, правая ключица с которой вниз опускалась безвольно покачивающаяся рука, шея и, наконец, голова. Левым ухом она прижималась к стене. Черная, лысая с высокими скулами. Она периодически широко открывала рот, издавая протяжное «уууууу». Глаза ее бессмысленно вращались. У стены внизу стояла женщина средних лет в больших очках и протягивала к голове руки.

- Коленька, ты как? Ты меня видишь? – вопрошала она голову плаксивым тоном.

- Ууууууу…

- Товарищ майор, так не было же еще с вечера, а когда увидели, переносить не стали. Товарищ, майор, они ж безопасны в таком состоянии… А женщина эта – это мать, ну вот этого… Николая, - извиняющимся тоном начал сержант.

- Почему здесь?! Никого быть не должно постороннего!

- Так чего ж ее убирать, если сегодня может все, день последний… - робко начал сержант.

- Убрать! Выполнять! – заревел Твердохлебов еще громче.

Сержант и еще один боец кинулись к женщине и потащили ее прочь. Та истошно завизжала.

Твердохлебов еще не решил, на что смотреть ему тяжелее: на таких, как раскуроченный Виталя, или на таких вот, как этот Коленька.

На тех, кого уничтожали при первых признаках превращения, или на тех, кто превратился неудачно. В Москве каждый день обнаруживали таких неудачников. Все они пытались инициировать себя самостоятельно. Если человека инициировал не другой светляк, то вероятность неудачного исхода была больше пятидесяти процентов. Но тех, кто пытался это осуществить, все равно было много. Каждый раз трансформация неудачников была разной, но всегда отвратительной. Но, да, они были безопасны. Лишались рассудка и медленно умирали в течение нескольких дней, постепенно распадаясь.

Впрочем, если совсем честно, все это было лучше, чем тот случай, когда в первый раз Михаил лично увидел жертв светляков…

Это было, когда уже два года прошло с Инцидента в заброшенном здании Шелкового комбината в Наро-Фоминске, после которого люди стали превращаться в светляков.
Вначале в Подмосковье, затем в Москве, затем по всей России, потом по всему миру. Те, кто стал светляками, инициировали других. Инициировали тех, в ком видели Потенциал.

Это было, когда светляков уже перестали приглашать на телевидение и на ютуб-каналы… А ведь некоторое время шоу, где они показывали свои фокусы, пользовались огромной популярностью.

Их перестали приглашать, потому что очевидным стало то, что светляки не просто необычные, а опасные.

Это было, когда произошли первые крупные теракты, устроенные ими: террористический акт на колесе обозрения в Токио – мир облетели фото с залитой кровью огромной белой крутящейся конструкцией. Трагедия в нью-йоркском метро, берлинская мясорубка – тысячи убитых, тысячи тех, кто принял смерть столь страшную, что ее отказывалось принимать воображение. Не попытки инициации, а массовые убийства.

Это было, когда преследование светляков уже началось, а в мировой прессе уже появились первые сообщения о детях, прошедших инициацию и самым жестоким образом убивавших своих родителей и друзей.

Это было, когда в России все еще царило относительное спокойствие. Конечно, все понимали, что со светляками нужно было что-то делать, понимали, что полиция с этим не справится в случае чего. Принимались соответствующие законы. Армия уже формировала подразделения. Михаил входил в одно из них. Но трагедий-то не случалось…

Это случилось три года назад. Тут, в Захарьеве. Тоже была осень. Сентябрь. Михаил служил тогда здесь. Так совпало. Он прибыл одним из первых, когда поступил сигнал. Автобус должен вез детей-третьеклассников, учеников одной из местных школ на экскурсию в старинную усадьбу неподалеку. На улице Горького автобус остановился – водитель с учительницей пошли в магазин (на две минутки), чтобы купить воды и сигарет. Свидетели потом показали, что в автобус вошел светляк. (Они узнали его, знали, что он стал светляком три месяца назад. Он был из местных). Потом вышел…

Михаил помнил все до мельчайших деталей. Залитая мягким светом улица. Погожий день. Деревья уже начали желтеть, и мелкие листочки потихоньку ложились на асфальт. Очень тихо. Старенький небольшой автобус, советский, на желтый бочонок похож. Стоит у тротуара. Рядом здание с магазином на первом этаже. Неподалеку от автобуса стоят водитель, учительница и сотрудник полиции. Оцепления еще нет. Они не разговаривают. Их как будто трясет. Михаил приглядывается – за окнами автобуса толком ничего не разглядеть, какая-то желтизна. Он спрашивает стоящих у автобуса – толком никто не отвечает. Отдельные странные реплики. Учительница смотрит на него широко раскрытыми глазами, пытается что-то сказать, умолкает, хватается за голову.

Михаил заходит в автобус. Там еще тише, чем на улице. Паутинка в углу одного из окон. За окном солнечные лучи на асфальте, виднеется ветвь с желтеющими листьями, один из листочков срывается и медленно летит вниз мимо окна.

Перед ним желтоватая масса. Почти ему по колено. Она твердая. И заполонила почти весь салон. Только перед кабиной свободно, там Михаил и стоит, а масса – перед ним. В этой массе выделяются фигуры. Справа, слева, дальше, еще справа и слева, еще один ряд… Они тоже желтые, из того же материала, что и масса. Пухлые. Но можно разглядеть очертания голов, шей, рук, корпусов. Она возвышаются. Михаил трогает одну из них. Корка. Под пальцем желтая корка. Он надавливает и она трескается. Под ней что-то мягкое.

- Так это же и есть дети. Все пятнадцать человек, - мелькает мысль. Но пока она еще его не тревожит. Он только осознает. Он стоит и смотрит, стоит и смотрит, чувствуя, как ему постепенно сводит нутро.

- Это и есть дети! – крик мысли внутри начинает разрывать тишину сентябрьского дня.

В автобус врывается женщина. Мать одного из детей. Они вместе с Михаилом молчат несколько секунд. Потом она начинает вопить. Бросается прямо по массе к одной из фигур. Масса трескается под ее ногами, вылетают сухие комья. Фигура, к которой она бежит, – ее ребенок (И как только она его узнала? Фигуры же такие все пухлые и одинаковые). Она хватает ее и отрывает ее от сиденья, прямо в руках она разваливается на куски. Ни внутренностей, ни крови. Странные куски, как будто застывшее тесто.

Михаил, пошатываясь, выходит из автобуса, проходит пару метров и садится на асфальт. Он не слышит больше ничего. Ни дуновений ветра, ни оглушительных воплей женщины, которая спускается из автобуса, держа в руках куски. Он, прошедший не одну горячую точку, зажимает голову руками, смотрит прямо перед собой и начинает качаться.

Потом трагедий и смертей, наверное, куда более страшных, чем эта стало намного больше, но тот случай Михаил не забудет до конца своих дней…

Террористические акты светляков, приводящие к массовым жертвам гражданских за последний год почти сошли на нет. Но армию они не щадили.

Количество погибших военных по всему миру шло уже на сотни тысяч. Превращенные в белую кашицу в казармах, разорванные на куски в танках…

По сети кто-то стал распространять инструкции, как понять самому, есть ли у тебя Потенциал и как самому стать светляком. И многие, очень многие, стали пытаться. В большинстве своем, неудачно, превращаясь в подобие Коленьки. Инструкции совершенствовались кем-то некоторое время. Год назад это прекратилось. Но количество тех, кто пользовался старыми инструкциями, не уменьшалось.

Полтора года назад выяснилось, что под Захарьевым находится крупнейшая в мире колония светляков. Постепенно район выселили. Гражданский транспорт уже здесь не ходил – ни электрички, ни автобусы. Оставались тут одиночки. Типа Витали, или Коленьки и его матери.

Неделю назад пали колонии светляков неподалеку от Парижа, в Калифорнии, в Колорадо, под Петербургом. Та, что Зеркальном Ручье – последняя из крупных. Падет она – противостоянию конец. Остальных додавят. Позавчера светляки из Зеркального Ручья выдвинули ультиматум. Либо через два дня в полночь преследование их будет полностью прекращено, либо они создадут Импульс. Для этого, для Импульса, в Зеркальном Ручье было достаточно светляков.

Импульс должен был превратить всю планету Земля в подобие Коленьки.
Наверху этот ультиматум, как показалось Михаилу, восприняли с облегчением – там тоже давно хотели окончательной развязки.

- Вот так… - пробормотал Твердохлебов, - вначале трояны…

- Ты о чем? – встрепенулся Кривцов, засмотревшийся на фигуру и голову на торце дома.

- Я говорю: операция «Удар тьмы» разработана не мной, но она утверждена и согласована. Никаких импровизаций. Вначале наши троянские кони… Если у них ничего не получится, то в 22.30 мы их подорвем вне зависимости от того, в какой части поселка они находятся. Если эффекта не будет, в дело вступит спецназ. Задача – убить лидера светляков.

- Спецназ? Какой, в жопу, спецназ? – недоуменно спросил Женя. – Им светляка удалось завербовать? Кто к ним еще подобраться может?

- Светляка невозможно завербовать, - глядя перед собой, тихо сказал Михаил,  - но есть какой-то элитный-преэлитнейший спец, говорят. Позывной «Коршун». И оружие у него непростое.

- А у светляков есть лидер? Я только слухи знаю.

- Там, наверху, считают, что есть. И сознание у них временами становится коллективным – исследования вроде были. С 22.30 я отслеживаю обстановку, сообщения Коршуна, отслеживаю сияние. Перед Импульсом оно станет, наверняка, очень ярким. И докладываю: либо об успехе, либо о провале. После сообщения о провале они (Михаил показал головой куда-то вверх) нанесут по Зеркальному Ручью удар ядерным оружием. Стратегическим. Если от меня до полуночи не будет вестей, то тоже нанесут. И будут надеяться, что светляки не успеют создать Импульс. Вроде есть вероятность, что не успеют. А мы не успеем уйти в любом случае. Ядерный взрыв ли, Импульс. Я бы, наверное, выбрал взрыв.

- Хлеб, ты хоть понимаешь, насколько бредово это звучит: трояны, спецназ, ядерное оружие. Это не операция, а капустник. Нам же конец.

Михаил молчал.

- Ты хоть со своими успел попрощаться? Я со своей вчера попрощался, - спросил Женя.

Михаил молчал.

- Что там трояны?! – наконец, спросил он, развернувшись к палатке.

- Ходят по поселку. То прошлое вспоминают, то бред всякий несут, – отозвался связист. – Активности светляков не наблюдается, ну да нам ее и не отследить.

***

Мы стояли с Костей на пригорке, там, где железная дорога уходила за поворот и скрывалась в темном лесу. Вокруг было темно. Тут фонари уже как полтора года не работали, и над нами шумели на ветру темные ели. Не знаю, зачем мы сюда пришли – просто захотелось.

- Все-таки хорошо тут, - негромко сказал Костя. Я кивнул.

- Помнишь как ты вон там меня спас от сорвавшегося с цепи волкодава, Цезаря. Нам тогда, сколько? Лет по десять было? – спросил я. – Не ожидал я тогда, что ты на помощь придешь.

- А я  не ожидал, что ты пойдешь меня выгораживать, что скажешь родителям, дескать, это твоя идея была: без спроса одним здесь гулять, - ответил Костя.

- А влетело в итоге обоим. И сильно влетело.

- Если и есть на свете эталон несправедливости, то это был как раз он, - заметил мой друг.

Я повернулся и медленно пошел с пригорка. Остановился, взглянул на Костю и сказал:

- А Егорку жалко.

Костя нахмурился и стал пристально смотреть на меня.

- Да, - медленно произнес он через несколько секунд, - Егорку действительно очень жалко.

***

- Папа, а ты вот строитель, а сможешь за пять секунд дворец построить? – ребенок хитро прищурился.

- Нет, Дима, за пять секунд никак не смогу, - ответил ему Алексей.

Они втроем гуляли по поселку. Еще не стемнело, и мягкий свет подкрадывающихся сумерек успокаивал. Даже Наталья выглядела спокойной (наконец, оторвалась от своего проклятого гербария).

- А я смогу! Хочешь, покажу? – в глазах Димы уже светилось предвкушение.

Алексей и Наталья переглянулись и вздохнули

- Давай уже, показывай, - сказал Алексей.

Одежда не могла скрыть сиреневое сияние. Не одна рука – на этот раз Дима стал светиться весь.

Ель немного закрывала обзор, но Алексей и Наталья увидели, как из-за кроны выплывает что-то исполинское и сверкающее даже в мягком свете сумерек.

Они вышли из под дерева. Это была только нижняя часть чего-то, что уходило за плотные облака. Огромный цилиндр темно-золотистого цвета. Его нижняя часть находилась посередине кольца, которое, казалось, если бы его поставили на землю, охватило бы несколько таких поселков, как тот, в котором они жили.

Золотистое кольцо соединялось с цилиндром, огромными трубками такого же цвета как оно. Из кольца по всей окружности вверх параллельно цилиндру уходили за облака зеленые, красные и синие цилиндры потоньше. Они и центральный цилиндр были соединенные между собой странными тонкими серебристыми узорами. Наталье показалось, что земля уходит из под ее ног, когда она всматривалась в эту невозможную конструкцию.

- Потрясающе, - прошептал Алексей.

Жена крепко сжала его руку.

«Дворец» исчез. Дима перестал сиять. Он тяжело дышал, но был доволен.

- Пап, Мам, я шучу, это не я построил, я просто окно открыл, - отдышавшись, чуть смущенно сказал он.

- Да знаю, фокусник, - сказал Алексей и потрепал сына по волосам.

- Куда же он окно-то открыл? – задумался он. – Что это за мир, где такое могут построить?

- Папа, а мы сегодня к Вере Павловне пойдем?

Вера Павловна была их соседкой. Невысокая, очень строгая с виду пожилая женщина. Но она очень любила Диму и его родителей. Впрочем, в поселке их все любили. Вчера они были у нее в гостях.

- Нет, Дим, Вера Павловна сегодня очень занята, очень, - с грустным вздохом ответил Алексей.

- Ты только не бойся ничего, - сказала вчера Диме Вера Павловна.

***

- Ты только не бойся ничего, - так сказал вчера Михаил своей дочери, когда выезжал на операцию. Сейчас он сидел и думал о ней. Может позвонить?

- Товарищ майор, там, там, смотрите, активность!!! – крик сержанта заставил его вздрогнуть. Палатка мгновенно заполнилась отборной, но при этом информативной матерной бранью. Солдаты и офицеры выскочили из укрытия и смотрели вверх.

- Назад! По местам! – рявкнул Твердохлебов, еще даже не успев посмотреть, куда показывал сержант. Взглянув, он увидел исполинскую, уходящую за облака конструкцию, зависшую в воздухе примерно там, где располагался Зеркальный Ручей.

- Тарищ, Майор, это оно?

- Ждать команды! –рявкнул Михаил. В штабе повисла тишина.

Устрашающая громадина, казалось, немного приблизилась. Дать сигнал о начале атаки? Но интуиция подсказывала майору, что то, что он видел, не было связано с Импульсом. Он ждал. Конструкция исчезла. Тишина в палатке вновь прервалась отборным матом. Твердохлебов тяжело выдохнул, опершись руками о раскладной стул. Снаружи послышались заунывные звуки. Подал голос Коленька.

- Да заткните же его! – с негодованием воскликнул Михаил. Один из бойцов побежал затыкать Коленьку. Встал у стены, вскинул автомат и дал очередь прямо в глаз огромной черной головы. Очередь из автомата не могла убить Коленьку. Коленьке суждено было распадаться еще, минимум, неделю, но обычно подобные меры были для неудачников чем-то вроде снотворного.

- Не смей, мразь!!! – раздался оглушительный высокий и надрывный крик. Мать Коленьки с огромной силой вонзила кухонный нож в горло солдату. Тот не успел среагировать, выронил автомат, схватился руками за горло, из которого захлестала кровь и начал оседать на землю. Раздалась автоматная очередь и женщину в больших очках прибило к стене. Она даже не охнула. Стала сползать, оставляя на бетоне кровавый след. Стрелял Кривцов. Михаил и солдаты бросились к раненному товарищу. Тот лежал на земле и периодически дергался.

- Сержант, сволочь, - прошипел Михаил. Тот стоял перед ним, смотрел на убитую женщину и на дергающегося солдата. Его челюсть дрожала.

- Я же сказал убрать ее отсюда! – заревел Михаил.

- Я думал… я понял… жалко ее, - срывающимся голосом начал оправдываться тот.
- Товарищ майор, готов.

Михаил захотел застрелить сержанта на месте, но, вместо этого, ограничился сокрушительным ударом в челюсть. Сержант рухнул.

- Всех убрать! Этого! (Михаил кивнул на лежащего сержанта), за периметр, быстро!

- Ииииииу, иииииу, - стонал Коленька. Его голова впервые за все время так сильно наклонилась вниз. Казалось, он смотрит на убитую мать. Из огромной ноздри вылезла и медленно стала спускаться вниз серая сопля. Через несколько секунд она упала на тело матери.

***

Мы с Костей возвращались к центру поселка. Проходя мимо участка, где стоял один из самых старых здесь домов, мы остановились. Там, сбоку, неподалеку от калитки, на небольшом заасфальтированном пространстве, было установлено баскетбольное кольцо. Его хорошо освещал голубой свет фонаря. Как же мы здесь подростками обожали играть! Часами напролет, часами. Костя молчал и смотрел на кольцо полными глубокой грусти глазами.

- Мяч, кстати, тут имеется, - с улыбкой сказал я.

По-хозяйски открыл калитку на чужой участок и через несколько секунд вынес оттуда своему гостю оранжевый с черными полосками баскетбольный мяч.

***

 Дима играл у ворот и не мог слышать, как кровать на втором этаже их дома скрипела все громче и чаще, громче и чаще. Достигнув максимума, скрип оборвался. Наталья откинулась на подушку.

- Я и не думала, что перед концом света это будет настолько хорошо.
Лежавший рядом Алексей молчал. Он был с ней согласен. Наталья встала, надела халат и подошла к окну. Было уже темно.

С той стороны к окну подлетело нечто пушистое, с громадными, полностью черными глазами, в которых Наталья успела увидеть свое отражение, и большущими черными с белыми прожилками крыльями. Она и Алексей успели только вздрогнуть, когда тварь исчезла.

- Паааап, мааам, - донесся снаружи крик Димы.

Алексей подскочил к окну и открыл его.

- Папа, мама!!! – Дима светился. Не сиреневым светом, а обычным счастьем. – Мне зверика удалось через окно выпустить. Ненадолго, но он пролетел досюда почти от самых ворот. Первый раз удалось!


- Молодец! – ответил Алексей, стараясь унять дрожь в ногах. – А можешь вытащить кого-нибудь покрупнее и пострашнее, чтобы на тех, кто нас окружил, натравить?

- Ну папа! Я же только учусь!

***

Уже совсем стемнело. Стало прохладнее. Почти половина одиннадцатого. Михаил сидел, уставившись в экран монитора. Он считал секунды.

- Товарищ майор! Две минуты!

Час назад Твердохлебов получил странное послание от Коршуна с предложением отменить первую часть операции и попробовать эвакуировать троянских коней. Объяснял тем, что светляки якобы все знают. Майор связался с командованием и получил категорический отказ. Действовать строго по плану!

- Товарищ майор, минута!

Михаил, постукивая пальцами по столу и все так же глядя в монитор, досчитал до пятидесяти семи, а потом скомандовал:

- Подрыв!

***

Костя уже снял со спины рюкзак и взял в руки мяч, когда неподалеку раздались один за другим два взрыва. Мне даже показалось, что я услышал сдавленный крик.
- Это ваши троянские кони, - тихо сказал я. – Видимо времени, у нас немного осталось, да Костя? Ты не переживай эпсилон-изучение уже нейтрализовано. Мы с утра за ними следили.

- Да я понял, что у тебя все схвачено, когда ты сказал, что тебе Егорку жаль. Я даже попробовал подрыв отменить, но отказ пришел. Егор Леонидов его зовут… звали, ты его знал?

- Немного, - ответил я. – Он алкоголик, художник, правда, при этом. Но давно ничего не писал, единственное, чем занимался, когда пьяным не был, гулял по поселку целыми днями. Друга его, которого вы наркотой накачали, я, конечно, не знал.

- Времени у нас, и правда, осталось совсем мало, - сказал Костя, мрачно смотря на свой рюкзак.

Костя, который после института неожиданно для всех начал делать карьеру в армии. Костя, который попал в самое элитное подразделение спецназа. Костя, который стал лучшим в своем деле. Костя, которого послали убить лидера сияющих. Того, кто был его лучшим другом.

***

- Полная готовность! Наблюдательный пункт один и два! Проверка связи! – Михаил отдавал приказы. – Все действовали слаженно, быстро и без лишних слов.

Но перед тем как окончательно уйти в работу, полностью обратиться в слух и в действие, Твердохлебов вдруг вспомнил, как год назад он привез дочь в травмпункт. Руку сломала – с велосипеда упала неудачно. Помнил, как он, пока ей накладывали гипс, подошел к кофейному автомату в коридоре и купил стаканчик кофе. Как говорил с врачом. Как привез дочь домой, как успокаивал ее, как вечером они посмотрели вместе мультфильм.

Вкуснейший же кофе был. И мультик тот, такой смешной оказался. Хохотали до слез. Вот бы еще раз с ней пересмотреть.

***


Те, кто продумывал операцию, понимали, что Костя единственный, кого я подпущу к себе. Костя прекрасно понимал, что я знаю, зачем он едет... Он должен был убить меня.

Костя все еще смотрел на рюкзак, но не протягивал к нему руки. Посмотрев на меня, спросил:

- Артём, ты чего?

- Да ничего, просто есть хочу, - ответил я.

Моя правая рука сияла сиреневым светом все сильнее. Я протянул ее к ветви яблони с пожухшими листьями. На ветке мгновенно возникли новые зеленые листья, она прижалась к земле под весом больших, спелых яблок, ветвь освещал яркий солнечный свет. Вокруг нее было жарко. Я сорвал одно яблоко и оглянулся на Костю:

- Будешь?

- Воздержусь, - ответил он.

- Ну как хочешь, но это, между прочим, август 2023го, тогда яблочный урожай был невероятный.

Я отнял правую руку от ветви – свет и тепло исчезли, она снова стала веткой с редкими бледными, желто-зелеными листьями. Я надкусил яблоко, затем еще и еще. Боже, каким же оно было сладким и сочным!

- А ты Ленина с броневика можешь так достать? – спросил Костя.

- Не-а, пока могу только мелкие предметы, вот как это яблоко, и сам зайти целиком туда пока не могу. Но мы развиваем наши способности.

Я сделал несколько шагов и, встав, к Косте спиной, стал смотреть в небо, продолжая вкушать плод и наслаждаясь запахом осени.

- За что вы убили тех детей? В автобусе. Тех пятнадцать детей.

Я повернулся. Костя даже не притронулся к рюкзаку, но продолжал на него пристально смотреть.

- Почему из всех несчастий, из всех трагедий, ты спрашиваешь о них? – произнес я.

- Потому что с гибели этих пятнадцати детей в России начался кошмар, - сухо ответил Костя.

- Все дело в том, что как раз эти дети не погибли. И они не стали теми, кого вы называете неудачниками. Эти пятнадцать детей все еще существуют.

Понимаешь, Костя, сияние – это только первый этап. Существуют и другие. Но каждый этап меняет человека очень сильно. Когда я и те, кто со мной, стали сияющими, нам было очень тяжело удержать в сознании, что такие, как ты, были с нами всю жизнь, что вы тоже живые.

Нам было тяжело, но, со временем, мы справились.

Мы помним, что вы есть. А ребенок с этим не справится. Когда он становится сияющим, перемена ценностей в нем столь сильна, что он не может ее выдержать. Ему этот мир уже не так важен – ведь есть триллионы других.

Родственники, близкие, друзья уже не так важны. Истребить их, просто так, в игре – плевое дело. Мы не сразу поняли, что детей инициировать нельзя. За редчайшим исключением. Сейчас мы никого не инициируем моложе двадцати.
А с теми пятнадцатью школьниками вышло еще хуже.

Наш, Гришка Самойлов, сам недавно стал тогда сияющим. Почувствовав, что в автобусе пятнадцать человек с Потенциалом, он на радостях инициировал их всех сразу.

Но они не стали сияющими.
Но и не стали неудачниками.
Неудачниками становятся часто. Это правда. Те, кто сами пытаются стать сияющими.
Но именно эти дети – не тот случай. Они перескочили сразу в следующую форму, минуя сияние. Их физическая оболочка им стала вообще не нужна.

Мы взрослые еще к этому этапу не готовы.

А тут дети. Помнишь, мы на станции в детстве любили с тобой орехи грецкие колоть. Ты знаешь, что стало со скорлупой? Ты сильно за нее переживал? Вот, на что это похоже. Вот на что похож теперь наш мир и близкие для тех пятнадцати детей – скорлупа, о которой забывают через миг. Они никогда не вернутся. Но они все еще существуют. Мы иногда принимаем их сигналы.

- Артём, ты знаешь, что среди родителей тех ребят, четверо матерей покончили с собой?

- Конечно, знаю, - ответил я. – Мы попросили Гришку Самойлова так больше не делать, а одной из матерей тайно помогли вылечить рак. В качестве некоторой компенсации. Она даже не поняла, как вылечилась.

- А те теракты, те десятки тысяч жертв в Токио, Берлине, Нижнем Новгороде, да по всему миру? Там люди тоже перешли в другую форму? –спросил Костя.

- Нет, - поспешил я заверить его, - с ними все нормально, они, и правда, погибли.
Но, понимаешь, Костя, те теракты, как ты их называешь, – это наши оплошности. Мы постепенно учились контролировать новые способности. Первые полгода после Инцидента мы еще были безопасны, а потом… это как подростковый возраст. Хочется пробовать, доказывать.
Да и, еще раз говорю, мировоззрение меняется. О жизни, таких, как ты, думаешь, меньше.

Кстати, я тут сказал об исключениях. Живет тут в поселке у нас мальчик восьми лет. Димой зовут. С родителями живет. Родители такие же, как ты. А вот парнишка – сияющий.

Инициировал себя сам год назад. И не просто сам.
Он это сделал вообще без инструкций. И до сих пор, ты не поверишь, не нашинковал своих родителей в салат. И не нашинкует. В нем невероятная самодисциплина. И он очень любит своих маму и папу. Но его способности… Это нечто! Например, сегодня днем, пока я тебя ждал, он в небо из другого мира такую конструкцию на несколько секунд вывел! Такого размера, такой сложности! Ты знаешь, Кость, я вряд ли в одиночку когда-нибудь так смогу.

- Я не видел, но мне доложили, что здесь в небе днем возникло что-то такое, от чего в штабе обосрались, - ответил Костя.

- Он – живое доказательство, что можно быть сияющим и жить в согласии с вами.

***

Наталья смеялась заливиство и долго. Алексей был счастлив. Она смеялась впервые за долгое время. Они сидели в столовой и ели торт. Причина веселья была проста. Алексей все же похитил у супруги ее гербарий и дополнил его. Как умел. Сделал череп еще страшнее, сумел из листьев изобразить лежащие вокруг трупы. Две минуты назад он показал свое творение жене и та пришла в восторг.

Он смотрел на сына. Тот с довольной улыбкой уплетал второй кусок торта. Алексей все же не мог понять, как восьмилетнему парню удается быть настолько спокойным и даже радоваться жизни. Откуда в нем такая колоссальная дисциплина? Сейчас они доедят торт и пойдут вниз. Алексей, даром что ли, строитель? Дворец за пять минут он, конечно, построить не может, а вот бункер построил еще год назад. Он сильно сомневался, что убежище спасет их от ядерного удара той силы, что собираются нанести, а от Импульса и подавно не защитит. Но он хотя бы попробует спасти семью.

***

- Предположим вам удастся как-то убедить людей в этой белиберде, что те дети жив… существуют. Но! Вам ведь не простят ваших «оплошностей», этих чудовищных массовых убийств. Убийств военных тоже. Я не прощу. – как судья, говорил Костя.

- Да кому вообще нужно прощение?! – вспылил я. – Что с него толку? Нам нужно эффективное сосуществование!

- Как ты себе это представляешь?

- Наши возможности, рак, время, пространство – тебе мало?

- Это я как раз отлично понимаю! Но как ты это сумеешь провернуть?

- У нас есть дорожная карта. Информационно-просветительская работа. Мы остановим вместе с вами самовольные попытки превращения. Ты обратил внимания, что те инструкции, распространяемые в сети, более не обновляются? Мы нейтрализовали тех из нас, кто этим занимался. У нас есть план совместной научной работы…

- Чего вы хотите? – холодно спросил Костя.

- Времени и людей с Потенциалом. Нас должно стать больше. И скоро у нас будет достаточно сил, чтобы трансформироваться и полностью покинуть эту реальность, чтобы вы не нервничали.

- Где гарантия, что после перемирия, вы, став сильнее, не перебьете нас?

- Да нафиг вы нам нужны? Нам, повторюсь, люди не особенно-то интересны. Те, что с Потенциалом – нужны как воздух, а вы-то зачем? Это мы вам нужны. А вы еще и скучать будете по нам.

- Почему только сейчас этот разговор возник?

- Мы пробовали установить дипломатические отношения, но нас после тех неприятностей не хотели слушать, – ответил я. - Ты уж прости Кость, но маскировку пора снимать, иначе на удар будет труднее ответить. Мы думаем, что есть вероятность, что после Импульса, мы – сияющие – пересоберемся. Вроде бы есть вероятность.

Кончики пальцев на моей правой руке засияли. Я щелкнул ими. Пространственная маскировка спала. Вместо рощи за спиной Кости возникла большая поляна. Он обернулся и увидел тысячи людей. Они стояли рядами. Они стали сиять. Все ярче.

- Блин, а я-то все никак не мог понять, куда поляна делась, - промолвил он. – Так, ну а ты чего?

- Потом присоединюсь, - ответил я.

- Так это чушь все про коллективное сознание?

- Конечно! Когда нам нужно, мы можем мысленно общаться, но индивидуальность от этого не страдает.

***

- Товарищ майор, пункт связи один. Сияние!

- Всем оставаться на местах! – рявкнул Михаил. Они с Женей Кривцовым выскочили из палатки. Над лесом вознесся столп сиреневого цвета.

- Импульс? – охнул Кривцов.

- Еще нет! Готовятся! – ответил Твердохлебов.

Хоть бы весточка от Коршуна, хоть бы весточка. Да не будет никакой весточки! Уже 23.40.

***

- Ты мне вот, что скажи, а ты вот по мирам путешествуешь, а какой из них твой любимый? – спросил Костя.

- Тот, где нам по четырнадцать лет и мы играем здесь в баскетбол, но туда я не лезу - ответил я.

- Отличный выбор, - сказал мой друг. Он достал из кармана смартфон и нажал на кнопку

***

- Коршун! Связь запрашивает!

- Выводи!!! – в отчаянной надежде крикнул Михаил, ринувшись надевать наушники.

***

- Дамы и господа, командующие операцией «Удар тьмы», сейчас вы станете слушателями трансляции за кубок чемпионов по баскетболу! – Костя держал в руках мяч и говорил очень громко. – Играют: Сборная по баскетболу Зеркального Ручья и команда…

- Захарьевские нахалы, - подсказал тихонько я.

- И команда «Захарьевские нахалы»! Главный приз – планета Земля целая и невредимая!

- Думаешь, сработает? – спросил я.

- Вероятность – почти ноль, - тихо ответил Костя. – Они не из тех, кто планы меняет. Но (тут он перешел на шепот) ты сейчас постарайся вот про скорлупу от орехов и про то, что простые люди вам нафиг не нужны, поменьше говорить. Сделаем, что сможем.

- Итак! – Костя уже громко обратился ко мне. - Уважаемый, расскажите, пожалуйста, как вы собираетесь прекратить убийства невинных гражданских и военных?
Он швырнул мяч. Тот гулко ударился о щит и влетел в корзину. Костя радостно махнул ногой по толстому слою покрывавших асфальт сухих листьев и они зашуршали под его берцами. Мяч в руки взял я и несколько раз ударил им об асфальт.

- У нас есть программа информационно-просветительской…

***

23.50.

Михаил в изумлении слушал «трансляцию». Простая, но все более громкая мысль стучала ему в виски. «Они говорят. Они говорят. Они говорят. Пока они говорят, можно не наносить удар! Можно не наносить удар!!!». Он поднял трубку. Дождался, пока ответят и произнес то, что не было предусмотрено никаким планом:

- Начались переговоры. Прошу отложить удар!

- Повторите? – сказали в трубке.

- Сделайте так, чтобы здесь слышали всё! - Михаил потряс трубкой в своей руке – выведите Коршуна и этого утырка на громкую связь.

Дали громкую связь и один из бойцов поднес трубку прямо к динамику.

***

23.59.

- Мы готовы, - голос Веры Павловны зазвучал в моей голове.

- В случае удара, создайте Импульс, - коротко ответил я.

- А ты?

- А я с другом в баскетбол хочу поиграть! Тысячу лет этого не делал.

- Артём? Этого не было в плане!

- Делайте, как я сказал! Последний шанс для нас всех. Почти нулевой, но надо хотя бы попробовать!

Мы с Костей уже перешли к рассказу о сроках нашего пребывания на планете. Кстати, Костя был немного впереди по счёту. Мне надо было поднажать.

***

Алексей и Наталья, держась за руки, спускались в бункер. Дима бодро шагал впереди.

- Если вдруг сидеть нам придется долго и станет скучно, - авторитетно сказал он, - я придумаю что-нибудь для нас.

***

Михаил сидел, уперев голову в ладони. Он прекрасно понимал, что шансы остановить обмен ударами практически равны нулю. Те люди, что сейчас слушали через трубку баскетбольный матч, практически никогда не меняли своих планов. Но попробовать стоило. В какой-то момент он понял, что потерял счет времени. Полночь уже наступила? Нет, вроде бы нет. Он боялся смотреть на часы. Нет, точно еще не наступила, или… Он больше не воспринимал слов Коршуна и того, кто с ним играл.

Он вслушивался в трансляцию, но не в слова. Он слушал звуки. Кроме этих звуков для него сейчас больше ничего не существовало. Ни штаба, ни Кривцова, ни светляков. Он вслушивался в звуки, которые ему сейчас казались пульсом самой жизни, которая всегда будет цепляться пусть за самую маленькую, пусть за самую последнюю, но надежду:

В удары баскетбольным мячом, в шуршание осенних листьев.