Недурная работа

Голова болела так, что мысли вызывали мучительные спазмы. Язык распух и напрочь отказывался облизывать пересохшие губы. Под веками расположились все пустыни мира. Стараясь не совершать лишних движений, я осторожно переместил тело на край кровати, нащупал ногами пол и медленно принял вертикальное положение. Как только шум в ушах утих, попытался открыть глаза. С третьей попытки различил серые очертания комнаты, светлое пятно окна и темный проем, к которому и двинулся, преодолевая желание немедленно лечь обратно в постель. На ощупь повернув ручку двери ванной комнаты, я сделал еще несколько неверных движений и с наслаждением подставил голову под струю холодной воды, ловя губами живительную влагу. Раздраженно освободившись от мятой одежды, я встал в ванну и включил душ на полную мощность. Ледяной поток на мгновение заставил испытать блаженство. Как только тело покрылось мурашками, а зубы начали выбивать барабанную дробь, я выключил воду и взялся за полотенце. Прикосновение к телу жесткой ткани окончательно привело меня в чувства. Растеревшись до красна, я  уже почти бодро вернулся в комнату и вытащил из шкафа первую попавшуюся футболку. Тоже мятую, но хотя бы чистую.
Кое-как натянув на себя одежду, я отправился на кухню, понимая, что поесть, конечно, не смогу, но вот выпить кофе было бы разумно. В пакете порошка осталось ровно на одну чашку. Поставив турку на огонь, я прислушался к ощущениям: голова болела уже гораздо терпимее, желудок перестал сжиматься, а руки уже почти не дрожали. Мысль о глотке горячего напитка не приводила в ужас, а значит, можно даже попробовать что-нибудь съесть. Следя за поднимающейся коричневой пеной, я машинально открыл холодильник и вытащил пакет с хлебом. Вовремя выключив плиту и мысленно похвалив себя за это,  развернул пакет и вынул серый, чуть зачерствевший ломтик. Ну, что ж, вот и завтрак. Налив кофе в единственную чистую чашку, я осторожно сделал первый глоток. Прислушался к ощущениям. Решительно вытянул из помятой пачки «Camel» сигарету, щелкнул зажигалкой. Горьковатый дымок оцарапал горло. Я сделал второй глоток, уже с удовольствием посмаковал во рту горячий напиток – и в этот момент раздался резкий стук в дверь.
На пороге стоял невысокий человечек в пыльном плаще и бесформенной шляпе, за его спиной маячили двое полицейских.
- Дэн Тейлор? – вежливо осведомился коротышка, прищурив правый глаз. Его маленькие глазки цепко ощупали мою фигуру и буквально впились в лицо. Я кивнул.
- Это принадлежит Вам? – он протянул мне кусочек белого картона, на котором было оттиснуто мое имя.
Я повертел в руках визитку. Она, несомненно, принадлежала мне. Более того, это была моя последняя визитка. Вот и пятнышко в уголке, которое я подсадил, уронив портмоне дня три назад. Попытка до конца отчистить грязь не увенчалась успехом, и пятно, напоминающее жабу, так и осталось в углу белой картонки. Вот только как визитка попала в руки этому типу? Я хорошо помнил, что не вручал ее никому.
Подняв глаза на улыбающегося визитера, я медленно кивнул. Тот тоже кивнул, слегка пожал плечами и вежливо предложил мне пройти в ближайший полицейский участок. На мои просьбы объяснить причину столь странного приглашения он по-прежнему вежливо пояснил, что на месте я узнаю всё достаточно подробно.

Всю дорогу до участка, который, к слову, оказался не ближайшим, я мучительно пытался вспомнить, кому же я мог отдать визитку. Дни последних недель, да, пожалуй, и месяцев, были похожи один на другой: серые, невыразительные, незапоминающиеся. Головная боль внезапно снова напомнила о себе, и в кабинет следователя, на дверях которого красовалась скромная табличка «Эндрю Лайт», я вошел раздраженный и недоумевающий. В небольшой комнате, всё пространство которой, казалось, занимал огромный стол, заваленный бумагами, было душно. Хозяин кабинета исподлобья взглянул на меня, хмуро кивнул на стул, открыл одну из папок, лежащих на столе, и погрузился в чтение. Был он лысоват и неопрятен. Я кашлянул, стараясь привлечь его внимание. Он приподнял брови, выражая недоумение, отложил бумаги, встал, повернулся к окну и приоткрыл фрамугу. Несколько томительных минут я созерцал его спину. Вдруг следователь стремительно обернулся и заговорил высоким раздраженным голосом:
- Господин Тейлор, мы вынуждены побеспокоить Вас в связи с некоторыми щекотливыми обстоятельствами. Советую Вам быть искренним, ничего не утаивать.
Я недоуменно взглянул на него и полез в карман пиджака за сигаретами. Ни в одном из карманов сигарет не оказалось. Я с досадой вспомнил, что пачка так и осталась на столе в кухне. Следователь бесстрастно наблюдал за моими поисками, потом усмехнулся и выставил на край стола табличку «NO SMOKING». Я украдкой вытер о брюки взмокшие ладони и, преодолевая сиплость в голосе, спросил:
- Я могу узнать, наконец, в чем дело?
- Разумеется, - теперь следователь был сама любезность, - разумеется, можете.
Он положил передо мной злополучную визитку.
- Когда и кому вы ее вручили, припомнить, конечно, не можете? Я понимаю, вы раздаете их направо и налево…
- Почему же, - перебил я следователя, - могу. Эту визитку я никому не вручал. Она должна лежать в моем портмоне. Это последняя, я отчетливо помню, что еще три дня назад держал ее в руках. Портмоне упало, визитка запачкалась, и я приводил ее в порядок. Видите пятно? – я ткнул пальцем в серую жабу.
- Действительно, пятно, - Лайт сладко улыбнулся. – Тогда скажите, Тейлор, Вам говорит о чем-либо имя Мюррей? Джон Мюррей?
Я собрался с мыслями, стараясь пересилить всё нарастающую боль в правом виске. Честно говоря, я сейчас не вспомнил бы и имени собственного банкира.
- Нет, определенно нет, - твердо ответил я после недолгого раздумья и твердо взглянул в глаза собеседнику.
- А если так? – передо мной на стол легла фотография. Я несколько раз моргнул, прогоняя серую пелену, и вгляделся в лицо, которое показалось мне смутно знакомым. Где-то я уже видел эти равнодушные глаза и щегольские усики.

 - Я понимаю, Дэн, что ты не любишь шумные сборища, но я обещала, что буду там, и не одна. Ведь ты не хочешь, чтобы я пошла туда с кем-нибудь еще, пупсик? – Сандра очаровательно надула губки, сморщила миленький носик и подняла на меня умоляющий взгляд.
Я улыбался, любуясь девушкой. Мне нравилось в ней всё: точеная фигурка, милое личико, легкие, непослушные пряди волос, то, как она гримасничала, когда хотела умилить меня, голосок, напоминающий журчание ручейка и, несмотря на невинную внешность, твердый характер. Она всегда добивалась своего и, если уж быть до конца честным, просто вила из меня веревки. Я никогда ни в чем не мог ей отказать. Да и зачем? Я был влюблен и абсолютно счастлив. Более того, меня переполняло чувство гордости. Такая девушка согласилась стать  женой простого парня, который, по сути, еще ничего не достиг в жизни, и у которого за душой ничего не было, кроме его скромного таланта к сочинительству.
Мы познакомились на презентации моей первой книги. Сборник рассказов, так, ничего особенного. Но меня поздравляли, мило улыбались, жали руку и говорили о блестящем будущем. Сандра была на фуршете с родителями, сразу привлекла мое внимание, но показалась мне тогда холодной и недоступной. Мы обменялись парой ничего не значащих вежливых фраз, и через пару дней я и думать о ней забыл. Когда примерно через неделю я получил приглашение на ужин в дом ее родителей, то был удивлен и даже испуган. Мне еще никогда не приходилось вращаться в таком обществе. Фаргейты славились великолепно организованными приемами, на которых «угощали» гостей интересными личностями. В этот вечер «угощением» был я. Обо мне говорили, меня разглядывали, задавали вопросы, многие из которых заставляли меня краснеть, потеть и заикаться. Сандра благосклонно улыбалась мне, я весь вечер ловил на себе ее внимательные взгляды, а  после ужина даже удостоила недолгим разговором. Мы мило поболтали о моей книге, девушка продемонстрировала неплохое знание текста и изрядное остроумие. Очень непринужденно предложила завтра посетить вернисаж модного художника. Я поспешно согласился, испытывая странное чувство благодарности и смущения одновременно: никогда я не был в центре внимания, никогда со мной не пыталась флиртовать красивая и умная девушка.
Нет, конечно, я не урод. И говорить могу складно, недаром я всё-таки стал писателем. Но вот робость и смущение, которые буквально сковывали мой язык, едва рядом оказывалась представительница противоположного пола, изрядно портили мне жизнь. так что вниманием девушек я был не избалован. Поэтому, пожалуй, Сандра не просто понравилась мне. Через пару дней я был влюблен настолько сильно, что перестал соображать. Она казалась мне воплощением всего самого светлого и чистого, что есть на земле. Мы прекрасно ладили, она ввела меня в свой круг, познакомила со своими друзьями и, что мне не очень, признаюсь честно, нравилось, постоянно водила за собой на различные мероприятия, в основном многолюдные и шумные, на которых я всегда чувствовал себя не в своей тарелке.
Вот и сегодня я, разумеется, не смог отказать любимой и скрепя сердце отправился на празднование дня рождения одной из ее многочисленных приятельниц. Было всё, как обычно: шумно, бестолково,  изысканное угощение и море выпивки. В комнатах быстро стало душно. Я всё чаще выходил на веранду, курил, отдыхая от любопытных взглядов высокородных девиц. Наблюдая через стеклянные двери за Сандрой, которая оживленно болтала с одной из подруг, я поймал себя на мысли, что очень счастлив. Прикрыв глаза, я в очередной раз вспомнил день нашей помолвки,  раскрасневшееся лицо любимой, слезы ее матери и крепкое рукопожатие отца. Да… Через несколько месяцев я буду женатым, солидным человеком…
Очнувшись от сладких мечтаний, я снова заглянул в гостиную и поискал глазами невесту. Потом открыл двери и оглядел помещение: Сандры не было. Бесцельно послонявшись от стола к бару, я вышел на веранду и спустился в сад. Вдыхая запах цветов и влажной травы, я прошелся по дорожке, радуясь, что скоро можно будет покинуть этот гостеприимный дом. Услышав веселые голоса, доносящиеся с соседней дорожки, отгороженной от меня кустами, я поморщился, развернулся и нос к носу столкнулся с Сандрой, которая буквально висела на шее какого-то парня. То, что это была именно она, я осознал лишь через несколько минут, так как, разумеется, не поверил своим глазам. Моя Сандра, чопорная и официальная с посторонними, всегда знающая и, главное, умеющая быть холодной и отстраненной, с упоением целовалась с… официантом. Да-да… он не снял даже белой куртки, в которой прислуживал за столом.
Я не удержался от восклицания. Парочка разжала объятья, я услышал сдавленный не то смешок, не то всхлип  Сандры и увидел прямо перед собой нахальные глаза официанта, который, единственный из нас троих, чувствовал себя вполне свободно. Он усмехнулся, небрежным жестом поправил встрепанные волосы, пригладил свои щегольские усики и зашагал прочь, легко бросив на ходу: «До встречи, детка…» Проводив его глазами, я, не взглянув на всхлипывающую девушку, резко развернулся и пошел прочь. К пяти утра вдрызг пьяный я добрался до дома и рухнул в постель. К вечеру этого же дня я уже ехал в автобусе, поклявшись больше никогда не попадаться на удочку прекрасных и таких лживых глаз.

- Ну, так как? Не узнаете? – снова спросил Лайт, пододвигая ко мне фотографию.
Я еще раз внимательно взглянул на нее. Да, глаза те же самые: наглые, с презрительным прищуром, да и усики те же, только стали погуще. Я кивнул:
- Теперь припоминаю. Встречались однажды, лет десять назад… Нет, пожалуй, все двенадцать. Но имени не знаю, да и тогда не знал. Так, случайная встреча.
- Значит, двенадцать лет назад, ну-ну, - следователь покивал, как бы соглашаясь со мной, а потом вкрадчивым голосом спросил, - а вчера, например, вы видеться не могли? Так, может быть, тоже случайно?
Он выжидательно смотрел на меня, а я на него. Курить хотелось невероятно, в горле пересохло, виски всё сильнее сжимала боль. Я судорожно сглотнул и покачал головой.
- Нет? Вы уверены? – Лайт с сожалением пододвинул фотографию к себе и вздохнул. – Что ж, тогда, может быть, вы потрудитесь объяснить, как ваша визитная карточка оказалась у этого, почти незнакомого Вам человека?
Я растерянно взглянул на него. Сил что-либо говорить у меня совершенно не было. Я опять покачал головой и севшим голосом пробормотал:
- Ничего не понимаю. Ничего.
Лайт глубоко вздохнул:
- Надеюсь, Вы не будете против, если мы снимем у Вас отпечатки пальцев? Всё-таки речь идет об убийстве.
Я вздрогнул, поднял голову и встретился с его холодным взглядом. Он кивнул, подтверждая свои слова, потом произнес в телефонную трубку пару фраз. Через несколько минут меня увели в лабораторию, где сняли отпечатки пальцев, взяли кровь и образец слюны, а после  поместили в камеру предварительного заключения. Рухнув на жесткую кровать, я закрыл глаза и попытался собраться с мыслями, но головная боль накрыла меня темным одеялом беспамятства, и я погрузился в беспокойный сон.

- Поймите, господин Тейлор, - адвокат произнес эти слова тем самым тоном, каким врачи разговаривают с капризными пациентами, - все улики против Вас. То, что Вы решительно отказываетесь признать очевидное, только отягощает Ваше и без того шаткое положение. Не знаю, удастся ли нам с вами выстроить убедительную линию защиты, если Вы будете продолжать упорствовать.
Я поднял голову и взглянул на сидящего передо мной человека. Чуть холодноватый взгляд, твердый подбородок, узкие губы… Уверенность, с которой Ник Джонсон (так он представился) произносил фразы, пододвинул  пачку сигарет и пепельницу, распахнул окно и непринужденно расположился за обшарпанным столом, на мгновение передалась и мне. Я дрожащими пальцами вытянул из пачки сигарету и жадно закурил. Рот наполнился горькой слюной, к горлу подступила тошнота. Я потряс головой.               
Всё, что произошло за последние сутки, не укладывалось у меня в голове.
…Из тяжелого липкого сна меня вырвал грохот открывающейся двери. Молчаливый охранник водрузил на стол поднос со скудным завтраком. Я, ополоснув лицо тепловатой водой из умывальника в углу камеры, подсел к столу и жадно выпил дрянной кофе. Есть, разумеется, не хотелось, да я бы и не успел, так как все тот же молчаливый охранник, появившийся на пороге, выразительным жестом пригласил меня на выход. В знакомом кабинете вчерашний следователь бодрым голосом предложил мне признаться в убийстве Джона Мюррея. Честно говоря, я настолько был поражен этим заявлением, что совершенно не слышал дальнейшего монолога Лайта, который зачитывал мне результаты экспертизы и какие-то еще документы. В голове крутилась одна единственная мысль: я – убийца… Убийца????
- Понимаю, Вам не по себе, - голос адвоката обволакивал и успокаивал, возвращая моему воспаленному мозгу способность мыслить, - но чем раньше мы начнем сотрудничество, тем проще  будет вытащить Вас из этой передряги. Улики…
- Какие улики?! – меня словно прорвало. – Поймите же, я не убивал этого человека. Да я и не знал его совсем, так, мимолетная встреча лет двенадцать назад. Даже имя его впервые услышал вчера в кабинете следователя. Зачем, скажите на милость, мне убивать совершенно незнакомого человека?
Джонсон извлек из щегольского портфеля тонкую папку, открыл ее и бесстрастным голосом зачитал экспертное заключение. Отпечатки пальцев на стакане, слюна на окурках сигарет в пепельнице и визитная карточка на столе в квартире убитого принадлежали мне. Сухие фразы официального документа неумолимо подтверждали мою виновность. Джонсон закончил читать, сочувственно взглянул на меня и снова пододвинул пачку сигарет. Я машинально закурил, обдумывая услышанное.
- Конечно, Тейлор, Вы можете продолжать отпираться,  - вновь заговорил адвокат, - но факты, как Вы понимаете, упрямая вещь. Уверяю Вас, что я, в свою очередь, сделаю всё возможное, чтобы Вы вышли из этой… ммм… неприятной, так сказать, ситуации  с наименьшими потерями. Подумайте, я приду завтра, - с этими словами Джонсон подхватил свой портфель, сунув туда папку, и вышел из кабинета.

За спиной с жутким лязгом захлопнулась дверь. Я устало сел на кровать и обвел взглядом узкую камеру.  Розовый цвет стен раздражал. И какой идиот решил, что он успокаивает? Организм требовал порции дешевого пойла, затылок раскалывался, как будто на него  раз за разом опускалась пудовая гиря. Я так до сих пор и не понял, за что меня взяли. Убийство… Какое к черту убийство?! Я этого подлеца действительно не видел двенадцать лет. В промежутках между раздумьями головная боль вставляла свою милую рекламу. К горлу медленно подступала тошнота. Сначала работа, потом Лиз, теперь это… Что дальше? Прогулка на кладбище ногами вперед? За последний год моя спокойная размеренная жизнь рухнула, как карточный домик. А ведь  был подающим надежды писателем… Я встал и подошел к умывальнику, ополоснул липкое от пота лицо, заглянул в маленькое побитое зеркало: под глазами синие круги, на щеках нездоровый румянец. Мда… Лишь слова адвоката несколько успокаивали. Было видно, что он мастер своего дела. Но я так и не успел сказать ему, что мне нечем заплатить. А услуги этого юриста, наверное, весьма не дешевы.
Надо взять себя в руки… Убийство произошло позавчера, кажется, следователь говорил что-то о времени… Нет, не помню. Я попытался вспомнить день, предшествующий аресту. Это было не так-то просто сделать. В последние пару месяцев все мои дни походили один на другой и слились в один длинный серый нескончаемый поток. Я потер виски. Почему же так сильно болит голова?
Так, по-моему, это была пятница… ага… точно, значит, с утра я заходил в редакцию «Найт-сити», получил гонорар за последний очерк. Паршивая газетенка, да и очерк, надо сказать, был так себе, сляпанный кое-как. Но жить-то надо было. Хорошо еще, что хотя бы здесь удавалось подработать. Я поморщился и снова подошел к умывальнику. Теплая вода не остудила пылающий лоб, но принесла некоторое облегчение. Так, продолжим: получив деньги, я пообедал в первой попавшейся забегаловке, затем пошел в бильярдный клуб. Там, как всегда по вечерам в пятницу, собралась знакомая компания, и я до позднего вечера лениво катал шары, потягивая «Четыре лепестка» и ведя разговоры ни о чем. Мысли о виски вызвали спазм желудка, рот наполнился горькой слюной. Я перевел дыхание и с трудом вернулся к воспоминаниям о злополучном дне. Да, так всё и было… Потом… потом очередной бар… не помню… черт, как болит голова. Сколько я ни напрягался, но вспомнить, чем закончился вечер, не смог.
Вновь страшно захотелось пить, горло напоминало лесной пожар в самый разгар лета.  Я медленно поднялся и, подойдя к  умывальнику, подставил рот под прохладную струю. Губы жадно ловили воду, словно еще глоток, и источник минутного блаженства иссякнет. Закашлявшись, я вытер губы рукавом и машинально взглянул на него: на влажной ткани расплывалось кровавое пятно. Резкая боль пронзила спину, потом  бок. Согнувшись пополам, я сполз по стене, хватаясь руками за длинный тонкий порез, сочащийся кровью. Судорожно озираясь, попытался разглядеть нападавшего. Внезапно словно железные клещи сжали голень, и я, стукнувшись затылком, оказался на полу.  Извиваясь, я постарался освободить ногу от невидимых пут, но сильный удар в пах пресек эту попытку. Ничего не соображая, я сжался и тихо застонал от расползающейся боли. Отчаяние перед неизбежностью лишило сил. Открыв затуманенные глаза, я обнаружил, что лежу у самых дверей, и из последних сил закричал:
- Помогите! Помогите… Помо… ите…
Слова с бульканьем вырвались из горла, и я потерял сознание. 
Сильная пощечина привела меня в чувства. Открыв глаза, я увидел лицо раздраженного сержанта:
- Что вы здесь устроили?! В чем дело, Тейлор?
- Я… я ничего не понимаю… где оно?
- Кто? О ком вы говорите?
- Что-то или кто-то хотел меня убить, - я тяжело дышал, слова с трудом выталкивались из горла.
На лице полицейского появилось беспокойство, но только на секунду.
- Чушь. Когда я открыл дверь, Вы лежали на полу и кричали. Всего лишь истерика,  не более. И кроме Вас никого здесь нет и быть не может, - полицейский презрительно усмехнулся.
- А как же раны… -  я ощупал  бок, но там не было даже намека на страшный порез.
Офицер ехидно улыбнулся, глаза его на мгновенье вспыхнули демоническим огнем. Он сделал шаг назад,  дверь камеры медленно поползла, ухмыляющаяся физиономия полицейского на мгновение сменилась огромной рукой, сжимающей мясницкий нож. Я рванулся вперед и ткнулся лицом в жесткую тюремную подушку. Сон. Дурной сон. Легкая дрожь сотрясала тело, ужасно хотелось пить, в голове мелькали рваные клочья кошмара. Я провел рукой по мокрому лбу, сел и перевел дыханье. Падавший через зарешетчатое окно свет  окрасил пол в оранжевый цвет. Наступил вечер.

- Поймите, Тейлор, вы совершенно напрасно так упорствуете. Признание облегчит вашу совесть, к тому же я вполне смогу выстроить убедительную защиту. Главным мотивом будет личная неприязнь и… ну, скажем так, ваше шаткое душевное состояние.
- Шаткое? С чего вы взяли? - я настолько был ошарашен этим заявлением, что не сразу нашелся, что ответить. – Вы хотите сказать, что я сумасшедший?
- Что вы, конечно, нет, - успокаивающе загудел адвокат, выкладывая на стол пачку сигарет и пододвигая мне пепельницу. – Просто о сегодняшнем происшествии в камере уже стало известно следователю, да и мне, как видите. Так что все вполне логично, более того, ссылка на некоторое нездоровье будет выглядеть вполне естественно.
- Но я никого не убивал. Слышите? Никого! – сигарета оказалась очень кстати, я жадно затянулся, с удовольствием ощущая, что в голове проясняется, возвращается уверенность в себе. - Глупо признаваться в том, что не совершал, даже если это кому-то очень хочется.
- Кому, например? – Джонсон насторожился, словно ожидал, что я достану змею из рукава.
Почему змею? Странно… никогда не любил змей и уж точно не стал бы прятать их в рукав.
- Вам, например, следователю… да Бог знает, кому еще… - вторая сигарета, прикуренная от первой, окончательно привела меня в чувства. – Нет, мне не в чем признаваться. Пусть, если хотят, попытаются доказать мою вину.
- Что ж, дело ваше, но подумайте все же над моими словами…

Адвокат добился своего. Я не мог сомкнуть глаз, думал, думал… Шаткое душевное состояние… Ночной кошмар, показавшийся реальностью… Такое случается с каждым… Да что я себя успокаиваю? Конечно, в моей голове за последний год вполне могло что-то сдвинуться. Но убить и не помнить, что совершил? Нет… не со мной.
Я все же прилег, предварительно постаравшись сделать плоскую твердую подушку хотя бы немного помягче. Черт знает что. До сих пор кажется, что это просто сон… кошмарный сон…
Покрутившись на койке, я, опасливо поглядывая на кран, все же решил подойти и умыться. Вода с тихим хрипом выплеснулась в ладони. Я с удовольствием погрузил в прохладную влагу лицо…
За спиной послышался детский смех. Я резко обернулся и вскрикнул от неожиданности: на кровати сидела Сьюзи и весело болтала ногами. Я зажмурился, потряс головой, а когда снова открыл глаза, кровать оказалась пуста. Но ведь секунду назад я видел там мою девочку! В коридоре послышалась неспешные шаги. Двери камеры щелкнули, но  никто не спешил входить. Похолодев от охватившего меня дурного предчувствия, я медленно подошел и толкнул дверь. Вспышка яркого света ослепила на миг, а затем сквозь серую пелену, застилавшую глаза, проступили очертания комнаты моей дочери: детский комодик, розовый пушистый ковер на полу, кровать под балдахином, игрушки, подаренные мной… Я попятился. Этого не могло быть. Это сон. Упершись спиной в комод, я услышал рычание. Отпрянув, резко обернулся и  встретился глазами с плюшевым тигром. Несколько мгновений я ошеломленно разглядывал игрушку, а потом вновь зазвучал смех. Смех ребенка. Кто-то крепко обнял меня сзади и прошептал:
- Папа…
- Сьюзи, это ты? Как ты здесь оказалась? Как я здесь оказался? - мой голос дрожал, я схватил девочку за плечи и прижал к себе. Но та лишь улыбнулась, вывернулась из моих рук и запрыгала на одной ножке к стоящему посреди комнаты стулу.
Я растерянно посмотрел ей вслед, потом снова обвел взглядом детскую и шагнул к окну. Во дворе сосед копался возле машины. Какой-то мальчишка в резиновых сапогах  пускал кораблики в сточной канаве. Я обернулся: Сьюзи внимательно смотрела мне в лицо, ее шейку охватывала толстая веревочная петля…
- Нет! – я рванулся к дочери, но не смог сдвинуться с места.
Девочка оттолкнулась от стула, и тугая петля сжала шею. Детское тельце безжизненно повисло, об пол легко стукнулась соскользнувшая с маленькой ножки туфелька.
Воздух с хриплым шумом вырвался из моих легких. Весь мир поплыл. Стены начали рушиться. Какая-то неведомая сила подхватила игрушки и закружила по комнате. Я почувствовал, что теряю опору под ногами, и через мгновение провалился в черную ледяную пропасть.
Сигарета плясала в пальцах, зажигалка не хотела высекать огонь. Джонсон с сочувствием взглянул на меня, вынул из моих ослабевших пальцев зажигалку и помог прикурить. Глубоко затянувшись, я с облегчением почувствовал, как напряжение уходит.
- Вы сами захотели со мной встретиться, устроили такой скандал, что меня к вам вытащили буквально из постели, - адвокат хмыкнул, наблюдая за мной. – Что-то хотите сообщить?
- Умоляю вас, сделайте так, чтобы меня перевели из одиночной камеры, - я с надеждой посмотрел на этого уверенного, безупречно одетого и прекрасно пахнущего человека, осознавая, каким жалким и отталкивающим кажется ему мой вид.
- Но, вы же понимаете, что это невозможно. Вы подозреваетесь в убийстве, ведется следствие. Вот если бы вы сделали признание…
- Что, что может дать мне признание? – почти закричал я, сминая почти докуренную сигарету и совершенно не чувствуя боли.
- Мы заявим, что вы не здоровы. Вас переведут в больницу, рядом с вами постоянно будет находиться человек… ведь вы боитесь остаться один, так я вас понял? – участие выплескивалось из него, так и стремясь затопить, поглотить, уговорить.
Но я только покачал головой. Признаться в убийстве я не мог. Скорей уж я соглашусь, что схожу с ума.

Хорошо, что сейчас день, в зарешетчатое окно виден клочок светлого неба. Я мерил камеру шагами, боясь не только присесть, но даже просто остановиться. Слова адвоката не шли у меня из головы. Признание, перевод в больницу… Если они решат, что я сумасшедший, то запрут в клинику. Все лучше, чем тюремная камера или электрический стул. Но ведь я не убивал… Или убивал? Джон Мюррей… Господи, но я ничего о нем не знаю кроме того, что двенадцать лет назад он был официантом и целовался с моей невестой. Голова снова начала болеть, в горле пересохло. Я почувствовал, что больше не в силах шагать по комнате и рухнул на койку. Если я сошел с ума, значит, так тому и быть.

Ключ тихо щелкнул в замке. В спину мне глядела  тихая ночная улица, и только   система поливки газона да периодический вой собак порой прерывали напряженное молчанье. Я шагнул в дом. Легкая прохлада перетекла в липкую духоту. В коридоре было темно, хоть глаз выколи. Дом был наполнен неразборчивыми звуками. Недоумевая, почему меня никто не встречает, я на ощупь двинулся прямо по коридору. Впереди забрезжила полоска света, выбивающаяся из-под неплотно прикрытых дверей спальни. Вслушавшись, я уловил прерывистые вздохи и стоны. Недоумение сменилось острым осознанием происходящего. В несколько шагов я преодолел расстояние до дверей и, затаив дыхание, заглянул в светящуюся щель. Сердце замерло на мгновение, а потом бешено заколотилось в груди. Я отступил и привалился спиной к стене, чувствуя, как холодеют руки. Не может быть. Этого не может быть. Только не он…
И тут растерянность сменилась яростью, которая заклокотала во мне и обожгла горло. Усмехнувшись, я, уже не плутая в темноте, вошел в кабинет, где проводил большую часть своего времени. Внутри, как всегда, было тесно и уютно. Но привычная обстановка не успокоила меня. Взгляд зацепился за письменный стол, за которым было написано немало строк. Я опустился в кресло, дотронулся ладонью до полированной поверхности.
Лиз, моя Лиз… Два дня назад я заработался допоздна. Она вошла бесшумно, легко погладила мой затылок и шепнула на ухо несколько слов, от которых у меня внутри вспыхнул пожар.
Я закрыл глаза и увидел ее запрокинутое лицо, почувствовал на плечах ее пальцы, услышал стон, который предназначался только мне. Потом выдвинул нижний ящик стола и достал оттуда маузер. Включил настольную лампу, проверил барабан. Полный, как всегда. На этот раз путь до спальни занял всего несколько мгновений. Светлый луч, выбивающийся из-под  дверей, весело подмигивал мне, указывая дорогу к цели.  Резким толчком распахнув дверь, я слегка согнул руку в локте, взвел курок и прицелился в спину белобрысого урода. Мюррей не успел даже сообразить, что произошло. Прозвучал выстрел, потом еще и еще. Крики, будто добыча, были поглощены наступившей тишиной. Глубоко вдохнув, я с наслаждением втянул носом запах пороха, который полюбил с детства, и шагнул к столу. Две пары пустых глаз  равнодушно наблюдали, как я, поднеся к губам бутылку сухого вина, направил ствол к виску. Выстрел прозвучал совсем не слышно, слившись со звоном разбившегося стекла. Перед глазами на мгновение возникло запрокинутое лицо Лиз, а потом  звенящая тишина затопила все вокруг.

- Что ж, недурная работа, Джонсон. Впрочем, как всегда. Деньги на ваш счет уже переведены, - Лайт поднял бокал и отсалютовал адвокату.
- Ну, Эндрю, вы же знаете, что несколько доз мескалина пополам с никотином заставят человека поверить во что угодно, - Джонсон самодовольно улыбнулся и пригубил бокал.
- Еще одно дело успешно завершено и закрыто, можно подумать и об отпуске, - Лайт удовлетворенно кивнул и отдал должное ужину.