Костёр. вечер шестой

КОСТЁР

Вечер шестой

Когда не стало царя

                «Русские люди, спешите,
                сбирайтесь в дружины,
                помогите, помогите святой Руси»
                — Грамота Кузьмы Минина

Вечер выдался тихий, безветренный. Дым от костра поднимался ровным столбом в темнеющее небо.
— Дед, а Смута — это что вообще такое? Ну, кроме того, что всё плохо было.
— Смута — это когда непонятно, кто главный. Когда государство как бы есть, а как бы и нет. Когда каждый сам за себя.
— Как гражданская война?
— Хуже. В гражданской войне хотя бы понятно, кто с кем воюет. А тут — хаос. Сегодня один царь, завтра другой, послезавтра третий. И все — ненастоящие.
Дед подбросил веток в огонь.
— Началось всё с того, что династия Рюриковичей кончилась. Помнишь, Иван Грозный убил сына? Остался Фёдор — болезненный, слабый. Он умер в тысяча пятьсот девяносто восьмом году. Детей не было. Всё. Семьсот лет одна семья правила — и пресеклась.
— И что делать?
— Вот и все задались этим вопросом. Выбрали царём Бориса Годунова — шурина покойного Фёдора, фактического правителя при нём. Умный, энергичный. Мог бы стать хорошим царём.
— Но не стал?
— Не успел. Над ним висело проклятие — слух, что он убил царевича Дмитрия, младшего сына Ивана Грозного. Мальчик погиб в Угличе, якобы сам зарезался в припадке. Но народ не верил. И вот в тысяча шестьсот четвёртом году появляется человек, который объявляет: я — тот самый Дмитрий, я спасся, я законный царь.
— Лжедмитрий?
— Первый из них. Кто он был на самом деле — спорят до сих пор. Скорее всего, беглый монах Григорий Отрепьев. Но это неважно. Важно, что люди хотели верить. Хотели законного царя, настоящего Рюриковича. И поверили.
— Все?
— Многие. Годунов умер — от болезни или от яда, неизвестно. Его сын Фёдор процарствовал два месяца и был убит. Лжедмитрий вошёл в Москву победителем.
— И что — правил?
— Год. Женился на польке Марине Мнишек, привёз с собой польских дворян, вёл себя не по-русски — не соблюдал постов, носил европейское платье. Бояре подняли мятеж, ворвались в Кремль. Его убили, тело сожгли, пепел зарядили в пушку и выстрелили в сторону Польши.
Мишка вздрогнул.
— Жёстко.
— Смута вообще была жёсткая. И это только начало. Выбрали нового царя — Василия Шуйского. Боярин, интриган. Его никто не любил. И тут появляется Лжедмитрий Второй.
— Ещё один?
— Ещё один. Вообще непонятно кто. Но Марина Мнишек — вдова первого Лжедмитрия — признала его мужем. То ли хотела остаться царицей, то ли её заставили. Этот второй засел в Тушине под Москвой, создал своё правительство, своих бояр. Два царя в одной стране.
— Как в кино.
— В кино бывает хэппи-энд. Тут — нет. Шуйский позвал на помощь шведов, те пришли. В ответ польский король объявил войну и двинул армию. Шуйского свергли свои же бояре, постригли в монахи. Лжедмитрий Второй был убит своим же охранником.
— И что осталось?
— Пустота. Царя нет, армии нет, власти нет. Бояре в отчаянии предложили престол польскому королевичу Владиславу. Поляки вошли в Москву. Шведы захватили Новгород. Страна разваливалась.
Дед замолчал, глядя в огонь. Мишка ждал.
— И вот тут, Миш, начинается другая история. История о том, как народ сам себя спас.
— Минин и Пожарский?
— Они. Но не только они. Смотри: к тысяча шестьсот одиннадцатому году Россия лежала в руинах. Поляки в Кремле, шведы на севере, разбойники везде. И тогда в Нижнем Новгороде — не в Москве, не в столице — поднялся человек. Земский староста Кузьма Минин. Мясник по ремеслу.
— Мясник?
— Торговец мясом. Не дворянин, не боярин — простой горожанин. Но с головой и с совестью. Вышел на площадь и сказал: хватит. Соберём деньги, соберём войско, освободим Москву. Продадим дворы, заложим жён и детей — но соберём.
— И люди согласились?
— Согласились. Отдавали треть имущества, а кто и больше. Минин сам отдал всё — и требовал того же от других. Собрали ополчение. Но нужен был военный командир. И выбрали князя Дмитрия Пожарского — незнатного, но честного. Он раньше уже дрался с поляками, был ранен.
— И они пошли на Москву?
— Не сразу. Сначала — в Ярославль, собирать силы. Туда стекались люди со всей страны. Дворяне, крестьяне, казаки. Четыре месяца готовились. А потом — да, пошли на Москву.
— И победили?
— Не сразу. Под Москвой уже стояло другое ополчение — казачье, под командой князя Трубецкого. Они враждовали, не доверяли друг другу. Пожарский — дворянин, казаки — вольный народ. Но когда поляки вышли на вылазку — пришлось драться вместе. И справились.
— Как?
— В решающий момент казаки Трубецкого не выдержали и ударили в тыл полякам. Минин сам повёл отряд в атаку — хотя не был военным. Поляков отбросили. А через два месяца — четвёртого ноября тысяча шестьсот двенадцатого года — польский гарнизон в Кремле сдался.
— Четвёртое ноября — это же праздник сейчас?
— День народного единства. Потому что в тот день народ — не царь, не армия — сам себя освободил. Снизу, не сверху. Это важно, Миш. Бывают моменты, когда государство не работает, власть рухнула, каждый сам за себя. И тогда выясняется, есть ли у народа хребет. У русских — оказался.
Мишка молчал, переваривая услышанное.
— Дед, а почему они не сдались? Ну, когда всё было плохо? Проще же было принять польского царя и жить дальше.
— Кто-то и принял. Бояре в Москве сидели с поляками, служили им. Это называется коллаборация. Но большинство — нет. Почему? — Дед задумался. — Может, вера. Поляки — католики, мы — православные. Для тогдашних людей это была пропасть. Может, гордость. Мы — свои, они — чужие. Может, просто упрямство.
— А что было потом?
— Земский собор. Выбрали нового царя — Михаила Романова. Молодой, шестнадцать лет, ничем не выдающийся. Но — компромиссная фигура. Никого особенно не устраивал, но и не раздражал. Начал новую династию.
— Романовы — это которые до революции?
— Они. Триста четыре года правили — с тысяча шестьсот тринадцатого по тысяча девятьсот семнадцатый. Но это уже другие истории.
Дед помолчал.
— Знаешь, что меня поражает в Смуте? Не ужасы, не кровь — этого в истории полно. А то, что страна выжила. По всем расчётам — не должна была. Ни армии, ни денег, ни царя, враги со всех сторон. А выжила. Потому что нашлись люди — не герои, не полководцы, простые люди — которые сказали: нет. Не отдадим.
— Это урок?
— Это факт. А урок каждый извлекает сам. Для меня урок такой: государство может рухнуть. Армия может разбежаться. Цари могут предать или умереть. Но если народ хочет жить — он выживет. Вопрос в том, хочет ли.
Костёр догорал. Дед поднялся, потянулся.
— Завтра — Пётр. Другая эпоха, другие проблемы. Но тоже про то, как ломают старое, чтобы построить новое. И чего это стоит.
— Дед, а ты памятник на Красной площади видел? Минину и Пожарскому?
— Видел. Много раз.
— И что думал?
Дед улыбнулся.
— Думал: вот стоят двое. Один — мясник, другой — князь. Вместе спасли страну. Не потому, что им приказали. Потому что решили сами. И пока есть такие люди — страна будет жить.
Они пошли к дому. Звёзды высыпали над головой — те же звёзды, что видели Минин и Пожарский четыреста лет назад, когда вели ополчение к Москве.
Мишка подумал: интересно, они боялись? Наверное, боялись. Все боятся. Но пошли. В этом, наверное, и разница.
* * *