Марина

Предисловие
 
Когда б вся жизнь была простым кино,
Давно бы титры по экрану плыли,
И всё, что было нам предрешено,
Актёры бы красиво отыграли.
 
Давно б закончился сеанс пустой,
И режиссёр решил бы всё за нас,
Какой финал — счастливый иль плохой —
Нам уготован в этот смертный час.
 
Он выбрал бы едино верный путь,
Поставил точку, где велит сюжет,
Позволил бы героям отдохнуть,
Сказав, что продолжения уж нет.
 
Но жизнь — не фильм, где всё предрешено,
Где есть сценарий, реплики и свет.
Она течёт, ей, в общем, всё равно,
Желаешь ты того сегодня или нет.
 
Она идёт вперёд, не зная стоп,
Не признавая слова «завершенье»,
И каждый день — невидимый окоп,
Где ты ведёшь с самим собою же сраженье.
 
Здесь нет финала, нет последней сцены,
Лишь череда событий, встреч, разлук,
И мы бредём по жизненной арене,
Замкнув судьбы своей порочный круг.
 
И даже если кажется порою,
Что занавес вот-вот падёт на пол,
Жизнь новою главою, новою игрою
Напомнит, что финал не подошёл.
 
И нужно дальше жить, дышать, смеяться,
Сквозь слёзы строить будущие дни,
Искать свой путь, и верить, и сражаться,
Пока горят в твоей душе огни.








                Глава первая

1
 
Она была почти дитя:
Душой ранима, хоть и смела,
Двенадцать лет — вся жизнь шутя,
Но стать другой она хотела.
 
Была тверда, остра, как сталь,
И не просила о подмоге,
Таила девичью печаль
В своей мальчишеской тревоге.
 
Готова на любую блажь,
Рассчитывала на себя лишь,
Весёлый нрав, живой кураж,
Но правды в нём не разглядишь.
 
В ней любознательность жила,
И ум пытливый, интересный,
Но маску серости нашла,
Чтоб скрыть свой мир, душевно тесный.
 
Она казалась простаком,
Обычной мышью в школьной стае,
Мечтая тайно о другом —
О нежном слове, просто рае.
 
Хотела выделиться, знать,
Чтоб необычной быть и яркой,
Но продолжала надевать
Свой старый панцирь, серый, маркий.
 
И под повадками юнца,
Что прячут робость и сомненья,
Искала нежности венца,
Любви, тепла и откровенья.
 
В толпе подруг она терялась,
Была неяркой, как свеча,
Их сила грубо проявлялась,
Её надежды сгоряча
 
Сжигая. Ей давали ясно
Понять, что здесь не правит бал
Её душа, и ежечасно
Тот приговор её пытал.
 
Она к вниманью не привыкла,
И если вдруг, себе во вред,
Её натура где-то бликла,
Ловила чей-то едкий взгляд.
 
И оттого в любом собранье,
Где школьный дух царил вокруг,
Предпочитала созерцанье,
Замкнув свой потаённый круг.
 
Но стоило попасть в то место,
Где не было знакомых лиц,
Она, как юная невеста,
Не знала тягостных границ.
 
Там, где никто не сыпал ядом
Обидных сплетен за спиной,
Она цвела под каждым взглядом,
Была свободною, иной.
 
Вот почему она любила
Тех летних лагерей деньки,
Где незнакомая ей сила
Снимала с сердца все замки.
 
Там дети разных возрастов
Не знали школьных злых историй,
И мир её без лжи оков
Сиял на солнечном просторе.
 
2
 
Уж сколько лет её светило
Встречало в распорядке строгих дней,
И лето по минутам проходило
Без вольностей и собственных затей.
 
Под руководством чутким и прилежным
Родителей, что знали верный путь,
Она свой мир считала безмятежным
И не пыталась в сторону свернуть.
 
И в школьный лагерь, ставший доброй сказкой,
Она исправно шла из года в год,
Где жизнь текла под дружелюбной маской
Без горестей, волнений и забот.
 
Недели три летели, как мгновенья,
Наполненные смехом, суетой,
Даря ей радость, и успокоенье,
И пользу от общения с толпой.
 
То ритуал был, прост и мал,
Проверенный теченьем детских лет,
Что ей опорой в жизни верным стал
И излучал тепло и тихий свет.
 
Но этим летом всё пошло иначе,
Как будто кто-то свыше пошутил
И, приготовив новые задачи,
Привычный ход событий изменил.
 
Судьба, смеясь, внесла свои поправки
Иль припасла особенный сюрприз,
Поставив в жизни новые затравки
Как лёгкий, но нежданный бриз.
 
Марина, как случается порою,
Откладывала запись до конца
И вот, пред самой финишной чертою,
Слетела маска с милого лица.
 
Её постиг удар такой нежданный:
В любимом лагере, увы и ах,
Не стало мест, и этот факт спонтанный
Родил в её душе смятенье, страх.
 
Она себя корила, проклиная,
За медленность, и лень, и забытьё,
И мысль о лете, что теперь без края
Пройдёт впустую, мучила её.
 
Недели три тоски и запустенья
Пока друзья смеются и живут,
Казались ей ужаснее мученья,
Что худшие из пыток к нам влекут.
 
И вечером с душой, что стала камнем,
Она родителям поведала свой стыд,
Готовая к упрёкам постоянным
И к горечи заслуженных обид.
 
Но, к удивленью, встретили рассказ
Они без тени злобы и укора.
И не было в их взгляде строгих фраз.
И не было пустого разговора.
 
Наоборот, с участьем и теплом
Они её всецело поддержали,
Сказав, что этот жизненный излом —
Не повод для уныния, печали.
 
Что это не конец её мечтам,
А может быть, начало поворота
К иным, неведомым ещё мирам,
Где ждут её другие ворота.

3

Стояла беспощадная жара,
И небо было чисто, словно стёклышко.
И с самого раннего утра
Пекло неумолимо солнышко.
 
Марина, у окошка замерев,
Смотрела вдаль на синеву без края,
И в голове её, как сна напев,
Мелькали сцены лагерного рая.
 
Представился ей смех её друзей,
И шумных игр весёлая прохлада.
Прохлада сосен, сумрачных аллей –
И в этом всём была её отрада.
 
«Постылая и проклятая лень!» —
Себя она корила мысленно и строго.
И каждый наступавший новый день
Лишь добавлял унынья и тревоги.
 
Чем бы заняться? Мысль пришла одна —
Включить экран, что манит синим светом.
Но в нём таилась только пустота,
И не было ни в чём для ней ответа.
 
Компьютер? Игры? Всё давно не то!
Наскучило, приелось, надоело,
И летнее цветное шапито
Вдруг стало серым, тусклым, неумелым.
 
И вот она на улицу идёт,
Где воздух сух, горяч и неподвижен,
Но никого душа там не найдёт,
И мир вокруг безлюден, обездвижен.
 
Разъехались подружки. Двор пустой:
Ни голоса, ни смеха, ни движенья.
И день прошёл, наполненный тоской,
Без цели, смысла и предназначенья.
 
И день второй, и третий день настал,
И та же пустота её встречала,
И сон её тревожным, зыбким стал
От ничегонеделанья сначала.
 
От этой тишины, что давит грудь,
От дней, что стали так однообразны,
Хотелось ей забыться и уснуть
И видеть сны о лете о прекрасном.
 
Лишь только вечер землю остужал,
И тени становились чуть длиннее,
Как двор немного снова оживал,
И становилось на душе теплее.
 
Выходят на крыльцо её подружки,
И можно вот на несколько часов
Забыть про все печали и ловушки
И снять с души безжалостный засов.
 
Но это было всё уже не то,
Не то веселье, лёгкое, простое,
А бледное подобие всего,
Что называлось жизнью золотою.
 
Той яркой, беззаботной суеты,
Что, как казалось, мчится где-то мимо,
Лишая воплощения мечты
И делая её невыносимой.

4

Опять жара и день опять
Терялся в четырёх стенах,
Марина продолжала ждать,
Томясь в унылых, скучных снах.
 
Но вдруг отцовский телефон
Разрушил тишины оплот,
И неожиданно вдруг он
Прервал тоски круговорот.
 
«Марина, слушай, есть вопрос:
Не хочешь в лагерь городской?»
И вихрь надежд её унёс
От скуки этой неземной.
 
«Конечно, папа, я хочу!» —
В ответ послышался сей крик. —
«Я в любой лагерь полечу,
Чтоб дома не сидеть ни миг!»
 
«Там дети с города всего,
Со всех концов, со всех сторон».
«Мне, право, это всё равно!
Когда же начнется он?»
 
«Он с понедельника идёт,
Но не печалься, дочь моя,
Тебя ещё неделя ждёт
И даже больше до конца».
 
И вот, до лагеря два дня
Она в раздумьях провела,
Боясь случайного огня
И школьной сплетни или зла.
 
Какие дети там, какой
Их ждёт неведомый уклад?
Лишь бы не встретить там порой
Знакомый, ненавистный взгляд.
 
Она решила: нужно быть
Собой, открытой и простой.
И знала — сможет позабыть
Про свой нарушенный покой.
 
И хоть бессонница опять
Её терзала в тишине,
Но мысль о лагере, как мать,
Дарила радость в полусне.

5
 
Вот понедельника настало утро.
Марина, собирая свой портфель,
В него предусмотрительно и мудро
Сложила всё, чтоб не попасть на мель.
 
Бутылку с ледяной, простой водою,
И ручку, и тетрадный свой блокнот
На случай, если вдруг она с тоскою
Поймёт, что скука вновь её найдёт.
 
Отец сказал: иди до «Пионера»;
Знакомые до боли ей места,
Там танцев отшумела эра
И в книжный мир вела её мечта.
 
Привычный путь: через дорогу прямо,
И мимо магазина, школы вдаль,
Где летняя всплывала панорама,
Стряхнув с души унылую печаль.
 
По той аллее, где густые кроны
Дарили тень и тихую прохладу,
Минуя окон сонные балконы,
Она шла к новой жизни, как к параду.
 
И вот она на месте. Издалёка
Увидела детей шумливый рой,
И не было в той сцене и намёка
На скуку, что владела ей порой.
 
От шестилеток, робких и смешных,
До тех, кому пятнадцать миновало,
Мир состоял из групп, больших, иных,
Что жизнь за ту неделю создавала.
 
Марина же, к вожатым обратившись,
В тень отошла, чтоб просто наблюдать
И, с новым чувством в сердце очутившись,
Старалась ни о чём не размышлять.
 
Но вскоре к ней девчонка подошла
С улыбкой лёгкой, искренней, простою,
И разговор приветливо ввела,
Нарушив тишину её покоя.
 
«Привет! — сказала. — Хочешь, будь ты с нами?» —
И показала в сторону неподалеку,
Где девочки с весёлыми глазами
Сидели на траве и обсуждали что-то.
 
Марина согласилась без раздумий,
И села рядом, слушая их речь,
И позабыла о своих безумьях,
Что столько дней свисали с её плеч.
 
Девчонки обсуждали оживлённо
Наряды, макияж и разговоры,
И, в тему эту будучи влюблёнными,
Вели свои девичьи споры.
 
Про позы, про движенья, про манеры,
Про всё, что юным девам интересно,
И не было в их голосах холеры,
А было всё так мило и чудесно.
 
Марина, слушая сначала робко,
Вникая в суть беседы понемногу,
Вдруг поняла, что жизненная тропка
Её ведёт на верную дорогу.
 
И вот она сама уже втянулась
В простой, но увлекательный рассказ,
И прошлое как будто отшатнулось,
И засиял огонь весёлых глаз.
 
И оказалось, это так несложно —
Найти друзей и общую волну,
И то, что представлялось невозможным,
Развеяло былую тишину.

6

Когда собрался весь народ,
Всех повели на завтрак дружно.
Вожатых строгий хоровод
Следил, чтоб всё прошло как нужно.
 
Там каша пшённая была
И бутерброд с горячим чаем.
И жизнь Марину увлекла
Своим простым, нескучным раем.
 
Потом площадка, спорт, игра,
И волейбол, и догонялки.
Кричала громко детвора,
Друг друга догоняя в салки.
 
Обед был вкусен: суп, пюре
И с чаем булочка румяна.
И на весёлом том дворе
Не сыщешь грусти и обмана.
 
После обеда Марина шла домой, и вдруг
Её догнала Мила сзади,
Её подруга, новый друг,
В простом, но красочном наряде.
 
 
Она невысокою с виду была,
Но это движеньям её не мешало,
И в ней энергичность, как речка, текла,
И вечно улыбка лицо освещала.
 
Ответственность в каждом поступке жила,
Густые волосы чёрного цвета
Её обрамляли. И юной была
Она, но мудрее простого совета.
 
Хоть младше Марины была по годам,
Её любопытство и ум дототливый
Давали понять всё по беглым словам,
Ловя каждый жест, каждый взгляд сиротливый.
 
Из всех, кто встречался Марине на свете,
Лишь Мила, казалось, её понимала.
И не было лучшей подруги на планете,
Что так бы душою к душе припадала.
 
Они пошли одной тропой,
И разговор их лился гладко.
И дом предстал перед рабой
Один, такая вот загадка!
 
Одна на первом этаже,
Другая выше — на восьмом,
И стало весело душе,
Что рядом их отныне дом.
 
С того простого дня они
Всегда гуляли только вместе.
Их дружбы вспыхнули огни
В одном подъезде, в одном месте.
 
Теперь заходит Мила к ней,
Идут знакомыми тропами,
Им с каждым часом веселей
Быть неразлучными друзьями.
 
Из лагеря — опять вдвоём,
Потом друг к другу ходят в гости.
Им хорошо в мирке своём
Перемывать знакомым кости.
 
Гуляют, шепчутся, смеясь,
До самой поздней тёмной ночи.
Их дружба крепкая, родясь,
Становится всё ближе, прочих.
 
Теперь был каждый день иной,
Наполнен смыслом и весельем,
Когда сиял над головой
День солнечным своим похмельем.
 
Когда же дождь стучал в окно,
И небо хмурилось устало,
Им было, впрочем, всё равно —
В спортивный зал всех загоняли.
 
Там баскетбол и волейбол,
И догонялки, смех и крики.
И даже маленький футбол
Стирал унынья злые лики.
 
И теннис, ролики, и скейт,
Резинки, скачки до упаду,
И карт азартный тет-а-тет
Дарил особую отраду.
 
Дурак, колодец и пасьянс,
Гаданье на червоного валета…
Так пролетел её сеанс
В шестнадцать дней лагерного лета.
 

Глава вторая

1
 
Прощай весёлый летний зной!
Пришла осенняя пора.
И школьной жизни чередой
Наполнилась душа с утра.
 
Опять уроки, суета
И одноклассников укор.
Но в сердце тайна разлита —
Любви таинственный узор.
 
Мальчишка с класса Милы той
Её пленил своей красой.
И стих рождался сам собой,
И прозы лился ручеёк живой.
 
С подружками из класса ей
Общаться было не с руки.
Тянулась к Миле всё сильней.
Их дружбу сложно разлучить.
 
Прошла зима, весна прошла,
Учебный год к концу идёт.
И снова мысль её нашла,
Что лагерь их опять зовёт.
 
Душа Марины вновь поёт,
И сердце радостью задето.
Она от счастья слёзы льёт,
Встречая новое то лето.
 
Весь год общались с Милой так,
Что стали сёстрами почти.
И вот уж лета виден знак.
И лагерь снова на пути.
 
И Мила молвит: «Мать моя
Меня отправит, будь спокойна.
Так что увидимся и я
И ты на смене той привольной».
 
Марина к папе подошла,
Чтоб записал её опять.
И просьба эта в нём нашла
Ответ простой: «Чего ж тут ждать?».
 
Отец сказал: «Проблемы нет!»
И улыбнулся ей в ответ.
И вновь зажёгся в сердце свет
От воспоминаний и бесед.
 
Марина встречи ждёт опять.
Последний прозвенел звонок.
Ей всё не терпится обнять
Подруг по лагерю и всё.
 
Та смена в сердце след большой
Оставила на целый год.
И вот с трепещущей душой
Она чудес от новой ждёт.
 
И в промежутке этих дней,
Когда учёба позади,
Всё стало будто бы ясней,
Что ждёт её там впереди.
 
Портфельчик, ручка и блокнот,
И кепсов яркая гора,
Бутылочка холодных вод,
И карт азартная игра.
 
Всё собрано, но тянется
Так долго каждый день и час.
И ожиданьем ранится
Её души весёлый глас.

2
 
Настал желанный понедельник.
Марина встала раньше всех.
Пропал покой, ушёл бездельник,
И слышен был весёлый смех.
 
Поела плотно бутерброды.
Родители ушли давно.
А Милы тихие подходы
Ей постучали лишь в окно.
 
«Ты почему так задержалась?
Мы опоздаем, так и знай!» -
Марина страшно волновалась,
Крича: «Скорее догоняй!»
 
«Да что ты, времени вагон!
Успеем, даже не спеша».
Но их шагов ускорив гон,
Летела девичья душа.
 
Они бежали, чуть дыша,
Потом на шаг сменяли бег.
Их скорость крайне хороша,
Как будто таял старый снег.
 
«Вот видишь, зря ты волновалась,
Всего лишь восемь двадцать три», -
Сказала Мила, улыбаясь,
Когда к вожатым подошли.
.
 
Марина взглядом всех детей
Окинула, придя на место.
И стало сердцу веселей,
Ведь лица были ей известны.
 
Вот Таня, Юля, вот Наташа,
Кристина, Кира, Аля тут -
Вся эта дружная компаша
Её уже как будто ждут.
 
И к парапету, где в сторонке
Стояли Юля и Наташа,
Они вдвоём взошли тихонько,
Чтоб стала их команда краше.
 
И вот уже спустя мгновенье
К ним подошли другие тоже,
Начав простое обращенье,
На дружбу давнюю похоже.
 
Они о лете говорили
О том как год учебный шёл,
И в разговоре позабыли
Про всё, что было за чертой.
 
Их смех летел легко и звонко,
Делясь насущным меж собой,
И не заметила девчонка,
Что мальчик встал к ней за спиной.
 
Он подошёл к их разговору,
Не нарушая тишины,
И ждал, покорный приговору,
Когда закончат речь они.
 
«Привет! Позволь тебя спросить?» -
Раздался голос за спиной.
«Да, что такое, говори?» -
Нарушен девичий покой.
 
И мальчик, робок и смущён,
Спросил, краснея на ходу:
«Как звать тебя?» — был удивлён
Ответ Марины на беду.
 
Она от страха оторопела.
Подруги разом замолчали.
И от такого вот прицела
Её коленки задрожали.
 
Вниманье общее смутило,
Но всё ж, собравшись, молвит та:
«Марина», — сердце в ней застыло. -
«А как зовут тебя, мечта?»
 
«Я Саша», — тихо он ответил
И взгляд свой скромно опустил.
«Приятно», — жест он вдруг заметил,
Протягивает руку, что есть сил.
 
Ему пожав ладонь с улыбкой
Она ждала, что будет дальше.
Но жест её казался зыбкой
И полной непонятной фальши.
 
«Ну, я пошёл», — сказал он спешно,
И быстрым шагом прочь побрёл,
Оставив их одних, конечно,
Как будто что-то приобрёл.
 
Марина, глядя на подружек,
Что наблюдали этот сказ,
Не сговорившись, хором, дружно,
Рассмеялись в тот же час.
 
3
 
Луч солнца пробивался сквозь стекло
И завтрак освещал своим теплом.
Марине рядом было так светло
С Наташей за обеденным столом.
 
Марина слушала их речь,
Что с мальчиком она вела напротив.
И чтоб себя от дум предостеречь
Решила разгадать сей ребус против.
 
Ведь это был тот самый паренёк,
Что утром, так смущённо и несмело,
С ней говорить пытался, но не смог,
И от волненья тело каменело.
 
Свой допивая с сахаром чаёк
И хлеба откусив кусок последний,
Она решила, срок уже истёк
Для всех её догадок-бредней.
 
— Вы с ним, я вижу, вроде бы знакомы? -
Спросила, обратившись к ней она.
И звуки голоса её влекомы
Простым желаньем были без вина.
 
Наташа рассмеялась так легко,
И заблестели озорно глаза:
— Конечно! — прозвучало высоко. —
Ведь это младший брат мой, егоза!
 
Марина брови подняла в сомненьи,
Не веря в этот странный поворот.
— Ты говоришь, он брат твой, без сомнений?
А сколько лет ему? Который год?
 
— Он младше на три года, — был ответ,
Наташа пояснила без прикрас.
И тут Марине стал понятен свет,
Что прояснил загадку в тот же час.
 
Она в уме прикинула мгновенно:
Они с Наташей сверстницы, равны,
А значит, мальчик этот, несомненно,
Был младше и её на три весны.
 
А раз всё так... выходит, десять лет
Всего ему! И, вспомнив утра тень,
Марина улыбнулась, видя свет,
Что прояснил туманный этот день.
 
Теперь всё встало на свои места.
И робость та была вполне понятна.
И детская его вся простота
Была теперь приятна и опрятна.
 
Он был невысок и худощав,
Имел зелёные глаза.
И, свой застенчивый уняв
Порыв, не верил в чудеса.
 
Был тёмен волос у него.
Обычный мальчик не ахти.
Но средь любого своего
Он круга мог себя вести.
 
Спокойным, тихим он казался,
Но если цель себе найдёт,
То своего он добивался
И смело двигался вперёд.
 
Он действовать умел без страха,
Чтоб получить желаний плод,
И не боялся в жизни краха,
Идя уверенно вперёд.
 
А если смех его звучал,
То был он странен и высок,
Как будто кто-то заскрипел
Иль старый лопнул волосок.
 
4
 
О, бедный Саша, мальчик мой!
Ещё дитя… на свою беду
Он встретил девушку судьбой,
Попавшись в страсти череду.
 
Ему бы в мире познавать
Игры, забавы, детский смех.
Но он успел уже узнать
Любви мучительный успех.
 
Вся жизнь его течёт вперёд,
Но он не видит ничего.
Лишь образ девичий влечёт
Его, раба его всего.
 
Он в ту Марину был влюблён
Всецело, пылко, без ума.
И мыслей всех лишённый сон
Ему дарила лишь она.
 
И с той поры, забыв покой,
Он ищет встречи вновь и вновь,
Чтоб завладеть её душой
И доказать свою любовь.
 
5

На утро, лишь забрезжил свет,
И завтрак подан был горой,
Он сел с Мариной рядом,
Нарушив девичий покой.
 
Потом, когда пошли играть
Девчонки в резвый волейбол,
Он стал уменья проявлять,
Чтоб каждый думал - он герой!
 
На турнике он, как атлет,
Кружился, ловкость проявлял,
Чтоб та, дороже коей нет,
Узрела, как он духом вспрял.
 
Когда ж за карты сел народ,
Он снова рядом с ней возник
И ждал, когда придёт черёд
Подсказку дать в урочный миг.
 
Обед настал. И за столом
Он вновь сидел к её плечу
И думал только об одном,
Шепча «её я получу».
 
И после, проводив домой
Её компанию и ту,
Он шёл, лелея образ той,
И воплощал свою мечту.   
 
Настал и новый день. И снова
Он сел за завтраком с ней рядом
И не промолвил он ни слова,
Лишь провожал влюблённым взглядом.
 
Потом собрался весь отряд,
Чтоб в баскетбол играть умело.
И Саша был безмерно рад,
Что та с трибуны в даль смотрела.
 
Он вёл игру, бросая мяч,
Искал её глаза повсюду.
Средь игровых своих удач
Он предавался самосуду.
 
Потом обед, и вновь вдвоём
Они сидели за столом.
И вспоминали об игре былой,
И спорили о том, о сём.
 
И третий день настал. И снова он
От той Марины ни на шаг не отходил.
И завтрак был надеждами полон,
Когда напротив место находил.
 
Потом, когда творить пришла пора,
И мастерская всех к себе звала,
Он сел так близко, чтоб его игра
Словесная до слуха ей дошла.
 
Обед прошёл. И он у самых врат
Стоял и ждал, чтоб проводить домой
Её одну. И был безмерно рад
Идти толпой, но рядом с ней одной.
 
В четверг он с ней в настольный теннис бил,
И в шахматы сражался, как герой,
И даже на «резиночку» вскочил,
Чтоб не с подружками побыть, а с ней одной.
 
И снова ждал, чтоб проводить домой,
Когда обед закончился опять.
И сердце трепетало: «Лишь её
Увидеть, и о чувствах рассказать».
 
Настала пятница. И за столом
Он сел свой завтрак разделить
И думал только лишь о ней, о том,
Как бы её вниманье заслужить.
 
Но в эстафете, средь других команд,
Она старалась быть не с ним в строю.
И этот явный, горький диссонанс
Разбил надежду светлую его.
 
Он в домино позвал её играть,
Но та, увы, ответила отказом
И от него ушла, чтоб не терзать
Его своим присутствием и глазом.
 
В обед он всё ж решился предложить
Свести её одну до дома.
Но та сказала: «Миле скучно быть
Одной». И вежливость её была весома.
 
«Коль хочешь, — молвила, — иди ты с нами».
И вновь большой компанией пошли.
А он шагал, терзаемый мечтами,
Что от него всё дальше утекли.
 
6
 
Охвачен первой страстью, юный Саша
Решил завоевать её любовь.
И стала жизнь его всецело краше,
Когда он видел ту Марину вновь.
 
Он преданностью неустанной, верной
Хотел её навеки покорить,
И каждый день, как рыцарь самый первый,
Старался рядом с ней повсюду быть.
 
Все дни его вокруг неё кружились,
Её шаги, её случайный взгляд
В его душе навечно сохранились,
Как самый драгоценный в мире клад.
 
Сперва, Марине это было лестно,
И сердце трепетало от тепла,
Ей было чудно, ново, интересно,
Что чья-то нежность в жизнь её вошла.
 
Она себя почувствовала важной,
Особенной, единственной, одной,
Но эта радость, лёгкой и бумажной,
Продлилась лишь до времени порой.
 
Неделя этой тягостной опеки
Сменила лесть на скуку и тоску,
И стали тяжелы девичьи веки
От взгляда, что ловила на бегу.
 
Он был повсюду, рядом, неизменно,
Его порыв восторженный не гас,
Но вместе с ним росла обыкновенно
Её усталость, мучая сейчас.
 
И разница годков, что так незрима
Была вначале, стала вдруг видна.
Их два мирка неслись куда-то мимо,
Их разделяла прочная стена.
 
Ему, быть может, не хватало в жизни
Того простого опыта, чтоб речь
Вести о том, что в девичьей отчизне
Ей так хотелось сохранить, сберечь.
 
А ей хотелось большего, чем просто
Быть под надзором преданных очей,
Хотелось лёгкости, игры и роста,
И света от таинственных свечей.
 
Хотелось флирта, взглядов быстротечных,
Чтоб строить глазки сверстникам своим,
И в разговорах лёгких и беспечных
Быть облаком, что ветром вдаль гоним.
 
Но Саша, с верностью своей упрямой,
Стоял на страже, будто часовой,
И становился клеткой этой самой,
Лишая воли, нежности живой.
 
Его присутствие не стало даром,
А стало лишь оковами для ней,
И обернулось тягостным кошмаром,
Что делал дни всё горше и больней.
 
Внимание, что не даёт свободы,
Что дышит в спину, ловит каждый вздох,
Сквозь юные, беспечные те годы
Становится как пытка, видит Бог.

7
 
С тех пор Марины интерес угас,
И к Саше сердце девы охладело.
И каждый день, и каждый новый час
Она его избегнуть всё хотела.
 
Коль он в футбол играть на поле шёл,
Она тотчас же покидала место.
А если он её в спортзале находил,
Она бежала, словно та невеста.
 
В обед садилась за далёкий стол,
Где нет его, где он её не видит.
И каждый взгляд его, как острый кол,
Её печалил и, увы, обидел.
 
Все предложенья проводить домой
Она теперь спокойно отвергала,
И шла своей дорогою, одной,
И от его присутствия бежала.
 
Но иногда её он провожал,
Она могла позволить быть с ней рядом.
За руку он Марину не держал,
Он просто любовался её взглядом.
 
8
 
День выдался на диво тихим, странным.
И Саша, мрачен и неразговорчив,
Не подошёл к Марине утром ранним,
Был замкнут, хмур и слишком молчалив.
 
Причины той печали не звала
Она и мыслей ход его не знала.
А ближе к полдню Мила подошла,
И с видом тайным ей она сказала:
 
«Ты знаешь, что случилось пять минут
Назад? Какая новость тут стряслася?»
«Нет, что?» — «Цветы здесь, розы, там и тут,
Букет огромный Саша нёс, не прячась».
 
«И что с того? Какое дело мне
До тех цветов?» — «Он их тебе доставил!
Все двадцать роз в своей большой руке!
Всех девочек завидовать заставил».
 
«Вот это да! Откуда ж у него
Нашлись такие деньги, интересно?»
«Сказал, что сэкономил для того»
— «Чудак! Ему скажи, что неуместно
 
Мне принимать букет, пусть заберёт
Себе его. Зачем принёс он розы?»
И вот обед закончился. И вот
Идут домой, глотая смех и слёзы.
 
«А где же он?» — спросила вдруг она.
«Кого ты ищешь?» — Саша обернулся.
«Букет. Сказала Мила, дотемна
Ты нёс его, но он не дотянулся
 
До рук моих. Где он? Я не взяла».
— «Я выбросил его», — был прост ответ.
«И верно, я б так сделала сама.
Не жалко было?» — «Отвечаю — нет».
 
Тут Мила возмутилась: «Как же так!
Тебе не стыдно? Он свои монеты
Копил, старался, вовсе не пустяк!
А ты плюёшь на все старанья эти!»
 
«Мне не должно быть стыдно, я его
Не попросила. Сам решил, и вот
Итог его поступка одного.
Пусть впредь он думает, потом несёт».
 
«Хотя б спасибо молвила ему».
«Не собираюсь», — был ответ суровый.
«Ну хоть скажи, неясно почему
Ты так черства, скажи хоть это слово».
 
«Спасибо, Саша, — молвила она. —
Что выбросил цветы заместо милой».
И эта фраза, язвою полна,
Пронзила воздух с колкой, едкой силой.
 
В душе она, конечно, поняла,
Что палку сильно перегнула в споре,
Что благодарность выразить могла,
Но не хотела дать ему опоры
 
Для новых чувств, чтоб он не воспылал
Надеждой тщетной, ложной и пустою.
А Саша лишь сдержался и молчал,
Услышав вслед: «Ты виноват собою».
 
Марину совесть мучила и жгла,
И чувство тягостной вины терзало.
Она букет тот пышный не взяла
И сердце Саши мигом растерзала.
 
«Он, огорчённый, выбросил цветы,
Что нёс с такой надеждою и пылом.
Какая глупость, — думала, — а ты
Поступок совершила столь постылый.
 
Мне нужно было просто розы взять,
С улыбкой вежливой принять подарок,
И после незаметно их убрать».
Но миг упущен. Жест был слишком ярок.
 
9
 
Настал и новый день. И Саша вновь
Марину звал гулять наедине.
В его словах читалася любовь,
Но та готовилась сказать уж «нет».
 
Хотелось ей культурно отказать,
Как делала уже десятки раз,
Но вдруг букет тот всплыл в её глазах,
И совести послышался ей глас.
 
И чувство долга, смешанное с тем
Упрямством, что влекло наперекор,
Заставило сказать простое «да»,
Меняя сразу весь их разговор.
 
Своим ушам не верил Саша сам,
И в шоке замер он на краткий миг.
Затем по всем померкшим небесам
Восторга и удачи свет возник.
 
Он был безмерно счастлив, ведь теперь
Свершилась маленькая та победа.
И в будущее приоткрылась дверь,
Где кончилась холодная беседа.
 
Марина после лагеря пошла одна,
Надеясь, что забудет он о ней.
Была та встреча вовсе не нужна
И просьба та из самых глупых дней.
 
Но через час иль два у самых врат
Её жилища он стоял и ждал.
Куда идти? Она не знала, как
Начать тот путь, что мукою ей стал.
 
А он, любовью слепо окрылён,
Готов был следовать за ней повсюду,
И страхом был мальчишеским смущён,
Чтоб предложить хоть что-то, веря в чудо.
 
И наконец, набравшись сил, позвал
На поле, где играют в баскетбол.
И этот шаг надежду подавал,
Что разговор их будет не так гол.
 
Но по пути она осознавала
Всю пропасть, что лежала между ними.
И речь его ей детской показалась.
Слова казались глупыми, пустыми.
 
Он говорил о том, что для неё
Давно прошло, что стало неинтересно.
А мыслей девичьих её копьё
Ему вонзалось в сердце слишком тесно.
 
Им не о чем, увы, поговорить.
Их речи были словно из двух стран.
И невозможно было склеить нить,
Что разорвал жестокий ураган.
 
Игра прошла. И молча на скамье
Сидели рядом, каждый о своём.
И в этой душной, мёртвой тишине
Они остались будто бы вдвоём
 
Во всей вселенной. И тогда она
Всю неприязнь свою осознавала.
«Зачем я согласилась? Тишина
Твоя и речь меня уже достала.
 
И эти муки, этот час с тобой
Не стоят вовсе совести укора
За тот букет. Ты скучный, боже мой,
И нет в тебе ни пламени, ни спора.
 
Я вижу, как тебе со мной легко.
Что ж, наслаждайся этим кратким мигом,
Но завтра буду очень далеко
И стану для тебя врагом и игом.
 
Я обещаю, завтра будет хуже» -
Так думала она, в душе кляня
Его любовь, что ей была не всуе,
А лишь обузой пасмурного дня.
 
И с этой мыслью полной холодка,
Взглянув в его восторженные очи,
С улыбкой нежной, что была легка,
Она солгала средь безмолвной ночи.
 
10
 
Вот смена в лагере к концу подходит.
И возвращаться ей домой пора,
Где жизнь привычно в тишине проходит
И где она не нужная сирота.
 
Но в этой жизни есть своя свобода
От Сашиных навязчивых забот,
От лишнего внимания героя,
Что изнуряло душу в эту смену вот.
 
Но в дни, когда тоска её терзала,
И одиночество сжимало грудь,
Она о Саше робко вспоминала,
Пытаясь в прошлое опять взглянуть.
 
Внимание, что раньше отвергала,
Теперь казалось ей почти желанным.
И мысль о нём на миг одолевала,
И чувство было трепетным и странным.
 
Она гнала те мысли от себя,
Боясь поверить в призрачную нежность,
И дать надежде волю, вновь любя,
Увидеть в чувствах чьих-то неизбежность.
 
Себя она упрямо убеждала,
Что ни она, ни Саша не любили.
Но где-то в глубине душа скучала,
И чувства те ещё совсем не скрылись.
 
«Быть равнодушной, сильной — вот мой путь,
Чем слабой быть, влюблённой и ранимой» -
Она себе твердила, силясь обмануть
Ту боль, что стала вдруг невыносимой.
 
«Вот был бы кто-то рядом в этот час,
Кто б разделил со мной мою печаль.
Я б даже Саше рада, хоть на раз,
Хоть с ним поговорила бы, не жаль.
 
Чуть-чуть. Ведь с ним и вправду скучно,
И не о чем нам с ним поговорить.
Он делал вид, что слушает радушно,
Но я ему не нужна, чтобы нить
 
Свою плести. Ему нельзя поверить.
Обманет он, предаст, как все вокруг.
Не верь ему», — шептала, заперев
Все тёплые порывы сердца вдруг.
 
11

Учебный год к финалу подходил,
И лето обещало вновь веселье.
И лагерь двери снова отворил,
Даря надежду, радость и похмелье
 
От школьных дней. И вот зашла к подруге
Мила, чтоб вместе на сбор пойти.
И в этом дружеском простом досуге
Вопрос сумела сразу заплести.
 
«Как думаешь, тебя забыл он?» -
Спросила Мила, глядя ей в глаза.
«Конечно, да! Прошёл уж целый год,
И в сердце у него давно гроза
 
Утихла. Новой девочкой увлёкся» -
Марина отвечала ей с досадой,
Но голос был притворно безразличен,
Скрывая чувства под пустой бравадой.
 
«А мне вот кажется, что это всё не так!
Он по тебе так сильно тосковал,
Что чувства не остыли, не пустяк
В его душе тот пламенный запал».
 
«Увижу равнодушие его
И только. В этом нет сомнений, право.
Мальчишки — ветер, больше ничего.
Им чувства — лишь минутная забава».
 
«Но мне со стороны видней, поверь» -
Подруга ей настойчиво твердила. —
«В его душе не заперта та дверь,
И страсть его была такою милой
 
И искренней. Такую, как ты есть,
Забыть и разлюбить — удел немногих».
Марина лишь усмешку, а не лесть
В ответ послала в думах своих строгих.
 
Прибыв на место, где толпился сбор,
Они к подругам сразу подошли,
И Мила оживлённый разговор
Вплела в слова, что весело текли.
 
Марина ж, отстранившись, в стороне
Следила за подругой и за ним,
И мысли роем бились в тишине,
Подстёгнуты волнением своим.
 
«Она ж хотела у него спросить,
Так пылко говорила, так всерьёз,
Зачем же нить беседы стала вить
С другими, позабыв про мой вопрос?
 
Уже о чём-то новом речь ведёт,
И время утекает, как вода.
Неужто ей неинтересен тот,
Кто был мне близок год тому назад?
 
Мне страшно интересно, но сама
Я не спрошу его, не подойду!
Забыла точно…» — думала она,
Свою скрывая тихую беду.
 
«Я так и знала, ты не спросишь, нет» -
Она подруге бросила упрёк.
«Ах, надо было? Дам сейчас ответ.
Пойду спрошу, хоть он и так далёк».
 
И Мила, не теряя ни мгновенья,
Направилась к нему через толпу,
А та ловила каждое движенье
И слышала их речи за версту.
 
 «Ты всё ещё Марину любишь, да?» -
Спросила Мила прямо, без прикрас.
Он бросил взгляд на девушку тогда,
И блеск весёлый не сходил из глаз.
 
Улыбка чуть заметная скользнула
По сдержанным, взволнованным губам.
«Да», — просто он ответил, и подуло
Теплом надежды по её щекам.
 
Внутри Марины буря клокотала,
И грудь сдавило, трудно ей вздохнуть.
Душа от счастья робко ликовала,
Смогла надежда в сердце заглянуть.
 
Он любит, помнит, он её не предал!
И целый год мучительных надежд
Оправдан был ответом тем, что ведал
Лишь он один под шёпотом одежд.
 
Но радость омрачилась в тот же миг
Тревогой, что вернулась, как кошмар:
Раз любит, значит, снова будет лик
Его повсюду, снова этот жар
 
Навязчивый, чрезмерный, как тогда,
И вновь придётся это всё терпеть.
И торжество ушло, как та вода,
Что не способна в пламени согреть.
 
На смену счастью — холод, безразличье,
И в голове созрел коварный план:
Чтоб сбросить это странное обличье
Влюблённой девы, выйдя из-за стран
 
Тоски и страха. И она решила
Избавиться от Саши навсегда.
И чувствам надоедливым закрыла
Дорогу в сердце раз и навсегда.
 
Привлечь вниманье лучшего из друга,
Что звался Максом, флиртовать и льстить,
Чтоб Саша видел эту злую вьюгу
И перестал её одну любить.
 
Максим был мальчик с круглою щекой.
Глаза зелёные пронзительно глядели.
Он излучал энергию, покой
Ему был чужд средь жизненной капели.
 
Неунывающий, на взлёт всегда легчайший,
Он был проказник, маленький бунтарь.
И совершал поступок он глупейший,
Смеясь потом, как будто дикий царь.
 
Его ветровка, верная подруга,
Была затёрта, грязно-зелена,
А красная футболка, как кольчуга,
Под ней виднелась, что ему не шла.

12
 
Пока окутывал туманом Саша
Своей заботой, душной и слепой,
Возник Максим, и жизнь вдруг стала краше
И обуздала новою волной.
 
Он, друг того, кто был в неё влюблён,
И младше так же, но совсем иной,
Не требовал внимания, как он,
Не нарушал девичий тот покой.
 
Он просто был, когда так получалось,
Когда естественно сводил их путь.
И в нём давленья вовсе не случалось,
Что можно было с лёгкостью вздохнуть.
 
В отличие от Сашиной химеры,
Что жаждала внимания в ответ,
Максим не знал навязчивой манеры
И слушал, излучая тихий свет.
 
Он слушал молча, жадно, не перебивая,
Внимательно вбирая в душу всё,
И каждая история простая
В его глазах находила свой оплот.
 
Она сама искала с ним беседы,
Сама делилась тем, что на душе,
И в этом не было ни капли беды,
На новом, светлом жизни вираже.
 
С ним не была объектом обожанья
Иль одержимости слепой, пустой,
А личностью, достойной пониманья
Своею собственной ведомой правотой.
 
Он не пытался мир её присвоить
И не стоял преградой на пути
К другим знакомствам, чтобы успокоить
Своё желанье рядом с ней идти.
 
И эта лёгкость, эта безмятежность,
Отсутствие оков и строгих стен
Рождали в сердце искреннюю нежность,
Не требуя чего-нибудь взамен.
 
Марина ощущала, как свобода
Её раскрепощает, веселит,
И от восхода и до небосвода
Её к Максиму, как к огню, манит.
 
Его спокойный, искренний интерес
Был сердцу много ближе и милей,
Чем тот навязчивый, упрямый бес,
Что жил в душе у Саши столько дней.
 
То был поток, волна живой прохлады,
Что смыла прежней нежности печаль,
И уносила прочь былые взгляды,
Открыв для симпатии иную даль.


13
 
День летний солнце щедро заливало,
Когда автобус, полный ребятнёй,
По пыльной, проселковой колее шагал
К карьеру, что манил голубизной.
 
Средь гомона и смеха выделялся
Влюблённый Саша, полный тайных дум.
Его тревожный взгляд всё время мчался
К Марине, заглушая прочий шум.
 
Она сидела рядом, но не с ним.
С Максимом бойко что-то обсуждала.
И Саша понял — нужно быть иным,
Чтоб дева на него внимание обращала.
 
И вот, когда из душного нутра
Машины вышли все на вольный воздух,
Решил он - действовать пора
Пока момент решительный не пройден.
 
— Привет! — пробасил он, к ней подойдя,
Стараясь голос сделать беззаботным. -
 - Как здесь красиво! Правда? — погодя,
Спросил он тоном самым мимоходным.
 
И, сделав шаг, как будто невзначай,
Он волосы поправил горделиво,
Но встретил лишь улыбку через край
Её насмешливых губ чуть-чуть лениво.
 
— И в третий раз тебе «Привет», мой друг, -
 Сказала. — Место дивное, согласна.
Тут подоспел Максим, замкнувши круг,
И хлопнул по плечу её всевластно.
 
— Марина, глянь, какие валуны! -
Он крикнул, указав на камней груду, -
Они природой дикой рождены,
Подобны первозданному этюду.
 
И Саша ревности почувствовал укол,
Решив, что нужно действовать активней,
И на коварный он пошёл подлог,
Чтоб выглядеть загадочней, наивней.
 
Когда она на камни отвлеклась,
Подмигивал ей тайно, как сообщник,
Потом споткнулся, будто бы упасть
Хотел, но устоял, как будто зодчий
 
Своих движений.  «Саша, осторожней! -
Она вскричала, обернувшись вмиг. -
Смотри, не упади, будь непреложней
В шагах своих!» — раздался её крик.
 
«Да я стою, как крепкая скала! -
Он отшутился, храбрости вдыхая. -
И грудь моя отвагою полна,
Ни страха, ни сомнения не зная».
 
Но дева, кажется, увлечена
Была Максимом больше, чем героем.
Вдруг села, интересом сражена,
К земле, где что-то двигалось под зноем.
 
Максим присел с ней рядом, и они
Увидели, как по камням шершавым
Полз чёрный жук, огромный, как в тени
Ночной кошмар, под солнцем величавым.
 
— А можешь взять его? — спросила вдруг
Марина, чтоб Максима подзадорить. -
Возьми жука, мой милый друг?
— Не я боюсь, не стану лицемерить.
 
Я первая спросила. Или ты
Жуков боишься, как дитя простое?
— Не то чтоб страх, но мерзкие черты
В нём есть. Возьми сама, оставь в покое.
 
Она лишь пальцем ткнула панциря жука,
Мол, вот и всё, смотри, как это просто.
— И я так мог бы, — молвил он слегка,
И ткнул его, не видя в том упорства.
 
Тут Саша подошёл, не в силах ждать,
— Что делаете вы? — спросил он громко.
— Жука берём. Теперь твоя, видать,
Настала очередь. Бери, неловкий!
 
Он брезговал, но отступать нельзя,
Ведь если Макс сумел, то он тем паче
Не должен трусом выглядеть, скользя
В её глазах к позорной неудаче.
 
И Саша взял жука, преодолев
Всю неприязнь, на руку посадил.
— Фу, гадость! — вдруг вскричала, озверев
От смеха, — Мы пальцем, трогали без сил,
 
Его касались! Фу! — она скривилась,
Как будто съела кислый виноград.
— Ты шутишь? — в нём обида пробудилась.
— Нет. Ты смешной, — и нежный её взгляд
 
Скользнул по волосам, и потрепала
Его, как будто малого щенка.
— Максим, идём, я кое-что узнала! –
 И увлекла с собою паренька.
 
Они ушли, оставив одного
Его стоять с жуком в руке открытой.
И чувство глупости и своего
Позора жгло под маскою сердитой.
 
Он положил жука в траву густую,
И взгляд его упал на серый камень,
Что формой сердце повторял, тоскуя,
И в нём зажёгся чувств проклятый пламень.
 
Он сразу о Марине вспомнил снова,
Подняв находку бережно с земли,
Искать пошёл её, не молвив слова,
Чтоб дар вручить ей в солнечной пыли.
 
Она ж давно, забыв про всё на свете,
С подругами — и Юлей, и Алей —
В пещере лазила, как вольны дети,
Не слыша calls of love from distant days.
 
Он звал её, но голос пропадал
Во тьме пещеры, в каменной прохладе.
И лишь Наташа крик его впитав,
К нему шагнула в простеньком наряде.
 
— Ты что-то от неё хотел, быть может? -
Спросила, подойдя к нему в упор.
— Я камень дивный, что меня тревожит,
Нашёл для ней, — ответил он, — с тех пор
 
Ищу её, чтоб сердце подарить.
— Давай его сюда, я передам, -
Сказала та, чтоб зло не воротить,
И он ушёл, доверившись словам.
 
Наташа дар вручила ей в пещере,
Где сумрак прятал отблески лучей.
— А это что? — спросила в недоверье
Марина, не сводя с неё очей.
 
— Нашёл для сердца твоего он камень
И попросил, чтоб я тебе дала.
— И для чего мне этот серый пламень?
— Не знаю, — та в ответ произнесла. -
 
Но он просил.  Марина дар взяла
С брезгливой миной, будто бы заразу
И, не подумав, бросила со зла
Его во тьму пещерную и сразу
 
Забыла. Камень, символ чувств немых,
Упал на дно средь отзвуков пустых.
 

 
Все шли гурьбой к поляне на простор,
Где солнце разливало щедро свет.
Марина шла, ведя свой разговор
Средь мальчиков и девочек, чей след
 
Терялся средь травы. И Саша вдруг
К ней подошёл, волнением объят,
И протянул ей, замыкая круг
Своих надежд, цветов нехитрый ряд.
 
Букет был скромен, собран из того,
Что под ногами весело росло,
Но в нём таилось сердца торжество,
Что к ней одной его всегда влекло.
 
Марина, видя взгляды всех подруг,
Не захотела вновь его обидеть:
Изображать брезгливость и испуг,
И чувства явным гневом ненавидеть.
 
Она взяла букет, кивнув в ответ,
С улыбкой лёгкой, скрывшей отвращенье,
Но лишь он отвернулся, канул в свет
Других забот, в одно лишь шевеленье
 
Руки её — и брошен был букет
В траву густую, в сторону, небрежно,
Как будто не цветок, а праздный бред,
Что слушать ей и больно, и мятежно.
 
Подруга головою покачала.
В её глазах читался злой упрёк,
И разговор суровый свой начала,
Чтоб выучить приятельнице впрок.
 
— Зачем ты это делаешь, скажи?
Любви твоей он сильно страждет.
— Не знаю, — та ответила, — но лжи
В моих словах не будет. Сердце жаждет
 
Покоя, но не может обрести.
Мне жаль его, я это понимаю,
И не могу взаимностью цвести,
Хоть головой всё время принимаю,
 
Что поступаю дурно, не щадя
Его надежд, но чувствам нет приказа.
Спокойней быть должна, но, уходя,
Я вновь и вновь твержу ему отказы.
 
Вожатые, заметив эту драму,
Решили с Сашей тихо говорить,
Чтоб залечить душевную ту рану,
И горькой правды нить ему открыть.
 
— Зачем она тебе нужна, скажи?
Ты молод, встретишь девушку другую.
Ты ей не нравишься, средь этой лжи
Найдёшь ты скоро радость неземную.
 
Оставь её, и станет легче жить,
Не мучай сердце понапрасну, парень.
— Я вижу всё, не надо ворожить, -
Ответил он. — Совет бездарен.
 
Скажите, вы когда-нибудь любили?
Ну, вот и я её люблю, поймите.
И все слова, что вы мне говорили,
Лишь пепел, что летит к моей орбите.
 
14
 
Вот смены лагеря последний день,
Идут домой знакомою тропою.
Их провожают Саша и Максим,
Скрывая грусть под лёгкой похвальбою.
 
Марина с Милой рядом. Путь далёк.
И непогода хмурит брови строго,
На небе туч сгущается клубок,
И дождь вот-вот прольётся на дорогу.
 
«Давайте на троллейбус, — молвит та,
Чтоб не промокнуть под грозой холодной».
И в этом предложенье простота
Нашла у всех поддержку обоюдной.
 
Они вошли в салон, и сел в тоске
На кресло Саша, мыслями гонимый.
Марина встала рядом налегке,
Как будто ангелом его хранимый.
 
Она молчала, глядя то в окно,
Где тучи собирались в чёрной злобе,
То на него, как будто бы давно
Хотела что-то разглядеть в особе
 
Его простой. И вдруг подруги глас
Нарушил тишину, что их сковала:
«Когда ты на него глядишь сейчас,
В твоих глазах так много блеска стало».
 
И эта фраза, брошена шутя,
Запала в душу ей, как откровенье.
И целый год, и мысля, и грустя,
Она искала фразе объясненье.
 
Она ведь знала — тело не солжёт,
Физиология не знает маски,
А значит, глаз её блестящий лёд
Твердил о скрытой, неподдельной ласке.
 
Твердил о том, что, споря сам с собой,
Её мятежный дух не замечает,
Как Саша ей был близок и родной,
И сердце тайно по нему скучает.

15
 
Вопрос о том, должны ли мы любить,
Когда душа не чувствует огня,
Есть сложная дилемма, может быть,
Что мучает сильней день ото дня.
 
Когда единственный весомый факт —
Лишь блеск в глазах, что так красноречив,
И кажется, что заключён контракт
С душой, что так обманчиво красив.
 
Известно, блеск ассоциируют
С симпатией иль трепетом в груди,
Импульсы нервные его диктуют,
Сигналя то, что ждёт нас впереди.
 
Но можно ли на шатком основаньи,
Как блеск в глазах, построить прочный дом?
Не станет ли он местом для страданий,
И не рассыплется ли он потом?
 
Во-первых, стоит вдуматься в природу
Того огня, что светится в очах.
Он в ясную иль в хмурую погоду
Рождает в сердце первобытный страх?
 
Иль это просто отраженье света,
Волнение, приятный сердцу шок?
Искать в нём доказательства, приметы
Любви — опрометчивый шажок.
 
Во-вторых, заставлять себя влюбляться —
Заведомо проигрышная роль.
Любовь не может по команде дать
Ответ на нашу внутреннюю боль.
 
Она — есть комплекс чувств, где есть доверье,
Привязанность, желание делить
Свой мир с другим, открыв пред ним все двери,
И тонкую меж вами строить нить.
 
Пытаться чувства эти симулировать,
Своё нутро насильно подавив —
Значит другого ложью бальзамировать,
И путь к несчастью для двоих открыть.
 
К тому же, принуждение к любви
Рождает в нас мучительный конфликт,
И шепчет голос внутренний: «Живи,
Но почему же сердце так молчит?»
 
Тот диссонанс меж внешним проявленьем
И тем, что есть на самом деле — яд.
Он порождает самообвиненье
И отчуждает от себя твой взгляд.

Но всё ж нельзя сигналы отрицать,
Что подаёт нам тело впопыхах.
Ведь если этот блеск — всего печать
На айсберге, что тонет впотьмах,
 
То может стать он точкой отправною
Для чувств, что глубже могут прорасти.
Но нужно быть открытым пред собою,
И дать в душе свободе расцвести.
 
В итоге, принуждать себя — обман,
Любовь не терпит рабства и оков.
Она рождается сама, как океан,
Из сотен тысяч искренних ручьёв.
 
И лучше честно всё себе признать,
Чем строить мир на хрупких миражах,
И дать себе возможность повстречать
Того, кто вызовет не блеск в глазах,
 
А отклик сердца, истинный, глубокий,
Чтоб не осталось тени для тоски,
И чтоб любви живительные соки
Наполнили собой души ростки.

16
 
Вот новой смены близится черёд,
И ждёт Марина, сердце затая,
Что Саша вновь к ногам её падёт,
Любви своей потоки не тая.
 
Она надеждой странною полна,
Что он придёт и скажет о любви,
Как будто эта горькая вина —
Любить её — кипела в нём в крови.
 
Вошла в привычку преданность его,
Как будто так положено судьбой,
И нет важнее в мире ничего,
Чем быть его единственной мечтой.
 
Ей нужно это, как вода и хлеб,
Вниманья жаждет, ловит каждый взгляд.
Хотя в душе её лишь стылый склеп,
Где чувства к Саше мёртвые лежат.
 
Она сама всё знает, но опять
Её терзает выдуманный страх,
Что он посмел любовь свою унять,
И пыл его развеялся во прах.
 
А вдруг он разлюбил, и больше нет
Любви той в преданных глазах?
И этот страх рождает в сердце бред,
И тонет дева в горе и слезах.
 
Переживает сильно, но во вне
Старается быть хладной, как всегда,
Чтоб не заметил кто-то в тишине
Её души постыдную страда.
 
И снова лагерь их свёл воедино,
Где сосны в небо устремляют взоры.
Её душа трепещет беспричинно,
И сердце полнит страх и разговоры.
 
Она подходит к Саше, чуть дыша,
Скрывая за вопросом дрожь и муку:
— Скажи, твоя мятежная душа
Всё любит иль познала злую скуку?
 
Ты всё ещё влюблён в меня, ответь,
Иль разлюбил, найдя в другой отраду?
— Люблю, — сказал он, попадая в сеть,
И улыбнулся, искренне заплакав.
 
Ответ её тщеславье утолил,
Как путник жажду утоляет влагой.
И пыл её тотчас в душе остыл,
Наполненный притворною отвагой.
 
Она спокойная идёт как прежде,
И вновь её влечёт Максима тень.
Она в его компании, в надежде
Проводит с ним и вечер свой и день.
 
И в этот раз их общие мечты
Нашли так много точек соприкосновенья,
Они вдвоём, как будто я и ты,
А Саша — лишь пустое сновиденье.
 
В командных играх, в суете забав,
Их души обрели единый лад.
Он, быстр и ловок, свой весёлый нрав
Являл, подать предмет Марине рад.
 
Она ж его стремительный порыв
Умелою рукой преображала.
И, лёгкий путь к победе им открыв,
Предметы точно в дело применяла.
 
Им было так приятно и легко,
Как будто век друг друга знали прежде,
Их разговоры длились дотемна,
Вверяясь общей радостной надежде.
 
Про комиксы и ужасы кино
Они могли беседовать часами.
Им было вместе быть предрешено,
Сплетаясь мыслями и голосами.
 
А в играх, где потребен острый ум,
Они ходы друг друга предугадать
Могли без слов, презрев ненужный шум,
Чтоб молчаливым знаком мысль подать.
 
То было пониманье с полуслова,
Души родство, что крепнет с каждым днём.
Их связь была таинственна и нова,
Согрета внутренним, незримым огоньком.
 
Когда ж вожатый конкурс объявил
На лучшую поделку, что природа
Дарует нам, их творческий порыв
Соединился в миг, забыв невзгоды.
 
Они кусок коры большой нашли,
Чтоб замок сказочный из ней построить.
Идеи свежие рекою шли,
Желая мир фантазии удвоить.
 
Они смеялись, спорили, творя,
И помогали бережно друг другу.
Их общность крепла, солнцем говоря,
Что разогнали внутреннюю вьюгу.
 
Делились сокровеннейшей мечтой,
Что в детстве согревала их сердца,
И становились ближе под луной,
Не видя их союзу и конца.
 
Им вместе не наскучивало быть,
И это чувство зрело с каждым часом,
Они могли молчать, могли шутить.
Их мир был прост и искренне прекрасен.
 
Сидеть могли вдвоём и в тишине,
Не чувствуя ни скуки, ни тревоги,
Как будто бы на ласковой волне
Сошлись в одну их разные дороги.
 
Марина, видя Сашину печаль,
Когда он зрел её с Максимом рядом,
Решила снять с души своей вуаль,
Пронзая сердце горьким, честным взглядом.
 
— Хоть дружите, но разница меж вас
Такая же как между днём и ночью.
Вы антиподы, — молвила она,
Слова свои сплетая в многоточье. -
 
— Прости, но с ним мне легче говорить.
У нас одни и те же увлеченья.
Мы можем вместе плакать и шутить,
Найдя в душе взаимное влеченье.
 
Мы мыслим в унисон и в этом суть,
Когда б ты тем же жил, что он вдыхает,
Когда б ты смог ко мне найти свой путь,
Как он его так просто обретает,
 
Тогда, быть может, было б по-другому,
Но мы не сходимся, увы, ни в чём.
— И дело только в этом? — он по-новому
Взглянул на ту, что мучила мечом
 
Своих речей. — Да, — молвила в ответ, -
— Но ты прости меня, молю, не надо
Держать обиду. — Мне не чужд сей свет.
Его забавы для меня отрада.
 
— Нет, я пыталась, — был её ответ, -
Найти с тобой хоть что-то, но напрасно.
Мы разные, как тьма и ясный свет,
И это мне давно предельно ясно.
 
Он любит ужас, он жесток порой,
Как я сама, а ты душою мягок.
Ты создан для любви совсем другой,
Твой мир из нежных и воздушных лапок.
 
— Я тоже так могу, — он прошептал,
Пытаясь боль унять в груди разбитой.
— До этого в тебе не зрел финал,
Не видела души твоей сокрытой.
 
И, чтоб смягчить жестокость этих слов,
Что ранили острей стального жала,
Она его, отбросив злой покров
Холодных фраз, по-дружески обняла.
 
17
 
Настал другой, не менее тоскливый
Для Саши день, и он, собравшись с духом,
Решил предстать жестоким, нерадивым,
Чтоб стать её единственным досугом.
 
Он подражал Максиму, как умел,
Пытаясь быть иным, ломая сущность,
Но выглядел так глупо и не смел,
Являя миру жалкую насущность.
 
Марина, видя этот маскарад,
Его попытки тщетные презрела.
И вновь холодный, отчуждённый взгляд
Ему дарила, будто омертвела.
 
И вот она, чтоб доказать своё,
Придумала жестокую проверку,
Чтоб вывернуть наружу всё враньё,
Открыв души его иную дверку.
 
Пред ним она, оголена рука
Лежала беззащитно и покорно.
— Скрути её, — сказала, — чтоб тоска
Пронзила болью зло и непритворно.
 
Но Саша отшатнулся, не готов
Принять условья варварской забавы.
— Я не могу, — был тих его ответ. -
Я не злодей из выдуманной главы.
 
Она в ответ с усмешкой на устах
Максима подозвала жестом властным.
И тот, не видя в просьбе стыд и страх,
Свершил поступок, страшный и ужасный.
 
Он руку ей без жалости скрутил,
Не дрогнув, не смутившись ни мгновенья,
Исполнив то, что Саша не свершил,
Не зная мук и тени сожаленья.
 
Ей было больно, но, стерпев ту боль,
Она на Сашу бросила свой взор:
— Вот видишь, в этом вся и наша роль,
И в этом весь мой главный приговор.

18
 
Однажды лагерь шумною толпой
Отправился к озерной глади чистой.
Был тёплый день, и нёс с собой покой
Небесный свод лазурный и лучистый.
 
Вожатые вели отряд детей
Тропинкою лесной, укрытой тенью.
Марина шла в компании своей
Подруг, предавшись лёгкому веселью.
 
Она шагала в самых первых из рядов,
А мальчики плелись неторопливо.
И Саша был средь них, на всё готов,
Но шёл поодаль, тихо, молчаливо.
 
Марина думала: «Глядит ли он сейчас,
Как я иду, следит ли за спиною,
За лёгкостью походки в этот час,
Пленённый вновь моею красотою?»
 
И от таких волнующих идей
По телу дрожь бежала с мурашами,
Но обернуться не решалась к нему,
Боясь столкнуться с честными глазами.
 
И лишь когда пред ними пляж возник,
Она, набравшись смелости, решилась
Взглянуть назад, но в тот же самый миг
Её надежда вдребезги разбилась.
 
Он с увлеченьем, позабыв про всё,
Играл с друзьями, пылок и неистов.
Как так? Ужель страдание своё
Он позабыл средь шуток и средь свистов?
 
Все расстелили пледы на песке,
Чтоб было где сидеть и отдыхать,
И, позабыв о горе и тоске,
Одежду стали до купальников снимать.
 
Марина тоже, не спеша, нашла
Глазами Сашу, будто бы случайно,
И убедилась, что судьба свела
Их так, что он увидит её тайну.
 
Снимая шорты, майку не спеша,
Она шептала мысленно, ликуя:
«Смотри теперь, чего твоя душа
Лишилась, глупо по другим тоскуя».
 
— Пойдём купаться? — вдруг раздался глас,
То Саша к ней с вопросом обратился.
— Ещё вожатый не давал приказ,
И пыл твой слишком рано пробудился.
 
Прошло немного времени, и вот
Дано на купанье разрешенье.
И весь отряд помчался к глади вод,
Ища в прохладе сладкое спасенье.
 
Но дева на песке осталась ждать,
И с нею те, кто не любил прохладу.
И Саша, хоть хотел в воде играть,
Стоял, бросая взгляды, как награду.
 
Он ждал её, но вместо слов простых,
Чтоб утолить его томленье, дева
Прошла надменно мимо глаз пустых,
Исполнена притворства, лжи и гнева.
 
К Максиму обратилась не спеша:
— Пойдём со мною вместе искупаться?
— Не хочется, — ответил он, душа
Его не рвалась в волнах кувыркаться.
 
— Пойдём, там будет весело, поверь!
— Я не хочу, иди одна, не надо.
И вот она, открыв тугую дверь
Озёрных вод, вошла в его прохладу.
 
Она плывёт, и следом, как во сне,
Идёт и Саша, верный, неизменный.
Она на водяной лежит спине,
А он плывёт с ней рядом, раб смиренный.
 
19
 
И вот настал последний день в раю,
Где сосны, лето, смех и благодать,
Но для Марины на самом краю
Стоит эпоха, чтоб её отдать.
 
Не просто смена к своему концу
Подходит, завершая дней черёд,
А целой жизни юному лицу
Грозит прощаньем следующий год.
 
Экзамены, и школа позади,
И это значит — лагеря не будет.
И пустота рождается в груди,
И сердце никогда не позабудет
 
Тех дней весёлых. Не придёт сюда
Она уже, не ступит на тропинку,
И не увидит больше никогда
Лиц дорогих, стерев слезу-росинку.
 
Не будет игр, шуток по утрам,
И смеха, что звенел в ночной тиши.
Пришла прощаться горькая пора,
И боль потери давит из души.
 
К ребятам всем подходит не спеша,
Чтоб с каждым лично, искренне проститься.
И от прощальных слов её душа
Готова в небо улететь как птица.
 
Вот Саша и Максим. Обмен немой
Простых контактов, цифр на бумаге,
Чтоб сохранить хоть призрак за спиной
От этой дружбы, пыла и отваги.
 
Но мысль о том, что с Сашей навсегда
Ей предстоит расстаться в этот вечер,
Легла на сердце, как незримая беда,
И тяжестью согнула хрупки плечи.
 
20
 
Вот начался учебный, скучный год,
Идёт своей обычной чередою.
Но сердце от других живёт забот,
И не даёт душе её покою.
 
Марина каждый день в своей тиши
Лелеет память, словно скарб бесценный,
И образы из глубины души
Встают пред ней, как узники пред пленным.
 
Ей не хватает Саши и Максима,
Их шуток, взглядов, голосов родных.
Но мысль о том, чтоб позвонить незримо,
Пугает, ставя в ряд немых, пустых.
 
Она боится им писать иль позвонить.
Свой страх не в силах превозмочь и сбросить.
И остаётся только в мыслях нить
Тянуть к былому и судьбу порочить.
 
Как жаль, что роз букет не приняла
От Саши, что теплом не отвечала,
Что доброты своей не отдала,
Когда душа его любви искала.
 
Теперь ей мнится, надо было с ним
Быть ласковей, заботливей и мягче,
И каждый день, что был неповторим,
Его в объятьях согревать всё жарче.
 
Она по ним по двум равно тоскует,
По каждому своя в груди печаль.
И память ей картины дней рисует,
Где лето унеслось в туманну даль.
 
Но год грядёт экзаменов суровых,
И нужно ей готовиться, учить.
И в череде занятий трудных, новых
Старается она про всё забыть.
 
Всё сдать смогла, окончились тревоги.
Но в те же дни, когда её тетрадь
Была судьёй. Вели в тот лагерь ноги
Её друзей, чтоб снова отдыхать.
 
И думает она, глотая слёзы,
Как там они, в прохладе тех лесов,
Встречают лета радостные грёзы
Без лишних слов, без писем и звонков.


 21
 
Она решила — время перемен,
И к выпускному вечеру готова.
Уйти от старых, надоевших стен,
Начать свой путь решительно и ново.
 
И смелый шаг был сделан в тот же час:
Острижены каштановые власы,
И чёрный цвет, глубокий, словно мгла,
Окрасил их, как угольные мази.
 
Тот образ — символ будущих дорог,
Готовность к жизни, к новому началу.
Как будто кто-то подводил итог
Всему, что раньше сердце волновало.
 
Сам выпускной прошёл в тепле и свете.
Но мысли улетали далеко.
Она мечтала о другом рассвете,
Чтоб стало на душе легко-легко.
 
И вот, свершилось! В стольный град, в Москву,
Документы подав без лишних слов,
Она узнала, словно наяву,
Что принята под знаний тех покров.
 
И этот шаг — не просто переезд,
Не смена платья и не цвет волос,
А выбор, что важнее прочих мест,
Ответ на самый главный свой вопрос.
 
То осознанье, что пора начать
Совсем иную в жизни полосу,
Где можно верить, действовать, мечтать,
Поймав удачи лёгкую осу.
 
Но даже в вихре будущих забот,
Готовясь к жизни, полной перемен,
Она друзей, что дал ей лагерь тот,
Не собиралась отдавать взамен.
 
22
 
В последний день, пред тем как кануть в дым
Другого града, в суету чужую,
Она решила встретиться с былым,
Собрав друзей в минуту дорогую.
 
Марина пишет Саше и Максиму,
И Миле шлёт короткое посланье,
Чтоб встретиться у струй неутомимых
Фонтана, в час прощального свиданья.
 
Все согласились. И она пришла
Туда пораньше, встала в стороне,
Чтоб посмотреть, кого судьба вела,
И кто возникнет в сонной тишине.
 
Вот Саша первым подошёл к фонтану.
За ним Максим явился не спеша.
А Милы нет, что показалось странным,
И замерла взволнованно душа.
 
Она подходит. Новый облик свой
Неся как вызов, как печальный флаг.
Максим сражён был этой новизной,
Не в силах скрыть свой первобытный страх.
 
А Саша, удивившись на мгновенье,
Взглянул на пряди цвета воронья,
И на лице простое сожаленье
Сменило радость памятного дня.
 
— Ну, как тебе? — спросила, чуть дыша,
Марина, ожидая приговора.
— Ах, раньше лучше было, — чуть шурша,
Ответил он, не поднимая взора.
 
Раз Милы нет, Марина в тот же час
Меняет план: — Раз так, идём мы к ней!
Никто не против, и огонь не гас
В сердцах от этой выдумки своей.
 
Но небо хмурится, и мелкий дождь
Моросит с неба, навевая грусть.
Они втроём, отбросив страх и дрожь,
Идут знакомый зная наизусть
 
Маршрут до дома Милы. Вот порог.
Марина в дверь стучит. Подруга им
Открыла в лёгкой сорочке, и слог
Её был полон извинений к ним.
 
Сказала: «Мама, уходя, ушла,
А ключ запасный где-то затерялся».
«Раз ты не можешь выйти из угла,
То мир друзей к тебе в твой дом ворвался!»
 
И тут, как будто бы из-за стены,
Все лагерные души появились.
И смехом комнаты оглашены,
И лица радостью воспламенились.
 
Они сидят, как в старые деньки,
Играют в карты, шутят беззаботно.
И разговоров льются ручейки,
Свободно, весело и мимолётно.
 
Потом Марина, чтоб продлить тот миг,
Проводить мальчиков сама готова.
И вот уходят, слыша сердца крик,
Чтоб не встречаться, может, больше снова.
 
На улице всё так же дождь идёт,
Стучит по крышам, навевая дрёму.
И молча троица бредёт
К знакомому, обычно Саше дому.
 
Когда прощаться настаёт черёд,
И каждый должен выбрать путь-дорогу,
Вперёд выходит Саша и зовёт
Марину, чтоб унять её тревогу.
 
— Позволь тебя до дома проводить, -
Сказал он тихо. Дождь не унимался.
Но тут Максим, не дав ей возразить,
С таким же предложением вмешался.
 
И вот она стоит на перепутье,
Меж двух огней, меж двух различных судеб.
И выбор сделать в тягостной минуте
Ей предстоит, и он решеньем будет.
 
Пойти с Максимом, с кем легко, как с братом,
С кем разговор течёт рекой свободной,
Иль с Сашей, чьим печальным, тихим взглядом
Душа её полна вины холодной?
 
Она хотела хоть на миг один
Ему отдать тепло, унять страданье.
И выбрала его, как господин
Выносит рабское существованье.
 
Максим пожал плечами и в упор
Взглянул в её глаза, как будто в душу,
И, не вступая в безнадёжный спор,
Пошёл, обет молчания нарушив.
 
Марина вслед ему кричит: «Постой!
Ты можешь к нам присоединиться тоже!»
Но он идёт, не слыша голос той,
И этот крик его не потревожит.
 
Не обернувшись, он в туманной мгле
Лишь руку вскинул в жесте на прощанье.
А капли слёз мешались на стекле
С дождём, смывая это расставанье.
 
Марине стыдно, что опять она
Не может душу посвятить всецело
Тому, чья доля грустию полна,
И предлагает, подойдя несмело:
 
— Давай пройдёмся длинною тропой?
Пусть будет путь наш дольше, чем обычно.
Он согласился, будто бы слепой,
На всё взирая равнодушно, зычно.
 
Их разговор течёт едва-едва,
Как ручеёк, что в засуху иссяк.
И подбираются с трудом слова,
И каждый жест, и каждый взгляд — пустяк.
 
Но вдруг он молвил, прерывая тишь,
И голос прозвучал его так странно:
— Вот, посмотри, — сказал он, — что творишь
Ты с сердцем, что стучит в груди так рьяно.
 
Он протянул кольцо. — Купил себе,
Но палец мой для круга слишком толстый.
И вот теперь в моей оно судьбе
Лежит, как крест на каменном погосте.
 
— Не удивляюсь, — молвила она, —
Но для чего оно, скажи, мне нужно?
Ты думаешь, душа моя бедна
И примет дар твой слепо и послушно?
 
— Не знаю, ты решай, — ответил он, —
Мне ни к чему оно, пойми, отныне.
Их разговор был словно страшный сон,
Застывший в ледяной, немой пустыне.
 
— Так значит, если мне его отдашь,
Я вольна делать с ним, что захочу?
И этот жест, и этот образ наш
Я растопчу и в прах я размечу?
 
— Ну, да, — ответил он, не поднимая глаз.
— Могу и выбросить, и ты не скажешь слова?
И не осудишь в этот горький час
Поступок мой, жестокий и суровый?
 
— Не осужу, оно теперь твоё,
Твоя и власть, твоя над ним и воля.
И он, как будто сердце ей своё,
Протягивал, чтоб прекратились боли.
 
Она взяла, небрежно, чуть дыша,
Стараясь пальцев не коснуться тёплых,
И в этот миг её была душа
В силках противоречий, злых и мокрых.
 
— А вот и урна, — молвила она, —
Пойду и выброшу твою заботу.
И тишина стояла, как стена,
И он не прерывал её работу.
 
Она подходит, руку протянув
Над чёрным зевом мусорного бака.
Но, пальцы в кулаке своём сомкнув,
Стоит, полна сомнения и страха.
 
Не может бросить. Совесть не даёт
Поступок совершить пустой и глупый.
И серебра холодный ободок
В руке лежит, как приговор подсудной.
 
— Ну, что ты делаешь, скажи, со мной? -
Она к нему с упрёком обратилась, —
Не в силах я нарушить твой покой,
Чтоб гордость над добром не воцарилась.
 
Не выброшу. Себе его возьму, -
И в задний джинсов положив карман,
Сказала: — Радуйся хоть потому,
Что не свершился мой пустой обман.
 
— Ты можешь делать с ним, что хочешь, верь,
Я отдал, и назад дороги нету.
И вот они стоят, и вот и дверь
Подъезда, что ведёт к теплу и свету.
 
Прощаться время. Он, печали полн,
Целует в щёку, словно брат сестрицу.
И средь немых, бушующихся волн
Она к его щеке смогла прибиться.
 
Он первый раз её поцеловал -
И замер мир в прощальной тишине.
И робкий жест, что он так долго ждал,
Ответом стал, горящим как в огне.
 
И первый раз она, забыв про всё,
К его щеке прильнула невзначай.
И время свой остановило ход,
Сплетая вместе встречу и «прощай».
 
23
 
Проходит несколько унылых дней,
И вот она уехала в Москву,
Чтоб в суете столичных фонарей
Начать свою отдельную главу.
 
Её накрыла новая волна
Эмоций, встреч и незнакомых лиц.
Но в глубине души она одна
Средь сотен новых, чистых страниц.
 
Всех новых встречных, всех своих подруг
Она невольно сравнивает с теми,
Кто замыкал её привычный круг,
С кем было так легко в минувшем времени.
 
Она всё ждёт, что зазвонит звонок,
Чтоб разорвать молчания оковы.
И каждый день, как выученный слог:
Проверить телефон она готова.
 
Но нет вестей. И в этой тишине
Проходят дни, недели и мгновенья.
Никто не пишет ей наедине,
Не шлёт ни строчки для успокоенья.
 
Ни Саша ей не пишет, ни Максим,
Как будто лето было просто сном,
И образ их, туманный и незрим,
Растаял в прошлом, в городе ином.
 
И снова мысль, что ей покоя нет,
Тревожит сердце, не давая спать:
Хранит ли Саша в памяти обет,
И любит ли её, как знать, как знать?
 
И с этой мыслью, с этой тихой болью,
Что стала ей и другом, и судьёй,
Она живёт, смирившись с этой долей.
И пролетал так год её пустой.

24
 
Впервые в шумной, суетной Москве,
Когда учёбы дни текли рекою,
Марина ощутила вдруг в себе
Тоску, что не давала ей покоя.
 
Тоска не по родным стенам была,
Не по привычной жизни безмятежной,
А по тому, кого она ждала,
По Саше, с мыслью горькой и прилежной.
 
Столица, город пламенных огней,
Где тысячи амбиций бьются в клетке,
Лишь сделала потерю побольней,
Как будто яд вкололи едкий.
 
Гуляя там, где площадь вся красна
Иль по проспектам, полным суматохи,
Она ловила мысль, что не одна
Хотела б слушать городские вздохи.
 
Сидела ли с подружками в кафе,
Смотрела, как огни в окне дрожали,
И представляла в мыслях, в голове,
Чтоб Саша с ней делил эти печали.
 
И даже в разговорах с новым кругом,
В их шутках, в их манере говорить,
Она искала в каждом новом друге
Ту самую, знакомую ей нить.
 
Внутри неё росло и созревало
Неведомое чувство, как бутон,
Что лепестки свои приоткрывало,
Врываясь в её мысли, в её сон.
 
Оно росло, нежней и сокровенней,
И поняла Марина наконец,
Что это трепет первых откровений,
Любовь, вплетающая свой венец.
 
Она могла б сейчас, не ожидая,
Послать ему простое сообщенье,
Признаться в том, о чём душа страдая
Мечтала, позабыв про все сомненья.
 
Но нет, она хотела не спешить,
А сделать всё по-настоящему, как в сказке,
И миг тот драгоценный совершить
Без суеты, без робости, без маски.
 
Она ждала конца учебных дней,
Мечтая, как вернётся в город сонный,
И станет чуточку смелей,
Представ пред ним, любовью окрылённой.
 
Она его на встречу позовёт,
И, заглянув в глаза его глубоко,
Произнесёт те главные слова,
Что в сердце берегла так одиноко.
 
Она хотела, чтоб момент тот был
Особенным, как первое причастье,
И чтобы он его не позабыл,
Как символ их возможного счастья.


25
 
Настало лето, и она домой
Вернулась в город, где осталась юность.
И первой мыслью, первою мольбой
Была та встреча, что ей в снах приснулась.
 
Она ему назначила свиданье
У озера, где вод прозрачна гладь,
Чтоб утолить души своей страданье
И чтоб наедине его обнять.
 
Он согласился. И она пришла,
Надеждой полня трепетную грудь.
Но тень сомнения её нашла,
Когда увидела дальнейший путь.
 
Он был не сам. С ним рядом шёл Андрей,
Его товарищ, друг давнишних дней.
И мир её несбыточных идей
Разбился в прах от этой немоты своей.
 
— Ты ведь не против, что мы не вдвоём? —
Спросил он просто, глядя ей в глаза.
Она, скрывая внутренний излом,
Ответила, как будто бы гроза
 
Её минула: — Что ж, я только за!
Чем больше с нами будет здесь людей,
Тем веселее будет нам, друзья,
Средь этих ив и солнечных лучей.
 
Они пошли. И странною игрой
Судьба сплела дальнейший разговор:
Она, не зная, что тому виной,
С Андреем говорила с этих пор.
 
Она смеялась шуткам невпопад.
И он ей отвечал легко и просто.
А Саша шёл, бросая тихий взгляд
Как будто гость на каменном погосте.
 
Андрей и Саша что-то обсуждали,
Но между ней и Сашей — тишина.
Их голоса друг друга не касались,
И отчужденья выросла стена.
 
Они сидят на бреге у воды.
Андрей ушёл, оставив их вдвоём.
И тихий шёпот ласковой волны
Напоминал им что-то о былом.
 
Марина дышит через силу, сжав
В груди смятенье, страх и трепет свой,
И сердце бьётся, все права поправ,
Как будто хочет вырваться долой.
 
Она сказать ему «люблю» должна,
Слова найти, что год в себе носила.
Но их беседа, смыслом не полна,
Течёт о том, что жизнь преподносила.
 
Она всё ждёт удобного мгновенья,
Чтоб разорвать молчания покров.
Но он, прервав пустое рассужденье,
Сказать ей что-то важное готов.
 
— Мне нужно, — молвил он, — тебе сказать…
И посмотрел в её глаза, что так
Сверкали, словно звёзд небесных рать,
Рассеяв полумрак и полустрах.
 
И дрожь по телу пробежала вдруг,
Коленки, локти — всё в ней затряслось,
И горло сжал удушливый недуг,
И слово вымолвить не удалось.
 
А в мыслях буря: «Милый мой, родной!
Как я скучала этот долгий год!
Ты не поверишь, ты один со мной,
Кто в сердце раненом моём живёт.
 
Люблю тебя, всегда тебя любила,
Не говори, прошу, ни слова, нет!
Я просто высказать хочу, что было
Моей душе единственным, как свет.
 
Пусть ты, быть может, больше и не любишь,
Но я люблю! Ты слышишь? Я люблю!
И ты меня, я верю, не осудишь,
Что вслух сказать я это не могу…»
 
— Я должен был сказать, — продолжил он,
Смотря влюблённым взглядом, не дыша, -
Что я до сей поры в тебя влюблён
И лишь тобою дышит впредь душа.
 
Она смотрела, и солёных слёз
Внезапно хлынул жгучий ручеёк.
И ветер их по берегу разнёс
Как будто был свидетелем упрёк.
 
Но плакала она не от того,
Что счастье вдруг наполнило её,
А от того, что чувство то мертво,
И в сердце — пустота и забытьё.
 
Вся та любовь, что год её томила,
Что ей казалась истиной самой,
Была лишь жаждой, чтоб её хвалила
Гордыня, теша самолюбье злой.
 
И слёзы лились, потому что слов
Она сказать так нужных не успела
Тому, кто был принять её готов,
Чья вера в ней так искренне горела.
 
Она молчала, слёз не вытирая,
А он её в объятья заключил,
И, в них безвольно, тихо замирая,
Она не чувствовала больше сил.
 
Она о Саше думать прекращает,
И образ его тает, словно дым,
И в суету себя вновь возвращает,
Чтоб прошлое не сделалось седым.
 
И снова поезд мчит её в Москву,
Где новый год учебный настаёт,
И видит жизнь она не наяву,
А как во сне, что время унесёт.

26

Едва утихли мысли о былом,
Как новая в душе зажглась страница,
И Саша, что был прежде божеством,
Успел в тумане прошлом раствориться.
 
Теперь Марины сердце и мечты
Летят к другому, позабыв покой,
И видит в нём знакомые черты
Того, кто ей начертан был судьбой.
 
Максим ей кажется началом всех начал,
Тем самым, с кем хотела б рядом быть.
И чтоб её он тоже замечал,
И чтоб позволил ей себя любить.

27
 
Проходит год. И снова летний зной
Зовёт её к знакомым берегам.
И шлёт она подруге Миле свой
Призыв пойти к озёрным тем лугам.
 
Но Мила отвечает, что одна
Не будет в этот день, и у Марины
Надежды робкой теплится волна,
Что ей предстанут прошлого картины.
 
Она увидеть Сашу хочет вновь,
Но гонит мысль, себе самой твердя,
Что эта невозможная любовь
Ушла, как капли летнего дождя.
 
Она себя упрямо убеждает,
Что Мила с ней подружку приведёт,
Но сердце всё равно не отпускает
Тот образ, что в её душе живёт.
 
И вот они. И Мила не одна.
И с нею Саша. И с сестрой Наташей.
И радости безумная волна
В душе Марины поднимает чаши.
 
Она ликует, счастлива безмерно,
Но прячет блеск своих счастливых глаз.
И держится спокойно и примерно,
Чтоб не раскрыть себя в тот самый час.
 
Они идут к озерной синеве.
Их путь лежит знакомою тропой.
И мысли все в её лишь голове
О том, кто снова рядом с ней одной.
 
Она идёт всё время возле Саши,
Как будто так и быть должно всегда.
И нет на свете ничего ей краше,
Чем эта близость, эта череда
 
Коротких встреч. И вот её рука,
Как бы случайно, в этот самый миг,
Касается его руки слегка,
И в сердце радостный, восторженный крик.
 
Они о чём-то просто говорят,
Их разговор течёт легко и плавно,
И взгляды их друг друга не корят,
А ищут встречи трепетно и славно.
 
На берегу, где плещется волна,
Она садится рядом с ним, так близко,
Что кажется, душа её полна
Желанием склониться очень низко
 
К его губам, и руку его взять,
И гладить волосы, и позабыть про всё,
И эту грань решиться перейти,
Чтоб счастье обрести своё.
 
Но рядом Мила, и Наташа тут,
Их взгляды, их присутствие — преграда,
И губы слов заветных не найдут,
И робость стала ей плохой наградой.
 
Когда ж она уходит в гладь воды,
Чтоб охладить пылающее тело,
Он с берега не сводит череды
Движений плавных, смотрит так несмело.
 
Он взглядом ловит каждый её взмах,
Следит за ней, как за своей мечтою,
И тонет в этих любящих глазах
Весь мир с его ненужной суетою.
 
И вот прощанья наступает час.
До дома провожает снова.
И поцелуй, как в самый первый раз,
Щеки коснулся, не сказав ни слова.
 
Она стоит, погружена в мечты,
Что всё теперь получится, быть может,
Не разведёт судьба для них мосты,
И их любовь все беды превозможет.
 

Глава 3

1

И снова в шумной, суетной Москве,
Душа Марины радостью согрета,
Воспоминанье живо в голове
О встрече, полной ласкового света.
 
Его прощальный, тёплый поцелуй,
И взгляд его, и нежность рук знакомых,
Среди московских торопливых струй
Хранит она в сердечных закромах.
 
Теперь она уверена вполне
В его любви, что ей была дана,
И в этой светлой, мирной тишине
Сама ответным чувством вся полна.
 
Москва вдруг стала ярче и светлей,
И лекций строй понятней и дороже,
И гул метро средь тысячи огней
Её смятенной души не тревожит.
 
Но наравне с той радостью большой,
Звучит в ней и другая песнь без слов,
Мелодия, что дышит теплотой,
И эта песнь — к Максиму любовь.
 
Она о нём всё так же вспоминает,
Прогулки их под сенью тихих крыш,
И сердце снова сладко замирает,
Когда в уме его заботу всю хранит.
 
И нежный взгляд его, и шутки робкой смех,
Всё в памяти живёт, не угасая,
Как будто тихий, прошлогодний снег,
Что под весенним солнцем не растаял.
 
Столица — город будущих побед!
Но сердце рвётся, мучаясь, на части
Меж двух миров, где гаснет старый свет,
И новый разжигает пламя страсти.
 
Вот Саша, к коему любовь пришла,
А вот Максим, что дружбой согревает,
И два пути судьба ей провела,
У которых пересеченья не бывает.
 
И ждёт Марина окончанья дней
Учёбы, с трепетом и нетерпеньем,
Чтоб в город свой вернуться поскорей,
Развеять тягостное невезенье.
 
Она мечтает их увидеть вновь
И заглянуть в глаза им без опаски,
Чтоб разрешить двойную ту любовь,
Сорвав с души сомнения и маски.

2
 
Когда бросало солнце тень свою,
Марина, всё решив, взяла свой телефон,
И сердцу, бьющемуся на краю,
Дала исполнить принятый закон.
 
Сегодняшний порыв был не простой —
Не просто приглашенье на прогулку,
Она хотела обрести покой
На Сашиной квартире в переулке.
 
«Привет, мой Саша! Может, погуляем?» —
Строка летит, надеждою полна.
«Привет. Я занят. Если, полагаю,
Недолго, то возможность есть одна».
 
И встретились они, когда закат
Окрасил небо в розовый и алый.
И каждый взгляд, и каждый тихий шаг
Был для неё и радостью и раем.
 
Стараясь тишину собой прервать,
И скрыть волненье, что в груди стучало,
Она ему пыталась рассказать
Про всё, что днём её так занимало.
 
Про университет, про новый фильм,
Про случай, что заставил рассмеяться.
А он, спокойный, будто пилигрим,
Лишь слушал, не пытаясь поддаваться.
 
Он равнодушно шёл своей тропой,
Кивая иногда на полуслове,
И был поглощён мыслью немой,
К её рассказу будучи готовым.
 
Они гуляли, времени не зная,
Пока, на циферблат свой бросив взгляд,
Он произнёс, её не обнимая:
«Марин, уж поздно. Поспеши назад».
 
Вот этих слов боялась больше ада,
Они звучали, как холодный лёд.
«Я не хочу домой», — с тоской во взгляде
Сказала, предрешая свой исход.
 
Она тянула трепетный момент,
Пытаясь намекнуть ему отчайно,
Что этот вечер — главный аргумент,
Чтоб не прощаться холодно, случайно.
 
«А может... я останусь у тебя?» —
И голос прозвучал почти моляще.
Она смотрела, искренне любя,
На тень его, по улице скользящую.
 
Он на неё смотрел, пытаясь смерить
Всю глубину её немой мольбы.
«А как же дом? Не будут ли жалеть
Родители о повороте сей судьбы?»
 
«Я позвоню», — она, схватившись за
Возможность, телефон достала быстро.
Не получив ответное «нельзя»
Зажглась надежда искрой.
 
«Всё, решено. Они не будут ждать» -
Сказала, убирая телефон.
Ему деваться некуда, и вспять
Не повернуть событий этих вон.
 
Он видел этот искренний порыв,
Настойчивость, что нежностью дышала,
И, тяжело, с досадою вздохнув,
Сказал, чтоб эта ночь не разлучала:
 
«Ну хорошо. Пускай. Побудь со мной.
Пойдём», — и в голосе его усталость
Смешалась с безнадёжной тишиной,
Что в сердце у него тогда осталась.

Была квартира у него пуста,
Ведь Саши мама в ночь работать шла,
И эта ночи немой простота
Их до рассвета вместе заперла.
 
Обстановка в доме без затей,
Советский быт хранил тепло своё,
И не было диковинных вещей
В простом и скромном доме у него.
 
Ковры на вытертом полу лежали,
И рамы окон помнили года,
Обои на стенах не обновляли,
Но в этом всём была своя среда.
 
Он был хозяин вежливый и славный,
И ужином Марину накормил,
И фильм, что показался ей забавным,
Он вместе с ней смотреть уговорил.
 
Но он смотрел с наскучивающим видом,
Как будто мысли были далеко,
И скукой, что была внутри сокрыта,
Дышал он тяжело и глубоко.
 
Он фильм смотрел из вежливости только,
Чтоб гостью дорогую не обидеть.
И не было в нём радости нисколько,
И этого нельзя было не видеть.
 
Уже глубокой ночью мир объят,
И сон зовёт забыться до утра,
Марина, не спросив его, подряд
Все правила нарушила тогда.
 
Она легла в его кровать, сказав,
Что будет спать лишь здесь, и нигде боле.
И, на подушку мягкую упав,
Себя хозяйкой чувствовала вволю.
 
— Тогда я спать в гостиную пойду, —
Ответил он, скрывая свой разлад.
— Нет! — молвила она, как на беду, —
Ложись со мною, будь со мною рядом.
 
— Я уступила место, посмотри,
Давай уснём мы вместе, мой родной,
Когда ещё до утренней зари
Нам шанс такой представится с тобой?
 
— Ну, ладно, — он ответил, не тая
Всей неохоты, что в душе жила.
И лёг, как будто доля злая
Его на это ложе привела.
 
Он руку положил ей под висок,
Чтоб голова её могла почить,
И так лежал он долгий, долгий срок,
Не смея даже руку отстранить.
 
Часы текли, а он не шевелился,
Как будто статуей из камня стал,
И каждый мускул в теле напрягся,
И каждый вздох он молча сдерживал.
 
Марина, видя эту муку в нём,
Решила прекратить немой укор,
И руку, что горела под огнём,
Переместила ближе, на простор.
 
И тишина, гудящая со всех
Сторон, на них давила тяжело.
Как будто самый тихий, робкий смех
Разрушить эту хрупкость бы помог.
 
Она к его груди главой прильнула,
Вдыхая запах ткани от него.
И в этом мире сонном утонула,
Не требуя от ночи ничего.
 
Она его по животу и по груди
Ласкала нежно трепетной рукой,
И слушала, как сердце взаперти
Стучит, нарушив тягостный покой.
 
И лунный свет, проникнув к ним в окно,
Чертил на теле контуры его.
И всё казалось сказочным кино,
Где нет ни зла, ни лжи, ни одного
 
Пустого слова. Но поднять глаза
Она боялась, встретившись со взглядом,
Что мог бы ей всю правду рассказать,
Что он не рад, что он не хочет рядом
 
Быть с нею так. И он лежал, молчал,
Как будто ждал, когда же ночь пройдёт,
И ни о чём её не вопрошал,
И не искал к сближению проход.
 
И так прошла вся ночь: за часом час,
Без поцелуев, действий и без слов.
И тот огонь, что в ней горел, погас,
Не встретивши ответный тихий зов.
 
Рассвет пришёл внезапно, как беда,
Развеяв мрак обманчивой мечты.
Казалось, эта ночь не навсегда
Должна была остаться в царстве пустоты.
 
Едва лишь первый луч коснулся штор,
И комната наполнилась рассветом,
Как Саша свой прервал немой укор,
И стал настойчив в требованье этом.
 
Он попросил её скорей уйти,
Сказав, что мама явится вот-вот,
И нужно за собой всё прибрати,
Избавить дом от утренних хлопот.
 
— Мне прибирать ещё всё за тобой, —
Сказал он с нотой тягостной в словах.
— А проводить не хочешь, милый мой? —
Спросила, позабыв про стыд и страх.
 
В её вопросе слышалась та власть,
С которой прежде правила она,
Та вера, что могла легко упасть
К её ногам любая крутизна.
 
— Нет! — бросил он, как будто ставил точку,
И в этом слове не было тепла.
И дверь захлопнул в ту же одиночку,
Что ночь с собою вместе принесла.
 
И ветерком от запертой двери
Её обдало, словно холодком.
И догорали отблески зари
На сердце, что сковал внезапно ком.
 
Она пошла на остановку прочь.
Одна, глотая горечь и туман.
И поняла, что минувшая ночь
Была лишь самолюбья злой обман.
 
Маршрутка ранняя её домой несёт.
И город спит, окутан тишиной.
И слишком рано утренний восход
Её встречает дома пустотой.
 
Она вошла и вспомнила ночь,
Что провела безмолвно рядом с ним.
И горько мысль прогоняла прочь:
«Как мог он быть со мною так чужим?»
 
3
 
Внезапно телефон завибрировал,
И тишину нарушил резкий звук.
Кто в эту рань её бы набирал,
Тревожа душу и пугая вдруг?
 
Подруга Мила спит ещё, конечно,
А Саша после ночи ледяной
Звонить не станет, это безупречно
Понятно ей, униженной, одной.
 
Но кто ещё? И мысль пронзает светом:
Максим! И сердце замерло в груди.
И показалось ей безумным бредом,
Что он возник на жизненном пути.
 
Ответить или нет? Она не знала,
Но палец сам нажал приём звонка.
— Да, — очень тихо в трубку прошептала,
И дрожь в её руке была легка.
 
— Привет! Ты выгляни в окно скорее!
— Привет. Зачем? — спросила, чуть дыша.
— Ты просто выгляни, не будь мудрее,
Чем просит в этот миг моя душа.
 
— Я не хочу, пока ты не расскажешь,
Зачем мне это нужно, объясни, —
Она упрямилась, — Ты мне покажешь
Причину, а потом меня зови.
 
— Я не скажу, ты выгляни, и точка,
Сама увидишь всё, — он настоял.
— А если нет? — тянулась строчка
Беседы той, что он с ней начинал.
 
— Пожалеешь, — ответил он серьёзно.
— Неужто? — в голосе её металл.
— Да, так что выгляни, пока не поздно,
И быстро! — он почти что приказал.
 
Она на подоконник подалась
И видит — он стоит внизу в траве.
Их взглядов нить внезапно создалась.
И солнце встало в синей синеве.
 
Он в джинсах был, в рубашке светлой, летней,
В очках, что закрывали пол-лица.
И улыбался ей улыбкой встречной
Без тени грусти или холодца.
 
Она в ответ ему заулыбалась,
Забыв про боль, про Сашу, про ту ночь.
— Красавчик! Мачо! — тихо рассмеялась, —
Зачем очки, гони их лучше прочь!
 
Ведь солнца нет палящего такого.
— Я в них крутей, — ответил он, смеясь.
— Кто вбил тебе в башку такое слово?
Давай снимай, со мною не борясь!
 
— Ещё чего! Не буду, и не думай!
— Давай-давай, снимай, я говорю!
— Нет, — отвечал он с лёгкою угрюмой
Усмешкой, — Я приказ твой не творю.
 
— Снимай! — она настаивала снова.
— Сама спустись и их с меня сними, —
Он пошутил, и каждое их слово
Звучало так, как будто меж людьми
 
Пропасти нет.
— Ага, сейчас, я разбежалась!
— Тогда они останутся на мне,
Пока сама ты снять их не решалась,
Оставшись где-то там, наедине
 
С собой, в окне.
— А ну-ка сам снимай-ка,
А то вдруг это вовсе и не ты.
— Не понял, — в голосе его лукавый
Смешок затих, — Какие тут шуты?
 
— Очки твои скрывают всё на свете,
Откуда знать, что это ты стоишь?
Вдруг кто другой гуляет на планете,
А ты в своей кровати сладко спишь?
 
— Но голос мой, и телефон знакомый,
Тебе не доказательство, скажи?
— Нет, вдруг ты вор, разбойник неведомый,
И внешность поменял, мне докажи,
 
Что это ты. Не верю я на слово.
Поэтому давай, снимай очки.
— А если я сниму, ты мне готова
Сказать, что спустишься ко мне почти
 
Сейчас? — спросил он вдруг серьёзным тоном.
— Зачем? — она не поняла его.
— Поговорить, — ответил он с поклоном
Невидимым, — лишь только и всего.
 
— Ну, хорошо, — она ему сказала.
И медленно он руки к ним поднёс,
И маска с глаз его в траву упала.
И ветер прядь взъерошил у волос.
 
Внизу стоял всё тот же милый мальчик,
Каким она запомнила его.
Всё то же в нём: улыбка, нос и пальчик,
Что теребил карман, и ничего
 
Не изменилось, только стал взрослее.
— Ну всё, теперь спускайся, я прошу.
Я жду тебя, иди ко мне смелее,
Я у подъезда твоего стою.
 
— Ну, ладно… Я сейчас к тебе спускаюсь…
 
Та радость, что нахлынула волной,
Ей придала азарта и огня.
И вот она, нарушив свой покой,
Спустилась вниз, минуты не теряя.
 
Максим стоял, её у входа ждал.
И в тишине рассветной было пусто.
— Пойдём пройдёмся? — он ей прошептал,
И в голосе его дрожало чувство.
 
— Пойдём, — она ответила ему.
Их шаг был робок, словно в первый раз.
— Я новость важную тебе несу:
Хотел я в медицинский в этот час
 
Подать свои бумаги, но не стал, -
Он начал свой неторопливый сказ.
— Надеюсь, ты туда не поступал?
Ведь это глупость, а не мой приказ!
 
— Нет, я вернулся пару дней назад,
В последний миг я всё перерешил.
— Не поступай, — её был точен взгляд, —
Там очень трудно, не жалея сил
 
Придётся грызть гранит науки той.
— Я знаю, но душа туда зовёт.
— Ну, поступай, совет не нужен мой,
Я лишь сказала мнение наперёд.
 
Немного помолчав, она сама
Прервала тишину, что их сковала:
— А я готовлюсь, скоро кутерьма
Экзаменов, чтоб я зачеты сдала.
 
— Он сложный? — он спросил её в ответ.
— Немного, но учу, сижу, зубрю.
— Ну, что ж, удачи, — дал он свой совет, —
Я за тебя кулаки теперь держу.
 
— Спасибо, — прошептала чуть дыша.
— Ты знаешь, я пришёл не просто так, —
Сказал он торопливо, чуть спеша, —
Я так люблю тебя, и это — знак.
 
Ты помнишь вечер, наш последний раз?
Я проводить хотел, и Саша тоже.
Ты выбрала его в тот самый час,
А я надеялся, что я дороже.
 
Я думал, ты пойдёшь тогда со мной,
Но ты ушла, оставив боль и тень.
Я думал о тебе, моя любовь,
С тех пор не один, а каждый божий день.
 
— Но почему ж ты мне не написал? -
Спросила с горечью она его, —
Ни разу даже не набрал,
Не подарил звонка ни одного?
 
— Я думал, ты забыла, что я есть,
Что я не нужен, раз ушла ты с ним…
— Какая глупость! Это злая месть
Судьбы, что сделала меня за сим
 
Глупышкой! Я совершила ту ошибку!
Прости меня, — сказала чуть дыша. -
— С тех пор, как ты ушёл, твою улыбку
Ждала я, каждый день к тебе спеша
 
Душой своей. Я телефон брала,
Надеясь весточку твою найти,
Но тишина безжалостной была,
И не было тебя на том пути.
 
— Так это ты меня прости, я в дураках,
Что я молчал и трусил столько дней.
— Прощаю, — и улыбка на щеках
Её зажглась от этих новостей.
 
Они сидели, речь текла рекой,
И время улетало, не щадя.
Они нашли потерянный покой
Под каплями рассветного дождя.
 
Но вот конец их встрече наступал,
И жизнь её он с ног на голову
Одним вопросом робким поменял,
Развеяв в сердце горькую молву.
 
— Тебе не холодно? — спросила вдруг, —
Я в тёплой кофте замерзать начла…
— Нет, — он ответил, замыкая круг, —
Меня прослойка жира сберегла.
 
— Ну, ладно, а то глядя на тебя,
Мне холодней становится вдвойне…
— Я б и рубашку отдал, не щадя
Себя, чтоб ты согрелась при луне.
 
— Боюсь, она меня бы не спасла, —
Марина рассмеялась на слова. -
— Пойду домой, пока не проросла
Во мне простуда, — и была права.
 
— Постой! — он вдруг остановил её.
— Да-а… — протянула, глядя на него.
— Я попросить хотел… Прошу, моё
Не высмеивай слово, ни одно.
 
— Давай, я слушаю, не бойся, говори.
Он покраснел и молча на неё
Смотрел. А отблески немой зари
Играли на лице, что жгло её
 
Своим огнём. Он воздух набирал
И выпускал, не находя слова.
— Ну, я пошла… — она ему сказала.
— Постой! — он руку взял, но та была
 
Решительна, и вырвалась на волю.
— Ты нравишься мне. Будь со мной, прошу.
Будь девушкой моей, и эту долю
Я с радостью великой понесу.
 
Она оцепенела в тот же миг,
Не веря в то, что слышала сейчас.
— Ну, ты даёшь! — прорвался тихий крик, —
Конечно, буду! — вот и весь рассказ.
 
И хорошо, что больше слов не надо,
Ведь в горле спазм, и дрожь пошла внутри.
И эта дрожь была её наградой,
Что скрыл холодный облик до зари.
 
Они простились. И она пошла,
Не чувствуя под ватными ногами
Земли, и в сердце радость расцвела,
И счастье полыхало над мирами.
 
4
 
Пришла пора экзаменов, и вот
Она должна уехать в город снова.
И в сердце ожидание живёт,
Что Макс нарушит тягостность покрова.
 
Она ждёт сообщенья от него,
Звонка, что тишину бы растревожил.
Но телефон молчит, и оттого
Сомнений груз её всё больше множил.
 
И даже там, где строгий кабинет
Её встречает тишиной звенящей,
В её душе покоя вовсе нет,
И мысль одна стучит всё чаще, чаще:
 
«Зачем он приходил в тот ранний час?
Была ли это шутка, розыгрыш пустой?
Иль проверял меня в который раз,
Играя так безжалостно со мной?
 
Всё выглядело правдой, каждый взгляд,
И я не думаю, что он мне лгал,
Что он хотел вернуть меня назад,
Иль глупо надо мною шутковал.
 
Но почему тогда он вновь молчит?
Ни строчки, ни простого слова «здравствуй»…
Пусть сердце ноет, пусть душа кричит,
Но виду подавать нельзя напрасно.
 
Я буду крепко на ногах стоять,
И не расклеюсь я, не покажу печали,
Чтоб повода ему не подавать
Увидеть, как слова его звучали
 
Во мне, и как поверила я им».
И с этой мыслью, твёрдой, как гранит,
Она свой самый сложный поединок
С наукой строгой смело победит.
 
Экзамены сданы, и блеск в глазах
Отмечен высшей пробой, словом «пять».
И вот она, развеяв боль и страх,
Домой к родным торопится опять.
 
Чтоб отдохнуть от суеты мирской,
От книг, билетов, мыслей и тревог.
А Макс так и не рушит её покой,
Переступив молчания порог.
 
5
 
Внезапно мама ей даёт совет,
Чтоб присмотреть за домом у коллег,
Которые на море много лет
Мечтали всё устроить свой побег.
 
На отдых, к морю, в дальние края,
И нужно, чтоб котам был дан приют,
И чтоб цветов зелёная семья
Нашла заботу и нашла уют.
 
Марина, не колеблясь ни мгновенья,
Согласна! Ведь какой представился ей шанс!
Две полные недели уединенья!
Какой прекрасный, дивный резонанс
 
С её душой, что жаждала простора!
Побыть одной! Ура! Вот это весть!
Без лишних глаз, без строгого укора
Свободу, наконец-то, приобресть!
 
И вот она в квартире той чужой
Хозяйка на две сказочных недели.
И мысль приходит дерзкая порой,
Чтоб все сомненья разом улетели.
 
Она решает первой написать,
Нарушить тишину, что их сковала,
И смело на дисплее набирать
Слова, что так душа её искала.
 
«Привет, — летит послание ему, —
Я тут одна на парочку недель
В квартире буду жить, и потому
Коль хочешь, приходи в мою обитель».
 
Она отправила и стала ждать,
И сердце билось трепетно в груди,
Что он решит, что сможет он сказать,
Что ждёт её на жизненном пути?
 
Он написал: «Я думаю пока».
И эта фраза, словно острый нож,
Пронзила сердце ей издалека,
И мысль пришла: «На правду не похож
 
Тот разговор, что был у нас тогда».
И снова тень сомнения легла
На душу, что поверила в слова,
Которые так долго берегла.
 
Но следом за холодностью строки,
Где думал он, ответ свой не дая,
Прислал он смайлик, словно огоньки
Надежды, в сердце бережно тая.
 
И вот ещё один, смешной, живой,
Летит к ней сквозь невидимую сеть.
И тает лёд, и голос озорной
Ей шепчет, что не стоит ей жалеть.
 
Она по этим знакам поняла,
Что он был рад сообщению её.
Что тает между ними полумгла.
И сердце вновь запело, как своё
 
Давно забытое простое счастье.
И поняла — он обязательно придёт,
Развеяв все сомненья и ненастья.
И новый день их за руку возьмёт.
 
6
 
Вот в новый день стоит в её дверях.
Пришёл он с тренировки чуть усталый.
И пот блестит на молодых щеках,
А взгляд его открытый и бывалый.
 
— А ты с рубашкой этой, милый мой,
Я вижу, не расстанешься вовек? -
Спросила, скрыв за шуткою шальной
Волнение своё, как человек,
 
Что прячет чувства.
— Ты с чего взяла?
— Да ты в ней ходишь, кажется, всегда.
И на прогулку в ней душа звала,
И на занятья носишь без труда.
 
— Нет, я её, конечно, переодел,
А на занятьях был совсем в другой, —
И он из сумки вынуть захотел
Футболку, что носил уже с тоской.
 
Он показал ей чёрную, как ночь,
С большим волком, что выцвел от годов,
Застиранную, что уже невмочь
Носить ему без всяких слов.
 
— Какая классная! — воскликнула она, —
Мне нравится! Позволь её забрать?
Навечно? — и смотрела, чуть жадна,
Готовая её к груди прижать.
 
— Ты хочешь вещь мою себе присвоить?
— Да, ты не против? — был её вопрос.
— Бери, мне стала мала, что тут спорить,
Да и давно уж вид её изрос.
 
Ты постирай лишь, а то запах пота
Остался после тягостных трудов.
— Да нет, не пахнет, — вот её забота, -
И запах твой приятней всех духов.
 
Она к лицу футболку поднесла,
Вдыхая аромат его родной.
И в этот миг как будто обрела
Частичку счастья, веры и покой.
 
— Ну, как ты знаешь, — он пожал плечами,
Не понимая женской простоты,
Что пахнет вещь не потом и вещами,
А запахом несбывшейся мечты.
 
Настал и новый день. И снова он
Пришёл к ней в дом, нарушив тишину.
Хотя, скорее, был сопровождён
Нахальством, взявшим душу в пелену.
 
Он напросился нагло, без прикрас,
И вот сидит, её глаза в глаза
Пытаясь утопить в который раз,
И в них блестит любовная гроза.
 
Он на диван её не раз валил,
Держал в руках, как будто бы боясь
Её хрустальной нежности и сил,
Чтоб эта нить меж ними не рвалась.
 
А как он обнимал… так нежно, так легко.
Рука его в кудрях её волос
Запуталась, скользнув недалеко
К той талии, где мир желаний рос.
 
И обе руки талию нашли,
Прижав её к себе ещё тесней.
И звуки сердца где-то там вдали
Стучали всё тревожней и сильней.
 
Она, прижавшись к пламенной груди,
Считала каждый бешеный удар,
И знала — это чувство впереди
Несёт им обоим сладкий дар.
 
Дышал он тяжело, и этот вздох
Ей говорил о многом, без сомненья.
Он так любил её и был не плох
В своём желаньи каждое мгновенье
 
Вдыхать её, как редкий аромат,
И наслаждаться ею без остатка.
Она ж его любила во сто крат
Сильнее, растворяясь в неге сладкой.
 
Но всё ж боялась верить до конца,
Отдаться чувству, что её влекло,
Боялась снять холодный вид с лица
И показать душевное тепло.
 
— Хочу, чтоб ты меня поцеловала, —
Сказал он тихо, глядя ей в глаза.
— Вот это да! — она пролепетала,
И в голосе её дрожит слеза.
 
— Я очень жду, я так хочу его,
Он будет лучшим даром для меня.
— Ну, хорошо, дождись лишь одного,
Когда наступит время среди дня
 
Иль ночи, я тебя расцелую.
— Но почему не можешь ты сейчас? -
Он волновался, видя непростую
Задачу в этот сокровенный час.
 
— Нет, время не пришло, — был дан ответ.
Хотя душа кричала: «Поцелуй!».
Она хотела, спору в этом нет,
Поддаться вихрю этих нежных струй.
 
И сердце так стучало, что она
Боялась, он услышит этот стук,
Что вся любовь её обнажена,
И он поймёт всё по движенью рук.
 
Настал и вечер. Он стоял у двери,
Готовый попрощаться и уйти.
И в эту сказку было трудно верить,
Что разойдутся вновь у них пути.
 
Она его внезапно обняла,
И в самый-самый крайний тот момент,
Его к себе так нежно привлекла,
Оставив поцелуев яркий след.
 
И в щёки, в лоб, в губы, чуть дыша,
Она его так смело целовала.
Он покраснел, и дрогнула душа,
И кровь по венам бурно побежала.
 
Он отвернулся, чтоб она не видела
Смущения его, и молча прочь
Ушёл, чтоб робость та не обидела
Её, и скрылся в наступающую ночь.
 
Прошло ещё немного дней пустых,
Максим к ней в дом дорогу не искал.
И в строчках сообщений неживых
Он с ней общался, встречи избегал.
 
Но вот настал её рожденья день.
И он пришёл, развеяв тень тоски.
И робости растаяла ступень.
И стали разговоры их легки.
 
Она решила больше не скрывать
Своей симпатии, и блеск в глазах
Ей не давал лукавить или лгать,
Растаяв, словно иней на губах.
 
— Ты научи меня, я так прошу,
Целоваться по-взрослому, всерьёз, —
Сказал он тихо, голосом шурша,
Как будто ветер листьями пронёс.
 
— Я не умею, как же научу? -
Она ответила, смеясь в ответ, —
Я эту сложную науку не учу,
И в этом деле опыта мне нет.
 
— Тогда давай учиться вместе мы, -
Он рассмеялся, робость прогоняя.
И вырвались из тягостной тюрьмы
Две их души, друг друга догоняя.
 
Марина медленно прильнула к ним,
К его губам, что были так нежны…
«Зачем же я мгновеньем дорогим
Не наслаждалась раньше, в дни весны?»
 
Такая мысль пронзила её вдруг.
Он от волненья весь дрожал.
И губы их, замкнув порочный круг,
Сплелись в один божественный финал.
 
Она его так нежно целовала,
И он в ответ ей отдал весь свой порыв.
И в этот миг она впервые знала,
Что значит страсть, про робость позабыв.
 
С тех пор он приходил к ней каждый день.
И вечер каждый был наполнен светом
И прогонял сомнения и тень,
И был согрет их пламенным дуэтом.
 
Однажды он остался ночевать.
И только сон склонил их на подушки,
Его прорвало вдруг поговорить,
И сыпались из уст его частушки,
 
И шутки, и весёлый, звонкий смех,
Он хохотал над всем, что видел рядом.
И этот вечер был счастливей всех,
Согретый его любящим, живущим взглядом.
 
Он до утра шутил, не умолкая,
И сна Марине вовсе не давал.
То пихнёт в бок, рукою обнимая,
То под простынку руку запускал.
 
И первые лучи зари несмелой
Они встречали, будучи вдвоём,
В одной постели, на подушке белой,
Согретые любовным их огнём.
 
И лишь под утро, утомившись всласть,
Они уснули, позабыв про всё.
И новая меж ними родилась
Большая страсть, что дальше понесёт.
 
Он каждый вечер к ней старался приходить.
И каждый вечер был как будто сказка.
Им не хотелось время торопить.
И на лице была восторга маска.
 
И всё же он под утро уходил,
Оставив шлейф духов и нежный след.
Но, возвратившись, полон новых сил,
Включал Скайп, презирая хода лет
 
И расстояний. И они опять
Вели беседы до самой зари.
А иногда могли и помолчать,
Смотря в глаза друг другу, как цари
 
Своих миров, что создали вдвоём,
Где были только он, она и ночь,
Где всё пылало праведным огнём,
Готовым все преграды превозмочь.
 
 7
 
Однажды ссора, глупая, пустая,
Меж ними пронеслась, как ураган,
И он, эмоций вовсе не скрывая,
Поддался чувствам, что влекли в капкан.
 
Она не приняла всё близко к сердцу,
Ведь повод был смешон и слишком прост,
А он открыл души заветной дверцу
И произнёс слова, что строят мост:
 
— Ты выходи скорее за меня!
— Что? — удивилась, глядя на него.
— Я на полном серьёзе, не шутя!
Хочу я только в жизни одного!
 
— Мне кажется, ты просто не дорос.
По возрасту откажут нам с тобой.
— Но если б восемнадцать мне пришлось,
Ты б согласилась стать моей женой?
 
— Не знаю, это слишком важный шаг.
Вопрос серьёзный требует ответ…
Возможно, я сказала б слово «Да»,
Спустя теченье этих юных лет.
 
— …Когда б мне было восемнадцать, знай,
Я б сделал предложенье в тот же час.
И эта фраза, словно невзначай
В её душе оставшись, не погасла
 
Огнём надежды. И она себе
Дала безмолвный, но священный свой
Обет, что будет преданной в судьбе
Ему и только лишь ему душой.
 
«Я обещаю верность сохранить!
И не полюбит сердце никого!
И замуж выйду, так тому и быть,
Лишь за тебя, за друга моего.
 
Ты обещай, когда придёт твой срок,
И восемнадцать стукнет, в тот же год
Ты сделаешь, как дал сейчас зарок,
Предложение. А я вступлю на сход
 
Судьбы и буду ждать».
И вот в другой
День, серый и дождливый, как печаль,
Они договорились под рукой
У школы встретиться, умчавшись вдаль
 
От суеты. Шёл дождь, а у неё
Зонта, конечно, не было с собой.
И платье промочило всё её.
И холод пробирал её порой.
 
Его всё не было, и гнев вскипал,
Она его кляла на чём есть свет.
Но тут увидела, как он шагал
Под светом фонарей, что лили свет.
 
Под зонтиком, в рубашке светлой той,
Что так любила, шёл её герой.
И в этот миг она нашла покой,
Забыв про холод, дождик проливной.
 
И вот аллея, ночь, и шум дождя.
Они вдвоём под куполом зонта.
И, все обиды в прошлом находя,
Она его так крепко обняла.
 
Гулять в такую пору не хотелось.
И мысль пришла — зайти к подруге в дом.
И эта мысль им обоим грелась,
Чтоб переждать ненастье за столом.
 
Они без спроса к Миле заявились.
Она, конечно, очень удивилась,
Но с радостью впустила, чтоб они
В её гостеприимстве очутились.
 
Марина с Милой, словно ребятня,
Резвились, позабыв про всё на свете,
А он сидел, спокойствие храня,
И наблюдал за ними в лунном свете.
 
8
 
В один из дней душа просила встречи,
И вот Марина пишет вновь ему,
Но он ответил, что дела под вечер
Зовут его, и он прийти к ней не сможет.
 
Сказал, что занят, что работа ждёт,
И нет свободной ни одной минуты.
Она в ответ: «Обида подойдёт
И встанет между нами, словно путы».
 
Он уступил, назначив встречу ей,
Когда закат окрасит небосвод
Средь гаснущих оранжевых огней,
Чтоб завершить забот круговорот.
 
И вот они гуляют, чуть дыша.
И вечер дышит негой и прохладой.
И тянется к нему её душа,
Согретая его знакомым взглядом.
 
Она взяла за руку, не таясь
Своих порывов искренних и нежных,
Но он отдёрнул, почему-то злясь,
И стал смотреть по сторонам прилежно.
 
Он испугался, что знакомых лик
Мелькнёт в толпе и их вдвоём увидит.
И этот страх меж ним и ей возник,
И словом резким он её обидел.
 
Они повздорили, и каждый был неправ,
И каждый защищал лишь свою долю,
И, пыл свой юношеский не сдержав,
Они расстались, покорившись доле.
 
Разошлись по домам, и тишина
Легла на плечи тягостным покровом.
И поняла под вечер вдруг она,
Что поступила с ним весьма сурово.
 
Что нужно извиниться, всё забыть,
И первой сделать шаг к их примиренью,
Чтоб эту тонкую меж ними нить
Не оборвать в минутном ослепленьи.
 
И вот она идёт к нему домой,
Но дверь закрыта, и никто не ждёт.
Она звонит, волнуясь всей душой,
А голос в трубке ей ответ даёт.
 
И оказалось, он, не говоря
Ни слова ей, пошёл к ней в тот же час,
Чтоб извиниться, искренне коря
Себя за пылкость необдуманных фраз.
 
Она смеётся, слыша его речь,
Идёт домой скорее, чтоб застать,
Чтоб их любовь от глупости сберечь,
Но на пути его не повстречав.
 
Он шёл к себе дорогою другой,
И разминулись их пути-дороги.
И этот случай стал для них чертой,
Оставив в сердце смутные тревоги.
 
И после этой странной кутерьмы
Общение их стало угасать,
Как будто вышедши из летней полутьмы,
Они друг другу перестали лгать
 
Иль говорить. Он больше не писал,
Она ждала звонка, но не звонила.
И каждый в своём мире пропадал,
И страсть меж ними медленно остыла.
 
Так лето кончилось. И вот она
В Москву надолго едет на учёбу.
И мыслью горькою душа полна,
И копит на судьбу свою зазнобу.
 
Что сталось с ними? Как же так могло
Случиться, что растаяла их сказка?
И прошлое назойливо влекло,
И не спасала равнодушья маска.
 
Она в уме крутила каждый день,
Их встречи, разговоры, поцелуи,
Искала ту предательскую тень,
Что их любовь, как ветер, вмиг раздула.
 
Ответа не было, и мучилась она,
Себя терзая мыслями пустыми.
И горькой чашей всё пила до дна
Воспоминанья, ставшие чужими.
 
Чтоб отвлечься, она в водоворот
Студенческой умчалась жизни смело,
И клубов, и кафе круговорот
Её затягивал, но сердце всё болело.
 
Ничто не помогало ей забыть
Его глаза, улыбку и объятья…
И вот она решается спросить,
Сорвав с души последние проклятья.
 
Она ему ВКонтакте пишет вновь
И ждёт ответ, как ждут на плахе вести.
И он ей пишет: «Кончилась любовь»,
И нет для них двоих на свете мести
 
Сильней, чем эти страшные слова.
«Мы не сошлись характерами, вот
И всё», — и закружилась голова,
И рухнул в бездну синий небосвод.
 
Как так? Ведь было им так хорошо!
Из-за одной лишь ссоры, одного
Нелепого мгновенья, что прошло
Не стало больше в жизни ничего?
 
 Глава 4

1
 
На выходных, оставив шум столицы,
Марина едет в город свой родной.
И мельтешат усталые страницы
Пейзажей за окном, даря покой.
 
И рядом с ней сидит случайный парень,
Завязывая лёгкий разговор,
И взгляд его спокоен и бездарен
В сравнении с тем, что был до этих пор
 
В её душе. Они о том, о сём
Беседуют, и время пролетает.
И вот уже под проливным дождём
Автобус их в родных местах встречает.
 
Они условились о встрече новой,
И всё сложилось просто, без затей,
И он окутал нежностью шелковой,
И стал одним из близких ей людей.
 
Она увлечена знакомцем этим,
Его вниманьем, лёгкостью его,
Но в сердце, скрытом от всего на свете,
Живёт иное, тайное родство.
 
Она не перестала думать, право,
О Максе и о Саше, что ушли.
И эта мысль была для ней отравой
И якорем на жизненном пути.
 
Ей хочется вернуть былые дни,
Их взгляды, их объятия, их смех,
И вновь зажечь погасшие огни,
Забыв про неудачи и про грех.
 
Погрузиться в их нежность и любовь,
Во внимание, что было так бесценно,
И чувствовать, как закипает кровь,
И знать, что это чувство неизменно.
 
Ведь сколько б ни прошло на свете лет,
И сколько б новых встреч ни ожидало,
Никто не смог оставить в сердце след,
Который бы им равным в жизни стал бы.
 
Никто не смог ей заменить тех двух,
Чьи образы туманят её разум,
И чей далёкий голос, словно дух,
Звучит в душе мучительным приказом.
 



Глава пятая


1
 
Прошёл десяток лет, как будто десять снов,
И жизнь её текла своей рекою.
Она под сенью брачных шла оков
С тем попутчиком, что послан был судьбою.
 
Ребёнок на руках, семейный быт,
Спокойствие размеренных мгновений,
Но в глубине души очаг не был забыт,
Где тлели угли прошлых сновидений.
 
И сердце всё томилось в тишине,
Чего-то ждало, мучилось, болело.
И в социальной сети, в полусне,
Она Максиму написать посмела.
 
И он ответил. Словно грянул гром
Средь ясных дней её существованья.
Он попросил о номере простом,
Чтоб избежать семейного дознанья.
 
Чтоб не увидела ревнивая жена
Их переписки тайные страницы,
Чтоб эта хрупкая меж ними тишина
Не раскололась о чужие лица.
 
И вот звонок. И голос в трубке тот,
Что стал грубее, ниже и взрослее,
Мужской, уверенный, лишённый всех забот,
Что юность делали когда-то веселее.
 
Но в смехе вдруг, на долю одного
Короткого, летящего мгновенья,
Она услышала частичку своего
Максима, из далёкого виденья.
 
Те нотки, что звенели, как капель,
Напомнили ей мальчика простого,
С которым закружила их метель,
И которого так преданно, так ново
 
Она любила, позабыв про всё.
И в этот миг, сквозь годы и разлуку,
Понятно стало ей, что естество
Её души всё ту же терпит муку.
 
А он так много говорил, без края,
Слова лились стремительным ручьём.
И жизнь свою пред ней всю раскрывая,
Он говорил о прошлом, о своём.
 
Про армию, где закалялась воля,
Про универ и груз наук,
Про непростую с жёнушкой их долю,
Про замкнутый манипуляций круг.
 
Про то, как давит на него супруга,
Используя любой в семье рычаг,
Про то, как он из замкнутого круга
Искал свой путь, свой собственный очаг.
 
Про путь большой, про становленье в деле,
Про то, как поваром он лучшим стал,
В том ресторане, где недели
Летят, как миг, где он себя создал.
 
Марина слушала, не прерывая,
И смех его ловила, и печаль,
И в чём-то тихо сопереживая,
Смотрела в прошлой юности вуаль.
 
— Мне нужно кое-что сказать, послушай, —
Сказал он вдруг, меняя тон речей.
— Что? — сердце встрепенулось в её душе,
Как будто блик от гаснущих свечей.
 
— Ты Сашу помнишь? Лагерь, лето, смех…
— Ну… — мыслей пронеслось в ней целый рой, —
Да, помню, — был её простой ответ,
Чтоб скрыть волненья внутреннего строй.
 
— Он лучшим другом был моим тогда,
Мы делили с ним всё, что только можно.
— Но мне казалось, ссора, как беда,
Меж вами встала, так неосторожно.
 
— Да брось ты! Нет! Всё это ерунда.
Гештальт во мне с тех пор остался жить.
Хочу закрыть его я навсегда,
Чтоб эту ношу в сердце не носить.
 
Мне нужно высказать, а то в уме
Держу я это много-много лет.
Ты не против? В этой кутерьме
Поможешь мне найти на всё ответ?
 
— Давай попробуем. Я слушаю. Начни.
— Ты помнишь, в лагере он за тобой
Так бегал в те солнечные дни?
— Да, помню, — был ответ её простой.
 
— На самом деле, первой ты тогда
Понравилась лишь мне, а не ему.
Я в лагерь прибыл в юные года
И сразу утонул в твоём плену.
 
Смотрю — девчонка, симпатичней нет,
А я застенчив был и нерешим,
И не хватало смелости, мой свет,
Чтоб подойти, ведомый чувством злым
 
Тем страхом. Сашу я и попросил
К тебе пойти, узнать, как звать тебя.
Он посмелее был, в нём больше сил
Кипело, этот мир вокруг любя.
 
— Кто? Он? Да ты смеёшься надо мной!
Я б не сказала, глядя на него,
Что смелость — это главный козырь твой
И друга твоего. Скорей всего,
 
Ты был смелее, веселее был,
Общительней, чем он, во много раз.
— Ну, да… — он что-то в мыслях упустил, —
Потом он мне принёс ответ тотчас.
 
Сказал, зовут Марина. «Круто!» — я
Подумал. А потом сказал мне он,
Что ты понравилась ему, и бытия
Он своего не мыслит, увлечён
 
Тобой, и будет добиваться встреч.
И я отодвинулся, чтоб не мешать,
Решил соперничества жар пресечь
И дружбу нашу в споре не терять.
 
— А мне ведь в лагере ты нравился один.
— А Саша?
— Саша — нет, совсем не то.
— Но почему?
— Средь жизненных картин
Он был красив, умён, но всё ж никто
 
Для сердца моего. С ним общих тем
Не находилось, скучно было мне.
С тобой же было весело, и всем
Ты лучше был на этой вот земле.
 
— Как странно, — он ответил, — ведь у нас
С ним интересы общие всегда
Бывали, странно, что в тот самый час
Вас не свела счастливая звезда.
 
— Судьба, — она сказала, и печаль
Скользнула в голосе, — раз так пошло,
Тогда и я с души сорву вуаль,
Чтоб прошлое навеки отцвело.
 
Раз ты гештальт свой закрываешь тут,
Тогда и я свой затворю сейчас.
Я выскажусь! Пять тягостных минут
Побудь со мной. Ну, всё, держись, мой ас!
 
— Мне страшно стало, — он проговорил.
— Ты знаешь, в те года, когда с тобой
Мы были вместе, мир мне не был мил
Без твоего присутствия, порой
 
Я думала, что я сойду с ума.
Я так в тебя влюбилась, так всерьёз! —
Её голос дрожал, и слов кутерьма
Неслась, как будто поезд под откос. —
 
— Я никого так в жизни не любила,
И когда бросил ты меня одну,
Ты сделал больно так, что я забыла,
Как дышится, и шла душа ко дну.
 
Четыре года, каждый божий день,
Я думала, за что и почему,
Искала в прошлом хоть какую тень
Ответа, но всё было ни к чему.
 
Я каждый миг наш в мыслях ворошила,
Пытаясь отыскать причину зла,
Но через годы я тебя простила,
И боль моя, как уголёк, истлела.
 
Я зла не на тебя не держу.
А помнишь, обещал, как только срок
Наступит, ты придёшь, и я скажу
Заветное «да», перейдя порог
 
Той взрослой жизни? Восемнадцать лет
Тебе прошло, но ты не сделал шаг.
И в девятнадцать тоже. А ответ
Я всё ждала, как изгнанный бедняк
 
Ждёт милости. Ты сделал из меня
Такого человека, что и врать
Не стану — очень скверного. Меня
Ты научил не верить и не ждать.
 
— Прости, — сказал он, — я ребёнком был
И многого тогда не понимал.
— Я всё простила, — голос в ней остыл, —
Я отпустила всё, что ты мне дал.
 
— На этом, видно, и закрыт гештальт.
И разговор пошёл совсем о том,
О сём, но в сердце, словно едкий альт,
Звучала грусть, и слёз солёный ком
 
Стоял у горла, и хотелось выть
От боли, что вернулась через годы,
И эту тонкую, живую нить
С прошедшим оборвать назло невзгодам.


2
 
Но в то же время  рада слышать вновь
Тот голос, что из прошлого вернулся.
И в сердце ожила её любовь,
Когда он ей сквозь годы улыбнулся.
 
И он был рад услышать голос тот,
Что в юности его так сильно трогал.
И времени стремительный полёт
Не смог стереть следов у их порога.
 
Они общались с радостью, легко,
Как будто не было разлуки длинной.
И прошлое, что было далеко,
Вдруг стало близкой, светлою картиной.
 
И не было меж ними той стены,
Что строят годы, ссоры и обиды,
Как будто из далёкой стороны
Они вернулись, где все карты биты
 
Судьбой, и можно заново начать
Простой и лёгкий разговор о вечном,
И просто слушать, и легко молчать,
В потоке этом быстром, бесконечном.
 
Не чувствовалось, что текли года,
Что жизнь успела их переиначить,
Что седина пробилась, и беда
Успела в их судьбе так много значить.
 
Казалось, время замерло на миг,
Застыло, прекратив своё движенье,
И каждый слова сказанного штрих
Рождал в душе былое притяженье.
 
Как будто не было десятка лет,
Ни мужа, ни жены, ни обязательств,
А только юности неяркий свет
И никаких иных обстоятельств.
 
С душою лёгкой, словно пух лебяжий,
После беседы с призраком былого,
Марина разбирает скарб свой старый,
Чтоб прошлое не мучило сурово.
 
Она решила сбросить груз тяжёлый
Воспоминаний, что легли на плечи.
И каждый свёрток, ветхий и весёлый,
Был отголоском той далёкой встречи.
 
Вот фотографии из жизни лагерной,
Поделки, что хранили рук тепло,
Записки с почерком простым, неверным,
Всё то, что временем давно заволокло.
 
И среди этих символов ушедших,
Находит свёрток, выцветший давно -
Футболку ту, средь памяти истлевших
Картин, что ей увидеть суждено.
 
На ткани волк, знакомый до мурашек,
Оскалил пасть, как в тот далёкий год.
И средь бумажек, старых промокашек,
Она нашла былого эпизод.
 
Развёртывает бережно футболку…
И что-то падает на пол, звеня,
И катится, подобно жемчуг-шёлку,
Металлом тусклым в прошлое маня.
 
То перстень серебра, простой и скромный -
Подарок Саши, жест его души -
Забытый в этой суете огромной,
Хранившийся в спасительной тиши.
 
Она кольцо с паркета поднимает,
И холод металла обжигает плоть,
И память вдруг так ясно оживает,
Что ей уже её не побороть.
 
Она на перстень смотрит, и решенье
Приходит к ней, как будто бы само,
Прервать молчанья долгого теченье
И написать заветное письмо.
 
Не на бумаге, в век технологий новый,
А сообщением, что улетит, как птица,
Чтоб рассказать про чувства, что основой
Легли на сердца чистую страницу.
 

 3
 
Письмо для Саши

«Привет, мой Саша. Нелегко начать,
Слова найти, что столько лет молчали,
Когда так много хочется сказать,
А руки от волнения задрожали.
 
Пытаюсь объяснить сквозь дымку лет
Всю путаницу, что в душе творилась,
Моих неясных чувств пустой сонет
Иль то, что их совсем не зародилось.
 
Ты помнишь лагерь, лета благодать?
Четыре года, полных ожиданья,
Ты так умел любить, и верить, ждать,
Как я сейчас дошла до пониманья.
 
Ты был так искренен, так слепо чист,
Открытость эта, что меня пугала,
И каждый твой поступок, словно лист,
Судьба передо мною раскрывала.
 
Я помню всё: как ягоды носил,
Как в играх быть со мною рядом тщился,
Как неуклюже говорить просил,
И как твой взгляд надеждою светился.
 
Теперь, спустя так много долгих зим,
Я с горечью былое вспоминаю,
Как мало я ценила, мой пилим,
Твой дар, что я отвергла, принимаю.
 
Ты был готов дарить своё тепло,
Внимание, и время, и участье,
А я... Меня теченьем унесло
В своё пустое, юношеское счастье.
 
Я думала, что мы совсем не те,
Что разные у нас миры, дороги,
Что в этой детской, глупой суете
Мои к тебе предъявленные строки.
 
Как я ошиблась! «Интересно» — ведь
Не только взгляды или увлеченья,
А та незримая, простая сеть,
Что дарит жизни яркие мгновенья.
 
Ты делал жизнь мою намного ярче,
Хоть я признать того и не могла,
И разжигал огонь всё жарче, жарче,
А я его упрямо не зажгла.
 
Четыре года ты в меня влюблён,
И даже после, как ушла из виду,
Твой тихий, нежный, сокровенный стон
Не превратился в горькую обиду.
 
А я, признаюсь, странный плод рвала
С твоей привязанности, как ни странно,
И в этом для себя покой нашла,
И тешила тщеславие туманно.
 
Мне нравилось быть чьей-то главной целью,
Но я не думала, каков итог —
Любить безмолвно, под чужой метелью,
Когда ответный чувство не зажог.
 
Я принимала всё как будто данность,
Как будто так и быть должно всегда,
И эту детскую свою спонтанность
Несла сквозь безрассудные года.
 
И вот промчалось десять лет разлуки,
Ты, верно, жил, любил, искал свой путь,
А я... взяла воспоминанья в руки,
И не смогла тебя я зачеркнуть.
 
Твой преданный, твой искренний, твой взгляд,
Улыбка, все старания твои
Вернулись вдруг непрошено назад
Из тайников забвения моих.
 
И я всё чаще думаю теперь
О наших днях, и с каждым днём яснее
Та мною не открытая в то время дверь,
Становится желанней и роднее.
 
Я поняла, как много упустила,
Как поздно осознание пришло,
Что я, быть может, всё же полюбила,
Когда былое время истекло.
 
Не детской, не наивною любовью,
Что ты дарил, а взрослою, большой,
Что дышит уважением и болью,
И жаждет жизнь делить с одной душой.
 
Пишу, чтоб попросить, мой друг, прощенья
За глупость юных, безмятежных лет,
За холодность, за долгое мученье,
Что я не видела в тебе твой свет.
 
Прости, что принимала как трофей
Твою любовь, не видя в ней награды,
И средь пустых и суетных затей
Не оценила искренней отрады.
 
Мне очень жаль потерянных минут,
И шанса, что обоим не дала,
Пусть строки эти странно прозвучат,
Но я тебе их всё же принесла.
 
Хочу я знать, как ты, как жизнь твоя,
Надеюсь, всё сложилось хорошо.
Я просто память прошлого тая,
Сказала то, что на сердце взошло.»
 
4

На Сашином экране вспыхнул свет,
И он открыл письмо, слегка небрежно,
Марины слов пронзительный сонет,
Что был написан искренне и нежно.
 
Он прочитал, не веря в то ничуть,
И удивленье проняло до дрожи,
Пытаясь в этих строчках почерпнуть
Всю глубину, что слов простых дороже.
 
Марина видит — он её прочёл,
И сердце замерло в груди тревожно,
Как будто время свой отсчёт прервало,
И ждать ответ почти что невозможно.
 
Секунда каждая — как будто целый год,
И мысли в голове роятся стаей:
«А вдруг он чувства не поймёт?»,
«А вдруг сейчас, смеясь, его читает?».
 
Она свой свитер нервно теребит,
И взгляд её прикован вновь к экрану.
Ей кажется, что он уже молчит,
И вскрыл признаньем собственную рану.
 
Что карточным строением мечты
Рассыпались от ветра ожиданья,
Что все слова её теперь пусты,
И не найдут в душе его признанья.
 
Но вдруг… средь этой мёртвой тишины,
Знакомый значок высветился снова,
И буквы, что отчётливо видны:
«Печатает…» — простое это слово.
 
И сердце замерло, дыханья нет,
Ладони стали влажными мгновенно,
Она ждала спасительный ответ,
Смотря на монитор самозабвенно.
 
«Что он напишет?» — мысль стучит в висках,
И гонит прочь покой и равновесье,
И в этих нескольких скупых словах
Сокрыто всё — и счастье, и несчастье.
 

5
 
Письмо для Марины

«Марина, здравствуй. Я прочёл письмо.
Спасибо, что решилась написать.
Не ожидал, что давнее само
Ко мне вернётся, чтоб опять сказать.
 
Признаюсь, было искренне тепло
Прочесть слова, что ты хранишь в душе,
Что память нашу в даль не унесло,
На новом жизни, взрослом вираже.
 
И то, что ты о чувствах говоришь,
Что, может быть, меня ты полюбила —
Ты даже, верь, не знаешь, как творишь
Покой в душе, что так давно остыла.
 
Ты для меня особенной была,
И те четыре года, что прошли,
Судьба не просто так мне их дала,
Они мой путь дальнейший предрекли.
 
Ты — первая, большая та любовь,
Источник вдохновенья, света, сил,
Я помню каждый взгляд твой вновь и вновь,
И каждый день, что рядом я ходил.
 
Но, милая Марина, жизнь течёт,
И время не стоит, увы, на месте,
И десять лет — немалый, долгий счёт,
Мы не стоим в одном и том же тесте.
 
За эти годы многое стряслось,
И жизнь моя пошла своей тропою,
И то, что в прошлом было, унеслось,
Оставив лишь воспоминаний рой.
 
Я новые построил отношенья,
И встретил ту, с кем ныне хорошо,
И в ней нашёл покой и утешенье,
И в сердце мир и радость я обрёл.
 
Она другая, всё у нас иначе,
Но чувства наши истинно чисты,
И я не в силах повернуть удачу,
И сжечь построенные мной мосты.
 
Я не хочу былое возвращать,
Хоть память о тебе всегда со мною,
Она в душе оставила печать,
Что не стереть ни радостью, ни мглою.
 
Ты пишешь, что жалеешь обо всём,
Что шанс свой упустила в те года,
Но зла, поверь, я не держу ни в чём,
Не будет в сердце для него следа.
 
Мы были юны, молоды, глупы,
И совершали тысячи ошибок,
И шли своей дорогою слепы,
Сквозь мир наивных, трепетных улыбок.
 
Я добивался, верил и любил,
А ты ответить мне тогда не смела,
И это выбор твой, что я почтил,
Душа твоя иного не хотела.
 
Так жизнь идёт, что упустив свой шанс,
Его вернуть практически нельзя,
И прошлого туманный реверанс
Не изменит пути, моя стезя.
 
Но всё же, я хочу, чтоб знала ты:
Я буду рад помочь, коль позовёшь,
И средь мирской, житейской суеты
Ты в памяти моей всегда живёшь.
 
Ты — яркий след, что юность сберегла,
Воспоминанье, что теплом согрето,
Желаю, чтоб любовь свою нашла,
И чтоб была ты истинно воспета.
 
Желаю счастья, искренне, поверь,
Любить и быть любимой, как достойна,
И пусть в твою не постучится дверь
Печаль, что делает так сердцу больно.
 
Себя, Марина, очень береги.
С теплом к тебе, твой Саша. Не грусти.»
 
6
 
И в жизни всё нашло свои места,
Как будто кто-то книгу дочитал,
И стала мысль пронзительно чиста,
И каждый звук по-новому звучал.
 
Ушли туманы, тайны, полумрак,
Не стало больше скрытых, едких слов,
И каждый в прошлом сделанный пустяк
Был сброшен с плеч, как тяжесть от оков.
 
Она оставила тот старый хлам,
Что память о былом в себе хранил,
И раздала минувшим временам
Всё то, что ум напрасно бередил.
 
Все письма, фото, высохший цветок,
Что ей напоминали каждый раз
О тех двоих, чей жизненный поток
Коснулся сердца в самый светлый час.
 
О славных днях, где были смех и грусть,
О Максе и о Саше, о былом,
Она решила — отпущу, и пусть
Всё зарастёт забвения быльём.
 
Но прежде чем поставить точку в том,
Что мучило её так много лет,
Она в своём пристанище пустом
Решила дать прощальный свой обет.
 
Надела ту футболку, что Максим
Носил когда-то, с волком на груди,
И образ, сердцу трепетно любим,
Вдруг ожил, крикнув: «Стой, не уходи!».
 
Надела перстень Сашин на ладонь,
Простой, серебряный, без лишних фраз,
И вспыхнул в сердце ласковый огонь,
Что грел её когда-то в трудный час.
 
И вот она, в слиянии двух душ,
Двух образов, двух судеб, двух миров,
Под звуки памяти, как будто туш,
Сорвала с прошлой повести покров.
 
И долго, долго в зеркале немом
Кружилась, словно в танце неземном,
В том старом платье, в образе ином,
Что был ей так мучительно знаком.
 
Она смотрела вглубь своих очей,
И видела не женщину, не мать,
А девочку, что в пламени свечей
Мечтала просто верить и летать.
 
Ту девочку, что юной быть могла,
Влюблённой в них, без страха и стыда,
Чья жизнь тогда стремительно текла,
Как в горной речке вешняя вода.
 
Она вдыхала запах старых дней,
Тот аромат ушедшей чистоты,
И становилась чуточку сильней,
Сжигая за собою все мосты.
 
И в этом танце, в этом вираже,
Прощалась с той, кем быть не суждено,
И лёгкость наступала на душе,
Как будто выпито хмельное вино.
 
И отраженье в зеркале седом
Шептало ей: «Теперь иди вперёд».
Оставив прошлое то «на потом»,
Она встречала будущий восход.


Заключение

 
Пусть эта повесть будет маяком
Для тех, кто ищет счастье в дальних странах,
Простым, но очень искренним звонком
Средь бурь житейских, вечных и туманных.
 
Она напомнит, как бесценен дар —
Уметь ценить всё то, что рядом дышит,
И видеть в малом тот священный жар,
Который сердце трепетное слышит.
 
Как важно слушать голос из груди,
Не заглушая робкое биенье,
И знать, что ждёт нас только впереди,
Приняв души заветное веленье.
 
Не стоит собственных бояться чувств,
Что рвутся из души, как птицы к свету,
Ведь мир без них мучительно так пуст,
И не найти на главный зов ответа.

И делать выбор, слушая не страсть,
Что вспыхнет и угаснет в одночасье,
А ту глубинную, незримую власть,
Что дарит нам душевное участье.
 
Не мимолётный, ветреный порыв
Пусть направляет лодку средь теченья,
А тихий, но настойчивый мотив
Сердечного и чистого влеченья.
 
Ведь часто то, что ищем мы везде,
Сокровища, что манят блеском ложным,
Лежат у ног, подобно той звезде,
Что отразилась в мире невозможном —
 
В простой росинке, в капельке воды.
Они совсем ведь рядом, у порога,
Но мы не видим этой красоты,
И вдаль ведёт неверная дорога.
 
Мы так увлечены погоней злой
За призрачным, заманчивым сияньем,
Что проходим мы мимо, стороной,
Пренебрегая истинным признаньем.
 
Мы гонимся за тенью впопыхах,
За журавлём, что в небесах кружится,
Не видя, что синица есть в руках,
Что нам готова с нежностью присниться.
 
И упускаем главный в жизни шанс,
Тот самый миг, что мог бы стать судьбою,
Чтоб после, завершив пустой сеанс,
Горько жалеть, оставшись лишь с собою.
 
Чтоб сожалеть о том, что не сбылось,
О слове, что не сказано когда-то,
О том, что сердце в клочья разорвалось,
Приняв за серебро простое злато.
 
Так оглянись, пока не пробил час,
И вслушайся в того, кто тихо дышит
С тобою рядом, кто в беде не спас,
А просто был, и кто тебя услышит.
 
Ведь в этом мире, полном суеты,
Где каждый ищет сказочное диво,
Порой важнее всех богатств лишь ты,
И тот, кто рядом, смотрит терпеливо.