Печалька на одну ночь 8

Лешик был каким-то знакомым тети Маши, Марь Ванны Полторухиной, которой принадлежала дача Степанова. Поэтому Лешик приехал в гости к самой Марь Ванне, и получил ключ от каморки под лестницей непосредственно от нее. Марь Ванна Полторухина была обширная старуха, поперек себя шире, и, если смотреть на нее в профиль, то она почему-то очень напоминала гиппопотама. Я не знаю даже, что выдавало гиппопотама в Марь Ванне: то ли полуприкрытые веками глаза на выкате, то ли манера чавкать и постоянно чем-то питаться, или это был ее курносый толстый нос с бородавкой, расположенной справа, немного несимметрично… я не знаю. Но многие люди, знакомые с ней лично, так и называли ее: Бегемотиха, или, более вежливо: Наш Гипопотамчик.
Гипопотамчик была женщиной очень предприимчивой. Когда-то давно она прибыла в окрестности Медвежьей Горы из Пермских лесов, что-то такое там продала у себя в Пермском крае, и на эти деньги выкупила дачу Степанова у самого Степанова, ее первоначального владельца. Сам же Степанов работали где-то инженером, дача была собственностью его родителей, и он не хотел отказываться от своей инженерной деятельности в пользу выдачи ключей постояльцам и сдачи комнат внаем. Инженеры бывают снобами, зачастую, и шарахаются от частного бизнеса и от сдачи комнат отдыхающим. Уж такие они инженеры, и их можно понять и простить. Кто-то долже сидеть у экрана компьютера и не все любят улыбаться постояльцам, объясняя им, как добраться до Ласточкиного Гнезда и когда мимо нашего пирса проплывают дельфины. Ладно. Вернемся обратно к Лешику. Я застала его сидящим сбоку от плиты однажды утром, и сама Марь Ванна Гиппопотамова жарила ему яичницу. Лешик болтал с Марь Ванной, будто она была его лучшей подружкой, совершенно не обращая внимания на ее гипопотамскую наружность.
-Сашенька, выдай Лешику белье из шкафа… - сказала мне Гипопотамиха, улыбаясь лучезарно. Я не стала наслаждать все свои органы чувств этой лучезарной улыбкой, и прошла в тамбур, где был шкаф с бельем. Тамбуром назывался странный закуток со ступеньками наверх, ведущими к спальням самой Марь Ванны. И уже через пять минут я передала Лехе чистые простыни, а за дополнительную, чисто символическую мзду помогла Алексею застелить чистые простыни на матрас в каморке под лестницей. Пока я застилала простыни, Леха без умолку говорил. Из его слов я узнала, что он служил в армии, что он мастер спорта по всевозможным боевым искусствам и что он хочет переехать жить в Америку. Это было слишком много информации, но заткнуть себе уши я не могла, поскольку продолжала стелить простыни в Лехиной каморке. В следующие пять минут я узнала, что Леха - выздоравливающий алкаш, и он уже почти выздоровел, но на пути к полному выздоровлению ему нужна вся моя любовь, без этого - никак. Леха закрыл дверь каморки под лестницей, поймал меня внутри и бросился меня раздевать. Я не сопротивлялась. Мне всегда нравились разговорчивые чуваки, которые любят потрепаться и за словом в карман не полезут. У меня дедушка был такой. Дедушка мой Николай Петрович был человеком юморным, и к тому же убежденным пьяницей. Он, по сути, все мое детство и занимался моим воспитанием, потому что мои родители, увлеченные собственным кризисом среднего возраста, на меня особо внимания не обращали, в смысле воспитания. Им просто было некогда. И спасибо им за это. Дедушка, выпивший стаканчик-другой бормотухи, начинал меня воспитывать своими шутками и прибаутками и я слушала его, раскрыв рот. Такой вот у меня был веселый дедушка. И вот теперь, этот непонятный Лешик вдруг общался со мной на языке тех же шуток и прибауток, как когда-то и делал мой дедушка, ныне покойный. Почувствовав, что этот самый Лешик в каморке под лестницей - это просто весточка от моего почившего, горячо любимого деда, я немедленно переспала с Лехой. Его член был кривой, как турецкая сабля, но в остальном все было очень здорово. Особенно хорошо было то, как сильно данный малознакомый мне Леха был похож на моего любимого дедушку. Нет, не внешне, просто по манере общения. Я чуть не прослезилась, вспоминая деда и слушая Лешика.