Не сотвори себе кумира

- Вот скажи, мой друг, как понять, чем любит женщина мужчину?
Аркадий, не юноша, но муж, покосился на дверь, ожидая, что она откроется и зайдёт его супруга Марья Фёдоровна, и в упор спросит: «Ты так до сих пор не понял, что такое женщина? Ну вот я перед тобой, спроси меня, а не своего друга по студенческой жизни, с кем вы выпили не одну цистерну водки?» Но услышав, что его Марьюшка поёт на кухне, гремя сковородками и кастрюлями, посмотрел на меня в ожидании ответа. Однако я знал, что ему не нужны мои слова. Ему важно услышать самого себя и самому же найти ответ.
И он предложил:
- Пошли, Веня, на веранду и покурим.
Мы вышли, стоял теплый летний день, переходящий в вечер. Солнце опустилось на плечи дальних деревьев, составлявших границу этой стороны реки Москва. Как только скроется за ними, мухи уступят место мошкам и комарам. Но сюда насекомые побоятся лететь, чадить мы умеем. У Аркаши есть немало трубок, они припасены для гостей, которые уже знаю, какая из них предназначена для каждого.
Мы не спеша распределились по креслам. Моё упиралось спинкой в стену дома и передо мной открывалась как раз эта панорама дальних деревьев.
- Видишь ли, я сценарист, еще не очень востребованный, - продолжил Аркадий, - для меня это хобби, и, видимо, до пенсии останется им. Понятно, что я, как и любой человек, сам пищу сам сценарий своей жизни. Но и он состоит из десятков маленьких частей, что надо объединить в целое. Один момент моего бытия не вписывается ни в литературные, ни во временные рамки, хотя на сцене сначала три или несколько героев, затем – только два, а ныне снова главные и второстепенные герои...
Солнце опустилось за вершины деревьев и стал веден его диск, крадущийся свозь ветви и листья, завораживал взгляд.
Аркадий продолжил:
 - Таким был и тот вечер, - когда я собирал своего Матвейку домой из детского сада. Рядом суетились другие родители.  И здесь я обратил внимание на мальчика с женщиной. Он послушно выполнял все указания мамы, хотя, было ясно, что и без её слов знал, что делать. А мы встретились взглядами с женщиной. Поразили огромные и блестящие чувством глаза. И этого было достаточным, чтобы мы вместе пошли в наш микрорайон. Беззаботно говорили о том-сём, словно старые знакомые, словно бывшие одноклассники, словно соседи…
Так завязалась наша связь. Я узнал, что она преподаватель музыки, любит всё красивое, несколько раз была замужем и вот уже выбрала военного. Он в командировке. Можно много говорить о том, что произошло с нами, но обычная жизнь поднялась с колен повседневности и закрутилась с невероятной силой. Благодаря этому вихрю я ушел от своей жены, не ценившей ни меня, ни общих детей, ни моей верности. Но и с Гертрудой, её истинное имя Геуда, оказалось не просто. Сначала мы договорились, что она уйдет от мужа и мы распишемся. Я ждал её приезда уже в полученную квартиру от редакции в одной из бывших республик союза, но она так и не появилась. Через некоторое время узнал, что её мама подобрала дочке богатого мужа из новых русских, а может и евреев.
Так меня тряхнуло до основания! Понял, всё прошлое – мираж и следует найти твердую опору под ногами. И вот она, Марья Фёдоровна. Прошу любить и жаловать. Как я. Она – моё спасение и прибежище, чиста душой и телом. Умна, начитана и не даст меня в обиду, впрочем, хватит, Маша не любит, когда я ею похваляюсь, а я не могу без благодарности ей: она вернула меня в колею спокойного познания жизни. Но теперь о снова о прошлом. Недавно получил эсэмэску от… Нет, из… Да-да, из Африки.  Геуда нашла меня аж из Йоханнесбурга! Мы стали переписываться. У неё все хорошо, живёт с каким-то банкиром из Канады, счастлива и довольна. Спрашивает меня, как и что? Вроде сказать нечего, а вернулась извечная тема недовольства собой. Словно из времен молодости, когда позволял себе ворчать на всё и всякое. Почему, думаю, так произошло? Я именит, признан сообществом литераторов, устроен в жизни с заполненным сердцем Марией до краев. Но что же во мне ещё может всколыхнуться? И нужно ли это мне?
Вот здесь Аркадий откинулся на спинку кресла в ожидании чего-то. Нет-нет не совета, не сочувствия, а развития внутреннего сюжета его драмы. И я понял, что сейчас в нём сидит сценарист, упёртый в решении творческой задачи примирить реальность с вымыслом. Он выпукло показал, что у него, да, была любимая женщина, что она в какой-то момент решила уйти из его жизни, сейчас снова появилась и проявила некоторую заботу. И это дразнит его… самолюбие затаённого в нём ребёнка. И он жалеет её, снова желает её, но знает, что всё это мираж…
Мне вспомнились произведения великих авторов прошлого об оживших созданных ими же идеалах вечной и неземной любви. Вся сила притяжения таких образов - в их «нулевых» чистоте, красоте и, казалось бы, искренней привязанности к авторам. Да и как сказать Аркадию, что, как правило, женщина любит мужчину только собою. Точнее, той частью себя, которую она может отдать другому человеку. И таких частей у неё достаточно для поддержания в себе чувства собственного достоинства…