Н. В. Гоголь. Ангел мой, благодетель Ч. 6

«Ангел мой, благодетель Дмитрий Прокофьевич…», - писала к вельможному родственнику Марья Ивановна, мать Н. В. Гоголя. Семья Гоголей-Яновских долгие десятилетия сохраняла тесную связь с Д. П. Трощинским. Возможно, иначе проявился бы тот искрометный талант писателя у сына, не будь ранних впечатлений от яркой личности и образа жизни Трощинского. В детстве и юности Николая Дмитрий Прокофьевич был его кумиром.

Из воспоминаний С. В. Скалон (Капнист): «После окончания Нежинской гимназии перед отъездом в Петербург Гоголь сказал одной из знакомых, что она «или ничего о нем не услышит, или узнает что-нибудь очень хорошее…; в  его воображении давно носилось восторженное представление об ожидающем его впереди выдающемся значении и славе; а если представление это было между прочим внушено каким-нибудь живым примером, то, конечно, таким образцом в мечтах его раннего детства мог быть только Д. П. Трощинский, которого одно имя произносилось многими как святыня».
Даже при выборе жизненного пути Гоголь думал о служении праву - по примеру бывшего министра юстиции. Но не случилось. Дремлющее литературное призвание, нравственные и духовные ориентиры, самосознание – «сметь свое суждение иметь» рано заявили о себе. Выплеснулись в мир с силой вулкана, извергающего из недр глубоко спящую магму. Не дано знать - какая часть «Гоголевской магмы» обязана Трощинскому и созданной им в полтавской провинции интеллектуальной среде, но роль этого человека в биографии Гоголя нельзя обойти вниманием.

Царедворец при трех императорах, видный политический деятель России приходился родственником Гоголю по матери. Сестра ее отца, Ивана Матвеевича Косяровского Анна была замужем за Андреем, старшим братом Дмитрия Прокофьевича. Тетка Анна, добросердечная и ласковая, в детстве жила у дедушки и бабушки Щербаковых, очень богатых помещиков. Училась самоучкой. Она и стала заменой настоящей матери Гоголя. В ее семью при довольно странных обстоятельствах родители передали новорожденную девочку Машу. В каком  возрасте – сведения расходятся: от полутора месяцев до года. Но здесь ее любили самозабвенно, как собственную дочь.

До замужества Марья Ивановна, окруженная теплом, любовью и заботой, жила в Яреськах, усадьбе Трощинских, унаследованной Андреем от деда Ивана Матвеевича. Вместе с семьей тетки, а затем – и собственной мать Гоголя подолгу жила в Кибинцах у Дмитрия Прокофьевича. Нередко и он в сопровождении двора навещал брата в Яреськах или гостил у Гоголей-Яновских в Васильевке. Два десятилетия общения с Трощинским в жизни юного Гоголя - самый  впечатлительный возраст, когда вдумчивая душа в поисках – «сделать бы жизнь с кого».
   
                Служение отечеству

Д. П. Трощинский - человек неординарных достоинств и удивительной судьбы. Выйдя из малороссийской глубинки, стал ближайшим доверенным лицом Екатерины II, ее сына Павла I и внука Александра I.

В биографических материалах о Трощинском остались белые пятна. Не смогли их закрыть по горячим следам - в XVIII – XIX веках; нет возможности сделать это и в наши дни. Расходятся даты и сведения о месте рождения, что удивительно для государственного чиновника высочайшего ранга. По одним данным он родился 26 октября 1749 года в Глухове Черниговской губернии, по другим - в тот же день, но в 1754-м году в родовом имении, селе Яреськи Миргородского уезда Полтавской губернии. В родословной Дмитрия Трощинского также ряд противоречий. Прадедом называют прапрадеда, та же путаница в имени деда. Изучение исторических данных создает следующую, на сей день, картину.

Прапрадед  – Степан Трощинский - племянник гетмана Ивана Мазепы. Обозный гадяцкого полка, а затем - полковник.
 
Прадед - Матвей Степанович - атаман запорожских казаков. Проходит в документах как зять гетмана Ивана Мазепы.
 
Дед - Иван Матвеевич -  полковой писарь. Обзавелся семьей и купил хутор в  местечке Яреськи, на левом берегу реки Псел в Миргородском уезде. Совпадение имени «Иван Матвеевич» у деда Дмитрия Трощинского и деда Гоголя породило среди биографов много заблуждений. Одно из них: Иван Косяровский одолжил внуку Ивана Трощинского Андрею 25 тысяч рублей, которые тот ему не вернул. Отец Марьи Ивановны якобы отсудил какие-то имения, в том числе Яреськи, которые – заметим, никогда не принадлежали Косяровским. Затем передал должнику на воспитание дочь. Не стоит говорить об абсурдности и циничности подобных измышлений.
У Ивана Матвеевича было четверо сыновей. Нам известно лишь о судьбе двух – Ивана и Прокопия. Иван Иванович стал архимандритом Амфилохием в Киеве, затем епископом переяславским.
 
Отец Дмитрия - Прокопий Иванович был в Гетманщине бунчуковым товарищем и дослужился до звания войскового товарища. Казачий сотник, отец четырех сыновей. Из причастных к жизни Гоголя есть неполные сведения лишь о старшем - Андрее и младшем – Дмитрии, будущем министре .По семейной традиции Прокопий Иванович хотел отправить сыновей в Запорожскую Сечь, Но там успел побывать лишь Андрей, да и то недолго. В 1775-м году Сечь упразднили. Андрей вернулся в Яреськи и женился на Анне Косяровской.

Краткие сведения из родословной говорят о простом казачьем происхождении будущего государственного деятеля Российской империи.   
С детских лет Дмитрий стремился к знаниям. В семье, относившейся к мелкопоместному шляхетскому дворянству с казачьими корнями, не было средств на образование младшего сына. По словам Дмитрия, «русской грамоте» он научился у приходского дьякона, затем пешком отправился в Киев. Вероятно,  по протекции родного дяди архимандрита Амфилохия, поступил в духовную Киевско-Могилянскую академию. Для оплаты за обучение перебивался случайными заработками, писал письма и бумаги разным людям. От природы любознательный и инициативный, много читал, занимался самообразованием, пробовал сочинять.
 
Блестяще закончил академию. В шестнадцать лет Дмитрий поступил на службу в Малороссийскую коллегию. Уже в 1773-м году получил   должность и звание полкового писаря. Направлен в Молдавию. Во время командировки обратил на себя внимание генерал-аншефа князя Н. В. Репнина. Под его началом провел дальнейшие десять лет жизни. В русско-турецкую войну 1770-х годов Трощинский участвовал в походах русской армии, сопровождал князя в дипломатических миссиях. Получил чин флигель-адъютанта, капитана. Назначен секретарем при штабе, а затем начальником канцелярии Репнина.

В 1787-м году произошло знаменательное событие. Екатерина II посещала Новороссию и Крым. Среди других вельмож её сопровождал А. А. Безбородко - личный секретарь императрицы, граф, в последующем – князь. Н. В. Репнин рекомендовал ему Трощинского как «сущего и полезного чиновника». Дмитрий Прокофьевич в это время заболел и на некоторое время оставил военную службу. Он и не подозревал, что в гражданской жизни предстоит головокружительная карьера. А. А. Безбородко, как выяснилось, тоже малоросс, стал покровителем Трощинского и вскоре принял его в свою канцелярию. Поручил готовить проекты указов почти по всем сенатским тяжбам и уголовным делам, находившимся в высочайшем ведении. В 1793-м году Трощинский был назначен членом главного почтового ведомства.

Во время частых отлучек князя он представлял Екатерине Великой на подпись бумаги. Поскольку Безбородко вел разгульную жизнь, императрица, устав от его, как выразилась, «блестящего разврата», сказала, что «бремя дел» ему «уже не по летам» и попросила прислать вместо себя одного из секретарей. Безбородко, не колеблясь, выбрал коллежского советника Д. П. Трощинского. Деловитость, уважительность заслужили расположение Екатерины, что сразу отразилось на материальном положении. В 1788-м году Дмитрий Прокофьевич покупает имение в Кибинцах. В 1793-м Трощинский «пожалован» в статс-секретари императрицы. Как член Главного почтового управления он принимает внутреннюю почту, частные прошения, отчеты от генерального почтмейстера. Требующие проверки письма направляет генерал-прокурору, обер-прокурорам, начальникам губерний, сенаторам и другим высокопоставленным  чиновникам. Следит за их исполнением. Составляет ежедневные отчеты и докладывает Екатерине.
 
Стремительное восхождение по карьерной лестнице ускорялось. Известен следующий эпизод. Как-то Екатерина, пристально взглянув на докладчика, сказала: «Я не привыкла работать с секретарем без звезды», и Трощинский вскоре получает двух Владимиров. «Сколько Вы имеете дохода от имения на Украине?» «Нисколько, - ответил он. - Всё отдаю родным». Императрица велела принести планы западных губерний: «Выбирай, что хочешь». Так начался путь к обогащению, владению десятками тысяч десятин земли и тысячами крепостных. Одним из царских подарков были имения с тремя тысячами душ в местечке Кагарлыке, все Кагарлыкское староство Киевской губернии и два староства в Подольской. При дворе знали любимую поговорку Трощинского: «Не в докладе дело, а в докладчике». Ее смысл: умный и толковый чиновник сумеет доложить дело с нужной стороны, убедить императрицу принять выгодное решение (Прокуроры Российской империи…1722 – 1917).

А. М. Грибовский, также уроженец Малороссии и бывший в одно с Трощинским время статс-секретарем Екатерины, писал в «Записках» (М, 1899): «Хотя Трощинскому было около 50 лет, он казался старше, был среднего роста и имел несколько мрачный вид. Он был другом для своих друзей и врагом для своих врагов. Он никогда не изменял своему бывшему начальнику и имел с ним крепкую компанию в комнатах императрицы. Он твердо помнил дни рождения и именины князя Безбородко и других нужных ему лиц, и никогда не оставлял их без хороших подарков в эти дни». Цитату Грибовского приводят составители хрестоматии «Российские прокуроры 19 века» В. В. Лавров, А. В. Ерёмин, Н. М. Иванова (2018).

Смерть Екатерины II и воцарение ее сына Павла I повлекли неугодный для прежних любимцев непредсказуемый ряд реформ, изгнание с высоких постов. Но это не затронуло положения Трощинского. Ему доверили сопровождать наследника на коронацию. А опытный в дворцовых делах Безбородко, разбирая бумаги Екатерины, передал Павлу документы с намерением императрицы отстранить сына от престола. Безбородко стал главным приближенным царя, государственным канцлером, получив в награду богатые поместья. Благосклонность к канцлеру отразилась и на судьбе Трощинского, хотя тот, сам по себе, нравился Павлу прямотой, деловитостью, умом и поражающей всех независимостью. Однажды прямо на глазах императора, публично и демонстративно он разорвал его указ, с которым был не согласен. Вместо наказания, Трощинского назначают председателем Главного почтового ведомства, сенатором. При этом он остается государственным секретарем, входит в Советы при Воспитательном обществе благородных девиц и Училища Святой Екатерины. Павел I наградил Трощинского орденом Александра Невского, Мальтийским командорским крестом Ивана Иерусалимского, Аннинской и Александровской лентами и удостоил генеральского чина тайного советника. Помимо этого Трощинский получил от императора 1000 душ крестьян.

Неожиданно возникли обстоятельства, при которых окружающим и самому Трощинскому показалось - карьера обрушилась!  В октябре 1800-го года, в день смерти А. А Безбородко и в преддверии убийства Павла I он уволен со службы. Государь был предупрежден, но простодушно не поверил. Как бы в шутку,    говорил об этом с графом Паленом, в действительности возглавившим заговор.
 
Натан Эйдельман в «Грани веков…» (М., 1986) предполагает, что Трощинский присутствовал на тайном совещании у Платона Зубова, задушившего Павла. Пишет, что именно он подготовил проект манифеста о передаче короны сыну Александру. Но вряд ли эта версия правомерна, учитывая первую неожиданную реакцию Трощинского на смерть императора, а до того - принятые к нему Павлом I мягкие меры «при удалении злодея от двора», сравнимые с нынешней подпиской о невыезде.

Отставка Трощинского могла быть связана и с кознями недоброжелателей к поднявшемуся из народных низов человеку. Найденный «компромат» о внебрачных связях вельможи - серьезный повод для изгнания.  В чем крылась главная причина - вопрос остается открытым. Но судьба и тут не оставила своего любимца.
 
В ночь с 11 на 12 марта 1801 года Павел I жестоко убит. Дмитрия Прокофьевича тут же вызвали в Зимний дворец. Об этих событиях сообщает в дневниковой записи от 9 августа 1834 года А. С. Пушкин. Его информаторами могли быть граф Ланжерон, или, по мнению Б. Л. Модзалевского («Пушкин н  его современники», 2015), М. М. Сперанский либо Н. В. Гоголь. Последнее предположение не лишено оснований. В семье Гоголей-Яновских отслеживали перемены в жизни родственника.
 
Из дневника Пушкина:
«Трощинский в конце царствования Павла находился в опале. Уволенный со службы, он просился в деревню. Государь, назло ему, приказал не выезжать из города. Трощинский остался в Петербурге, никуда не выезжал, сидел дома, рано вставал, рано ложился спать. Однажды, в 2 часа ночи, к его воротам подъезжает курьер. Ворота заперты. Весь дом спит.
 
Он стучит, никто не приходит. Курьер нашел в тающем снегу камень и бросил его в окно. Домовой проснулся, пошел отворять ворота и быстро побежал к спящему Трощинскому, объявив ему, что царь требует его и что за ним приехал курьер. Трощинский встает, одевается, садится в сани и едет. Курьер привозит его прямо в Зимний дворец. Трощинский не может понять, что с ним происходит. Наконец он видит, что его везут в покои великого князя Александра. Только тогда он догадался о перемене, произошедшей в государстве. Панин встретил его у дверей кабинета, обнял и поздравил с новым императором. Трощинский застал царя в мундире, облокотившимся на стол и в слезах. Александр бросился ему на шею и сказал: «Будьте моим проводником». Тут же Трощинским был написан манифест, подписанный государем, «который ничего не имел власти сделать». В манифесте Александр I отрекается от политики отца и клянется «отныне управлять Богом нам врученный народ по законам и по сердцу в Бозе почивающей августейшей бабки нашей государыни императрицы Екатерины Великой». У А. С. Пушкина неточность: во дворце Трощинского встретил не Панин, а глава заговора -  петербургский военный губернатор граф П. А. Пален.

На следующий день, 13 марта 1801 года Государь «повелел» Трощинскому «быть при особе Его Императорского Величества для исполнения порученных ему по особой доверенности дел». Трощинский  - самый близкий и влиятельный советник молодого царя восстановлен во всех должностях. Он снова сенатор, член Государственного (Непременного) совета, главный начальник канцелярии нового «Совета важнейших государственных дел» и глава Почтового управления империи, В его подчинении М. М. Сперанский;  которому поручено составлять манифесты и указы, следовавшие один за другим в первые годы царствования Александра I.
 
Вскоре Дмитрий Прокофьевич получил генеральский чин действительного тайного советника. Напрямую он докладывает императору о делах, в том числе - судебных. Какими бы они не были сложными, принимались справедливые решения. Посещая тюрьмы, Трощинский добивался оправдания осужденных по ложным доносам, клевете, судебному попустительству, отбывающих наказание в кандалах.
 
И. В. Лопухин, тоже действительный тайный советник, сенатор и председатель Московской уголовной палаты в «Записках из некоторых…» (М., 2019) рассказывает о рассматриваемом Сенатом в 1802-м году деле 1801 года. Возникла дискуссия по одной из губерний о «сборах в пользу некоторых чиновников и для угощения губернатора и разных приезжающих знатных лиц». В вопросе - «Считать ли дозволительным поднесение хлеба и соли и дорогих угощений посещающим губернию вельможам?» только Трощинский поддержал И. В. Лопухина, находившего, что такие подношения надо запретить и пресекать как злоупотребления. Через два дня был издан именной указ, которым устанавливалось, чтобы чиновникам «отнюди ничего не подносить и не принимать с хлебом-солью». Современники называли Трощинского «бичом справедливости» и «покровителем бедных».

Были и курьезные случаи. Лопухин вспоминает, как Трощинский с юмором рассказывал слушателям об одном харьковском помещике, которого обокрала дворовая девка и бежала. Ее поймали и посадили под караул, а затем предали суду. Девка была «смазливая», а судья - человек «чувствительного сердца», захотел оправдать красавицу. Приговор был таков: «А как из учиненного следствия оказывается, что означенная дворовая женка Анисья Петрова вышеупомянутых пяти серебряных ложек и таковых же часов и табакерки не крала, а просто взяла и с оными вещами не бежала, а только так пошла, то ее, Анисью Петрову, от дальнейшего следствия и суда, как в вине не признавшуюся и неизобличенную, навсегда освободить». Сенаторы посмеялись над таким приговором, но все же, к счастью «дворовой женки», его не отменили.

Александр I, настроенный на необходимость либеральных реформ государственного устройства России, создавал окружение прогрессивно мыслящих деятелей, куда вошли граф В. П. Кочубей, граф Н. Н. Новосильцев, князь А. Е. Чарторыжский, граф П. А. Строганов. Трощинский, приверженец старых идей и консервативных форм правления, жестко возражал по многим позициям нового веяния. К примеру, настаивал на предоставлении Сенату права определять кандидатов на должности губернаторов. Выступил  против подготовленного М. М. Сперанским проекта образования министерств, но их все же утвердили. Трощинский занял пост руководителя Министерства Уделов, оставаясь во главе Почтового ведомства и руководителя канцелярией утратившего теперь значение Совета.

Не поддерживая нововведений и чувствуя ухудшение здоровья, Трощинский подал прошение об отставке. Император отставку принял. В особом рескрипте Александр выразил высочайшую благодарность за «тщательное управление удельным и почтовым ведомствами…», «соблюдение хозяйственной бережливости и пользу казны во всех оборотах денежных сумм и капиталов, ей принадлежащих», бережливую деятельность «в управлении… крестьянами, неустанную заботу об их благосостоянии, …значительное увеличение в истекшем 1805 году сравнительно с предыдущими годами почтовых доходов и неизменную точность в важном обороте сумм, переводимых по почте и простирающихся на многие миллионы».

В начале правления Александр I нуждался в преданном, надежном человеке и чиновнике, поскольку был возведен на престол убийцами отца и продолжал находиться в их окружении. Но через несколько лет его положение упрочилось, и он смог отпустить Трощинского на отдых. В июне 1806 года Трощинский оставил службу и уехал в Малороссию. Поселился в своем полтавском имении Кибинцы, купленном за 18 лет до отставки. Он снова в окружении близких родственников и давних знакомых.
За год до его возвращения - в 1805-м, племянница брата Андрея Маша Косяровская выходит замуж за Василия Гоголя-Яновского. На свадьбу в Яреськах Дмитрий Прокофьевич дарит ей 4 тысячи рублей. Надо иметь в виду, что к середине XIX века (по данным 45 губерний Европейской России) десятина (1 га) земли стоила 12 рублей 48 копеек, и позже - от 35 рублей (Н. Г. Чернышевский, «Современник», № 4, 1858). В условиях крепостного права годовалая девочка продавалась за 50 копеек - дороже свиньи, но дешевле старой лошади («Коммерсантъ. Деньги», 2010). Вероятно, в первой трети века цены были еще ниже.

Возможно, дорогой подарок племяннице брата породил новые вымыслы о Н. В. Гоголе, якобы «скрываемой» им  дате рождения и  «настоящем» отце  - Д. П. Трощинском. В нелепом мифе (Тайна рождения Николая Гоголя, geno.ru, 01. 04. 2013) Маша Косяровская на 13-м году жизни (т. е. в 1804-м) была беременна Николаем от влиятельного вельможи. Боясь огласки, тот приказал своему управляющему Василию Гоголю-Яновскому срочно жениться на ней, что и было сделано. Не стоило бы вдаваться в объяснения, но появилась эта версия в наши дни. Заметим, что Трощинский в то время жил в Петербурге и вернулся в Кибинцы только в 1806-м. До свадьбы Маши в 1805-м году Василия он не знал. К тому же Николай в браке Маши и Василия родился в 1809-м, через четыре года после свадьбы, был не первым, а третьим ребенком. Первые двое детей не выжили. Не странно ли, что именно Н. В. Гоголь, личность которого окутана мистическим коконом, оказывается в центре чудовищных измышлений даже спустя полтора века после ухода из жизни! И сколь пикантной должна быть нынешняя, непонятно откуда извлеченная версия о связи великого писателя с исторической личностью – министром в правительстве России!

После завершения службы, освобождения от груза ответственности и душной атмосферы двора Трощинский намеревался создать в Кибинцах комфортную, привычную среду. По примеру столичных вельмож, он энергично и целеустремленно берется за дело, и в течении восьми лет имение превращается в Полтавский культурный центр. Отец Гоголя Василий Афанасьевич принимает самое живейшее участие в этой работе.
 
Находясь в провинции, Трощинский держит руку на пульсе событий в стране. Переписывается и часто встречается в Киеве с генерал-губернатором М. И. Кутузовым. Они близко знакомы еще по первой русско-турецкой войне. В Отечественную войну 1812 года Дмитрий Прокофьевич стал одним из организаторов казацкого войска. В этом же году отца Гоголя Василия Афанасьевича он назначил своим секретарем, устроил в почтовое ведомство, чтобы тот продвигался по службе. Затем, по предложению Трощинского, Василий Афанасьевич стал предводителем миргородского дворянства. В его ведении находилась казна – собранные средства в помощь русскому войску.

Дмитрий Прокофьевич много внимания уделяет образованию и просвещению родного края. Он пользуется уважением и неопровержимым авторитетом среди всех слоев населения. Местное дворянство  избирает  его полтавским губернским маршалом.
 
Неожиданно, в июне 1814 года спокойная сельская жизнь отставного политика прервалась на следующие восемь лет. Губернский маршал, по поручению местной элиты едет в Петербург на торжественную встречу Александра I, возвращавшегося из-за границы. Депутату от Полтавы, в числе других из разных губерний России, следовало принести поздравления с успешным окончанием войны и победой над Наполеоном.
 
Трощинского с почетом приняли при дворе Александра I. Несмотря на долгие разделявшие их годы, император, разочарованный в предпринятых реформах и склонявшийся теперь к традиционным формам правления, вновь обратился к опытному, честному и верному царедворцу. Спустя два месяца после встречи, в конце августа 1814 года Трощинский назначен министром юстиции (предшественником был поэт И. И. Дмитриев) и генерал-прокурором. Рескриптом императора поручалось, чтобы «законы исполнялись неизменно, правосудие не было помрачено ни пристрастием, ни мерзким лихоимством».
 
На этом посту Трощинский прослужил три года.  По предложениям министра юстиции, начиная с ноября 1815 года, принят ряд указов об обязанностях и ответственности губернаторов перед Сенатом - докладывать о «важнейших обстоятельствах, замеченных ими при осмотре вверенных им губерний, а равно и о всех чрезвычайных случаях и происшествиях по всему государству - ….без малейшего промедления…». Сенату поручено «выносить решения безотказно» по возвращенным ему делам. От подчиненных министр требовал простоты и ясности изложения обстоятельств дела. Неуместные замечания главных прокуроров останавливает словами: «Да, пожалуйста, не забегайте вперед воображением вашим».
 
Как и в первый период служения в правительстве Александра, Трощинский оставался непримиримым противником реформ в государственном устройстве и законодательстве: «что установлено годами, гораздо лучше нового и неизвестного». Так, во время обсуждения в Государственном совете Гражданского уложения, внесенного Узаконительной комиссией и подготовленного М. М. Сперанским (находившимся уже в «почетной ссылке»), члены совета колебались, ожидая, по словам Трощинского, «пока флюгер не укажет, в какую сторону повернуться». Таким «флюгером» стал сам министр юстиции, отметив несовершенство законодательства.
 
Он считал, что подготовленный проект - «испорченный перевод Наполеоновского кодекса». Открыто заявил консервативную позицию в страстной и вдохновенной речи: «Я не понимаю, как можно заимствовать законы из ужасной революционной пропаганды. Как может ревностный русский человек считать себя счастливым, утверждаясь в кругу своих соседей сообразно духу самого безбожного правителя! Как может отец семейства, священник, дворянин, купец, буржуа, крестьянин, как может он любить эти законы, когда он вспоминает неслыханную жестокость и пренебрежение ко всему святому, которые творились в его отечестве, в его деревне, в его доме, на его глазах, в его церкви и у самого алтаря, творимые вследствие жестоких намерений Бонапарта, стремившегося искоренить всюду законную власть и древнюю веру». Трощинский одержал победу. По его словам, она «радовала не только публику, но и двор». Проект Гражданского уложения возвратили в Узаконительную комиссию.

При всем усердии и ответственности, исполняя обязанности, Трощинский видел, что Александр теряет прежний горячий энтузиазм к государственным делам. Решение важных вопросов препоручает вовсе не тем, кто стремится к благу России. Так, близким к царю и имевшим огромное влияние стал военный министр граф А. А. Аракчеев. Министры вынуждены были с четырех часов утра ждать в приемной всесильного временщика, когда он почтит их своим вниманием. Принять неотложно какое-либо решение стало трудно, почти невозможно. К Трощинскому, несмотря на его опыт, энергию и деловые качества, но не принадлежащим к придворной аристократии, человеку с независимым неподкупным характером  было недоброжелательное отношение.
 
Сенатор, тайный  советник Е. Ф. фон Брадке (1908) писал об Аракчееве: «В том, что он был человеком большого таланта и необыкновенных природных способностей, едва ли могут сомневаться те, кто знал его хоть немного … Он быстро схватывал предмет, и в то же время не был лишен глубины мысли, когда хотел этого и когда это не ставило его в противоречие с его предвзятыми намерениями... Его отношения с императором Александром отличались ловкостью и тонким расчетом, но их нельзя было назвать честными... Его обращение с сослуживцами было повелительным и очень часто бесстыдным и грубым. Иногда обнаруживалась и милостивая снисходительность; но я думаю, что он едва ли кого-либо считал своим товарищем».

Помимо служебных затруднений у Трощинского были и личные. Он чаще и сильнее болел. В апреле 1816 года взял длительный отпуск. К концу лета несколько оправился от болезни. В августе 5-го числа 1816 года Александр I направил ему следующий рескрипт: «Дмитрий Прокофьевич! По нынешнем выздоровлении от болезни желаю, чтобы вы скорее заняли прежнее положение и продолжали исполнять свои обязанности прежней деятельностью. Поручаю Вам с полным доверием усилить Ваш надзор, чтобы дела, как в Правительствующем Сенате, так и во всех местах, ему подчиненных, имели наиболее успешный ход, чтобы законы и постановления везде исполнялись неизменно, чтобы бедные и угнетенные находили защиту и покровительство в судах, чтобы правосудие не омрачалось ни пристрастием к лицам, ни гнусным лихоимством, противным Богу и Мне ненавистным, и чтобы обличаемые в сем гнусном пороке были нестерпимы в службе и преследовались со всею строгостью законов. В чем вы, по долгу вашего звания, постоянно наблюдаете и не упускаете Мне откровенно сообщать о последствиях, сообщая равно и о тех превосходных чиновниках, которых вы находите достойными Моей особой награды за усердную и беспорочную службу».

Вернувшись на службу, Трощинский направил Александру I записку об обстоятельствах, «которые опасно излагать на бумаге, а знать, в чем только Государю нужно». Их «надобно лично докладывать Его Величеству и тем поддерживать должность министра юстиции на уровне, соответствующем сему званию для пользы государства» Для этого, считает Трощинский, достаточно, чтобы министр юстиции имел свободный доступ к Государю один или два раза в месяц, за исключением «особенных случаев, когда доклад должен быть представлен немедленно». От передачи дел по разным ступеням к Государю (имелся в виду, конечно же, Аракчеев и его службы) «происходило много злоупотреблений». Трощинский получил право личной аудиенции. Но вряд ли это могло изменить положение дед.
 
Ослабление контроля, общего надзора происходило не только в правительственных ведомствах, но даже в Сенате. Его члены уклонялись от обязанностей и посещали заседания по своему усмотрению. В 1817 году Александр строгим рескриптом поручает Трощинскому навести порядок в Сенате: «чтобы все члены оного, помня священный долг свой, старались ревностно, по совести, исполнять настоящую службу и чтобы все являлись в заседания и присутствовали в установленные регламентом часы... Подтверждаю вам, отмечалось далее, что вы, по вашему чину, строго соблюдаете исполнение сего и представляете Мне все, что будет …(иметь?) самый вид уклонения от общего порядка и справедливости».
 
Несмотря на жесткие указания императора удерживать «бразды правления» становилось все труднее. Слабое здоровье подкосила и смерть дочери. Трощинский решил снова уйти в отставку.  В 1817-м году 25 августа получил письмо от Александра I: «По полученному Мною от вас прошению, увольняю вас от службы … назначаю вам пенсию в десять тысяч рублей в год». Огромная по тому времени сумма! Во владении Трощинского к тому времени были земли  в Киевской, Подольской, Полтавской, Воронежской губерниях и тысячи крепостных крестьян, дома в северной столице и Киеве.

                Полтавские «Афины»

В течение пяти лет после отставки Трощинский живет в Петербурге. Он богат, влиятелен и свободен. Живет «на широкую ногу», принимает гостей. При этом не забывает о родственниках в Малороссии и семье племянницы брата. Благодаря его содействию Николая приняли на казенный счет в Нежинскую гимназию высших наук. Обучение стоило 1200 рублей серебром в год, чего Гоголи-Яновские не могли себе позволить. Директор – доктор медицины И. С. Орлай благосклонно относится к строптивому ученику. Из 9-летнего курса первые 6 шла общегимназическая программа, 3 завершающих года соответствовали университетскому образованию. Поэтому старшекурсников называли студентами. Здесь, в Нежине будущий писатель делает первые шаги на литературном поприще, приобретает друзей и соратников на всю жизнь.
 
По окончании гимназии молодой Гоголь, отправившись на «завоевание» писательского «Олимпа» в Петербург, получил от Трощинского рекомендательные письма к высшим сановникам правительства с просьбой  способствовать устройству родственника и определению его на службу. Однако, ведя нищенскую бесприютную жизнь, Гоголь не воспользовался протекцией.
 
Д. П. Трощинскому 76 лет. Наступает усталость от столичных развлечений. В 1822-м году он снова уезжает в полтавское имение. Какими глазами видел жизнь в Кибинцах 13-летний подросток, а затем и 20-летний Гоголь, наезжавший в гости из Нежина и Петербурга?
 
Первый биограф Н. В. Гоголя П. А. Кулиш (1856) называет Кибинцы «Афинами времен Гоголева отца». За 16 лет (с перерывами между двумя отставками), проведенных хозяином в имении, перестраивается и обустраивается по столичным меркам простой деревянный дом в два этажа.
 
Василий Афанасьевич Гоголь-Яновский с 1812 года и до смерти в 1825-м управлял делами Трощинского. Многолетними усилиями в соответствии с проектами хозяина и управляющего создан сказочный мир, великолепие которого удивляет и восхищает посетителей. Из книги биографа В. И Шенрока: «Здесь был вечный пир в праздник и в будни. Кто бы и когда ни подъзжал к господскому дому в Кибинцах, уже издалека начинал различать звуки домашнего деревенского оркестра...». Трощинский, «как богатый и знатный человек, живший широко   и обставленный совершенно по-барски, как помещик, содержал при себе целое народонаселение, начиная от домашних докторов и кончая шутами и многочисленной челядью».
 
В огромной библиотеке множество редких, избранных книг. Постоянно  поступают новые издания, журналы, газеты, выписываемые из Петербурга и Москвы. Для молодой семьи Гоголей-Яновских с традиционным бытом небогатых провинциальных помещиков открылось окно в большой мир – главный источник знаний и расширения кругозора. неограниченные возможности для самообразования. «Книгами мы пользовались из библиотеки Дмитрия Прокофьевича…», - вспоминала Марья Ивановна.
 
Д. П. Трощинский собрал коллекции выдающихся и дорогих картин, оружия, медалей, монет и даже табакерок. Дом обставляла изысканная мебель. Историческую ценность имело антикварное бюро, изготовленное в XVIII веке для Марии Антуанеты, казненной на гильотине Революционным трибуналом в 1793-м году. В коллекции фарфора были уникальные предметы искусства. Среди них - редкостные фарфоровые часы и подсвечники, также принадлежавшие ранее французской королеве.

Театр на Украине вошел в моду в начале XIX века. И уже в 1813-м году Д. П. Трощинский открыл его в Кибинцах, поставив не только развлекательные, но и просветительские задачи. Бессменным руководителем домашнего театра назначен отец Гоголя. Неожиданно раскрылся его талант литератора, благодаря которому Гоголь-Яновский вошел в историю Украины как русский и украинский драматург, поэт, театральный деятель, Он был автором, режиссером-постановщиком спектаклей, оформителем и музыкантом (владел несколькими музыкальными инструментами, прекрасно рисовал), актером – иногда вместе с женой Марьей Ивановной. Настолько глубоко его занимало сценическое действо, что нередко он сам шил костюмы. Страсть к театру не могла не впечатлить и сына с самого юного возраста.

В период между 1822-1825 годами Василий Афанасьевич написал два водевиля: «Простак или хитрость женщины, перехитренная солдатом» и «Собака-Овца». С наибольшей полнотой драматургический дар Гоголя-Яновского нашел выражение в пьесе «Простак». На первый взгляд, это типичный водевиль: легкомысленные ситуации сюжета, выполненные в комическом  ключе, введение песен - обязательный атрибут такого жанра. П. А. Кулиш, первый биограф Н. В Гоголя, отдает предпочтение «Простаку», более карикатурному, перед «Солдатом-Чародеем» известного украинского писателя и драматурга И. П Котляревского, использующего приемы французского водевиля.

Часть произведений Гоголя-Яновского сохранилась только в пересказах, поэтому считаем не лишним вкратце остановиться на содержании главной из пьес. Ее суть раскрывает личность не только Гоголя старшего, но и  младшего. Николай Васильевич высоко ценил творчество отца и хотел предложить его пьесы для постановки в Петербурге.

Сюжеты народных сказок и реальные события из жизни людей Василий Афанасьевич перенес на сцену. В пьесе - богатство лексики и народной фразеологии. Вначале «Простак» носил название «Роман и Параска». Это настоящие имена мужа и жены, принадлежавших в доме Трощинского к «высшему лакейству». Разыгрывается то, что случается у них в действительности, но в пьесе они не узнают себя.

В атмосферу шутливости врывается серьезная тема непростой женской участи Параски. Ее Роман настолько смешон тупоумием, что Дмитрий Прокофьевич, по его словам, «не мог надивиться». Параска любит Фому Григорьевича и в песне-исповеди заявляет о своем праве на женское счастье: «Вянет вишня, засыхает, // Что растет под дубом: // Сохну, чахну так несчастна, // Живя с нелюбимым»… Этот мотив был новаторским; подобный конфликт героев появился в литературе более позднего периода.

Д. И. Чижевский, известный историограф драматургии и поэзии считал «Простака» настоящей народной комедией. В. А.  Гоголь-Яновский «один из первых в украинской литературе показал богатство и неограниченные стилистически-экспрессивные возможности народного разговорного языка, доказав пригодность его для использования в изящной словесности». Современным литературоведам и биографам Гоголя, снисходительно отзывающимся о произведениях его отца, стоило бы прислушаться к этому мнению и отказаться от высокомерно-презрительных оценок драматургии В. А. Гоголя-Яновского.

Помимо «Простака» в театре Трощинского Василий Афанасьевич поставил и второй водевиль - «Собаку-овцу». Разворачивается фантасмагорический сюжет, брызжущий искрометным юмором и  сопровождающийся гомерическим смехом зрителей.
Вместе с В. А. Гоголем-Яновским деятельное участие в домашнем театре принимал известный украинский литератор - поэт, драматург, лирик и сатирик Василий  Васильевич Капнист. Он жил недалеко от Кибинцев в Обуховке. Разыгрывались на сцене его комедии - запрещенный в России «Сказочник» и «Ябеда». С дочерью Екатериной Капнист охотно играл в спектаклях; иногда экспромтом сочинял комедии. В 1813-м году у В. В. Капниста гостил Г. Р. Державин. Они оба были женаты на сестрах Дьяковых. О  двух театрализованных розыгрышах в Кибинцах упоминает В. И. Шенрок. В одном из них жена Державина Дарья Алексеевна переоделась попрошайкой, обратилась за помощью к сестре, и та ее не узнала.  В другом - заштатного священника Варфоломея, что был общим посмешищем и шутом, заставили говорить приветственное слово приглашенному архиерею. Гость не сразу понял бред шута, а когда понял, остановил его словами: «...хорошо, очень хорошо! Остальное досказывай чушкам».
 
В. А. Гоголь-Яновский ставил не только комедии из местного быта, но и известные в России того времени пьесы, как, к примеру,   фонвизенский «Недоросль». Звучали со сцены и древние трагедии, творения мировой общечеловеческой культуры.
Распахивался занавес и зал замирал. В репертуаре переплетались произведения с украинской, польской и русской речью. Многоязычие было понятным и близким зрителям. На представления собирались не только семьи соседей-помещиков, но и  жители со всех окрестностей, не зависимо ни от возраста, ни социального статуса. Особенно многолюдно было по праздникам, когда в театре шли «живые картины», устраивался маскарад. Людей притягивали не только «Кибинские чертоги», но и их хозяин - человек, по В. И. Шенроку, «просвещенный, с тонким вкусом и разносторонней любознательностью».
 
Хлебосольство Трощинского не знало границ и касалось не только родственников и близких друзей. Бывало и так, что совершенно случайные люди задерживались в Кибинцах на несколько лет. Семья Гоголей-Яновских пользовалась особыми привилегиями. В их распоряжении были дом, экипаж, посыльные, постоянная помощь врачей и одного из лучших – Трахимовского, сначала отца, а затем и сына. Мать Гоголя в Записках вспоминает, что наряду с развлечениями - «балы, и театральные представления, маскарады, живые картины» в  Кибинцах было «отличное общество, даже приезжие из обеих столиц». Гоголи-Яновские здесь узнали «яркий круг людей».

Для Д. П. Трощинского, прежде стойкого консерватора, казалась просто немыслимым склонность к либерализму. Однако теперь, знакомый с политикой Александра I изнутри, он видел в ней  серьезные упущения. Мнение «бывшего министра юстиции, старика лет восьмидесяти, почитавшегося в Малороссии оракулом», читаем мы в документах, поддерживали широкие массы, осуждавшие нынешнее правление и восхвалявшие царствование Екатерины II.
 
В Кибинцах гостили будущие декабристы - Матвей Иванович и Сергей Иванович Муравьевы-Апостолы. Один из них находился там безотлучно; впоследствии был сослан на каторгу. Приезжал и Михаил Павлович Бестужев-Рюмин, окончивший жизнь на виселице. В политических диспутах обсуждалось будущее России, возможный разворот событий в связи с новым зарождающимся движением.
 
Вокруг хозяина сложилась своеобразная литературная среда. Разделявший украинофильские взгляды Дмитрий Прокофьевич был другом и покровителем писателей В. Капниста, П. Коропчевского, Я. Маркевича, В. Гоголя-Яновского, художника В. Боровиковского, композитора А. Веделя и многих других. Через Осипа Каменецкого Трощинский инициировал первое издание «Энеиды» Ивана Котляревского. Я. А. Маркевич посвятил Дмитрию Прокофьевичу «Записки о Малороссии»  или «Дневные записи…» (1860 ?). О нем говорил и Н. А. Цертелев в «Опыте собрания старинных малороссийских песней» (1819). Одну из них, песню Ивана Мазепы «Ой, горе той чайке бедной,/ что вывела деток при самой дороге,/…» Трощинский не мог слушать без слез.
 
В. И. Шенрок не единственный, кто отзывается о Трощинском, как о добром, готовым помогать и оказывать покровительство «кому было возможно». На собственном нелегком опыте Дмитрий Прокофьевич понимал важность просвещения. О его благотворительности знали в Петербурге, Киеве, Полтаве. Для детей небогатых казацких семей из Кибинцев, Яресек, Миргорода, других украинских городов и сел он выделял деньги на обучение. Ежегодно за счет Трощинского не менее 10 человек поступали в полтавский Дом воспитания бедных дворян, где смотрителем был И. П. Котляревский.

Популярность, почитание Дмитрия Прокофьевича, долгие годы приближенного к российским императорам, создавало окружение подобострастия. В Полтаве он слыл «Царьком». В торжественные дни съезжались гости для изъявления преданности и расположения. Они гордились его вниманием, если, в свою очередь, удостаивались им.  Но за спиной Трощинского не утихала зависть, плелись интриги. И он, по примеру дворцовых вельмож и вполне оправданно, завел в Кибинцах порядок, заставляющий ощущать дистанцию.

А. С. Данилевский, друг Гоголя на протяжении всей жизни - со школьных времен («ты мне роднее всех родных» - из письма писателя к Александру Семеновичу), вспоминает, что много раз  бывал в Кибинцах и Яреськах вместе с Н. В. Гоголем и гостил подолгу. При «всем гостеприимстве Трощинский был несколько натянут и не особенно приветлив в обращении». Возможно, это касалось не всех; со столь юными друзьями «едва ли промолвил слово; ... с гостями, - продолжает Данилевский, - он вообще беседовал мало и любил при них раскладывать гранпасьянс. Перед обедом гости, располагаясь в разных концах столовой, обыкновенно напряженно ожидали хозяина. Наконец, появлялся Дмитрий Прокофьевич, всегда в полном параде, во всех орденах и лентах, задумчивый, суровый, с выражением скуки или утомления на умном старческом лице. Усвоенная во время придворной жизни величавость, первенствующая роль хозяина и оказываемые наперерыв со всех сторон знаки подобострастия давали ему вид козырного короля среди этой массы людей».

Был ли в действительности Д. П. Трощинский таким снобом, как в   описании  А. С. Данилевского? Не говорит ли в нем обида безусого юноши, недавно вышедшего из Нежинской гимназии и еще никак не проявившего себя в общественном поле? О расположении к окружающим людям есть свидетельства во многих других документах. Так, Софья Васильевна Скалон, дочь В. В. Капниста в мемуарах писала о постоянных  встречах с Д. П. Трощинским: «…как обычно, они приезжали к нам в гости на Троицу, все было устроено по-старому: те же прогулки по окрестностям, те же катания на лодке...». Вряд ли Дмитрия Прокофьевича избрали бы губернским маршалом, будь он высокомерно-пренебрежительным в общении.

Сомнительно и высказывание А. С. Данилевского об отношении хозяина Кибинцев к отцу Гоголя: демонстрация вельможного превосходства, проявление недовольства в молчании, грубость, игнорирование. Такие сцены якобы могли травмировать как Василия Афанасьевича, так и его впечатлительного сына. На самом деле Д. П. Трощинский высоко ценил своего родственника за честность и ответственность. В течение почти двадцати лет – со времени женитьбы на Маше Косяровской и до своей смерти отец Гоголя и Дмитрий Прокофьевич, судя по письмам, сохраняли взаимодоверие, добрые и уважительные отношения. С Андреем Андреевичем — племянником и наследником вельможи, Василий Афанасьевич мог позволить себе дружескую вольность. Его жене  Ольге Дмитриевне он написал шуточные стихи «Шнурочек». Но в письмах к бывшему министру и сенатору подчеркивал высочайшее почтение как старшему по возрасту  и положению - в соответствии с этикетом времени, воспитанием и культурой.

Дмитрий Прокофьевич Трощинский дожил до неполных 80-ти лет. Скончался 26 февраля 1829 года «от водянки в груди». Русский историк Н. Н. Бантыш-Каменский приводит выдержки из письма Трощинского одному из его старых друзей: «Я вижу, что борьба моей жизни со смертью скоро кончится, ибо старость моя служит последней надеждой». За несколько дней до смерти он принял таинство. Причастившись Святых Таин, огласил собственное духовное завещание, а после соборования елеем «попросил священников читать поочередно молитвы за усопших и Евангелие, сохраняя ему зрение, слух, память и совершенное присутствие духа. Многие бедные семьи, вдовы и сироты оплакивали в нем своего благодетеля».

Современники писали: «Трощинский, обладая широким и практически образованным умом, чутким сердцем и необыкновенной силой духа, сочетал в себе особую доброту…, которую сохранил и в последние дни». С. В. Скалон  (в девичестве Капнист) отмечает: «В детстве он был очень беден и всего добивался сам. И этот человек впоследствии без чьей-либо помощи, только своим трудом и умом достиг столь высокого звания, стал дворянином, полезным для отечества и особенно для своей родины…. был очень дружен с моим отцом и вместе с ним заботился о благополучии Малороссии. Эта его любовь к родине была известна не только дворянству, но и всему населению».
 
Завершая  обзор жизненного пути Д. П. Трощинского, думается - а был ли он счастлив? Кому из близких отдал тепло души? Вряд ли найдется рядом с ним такой человек.
 
Крайне закрытая личная жизнь Трощинского была особым предметом толков. Дмитрий Прокофьевич никогда не был женат. В свете говорили об интересе к нему дам, его неравнодушии к ним, о побочных детях. В Петербургский период родились Мария и Надежда – по имеющимся сведениям, в 1780-х годах, когда их отец стал приближенным Екатерины II. Вероятно, это заблуждение; тогда родилась только Надежда. Находим по другим данным - год рождения Марии  - 1801-й, в начале царствования Александра I. Скорее всего, и это неверная дата: Мария должна быть значительно старше. В следующем 1802-м году появился на свет сын Дмитрий. Его крестником был племянник Дмитрия Прокофьевича полковник Андрей Трощинский, сын брата Андрея и Анны, в девичестве Косяровской.
 
Мария вышла замуж за коллежского асессора Главного почтового управления Карла Миллера; Надежда - за офицера князя И. М. Хилкова. В 1804-м году в Петербурге у них родилась Прасковья. Помимо нее – Николай, умер в четырехлетнем возрасте и Александр, дата смерти (в младенчестве) не установлена. Ивана Хилкова Н. В. Гоголь считал «большим комиком и старым греховодником». Вскоре Надежда оставила мужа. С дочерью  Прасковьей поселилась в Кибинцах, в имении отца. Есть упоминание современников о том, что дед нежно любил внучку. О девичьих фамилиях Надежды и Марии, фамилии и судьбе сына Дмитрия мы мало что или почти ничего не знаем.  Сам Трощинский, его близкое окружение считали всех побочных детей «воспитанниками». Но  была и настоящая воспитанница и фаворитка вельможи – Скабеева (имя не установлено), дочь кронштадтского матроса.

Наиболее осведомленными о жизни Трощинского в Кибинцах могли быть близкие соседи и друзья Капнисты. Дочь Василия Васильевича Софья (к моменту смерти Дмитрия Прокофьевича ей было 32 года) в мемуарах пишет, вероятно, то, что мог бы о себе позволить в публичном поле сам Трощинский. Сообщает, что во время отставки (имеется в виду первая, 1806 – 1814 годов), в Кибинцах вместе с ним жила семья единственной внебрачной дочери княгини Надежды Хилковой с мужем - князем И. М. Хилковым и дочерью Прасковьей. В последующих публикациях, в том числе - нынешних, Надежду ошибочно считают не дочерью, а внучкой Трощинского, Прасковью – дочерью. Мы склонны доверять Софье Васильевне, но она тоже допускает неточность: Надежда - не единственный ребенок.  Мария и сын Дмитрий ею нигде не упомянуты. Как видим, скрытность Дмитрия Прокофьевича не позволяла даже с Капнистами делиться семейными тайнами.
 
Софья Васильевна Скалон помимо семьи Надежды пишет о двух, якобы живших в Кибинцах племянниках. Вероятно, это были дети двух средних братьев Дмитрия Прокофьевича или одного из них. Но не наследник, сын брата Андрей Андреевич Трощинский. В  30-летнем возрасте, к 1807-му году он уже произведен в чин генерал-майора, имел множество правительственных наград; был богат и жил в Петербурге. В 1821 году, в 49 лет Андрей женился на 16-летней внучке последнего польского короля Августа Понятовского - прелестной Ольге Дмитриевне Кудрявцевой. Дмитрий Прокофьевич, вероятно, считал, что именно такой человек сможет разумно распорядиться его огромным богатством и продолжить род Трощинских. Внебрачные дети - «воспитанники» не имели такой привилегии, поскольку не носили фамилию отца. А был ли наследник Андрей «племянником», а не сыном, переданным в семью бездетного брата? Имея родовую фамилию, он получил самые благоприятные условия для стремительного карьерного взлета. Почему не допустить, что это заранее обдуманный проект мудрого вельможи?
 
Есть данные о том, что обе дочери Трощинского, «воспитанницы» умерли в  1817-м году, задолго до кончины отца. Документами подтверждена смерть от «чахотки» в этом году только одной из сестер - княгини Надежды Хилковой. Мария скончалась, предположительно, раньше. Дочь Надежды Прасковья осталась без матери в 13 лет. Она жила в Кибинцах у деда, и ее раннее детство как раз пришлось на время первой его отставки (1806 – 1814 годы). В 23 года Прасковья Ивановна Хилкова, вышла замуж за генерал-майора барона Станислава Карловича фон дер Остен-Сакена. В браке прожила два года, родила дочь Елену и считала себя единственной наследницей.
 
Состояние Дмитрия Прокофьевича было огромным: обширные владения в Полтавщине, Киевщине, Подолии и Воронежской губернии - более 70 000 десятин земли, 6 тысяч душ крепостных крестьян, дома в Петербурге и Киеве. Только движимое имущество оценили в 1 миллион рублей.

Вопрос о наследовании затронул многих, породил тщетные надежды, споры и разногласия. Завещание деда было настоящим ударом для Прасковьи, когда главным получателем наследства оказался сын брата Андрей Андреевич Трощинский. Большую часть жизни он провел в столице, вращаясь в самых избранных кругах великосветского общества. В последние годы переселился в Кагарлык близ Одессы. Его не влекла малая родина - ни Яреськи, где оставались родители, ни Кибинцы, полученные по завещанию дяди.
 
Прасковье, названной дедом «воспитанницей», отходит по духовной всего 800 душ в Киевской губернии. Она поражена. Обострилась  скоротечная, как и у матери Надежды, чахотка. Через три недели после смерти Трощинского, в том же 1829-м году баронесса Прасковья Ивановна скончалась в возрасте 24-х лет. Ее дочь и правнучка Дмитрия Прокофьевича Елена Остен-Сакен лишилась матери в 2 года. В возрасте восьми лет она  умерла в 1835-м году. Прямых известных наследников по крови не осталось.
 
Полученные Прасковьей крестьяне переходят к ее мужу Остен-Сакену. Андрей Андреевич не может с этим смириться. Сразу после смерти маленькой Елены и через 6 лет после кончины дяди он пытался отсудить у барона 800 душ, но проиграл иск.

Тяжбы против Остен-Сакена продолжились. В борьбу вступили сводные сестры Прасковьи, побочные дочери князя Хилкова - . графиня Александра Ефимовская и Наталья Ушакова. В  1837-м году доказывали в суде, что именно они являются законными наследниками умершей единокровной сестры Прасковьи, а не ее муж. Разбирательство продолжалось 14 лет. Наконец, в 1851 году суд не нашел для их претензий законных оснований. Андрей Андреевич в процессе уже не участвовал, ему было 79 лет.
 
До Кибинцев и его бывшего владельца никому уже не было дела. Как и во всем противоречивом гоголеведении появляются иные суждения о личности Трощинского. Интересны замечания В. П. Авенариуса, русского писателя, автора работ о детстве и юности Гоголя. Он изучал крепостной быт, а в советское время придерживался господствующей идеологии. Вслед за ним литературовед и богослов С. Н. Дурылин, приверженец аскетизма и полумонашества, писал: «В действительности не было ни кибинецких Афин, ни Трощинского—Перикла, ни В. Гоголя Аристофана, а была огромная крепостная вотчина, и великолепный дом …, в котором жил пресытившийся до скуки вельможа, бывший „в случае“ при Екатерине ІІ и Александре І, — и этому вельможе приходился очень дальним свойственником васильевский помещик В. А. Гоголь-Яновский».

Точка зрения вопреки документам. Не при «случае» был при российских императорах Д. П. Трощинский, беззаветно служивший отечеству. Были, были кибинские «Афины» и просветительский культурный центр. И Трощинский – Перикл с Полтавой вместо Акрополя. Было образованное, невозможное в провинции того времени просвещенное общество. И был В. А. Гоголь-Яновский – Аристофан, вошедший в плеяду украинских литераторов. И его сын, великий русский писатель, с детских лет оказавшийся в атмосфере творчества, искусства, свободомыслия и благородства. В Кибинцах нашел юный Гоголь живой пример - «сделать жизнь с кого».
 
                Эхо дальнего времени

Н. В. Гоголь не был кровно связан с Д. П. Трощинским. Но в его жизни мы находим отдаленное эхо, отзвук детских и юношеских впечатлений из уникальной для глубокой российской провинции атмосферы Кибинцев. В доме Трощинского Гоголь впервые увидел полотна английских, французских, голландских художников; в исполнении домашнего оркестра услышал музыку Баха, Бетховена, Моцарта. Библиотека Д. П. Трощинского с подбором книг по изобразительному искусству и архитектуре, истории, политике и военному делу, литературе дарила гимназисту сокровища общечеловеческой культуры. В парке он любовался оригинальными дизайнерскими решениями, итальянской скульптурой. Вместе с отцом они воспроизводили увиденное и дополняли своим воображением в обустройстве парка в родной Васильевке.
 
Культ прекрасного остался на всю жизнь. В  зрелом возрасте Н. В. Гоголь не мог жить без Рима. Не уставая, часами бродил с друзьями из России по развалинам, сохранившимся  памятникам архитектуры и живописи античного времени, ренессанса и барокко. С восторгом показывал достопримечательности древнего города – как собственное достояние, к которому словно был причастен. Колизей, Пантеон, соборы, акведуки, термы, мосты, триумфальные арки.
 
«Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется…» - мог бы, вслед за Алексеем Толстым,  повторить Гоголь, проживи он еще два десятка лет. И не отсюда ли, из Кибинцев, возникла убежденность в предназначении - отозвавшись словом, сделать «что-то очень хорошее для общего добра»? «Взгляните на наших чиновников - мздоимцев, глупых и порочных», - как бы говорит писатель, выставляя галерею карикатурных персонажей. Таким назначенцам, добиваясь справедливости, жестко противостоял Трощинский в бытность сенатором и министром.
 
Дмитрий Прокофьевич в совершенстве владел русским языком, глубоко вписавшись в русский быт и культуру. И вот выдержки из письма Гоголя к Александре Осиповне Смирновой: «Скажу вам, что я сам не знаю, какова y меня душа, хохлацкая или русская. Знаю только то, что никак бы  не дал преимущества ни малороссиянину перед русским, ни русскому перед малороссиянином. Обе природы щедро одарены Богом, и, как нарочно, каждая из них порознь заключает в себе то, чего нет в другой». И далее Гоголь признается, что в его героях соединялось прошлое и настоящее, малороссийское и русское, наконец, личное, родовое, народное, всечеловеческое в неизменных рамках национального характера. Нынешним оракулам в стремлении сделать Гоголя достоянием только украинской национальной культуры следовало бы помнить эти строки.

Н. В. Гоголь не имел постоянного материального достатка. Право собственности и распоряжения имением в Васильевке он целиком передал матери. Полученные средства от публикации произведений использовал для помощи  нуждающимся. Поддерживал русских художников в Риме. Среди них – в первую очередь, А. А. Иванова.  Академия определила тому всего трехлетний оплачиваемый срок пребывания за границей, а он, бедствуя, упорно работая над картиной «Явление Христа народу», провел там 30 лет. Гоголь даже позировал в качестве натурщика. Чтобы помогать Иванову материально при недостатке собственных средств, Гоголь брал в долг у московских и петербургских друзей. Так же, как и для помощи А. С. Данилевскому, когда у него умерла мать. В конце жизни деньги от издания полного собрания сочинений планировал передать молодым, вступающим на литературное поприще.

Из письма к матери: «Не бедным студентам хочу помогать я, но бедным талантам. Я сам терпел и знаю некоторые те страдания, которых не знают другие и о которых даже и не догадываются, а потому и помочь не в состоянии... Но когда дающий скрыл свое имя — значит, он, верно, не требует никакой благодарности». То есть, дар не затронет честолюбия получателей. И в этом тоже было неосознаваемое подражание Д. П. Трощинскому, хотя их возможности нельзя сравнить. Наконец, следует заметить, что ближайшее окружение Гоголя – друзья, писатели, издатели не только не приветствовали его намерений, но по большей части – осуждали. После смерти Николая Васильевича остались скромные пожитки, бедная изношенная одежда, но две тысячи рублей, предназначенных на благотворительность, сохранились целиком у доверенного лица.

Как и Д. П. Трощинский, Н. В. Гоголь не был женат. Его взгляды на создание семьи мы находим в письмах к сестрам. К сожалению, нет эпистолярного наследия Дмитрия Прокофьевича, или не удалось с ним ознакомиться, чтобы провести какие-либо параллели по этому вопросу.
 
С наследником Андреем Андреевичем Трощинским у Н. В. Гоголя и его матери связь не прерывалась до 1852-го года, когда дядя и племянник одновременно ушли из жизни. Марья Ивановна, человек богобоязненный, добрый и малопрактичный, потеряв Василия Афанасьевича, получала небольшой доход от имения в Васильевке и постоянно нуждалось. В письме 1829-го года сообщила сыну, что Дмитрий Прокофьевич «...платил за меня в казну и редко от меня принимал и, видно, для памяти писал у себя, сколько я ему должна, и вышло 4,060 р., и сия записка нашлась; и мне платить сии деньги». Ответ Николая Васильевича назидателен и суров: «... меня удивило очень, что вы пишете в письме вашем, что побожились заплатить Андрею Андреевичу  отдать в этом году долг. Я вас не знаю, маменька. Как вы можете в этом божиться и давать честное слово, когда не имеете никакой возможности его исполнить. На что вы полагаетесь? Разве вы не знаете, что вам имение ваше, хотя бы и не случилось скотского падежа, не в состоянии бы и половины его уплатить. Но если бы было даже достаточно, разве вы позабыли о том, что приближается время платежа в казну процентов снова? Не может быть, чтобы вы позабыли обо всем этом тогда, когда давали свое слово“.

Неизвестно - оплачены ли  4,060 р Андрею Андреевичу. Его мать Анна Матвеевна просила сына поделиться хотя бы малой частью полученного наследства с двоюродной сестрой Машей. Убеждала: «Ведь вы росли в одной семье». Андрей Андреевич помогал.  Погасил долг Марьи Ивановны по процентам и тем спас Васильевку из крайне опасной ситуации - имение уже выставили на торги. В самые тяжелые годы (1829-1833), первоначальный приезд Гоголя в Петербург, без существенной поддержки А. А. Трощинского он не сумел бы обойтись. Всегда помнил о помощи, не злоупотребляя ею, и был благодарен дяде.
 
После кончины Д. П. Трощинского Гоголь уже не  бывал в Кибинцах. В пылу наследственных притязаний имение медленно приходит в упадок. Спустя всего три десятилетия,  в конце XIX века П. А. Кулиш с горечью писал: «Неумолимое время не пощадило никаких следов былого великолепия Кибинцев; ... Все продано, все исчезло! Но кто знал Кибинцы в дни их величия и славы, те не могут и теперь без увлечения вспомнить об этом сказочном мирке…».

Минуло два столетия… Турист или случайный посетитель увидит обычное полтавское село без особых достопримечательностей, с населением чуть более тысячи трехсот жителей, со школой и Домом культуры. Как и в былые времена это село стоит на том же месте, в междуречье Хорола и Лихобабовки. Возможно, и сейчас  прямо по центру протекает пересыхающий ручей с многочисленными запрудами. А, может, и нет его? В связи с общим потеплением климата, непредвиденными событиями исчез, испарился, ушел в землю тот ручей, как и выветрилась память о прежних Кибинцах. Забыты бывший очаг украинской культуры и имя его создателя Д. П. Трощинского. Запамятованы Гоголи-Яновские и маленькая точка на карте Украины, волею судьбы предназначенная Гоголю, писателю - для высокого литературного взлета.



 
 


 
 
 
 
 
 
 
 
;
;