Перезагрузка

ПЕРЕЗАГРУЗКА

 
                «Нужно носить в себе ещё хаос,
                чтобы быть в состоянии родить
                танцующую звезду»
                — Фридрих Ницше

                «Прежде чем я выстроил стену,
                я бы спросил себя,
                что я ограждаю или от чего»
                — Роберт Фрост

 
 
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ДО
 
1
Стекло
В четыре семнадцать утра Кирилл открыл глаза и понял, что не может вспомнить свой сон.
Это было странно — не потому, что сон забылся, а потому, что он чувствовал его присутствие. Где-то на задворках сознания что-то шевелилось, скреблось в дверь, просилось наружу. Что-то важное.
Он лежал неподвижно, глядя в потолок. Слева спала Марина — дыхание ровное, глубокое. Потолок был белым, идеально белым. Дизайнер настояла: «Чистота линий. Ничего лишнего». И вот теперь он лежал под этим стерильным потолком и думал: вот он я. Ничего лишнего.
В груди было пусто. Не больно — просто пусто. Как в комнате, из которой вынесли мебель.
Ему было тридцать восемь. Консалтинговая компания, два миллиона чистыми в год. Квартира с «премиальным видом». Жена Марина — красивая, умная, терпеливая. Дочь Катя, двенадцать лет.
Всё это было его. И всё это было пустым.
Он встал, не разбудив Марину. Паркет холодный под босыми ногами — единственное, что он чувствовал по-настоящему.
Панорамное окно занимало всю стену. Москва внизу — россыпь огней, артерии дорог. Красиво. Он знал это, потому что все так говорили.
Он ничего не чувствовал.
Три месяца назад он пошёл к психиатру. Не потому что хотел — испугался. В тот день стоял у этого окна и поймал себя на мысли: а что, если открыть? Не прыгнуть — просто почувствовать ветер.
Окна не открывались. Но мысль напугала.
Психиатр сказал: «Не депрессия. Экзистенциальный кризис. Что-то глубокое перестало работать».
Он прижал ладонь к стеклу. Холодное. Между ним и городом — несколько сантиметров. Можно смотреть, нельзя коснуться. Вот так он жил. Человек за стеклом.
— Ты опять не спишь.
Марина вошла бесшумно. От неё пахло шампунем, который она покупала для него.
— Думаю.
— О завтра?
— Да.
— Мне страшно, — сказала она тихо. — Что ты найдёшь там что-то. И поймёшь, что я — не то, что тебе нужно.
Он хотел сказать: дело не в тебе. Но слова застряли.
— Я не знаю, что найду. Но если останусь — потеряю себя. А потом вас.
— Ты уже нас теряешь. Каждый день. Ты здесь — но тебя нет.
Она положила ладонь ему на грудь. Тепло — но оно не проникало глубже.
— Найди себя. И вернись.
— Постараюсь.
Это было всё, что он мог обещать.
 
2
Последний разговор
Катина комната пахла жвачкой и детством. Плюшевые игрушки, постеры, разбросанные книги. Хаос — противоядие от стерильности.
— Пап, ты правда уезжаешь?
— На неделю. В горы. Там школа для взрослых.
— Чему учат?
— Чувствовать. По-настоящему. Я забыл как.
Она нахмурилась.
— Ты нас не любишь?
Удар. Прямой.
— Люблю. Но я как телевизор со сломанным звуком. Картинка есть, а звука нет. Знаю, что люблю, но не слышу это внутри.
— Это как когда грустно, но не получается плакать?
— Да. Точно.
Она придвинулась ближе.
— Пап, не меняйся слишком сильно. А то я тебя не узнаю.
Он поцеловал её в лоб. Она пахла детством — тем, что уходит.
— Я люблю тебя, пап. Даже если ты как телевизор.
Что-то треснуло внутри. Маленькая трещина.
— Я тебя тоже, малыш.
И на мгновение — он это почувствовал.
 
3
Вверх
Вертолёт пах керосином. Три часа полёта. Сначала — Подмосковье, леса, дороги. Потом — горы. Острые, дикие, покрытые тёмным лесом.
Пилот не сказал ни слова.
Здание росло из скалы — бетон и стекло, острые углы. Никакой логики, никакой симметрии. И при этом — красивое. Пугающе.
— Красиво, правда?
Женщина у входа. Светлые волосы, белое платье, серые глаза.
— Я Вера. Ваш куратор.
Внутри — лабиринт. Коридоры изгибались, свет падал ниоткуда. Комната — маленькая: кровать, стол, окно-бойница. Никаких розеток. Телефон: «Нет сети».
На столе — папка. Белая. Один лист:
«Добро пожаловать в GENESIS. Следующие семь дней изменят вас. Правила: никаких контактов с миром, никаких разговоров о прошлом, полное участие. Отказ — уход без возврата. Общий сбор в 20:00».
Он сел на кровать. За окном — горы, закат цвета крови.
Здесь он был никем. Чистый лист.
Впервые — это было не страшно.
 
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
РАЗРУШЕНИЕ
 
4
Круг
Главный зал был круглым. Никаких углов — только бесконечная кривая стены, уходящая в темноту. В центре горел огонь.
Одиннадцать человек. Кирилл стал двенадцатым.
Ровно в восемь двери закрылись. И в круг вошёл он.
Адам был невысоким. Лет пятьдесят, седая голова, чёрные глаза. Одет просто. Двигался точно — как хирург.
— Меня зовут Адам. Это не моё настоящее имя. Настоящее я похоронил двадцать три года назад.
Он раздал карточки с числами. Кирилл получил семёрку.
— С этого момента у вас нет имён. Имя — часть истории. История — часть проблемы.
— Скажите одно слово. Что вы чувствуете сейчас.
Круг пошёл. Страх. Надежда. Скепсис. Злость.
Очередь дошла до него.
— Пустота.
Адам задержал взгляд. Секунда. Вечность.
— Честно.
 
5
Темнота
Комната была чёрной. Стены обиты мягким. На полу — маты. Повязки на глаза.
— Четыре часа. В тишине. В темноте. Наедине с собой.
Первый час — скука. Мысли о работе, о доме. Потом поток замедлился.
Тело заговорило. Зуд в колене. Напряжение в челюсти. Тяжесть в груди, которую он носил годами.
Второй час — беспокойство. Мысли о матери, которая умерла. Об отце, который ушёл. О Кате — верит ли она ему?
Третий час — страх. Накатил волной. Страх, что он сходит с ума. Что никогда не выберется.
Руки дрожали. Всё кричало: беги. Он не двинулся.
Он дышал. Вдох. Выдох. Страх достиг пика — и начал отступать.
Четвёртый час — тишина. Внутренняя. Мысли ушли. Осталось сознание — чистое, как озеро.
И голос: «Почему ты прячешься?»
Свет вернулся. Лица вокруг — мокрые.
Он не знал ответа. Но впервые — хотел узнать.
 
6
Адам
Он нашёл его на террасе, на рассвете.
— Не спится, Семь?
— Нет.
— Могу спросить? Что значит — похоронили себя?
Адам молчал. Долго.
— Я был хирургом. Хорошим. Однажды убил пациента. Не по ошибке — я был пьян. Девочка. Восемь лет. Аппендицит — рутина. Я вскрыл артерию. Руки тряслись.
Пауза.
— Дело замяли. Но я знал. Пытался умереть. Дважды. Не получилось.
— Что вы сделали?
— Меня нашёл человек. Учитель. Показал другой путь. Не бежать от боли — пройти сквозь. До дна. Найти там понимание. Не прощение — его нет. Но возможность стать другим.
— Получилось?
— Частично. Я больше не хочу умереть. Но девочка снится каждую ночь. Двадцать три года.
Солнце показалось над горой.
— Зачем вы мне это рассказали?
— Чтобы ты знал: я не гуру. Я человек, который убил ребёнка и пытается с этим жить. То, чему я учу — не теория. Я прошёл через это.
Семь ушёл. Но слова остались.
Может, есть надежда и для него.
 
7
Горячий стул
Третий день. Деревянный стул в центре круга.
— Один сидит, остальные спрашивают. Любые вопросы. Ложь запрещена.
Первой — Четыре. Женщина с острыми скулами.
— Почему ты здесь?
— Потому что хочу умереть. И не могу.
— Почему?
— Потому что убила сына. Ему было семь. Утонул. Я отвернулась на минуту.
Шестнадцать лет она несла это. Каждую ночь — его лицо под водой.
Адам присел рядом:
— Если бы он был здесь — что бы он сказал?
Слёзы. Первые за годы.
— «Мама, не плачь». Он всегда так говорил.
— Он хотел бы, чтобы ты умерла?
— Нет. Он бы сказал: «Живи, мама».
— Тогда почему ты не живёшь?
— Потому что не заслуживаю.
— Кто это решил?
Пауза.
— Я. Я решила.
— Тогда ты можешь решить иначе.
Семь смотрел и думал: может, его пустота — тоже решение? Забытое?
 
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
СМЕРТЬ
 
8
Дыхание
День четвёртый. Комната без окон. Одеяла. Пульсирующая музыка.
— Холотропное дыхание. Гипервентиляция для изменения сознания. Дышите глубоко и быстро. Час или больше.
Семь лёг. Вдох-выдох-вдох-выдох.
Сначала — головокружение. Потом тело завибрировало. Руки свело судорогой.
— Продолжай. Это нормально.
Дыхание стало автоматическим. Пришли образы.
Темнота. Влажная, тёплая. Давление — со всех сторон. Выталкивало наружу.
Рождение. Его рождение.
Боль. Свет — ослепительный. Первый вдох как удар. Холод. И голос:
«Мальчик».
Не «мой мальчик». Просто констатация. В ту секунду что-то закрылось. Новорождённый ждал любви — получил пустоту. И решил: я её не заслуживаю.
Первый кирпич в стене.
Он плакал — как никогда. Слёзы освобождения.
 
9
Похороны
Пятый день. Три ночи. Подвал. Каменный постамент.
— Сегодня мы будем умирать. Каждый ляжет сюда. Остальные попрощаются. Потом — двадцать четыре часа в темноте.
Рука Семи поднялась сама.
Камень был ледяным. Одиннадцать лиц склонились над ним.
— Прощайтесь.
Четыре: «Прощай. Ты был честен». Шесть: «Твоя жена — счастливая женщина».
Адам: «Тот, кого мы называли Семь, умер. Его больше нет».
Чёрная ткань. Абсолютная темнота. Тишина.
Время исчезло. Мысли ушли. Осталась пустота — живая. Не враг, а пространство.
И мальчик. Пятилетний. Плакал в углу.
— Бабушка сказала, папа ушёл из-за меня.
— Она ошиблась. Ты был ребёнком. Ты достаточно. Всегда был.
Мальчик обнял его. Дверь — закрытая тридцать три года — заскрипела. Открылась.
За ней — свет.
 
10
Рождение
Ткань подняли. Свечи. Одиннадцать лиц.
— Как тебя зовут?
— Не знаю. Пока не знаю.
— Правильный ответ.
Шестой день — тишина. Сон. Восстановление.
На террасе — Четыре.
— Я видела сына. Он сказал: «Живи, мама».
— Это было настоящее?
— Неважно. Работает.
Звёзды. Два человека, которые умерли и родились заново.
 
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
ПОСЛЕ
 
11
Возвращение
Квартира пахла чужим. Панорамные окна, мебель — всё принадлежало человеку, который умер.
Марина встретила в прихожей.
— Ты другой. Глаза другие.
Катя врезалась в него.
— Ты нашёл, чем надуть шарик?
— Кажется, да. Я сам. Тот, которого потерял.
Разговор с Мариной был долгим. Он рассказал — не всё, но достаточно.
— Треть откатывается, — сказал он. — Мир затягивает обратно.
— Тогда не дай ему затянуть.
 
12
Кризис
Шесть недель. Первые три — эйфория. Всё яркое, новое.
Потом началось. Раздражение. Телефон каждые пять минут. Работа затянула.
Крупный клиент ушёл. Полмиллиона. В груди — знакомая тяжесть.
Он закрыл глаза. Десять минут. Дыхание. Волна накрыла — и отступила.
Потерял клиента. Больно. Но это — не он.
Позвонил Марине.
— У меня плохие новости.
— Ты в порядке?
— Странно, но да.
Через два месяца позвонила Вера. Ушла от мужа. Шесть — парень с татуировками — в психиатрической клинике. Не справился.
GENESIS дал жизнь. Кому-то — забрал.
Жизнь — риск. Вопрос — ради чего.
 
13
Срыв
Четыре месяца. Всё рухнуло.
— Ты опять не здесь, — сказала Марина. — Как раньше.
Он хотел возразить. Но она была права. Работа затянула. Старые привычки вернулись.
— Я стараюсь.
— Этого недостаточно.
Она ушла в спальню. Дверь закрылась мягко — хуже хлопка.
Он сидел за столом. В груди — боль. Острая, живая. Раньше была только пустота.
Может, боль — шаг от пустоты.
Ночью он пошёл к ней.
— Ты права. Я уходил. Снова. Прости.
— Слова — легко.
— Знаю. Но это начало. Я не буду идеальным. Буду срываться. Но хочу пройти это. С тобой.
Она протянула руку.
— Тогда пробуем. Снова.
Это было не решение. Просто — следующий шаг.
 
14
Огонь
Год спустя. Дача за городом. Август.
Они сидели у костра — он, Марина, Катя. Квартиру на тридцать втором продали.
— Пап, ты счастливый?
— Иногда — да. Иногда — нет. Но я чувствую. Это главное.
— Это не ответ.
— Это единственный честный ответ. Счастье — не место. Это способ идти. Иногда падаешь. Встаёшь.
Марина положила голову ему на плечо. Он почувствовал её тепло. Не сквозь стекло — напрямую.
— Пап, ты не жалеешь о тренинге?
— Не знаю. Это было нужно. Но это была цена.
— Страшно.
— Да. Но страх — часть жизни. Без него — только пустота.
Костёр догорал. Звёзды горели над ними.
— Я люблю тебя, пап. Даже когда ты странный.
— Я тебя тоже. Очень.
Он обнял их обеих.
Дверь внутри иногда закрывалась. Он научился её открывать. Не навсегда — но достаточно.
Костёр догорел. Тепло осталось. Внутри.
Это была жизнь. Настоящая. С болью и радостью. С дверью, которая то открывается, то закрывается.
Он смотрел на звёзды: на сегодня — достаточно.
А завтра — будет завтра.
* * *
КОНЕЦ