11. Звуки, письма и голодная Бездна

Воздух вокруг меня загустел, но не от магии или холода. Он завибрировал, как мембрана гигантского динамика. Снежинки замерли в полете, северное сияние нажало на паузу.

— Эй, — насторожилась шкатулка.
Прямо передо мной, на уровне глаз, воздух сгустился в дрожащую золотистую сферу. Она не была предметом. Она была обещанием.
— Бери, — шепнул ветер. — Это твоё.

Я ожидала чего угодно. Меч Кладенец (желательно с инструкцией и автонаведением). Бесконечный запас кофе. Ну, или хотя бы тёплые носки, потому что пальцы на ногах я не чувствовала уже минут сорок. Но сфера лопнула, и вместо предмета меня накрыло звуком.
Это была не пафосные фанфары и не ангельское пение. Это был скрежет.

Тихий, немного ржавый, металлический скрежет ключа, поворачивающегося в замке. Два оборота. И лёгкий удар плечом в дверь, которая вечно заедала от сырости.
Я замерла, забыв, как дышать.

Этот звук выдернул меня из заснеженного поля и швырнул на несколько лет назад. В узкий коридор перед кухней, где пахло жареной картошкой с луком и яблоками.
Это был звук того, как бабушка приходит с мороза в дом, отряхивая валенки.

В этом звуке не было магии. В нём было что-то гораздо более мощное и совершенно недоступное мне сейчас: абсолютная, железобетонная безопасность. Этот щелчок замка означал, что внешний мир с его двойками по математике, злыми собаками и холодом остался за дверью. Что проблемы теперь будет решать кто-то взрослый, а моё дело — просто быть маленькой и смотреть мультики.

— Что это? — скривился Кошмар, отпрянув. — Звучит как...
— Звучит как несмазанные петли, — резюмировала шкатулка.
Я стояла, глотая слёзы, которые мгновенно замерзали на щеках, и чувствовала себя полной идиоткой. Великая Шепотница. Спасительница миров. Девушка, которая только что связала реальность спицами.

А на самом деле — просто испуганный ребёнок, который мечтает услышать, как поворачивается ключ в замке, чтобы можно было перестать быть сильной. Чтобы кто-то другой вошёл, снял ботинки и сказал: «Ну что, опять апокалипсис? Ладно, ставь чайник, сейчас разберёмся».

Ирония была настолько густой, что её можно было резать ножом. Мир дарил мне звук безопасности в тот самый момент, когда я шагала в пасть к абсолютной неизвестности.
«Ты больше не та, кто ждёт за дверью, — говорил мне этот звук. — Теперь ты та, кто поворачивает ключ».

Я стояла посреди снежного поля и плакала. Опять. В третий раз за эту ночь. Или четвёртый? Я сбилась со счёта. Мои слёзные железы определённо заслуживают премию за выносливость.
— Спасибо, — прошептала я, вытирая нос рукавом пальто. — Очень трогательно. И невероятно жестоко. У Вселенной, оказывается, садистское чувство юмора. Мы поладим.

Я глубоко вдохнула морозный воздух, в котором теперь, кроме хвои и озона, мне мерещился запах той самой жареной картошки.
Звук стих, но ощущение осталось. Тепло где-то под рёбрами. Не то, которое греет, а то, которое не даёт сломаться.
— Ну что? — я посмотрела на свою команду: одноглазого жирафа, ворчливую шкатулку и комок депрессивной пыли. — Вы слышали? Ключ повернулся. Дверь открыта.
— Куда? — уточнил Йося.
— Туда, где мы никому не нужны, но куда всё равно попрёмся, — я поправила рюкзак и шагнула к чернеющей Бездне.

Мы шли навстречу пустоте. Звучит как начало плохого анекдота. «Заходят в бар Шепотница, жираф и Кошмар...» Только бара не было. Была бесконечная снежная равнина и надвигающаяся тьма, которая выглядела так, будто сама Вселенная решила сэкономить на пикселях.
— Может, оно дружелюбное? — предположила я на уровне бреда. — Может, оно просто хочет обняться?
— Чёрная Бездна, — напомнил Кошмар. — Древнее зло. Существовало до света.
— Ну, я тоже по утрам существую до света. И кофе, - я пожала плечами.

— Эй, — сказала шкатулка. — Что это у тебя в кармане светится?
Я не сразу поняла, о чём она. Карта давно потухла. Ёлочный шар тоже не светился — я проверила.
Но в другом кармане — том, который я почти никогда не использовала, потому что в нём дыра — что-то мерцало слабым светом. Я засунула руку и вытащила... Конверт.

Старый, пожелтевший, с загнутыми углами. Бумага была такой ветхой, что казалось — один неосторожный вдох, и она рассыплется в пыль. Мой адрес на конверте. Бабушкин почерк.

«Моя дорогая, Если ты читаешь это письмо, значит, я была права. Значит, ты — Шепотница, как и я. Как и моя бабушка. Как и её бабушка до неё.
Не злись, что я не рассказала раньше. Ты бы не поверила. Ты бы решила, что я выжила из ума. (Хотя, давай честно, я немного выжила. Кто в здравом уме разговаривает с чайником?»
Я усмехнулась сквозь слёзы.

«Ты, наверное, уже сделала первую часть — разбудила мир. Связала его. Использовала артефакты, которые я спрятала для тебя так давно. Молодец. Я знала, что справишься. Даже если ты сама в это не верила.
Но теперь перед тобой стоит кое-что другое. Чёрная Бездна, верно? Древняя тьма, которая была здесь до света?
Вот что я не успела тебе рассказать: её нельзя победить.
Но — и это важно — её не нужно побеждать.
Видишь ли, детка, мир — это не только свет. Это и тьма тоже. Магия — не только добрая. Она и тёмная тоже. И между ними должно быть равновесие. Всегда.

Когда магия умирала, тьма спала — не от чего было питаться. Теперь магия вернулась — и тьма проснулась вместе с ней. Это не зло. Это необходимость. Как ночь после дня. Как зима после лета. Как твоё ужасное настроение по утрам после нормального человеческого состояния днём».

— Это было необязательно, бабушка, — пробормотала я.
«Твоя задача — не уничтожить тьму. Твоя задача — держать равновесие. Слышать, когда оно нарушается. Чувствовать, когда тьма пытается взять больше, чем ей положено. Или когда свет становится слишком ярким — да-да, и такое бывает. Слепящий свет так же опасен, как и кромешная тьма.

Ты — Шепотница. Ты слышишь вещи. Теперь будешь слышать и это: шёпот равновесия. Шёпот границы между светом и тьмой.
Это не проклятие, хотя иногда будет казаться проклятием. Это дар. Очень неудобный, плохо задокументированный, без технической поддержки — но дар.
Я люблю тебя.
Твоя бабушка, которая слышала тебя с самого начала».

Я стояла посреди снежного поля, с письмом в руках, и плакала. Опять. В третий раз за эту ночь. Или четвёртый? Я сбилась со счёта. Мои слёзные железы определённо заслуживают премию за выносливость.

— Равновесие, — прошептал Кошмар. — Конечно. Как я мог забыть...
— Ты знал? — спросила шкатулка.
— Я кошмар. Я — часть тьмы. Я должен был знать. Но когда магия умирала... я забыл. Мы все забыли.
Чёрная Бездна продолжала приближаться. Но теперь я смотрела на неё иначе. Не как на врага. Как на... собеседника?
— Эй! — крикнула я в пустоту. — Ты меня слышишь?
Тьма замерла. Не остановилась — именно замерла, как будто прислушиваясь.
— Я — Шепотница, — сказала я, чувствуя себя абсолютно нелепо. — Я слышу вещи. И, видимо, теперь должна слышать и тебя. Так что давай поговорим?

Тишина.
А потом — шёпот. Не слова, не звуки — что-то древнее, что-то, что существовало до языков. Я не поняла его умом. Я почувствовала его.
Голод. Одиночество. Забытость.
— Ты была одна, — сказала я. — Всё это время. Пока магия умирала, пока мир забывал о чудесах, ты спала. Одна. В пустоте.
Да.
— Это грустно, - кивнула я.
—Грустно?
Тьма не понимала слова. Оно было слишком человеческим.
— Печально, — попробовала я. — Больно. Одиноко.
— Да.
— Но теперь магия вернулась. И ты проснулась. И ты голодна. Я понимаю. — Я сделала шаг вперёд. — Но если ты съешь всё — снова останешься одна. Снова будешь спать в пустоте.
— Нет. Не хочу.
— Тогда давай договоримся, - я развела руки в стороны, словно пыталась обнять Бездну.

Переговоры с Древним Злом — это не то, к чему готовят на уроках дипломатии. В основном потому, что Древнее Зло не очень хорошо понимает концепцию «компромисса». Для него существует только «всё» или «ничего».
Но я была упряма. И устала. И, честно говоря, слишком вымотана, чтобы бояться.

— Слушай, — сказала я Бездне, — я предлагаю вот что. Ты не жрёшь весь свет разом. Ты берёшь понемногу — ровно столько, сколько нужно для баланса. А я слежу, чтобы свет не пытался тебя уничтожить. Потому что, между нами, светлая магия тоже может быть той ещё занозой. Слепящий оптимизм, бесконечные единороги, радуги везде — это утомляет.
—Ты будешь следить?
— Буду. Это моя работа теперь, видимо. Присматривать за равновесием. Слышать, когда что-то идёт не так. Шептать обеим сторонам, чтобы они не зарывались.
— Зачем тебе это?
— Потому что! — резко ответила я. — Потому что мир без тьмы — это не мир. Это плохо освещённая декорация. Нам нужны тени, чтобы ценить свет. Нужен страх, чтобы знать храбрость. Нужны кошмары, — я покосилась на Кошмара, — чтобы ценить хорошие сны.
— И ты не боишься?
— О, я в ужасе, — честно призналась я. — Но это ещё никогда меня не останавливало. В смысле, остановило бы, если бы я дала себе время подумать. Но я стараюсь не думать. Помогает.

Бездна молчала долго. Так долго, что я начала подозревать, что она уснула. Или переваривала мои слова. Или решала, съесть меня сейчас или оставить на десерт.
А потом — отступила.
Медленно, неохотно, но — отступила. Тьма втянулась в себя, как будто схлынувший прилив, оставляя за собой звёзды, которые, казалось, светили ещё ярче от контраста.
— Договорились, — прошептала Бездна.
— Договорились, — эхом ответила я.

Мы стояли на том же поле — но оно изменилось. Небо больше не было просто небом: оно было живым, дышащим, осознающим. Звёзды переговаривались шёпотом, который я теперь слышала — тихий, как шелест страниц. Где-то на границе восприятия клубилась Тьма — не угрожающе, а как тень, которая знает своё место.
— Это было... — начала шкатулка.
— Безумие? — предположила я.
— Я хотела сказать «впечатляюще». Но да, безумие тоже подходит.
— Ты только что заключила договор с Древним Злом, — сказал Кошмар. — Используя здравый смысл и сочувствие. Это не должно было сработать.
— Добро пожаловать в мою жизнь, — повторила я. — Здесь ничего не работает так, как должно.

Йося подковылял ко мне и ткнулся плюшевой головой в мою ногу.
— Ты молодец, — сказал он. — Твоя бабушка гордилась бы.
— Моя бабушка оставила мне письмо, которое я должна была найти в нужный момент. Она была либо провидицей, либо абсолютно чокнутой.
— Одно другому не мешает.
— Справедливо.

Мы шли домой.
Не было волшебного портала, не было драматического перехода из одного мира в другой. Просто — шли. Через поле, под небом, которое медленно светлело на востоке.
Ночь Расплетённых Звёзд заканчивалась. Самая длинная ночь года уступала место рассвету.
— Что теперь? — спросил Йося.
— Теперь? — Я подумала. — Теперь — завтрак. Душ. Сон. Желательно — в этом порядке, хотя я могу и перепутать.
— А потом?
— Потом... — я посмотрела на небо, где последние звёзды гасли в предрассветном свете. — Потом я буду слушать. Вещи, которые говорят. Мир, который дышит. Бездну, когда она проголодается. Свет, когда он станет слишком ярким. И буду держать равновесие.