Надвоицы

Сдав постельное белье проводнице, я вышел на перрон. Скорый поезд, лязгнув сцепками, мягко тронулся, увозя с собой гул чужих разговоров. Стук его колес постепенно слился с шорохом ветра в соснах и окончательно исчез, растворившись в хвойной дали. И наступила тишина — наполненная скрипом фонарного кронштейна, шелестом травы и собственным сердцебиением. Я остался в Надвоицах. Путь в центр поселка лежал вверх — по широкой бетонной лестнице, ведущей от вокзала к площади на пригорке.

Шаг... Ступень... Подъем по лестнице раскрывает суть названия поселка. «Над Воицей» — это не отвлеченный термин, а прямое указание на место. С каждым пролетом вверх нарастает низкий, глухой шум. Это гул падуна, который слышен за несколько километров от Воицкого озера. Он заполняет собой все пространство, и воздух здесь словно вибрирует от этого звука. Название дали люди, для которых он был первым и главным ориентиром — признаком близости большой воды.

Шаг... Ступень... Подъем по лестнице открывает панораму. Над крышами домов ищу глазами суровые очертания главного предприятия — Надвоицкого алюминиевого завода. Его корпуса и трубы формируют горизонт. Он был построен здесь в середине прошлого века не случайно: дешевая энергия каскада Выгских ГЭС питала производство стратегического металла. Эта панорама — пейзаж послевоенной индустриальной эпохи, решившей покорить северные пространства.

Шаг... Ступень... Подъем по лестнице заставляет вспомнить другую, непарадную историю. Этот завод, поселок, ГЭС и каналы строили не только молодежные строй отряды, но и заключенные ГУЛАГа. Бетон ступеней, возможно, помнит шаги тех, кто возводил эти цеха ценой своей свободы и жизни. Проект индустриального гиганта был реализован руками тысяч людей, чьи имена стерлись. Прогресс имел двойную цену: технологическую и человеческую. Тень от этих величественных корпусов длиннее, чем кажется на первый взгляд.

Шаг... Ступень... Подъем по лестнице позволяет заметить детали. Где то, в густых зарослях тайги можно отыскать, поросшую мхом насыпь. Это остатки узкоколейной железной дороги, которая когда-то связывала стройку со станцией Сегежа. По этим рельсам везли оборудование и материалы. Сегодня природа медленно поглощает следы той грандиозной логистики. Лес берет свое, превращая инженерное сооружение в часть пейзажа, в немой памятник эпохе больших строек.

Шаг... Ступень... Подъем по лестнице — это осознание уникального местоположения. Поселок стоит на водоразделе. Я нахожусь на древнем, геологическом рубеже. Цивилизация с ее заводами и железными дорогами вписалась в эту извечную схему, использовала ее, но не отменила. Это место силы, но силы спокойной и непреложной, перед которой любая человеческая деятельность — лишь временный эпизод.

Шаг... Ступень... Поднимаясь по лестнице, начинаешь различать строгий порядок местного бытия. Надвоицы — моногород. Благосостояние и само существование поселка неразрывно связаны с судьбой предприятия. В окнах домов видна обычная, устоявшаяся жизнь: цветы на подоконниках, детские велосипеды у подъездов. Люди здесь работают, растят детей, создают свой уклад. Хрупкость этой системы, зависящей от конъюнктуры мирового рынка, сочетается с поразительной устойчивостью и сплоченностью сообщества. Биография местных жителей, их настоящее и будущее сплетены с ритмом смен завода и гулом его цехов.

Шаг... Ступень... Подъем по лестнице завершается. Ступени кончаются. Ноги ступают на асфальт площади Ленина. Памятник вождю кажется здесь не символом ушедшей идеологии, а старшим прорабом, навечно оставшимся следить за своим объектом. Это просто центр. Место, где назначают встречи, где гуляют, где останавливается автобус. Сердце поселка бьется именно здесь, среди этой простой, лишенной пафоса, но живой городской среды.

Я подошел к краю пригорка. Передо мной развернулась панорама, от которой перехватило дыхание. Внизу синело озеро, спокойное и древнее. Через него, как нить через игольное ушко, была продета стальная стрела железной дороги. И по ней, не спеша, с глухим, сонным перестуком, тянулись товарные составы. Бесконечные вереницы платформ и цистерн, уходящие за горизонт, к морям, к океанам, в большой мир. Это был ритм. Ритм работы, ритм жизни, ритм смысла.

И в этот момент мрачные мысли о «цене» и «правде» отступили, растаяла в величавой панораме. Нет, Надвоицы — это не про тяжкое прошлое. Это про соразмерность.

Здесь все соразмерно: титанический труд — суровой, но щедрой природе; память о жертвах — гордости за созданное; хрупкость моногорода — невероятной стойкости людей, которые его населяют. Завод у полярного круга, река между морями, поезда, идущие в вечность — это не конфликт, а грандиозная симфония, в которой есть место и гулу трансформаторов, и шепоту сосен, и скрипу телег узкоколейки в прошлом, и мерному стуку колес в настоящем.

С творческим вдохновением, Ваш Сергей Бурыкин