Юбилейное. 1825 2025. Выпуск 13

               
        Александр Разумихин

        Юбилейное. 1825—2025.
 
        Выпуск 13

                Декабристы. Слова и дела.

                Факты и события. Выпуск 13

               
               ПУЛЯ НА ПАМЯТЬ (ч. 2)

   Первое время жёнам осуждённых дозволялось видеться наедине с мужьями два раза в неделю. В остальные дни они могли лишь наблюдать издали, как арестантов проводят мимо. Каторжники были всё время в кандалах. Екатерина Ивановна писала своей сестре: «Никак не могу привыкнуть к звону кандалов Сергея, это ужасно».
Впрочем, история не забыла и некоторые детали, имеющие отношение к условиям, продиктованным Николаем I, любителем пеших прогулок и мимолётных романов — для здоровья, не считавшим свои «васильковые чудачества» неким прегрешением, относительно характера пребывания на каторге декабристов. Сосланные ведь были молодыми мужчинами с естественными потребностями. Что проницательный царь учёл. Поэтому все женщины, отправившиеся вслед за ними, по прибытии в Сибирь давали подписку об отказе от семейной жизни.

Разрешённые жёнам по часу два раза в неделю свидания с мужьями происходили в присутствии офицера. Об этой интимной стороне жизни декабристов обычно стараются не говорить, хотя нормальному человеку понятно, что 60 минут «свидания» мужей со своими жёнами два раза в неделю в присутствии постороннего человека придавали особый «колорит» их сексуальным отношениям. А они были, что легко высчитывается по датам рождения сибирских первенцев, например, Трубецких, Давыдовых, Муравьёвых и других.

Зная это, надо признать, отказ от привилегий и от привычного с детства образа жизни явился не самым тяжким испытанием для «жён ссыльнокаторжных», везущих в Сибирь чепчики и соломенные шляпы, десятки пар женских перчаток, «вуаля» и «картончики с буклями».

Справедливости ради надо признать, что такая кара продолжалась не вечно даже у тех, кого сослали по первому разряду, то есть навечно. Первое смягчение не заставило себя ждать. Однажды… далее сколько пишущих — столько временных отнесений: во время коронации; в 1828 году после кончины матери; выйдя из храма, после службы с прозвучавшей молитвы о победе над турками, планируя поход, душевно растроганный император подозвал к себе Бенкендорфа и тихонько сказал: «Пусть с них снимут кандалы». Бенкендорф всё понял без лишних слов и сразу направил приказ по этапу в Сибирь.

Случилось ли это событие 1 августа 1829 года, не берусь утверждать, но именно тем днём император разрешил снять кандалы со всех декабристов. К слову, в ознаменование столь значимой даты Николай Бестужев женщинам-«декабристкам» сделал «памятные» подарки — обручальные кольца, крестики и браслеты. Выкованы они были из снятых 6-килограммовых кандалов.

Но вообще-то, считается, первым уже в день восстания — вечером 14 декабря — дал показания тот, кого Пушкин прозвал «наполеончиком» — Кондратий Рылеев. Назвал 11 имён. Подтвердил существование тайного общества. Вину за беспорядки и убийства на Петровской (Сенатской) площади возложил на князя Сергея Трубецкого. Заодно сделал заявление:

«Долгом совести и честного гражданина почитаю объявить, что около Киева в полках существует общество. Трубецкой может пояснить и назвать главных. Надо взять меры, дабы там не вспыхнуло возмущение».

Князь Трубецкой начал давать показания на следующий день после Рылеева. Назвал 79 имён, даже тех, кто давно отошёл от декабристов и о ком следствию не было хоть что-то известно. В одном Рылеев поддержал Трубецкого. Мол, мы здесь хотели конституции. Так ведь и сам император Александр I её хотел. А Пестель «обрекал смерти всю высочайшую фамилию».

Пестель шёл в отказ только на первых порах. Потом стал выдавать просто без удержу. Евгений Якушкин, сын декабриста, позже, как сказали бы сегодня, проводил соцопрос среди знакомых отца и сделал заключение относительно главы Южного общества:

«Ежели повесили только пять человек, а не 500, то в этом нисколько не виноват Пестель: со своей стороны он сделал всё, что мог».

Далее обратимся к Михаилу Фёдоровичу Орлову, ставшему настоящей «занозой» для Николая I: что с ним делать? Совсем не потому, что принадлежал он одной из самых известных фамилий того времени — именно благодаря Орловым Екатерина II взошла на престол. Не потому, что сам генерал-майор был славным участником Наполеоновских войн. В каком ином случае его можно было бы ставить в пример. Ещё бы:
в 1807 году сражался под Гуттштадтом, Гейльсбергом и Фридландом (был награждён золотой шпагой); в 1814 году — при Шампобере, Труа, Арси-сюр-Обе;
в 1815 году участвовал во втором походе во Францию. Отличившись при взятии Вереи, был награждён орденом Святого Георгия, затем принимал участие в занятии Дрездена, штурме Магдебурга, осаде и взятии Мерзебурга и за спасение в лейпцигском сражении двух австрийских батальонов был пожалован титулом австрийского барона;
довелось быть флигель-адъютантом императора Александра I. В этой должности, будучи оставлен на ночь заложником у маршала Мармона, составил условия капитуляции и «заключил договор о сдаче сей столицы Французской империи союзным войскам».

Грудь в орденах. Умён. Уже после того, как вернулся из Заграничных походов, где узнал, что такое французская революция и познакомился с либеральными идеями, стало у него формироваться своё видение будущего России.

И что же? После войны М. Орлов вместе с Д. Мамоновым — основатели общества, которое историки считают преддекабристской организацией. Михаил Фёдорович разрабатывал широкую программу либеральных реформ (конституция предполагаемого нового государства, отмена крепостничества, суд присяжных, свобода печати), сочетающихся на английский манер с властью аристократии и нарождающейся буржуазии. Но дальше этого дело не пошло. Человек не лишённый честолюбия (других генералов, наверно, в природе нет), сам Михаил Орлов позже на допросах не без гордости говорил:

«Я первый задумал план создания в России тайного общества. Это было в 1814 году. Это первое тайное общество называлось "Орденом русских рыцарей"».

Руководил кишинёвским отделением (управой) «Союза благоденствия». Видеть ли в Орлове активного участника Южного общества? Да, писал программы, участвовал в съездах. И всё же было в нём что-то от свадебного генерала. Хотя в кишинёвском доме Орловых, по свидетельству жены, кипели «беспрестанно шумные споры — философские, политические, литературные». За Орловым был учреждён секретный надзор.

Когда в 1822 году начали возникать серьёзные подозрения по поводу того, что уж больно свободно гуляют в его полку «свободные» идеи, у него даже прошли обыски. Правда тогда ничего не нашли — Орлова предупредили, и он все улики успел уничтожить. Но император Александр I решил не рисковать, и Орлов был отстранён от службы.

Непосредственного участия в подготовке вооружённого восстания 1825 года он не принимал. 14 декабря Михаил Орлов был в Москве. Но его фамилия сразу стала фигурировать на допросах других декабристов. Вскоре его доставили в Петербург на личный допрос к Николаю I. В ходе допроса генерал «Ордена русских рыцарей», как повествуют нынешние авторы, вёл себя весьма дерзко, всё отрицал и на вопросы государя отвечал язвительно и даже позволял себе колкости. Император таким поведением был взбешён и приказал отправить Орлова в Петропавловскую крепость, где он провёл полгода.

В общем, Михаил Орлов никак не должен был избежать самого сурового наказания. Но проведённые обыски опять ничего не дали. Среди улик только свидетельство барона Андрея Евгеньевича Розена, что 12 декабря 1825 года был совет между Рылеевым, князем Оболенским и другими о том, чтобы вверить главное начальство над восставшими войсками князю Трубецкому, «если не прибудет Орлов».
Осудили его только за написанную им больше десяти лет назад Конституцию, которую нашли при обыске у Рылеева.

Власть — штука сложная. И рубить с плеча можно только в том случае, если уже продуманы планы по тому, как поступить с жертвой и чем это обернётся позже. Как аппетит приходит во время еды, так и властный опыт приходит в процессе работы. В тот начальный момент правления работа молодого императора заключалась в том, чтобы разобраться не столько даже с бунтовщиками, а вникнуть в природу рождения заговоров. Подавить восстание оказалось куда проще.

Тайные союзы, и рождённые на юге, и возникшие на севере страны, основывались на концепции либеральной демократии. Если взглянуть глубже, заключались они не «против императора Александра» или Николая, подобная участь постигла бы и Константина, согласись он короноваться. Союзы заключались, чтобы сделать мир адекватным тем позициям, на каких либералы стояли, и идеям, какие диктовали им соответствующие либерализму политические, военные и экономические точки зрения.

Истоки их взглядов очевидны. Они легко обнаруживаются, если проанализировать «просвещенческое» паломничество будущих декабристов в Европу «идеалов 89-го года», последовавшей вслед за Великой французской революцией. Крупнейшая трансформация социальной и политической системы Франции и других европейских стран, созданный благоприятный климат для масонства, атеизма, вольнодумства, республиканства не могли не вылиться в конфликт с исторической Россией.
В словах Пестеля «Отечеству не изменял!» была даже не ложь, а просто «альтернативная реальность», для которой Россия, страна старого порядка, была неприемлемой.

Хорошие-плохие декабристы: не стоит обольщаться ни теми, ни другими. Глядя на отношение к декабристам тогда и сейчас, понимаешь, что люди на протяжении стольких лет никак не определятся: это «оппозиция» противостоит власти, или власть противостоит «оппозиции»? Кто для кого является «нежелательными» персонами?

Декабристы и после них другие имели намерение быть частью политического будущего России. Но какой России, прозападной?
В восприятии Николая I Михаил Орлов был одним из главных заговорщиков. Похоже, он должен был разделить судьбу пятерых казнённых декабристов. Тем не менее при своём «послужном» списке в рядах тайных обществ Михаил Орлов не получил «чёрной метки», гарантирующей казнь, его даже не отправили на каторгу, он был лишь отставлен от службы, получив предписание жить в своей деревне Милятино Мосальского уезда Калужской губернии под надзором полиции. А весной 1833 года Михаил даже получил разрешение поселиться в Москве. Если соизмерять с участью других, можно сказать, что он избежал наказания. Ну как тут обойтись без вопроса «почему»?! И почему стал «занозой» для монарха?

Ответ даже не простой, а элементарный. За заслуги его брата Алексея, который на глазах Николая I дважды бросал свою конную роту на каре декабристов. Хотя, в деталях этот факт, похоже, выглядел несколько иначе. Если верить воспоминаниям барона Василия Романовича Каульбарса (он тогда был штаб-ротмистром и стоял в 4-м взводе 2-го эскадрона полка генерала Орлова), командир полка привёл свои эскадроны на Адмиралтейскую площадь и выстроил их фронтом правым флангом к Дворцовой площади, левым к Лобановскому дому. Потом по личному приказанию государя первый дивизион двинулся к Галерной улице и стал перед ней. Барон утверждал:

«Во всех описаниях этого дня говорится о кавалерийской атаке перед Сенатом, последней, однако же, не было, так как, наш дивизион получил приказание только загородить вход в Галерную улицу. Мне кажется, что Государь имел намерение окружить бунтовщиков со всех сторон. <…> Так стояли мы более часа друг против друга; наша задняя шеренга упиралась в платформу Сенатской гауптвахты; мы были окружены густою толпой зрителей и зевак. Всё время обменивались криками «ура, Николай!» – «ура, Константин!». Наш полк был в самом ужасном положении, так как была страшная гололедица, наши же лошади не были подкованы на зимние шипы; при каждом малейшем движении они скользили и падали вместе с седоками.
 <…>
На крыше Сената примостилась толпа народа, открыто симпатизировавшая бунтовщикам. Притащив наверх поленья берёзовых дров, эти люди бросали их с крыши в наших людей и лошадей, так что все время приходилось наблюдать и за этими мерзавцами. Как впоследствии выяснилось, бунтовщики обещали «разрешить этому сброду грабить город в продолжение трех дней, если те поспособствуют исполнению их замыслов».
 <…>
Наконец, нас освободили из нашего неприятного положения. За нами послышался барабанный бой и с Галерной улицы пришёл лейб-гвардии Павловский полк, который получил приказание занять наше место. Одновременно же с их приходом и нам приказали отойти и стать перед Исаакиевским мостом.

Повернувшись по команде «влево» (по три), мы двинулись вперёд. По дороге пришлось протискиваться через сплошную толпу народа, не желавшую расступиться. C помощью нескольких ударов плашмя палашами мы, однако, скоро очистили себе путь и благополучно добрались до моста. Отряд Преображенцев, охранявший мост, при нашем появлении ушёл.

Дойдя до моста, я выстроил эскадрон во фронт; 1-ый эскадрон, шедший впереди меня, построился левее меня, в промежутке между моим 2-м, и нашими остальными четырьмя эскадронами, тоже, к этому времени, передвинутыми сюда же, к мосту. Они всё время, пока наш дивизион закрывал вход на Галерную улицу, стояли против другого каре заговорщиков, фронтом к последнему, тылом к Адмиралтейскому бульвару.

Оказалось, как только мы ушли, Государь приказал остальным занять эту позицию. Мне потом рассказывали, что наши эскадроны старались произвести несколько демонстраций, вроде атак, которые совершенно не удались. Страшная гололедица парализовала всякое движение, а близость каре не давала возможности броситься стремительно в атаку. По нашим эскадронам был тоже дан залп, но также безрезультатно.

Видя тщетное старание атаковать и полную невозможность это исполнить, заговорщики бросили стрелять в наших; слышны были только отдельные выстрелы и из каре были слышны шутки и смех. Могла ли кавалерия очутиться в более глупом положении, чем наш полк в этот день!

Наши лошади, не подкованные на зимние шипы, при страшной гололедице; ежеминутно падали, поднять их при близком расстоянии противника в галоп не представлялось возможности. К тому же наше вооружение состояло только из старых, от многолетнего употребления и чистки коротких и не отпущенных палашей (новые, трехгранные, с тройным эфесом, были введены гораздо позднее).

Огнестрельное оружие было только у карабинеров (четырёх фланговых людей каждого взвода), но их короткие штуцера в конном строю не представляли никакой защиты. Пистолеты имелись только у офицеров, но и то, в очень малом количестве и незаряженные, в кобурах сёдел торчали, обыкновенно, только деревянные ручки поддельных пистолетов».

Тем не менее генерал Алексей Орлов со своим полком пришли на выручку к Николаю I одними из первых и далее с оружием руках защищали его от мятежников.
Император на всю жизнь запомнил не оказанную услугу, а поступок, совершённый не лояльным, а преданным человеком. Признательный монарх уже на следующий день наградил его графским титулом. Больше того император оказал сумевшему делом доказать свою преданность престолу милость, которой не удостоились большинство из приближенных, кто имел родственников среди участников декабрьских событий.

Сколько было их, просьб за сыновей, мужей и братьев. Было, но, наверно, нисколько не больше визитов противоположного характера. Как писал Николай I своему брату 23 декабря 1825 года: «Здесь одно рвение, чтобы помогать мне в этом ужасном деле. Отцы приводят своих сыновей, все желают примерных наказаний». Удивляться не следует: графиня Браницкая пожертвовала двести пудов железа на кандалы для участников южного восстания. Член Верховного уголовного суда сенатор Лавров требовал четвертования шестидесяти трёх человек.

Вообще-то даже не сохранение жизни, а скорее помилование брата Алексея Орлова — оказалось решением обоюдовыгодным. Монарх тогда сделал сильный, смелый, а главное мудрый шаг. Да, не последовал закону, да, пришлось переступить через себя, да, не всем такое милосердие пришлось по вкусу, да, командир кавалергардов генерал Алексей Орлов стоял на коленях перед государем в его личном кабинете (публичного унижения того, кому был обязан жизнью и сохранением престола, Николай I не допустил). Однако, как показала жизнь, приобрёл верного и надёжного соратника. Алексею наградой за преданность стала не только жизнь брата, но и особое царское доверие, которым он по-умному с пользой для страны пользовался. Но об этом несколько позже.

В записках современника Орловых Ф. Ф. Вигеля, человека умного и наблюдательного, можно найти такую характеристику братьев:

«Завидна была их участь в юности. Молодцы, здоровы, красивы, храбры, богаты, но не расточительны, любимы и уважаемы в первых гвардейских полках, в которых служили, отлично приняты в лучших обществах, везде встречая нежные улыбки женщин, — не знаю, чего им недоставало. <   > Когда я гляжу на Алексея Фёдоровича Орлова, ныне графа, мне кажется, я вижу раззолоченную, богатыми тканями изукрашенную ладью. Зефиры надувают паруса её, и она спокойно и весело плывёт и она будет столь же беспечно плыть, я уверен в том, до самого предела, за которым исчезает род человеческий. <   > У Алексея был совершенно русский ум; много догадливости, смышлёности, сметливости; он рождён был для одной России, в другой земле не годился бы он».

Судьба генерала Михаила Орлова подсказывает полюбопытствовать по поводу генералитета, лиц, так или иначе в разные годы причастных к движению декабристов. Таковых, как определила историк Людмила Коншина, было 12:

генерал-майор (с 30 августа 1824 г.) Фёдор Владимирович Акинфов. Командира 1-й бригады 2-й драгунской дивизии, члена Военного общества, Высочайше повелено оставить без внимания;

генерал-майор (с 15 сентября 1813 г.) князь Сергей Григорьевич Волконский. Командир 1-й бригады 19-й пехотной дивизии, член Союза благоденствия и Южного общества, арестован, осуждён по I разряду и приговорён в каторжную работу на 15 лет. В глазах императора Николая I Сергей Григорьевич заслужил репутацию «набитого дурака», «лжеца» и «подлеца». И если два последних определения могут быть как-то связаны с его участием в бунте, то первое… Что-что, а в людях Николай I разбирался недурно. Срок, назначенный Волконскому, оказался наибольшим среди всех генералов за исключением ближайшего сподвижника Пестеля А. П. Юшневского, которого приговорили в каторжную работу навечно;

генерал-майор (с 12 марта 1813 г.) в отставке граф Матвей Александрович Дмитриев-Мамонов. Основатель преддекабристской организации «Орден русских рыцарей» в 1826 г. отказался присягать Николаю I, за что был объявлен сумасшедшим и фактически заточён в своём подмосковном имении;

генерал-майор (с 30 августа 1824 г.) Фёдор Григорьевич Кальм. Командир 2-й бригады 19-й пехотной дивизии, член Союза благоденствия, арестован, по Высочайшему повелению освобождён с увольнением в отставку;

генерал-майор (с 6 октября 1817 г.), светлейший князь Павел Петрович Лопухин. Командир 1-й бригады 1-й уланской дивизии, член Союза спасения, Союза благоденствия и Северного общества, арестован, по Высочайшему повелению освобождён без последствий;

генерал-майор (с 12 декабря 1824 г.) Владимир Афанасьевич Обручев. Начальник штаба 2-го пехотного корпуса, член тайного общества, к следствию не привлекался и наказания не понёс;

генерал-майор (с 7 июня 1799 г.) Пётр Петрович Пассек. Член Союза благоденствия умер до восстания 14 декабря;

генерал-майор (с 1 мая 1818 г.) в отставке Павел Сергеевич Пущин. Члена Союза благоденствия Высочайше повелено оставить без внимания;

генерал-майор (с 19 февраля 1820 г.) в отставке Михаил Александрович Фонвизин. Член Союза спасения и Союза благоденствия осуждён по IV разряду и приговорён в каторжную работу на 8 лет;

генерал-майор (с 22 июля 1825 г.) Сергей Павлович Шипов. Командир л.-гв. Семёновского полка, член Союза спасения и Союза благоденствия участвовал в подавлении восстания на Петровской (Сенатской) площади, за что 15 декабря 1825 г. пожалован в генерал-адъютанты;

генерал-интендант 2-й армии в чине 4-го класса (с 3 июня 1823 г.) Алексей Петрович Юшневский. Член Тульчинской управы Союза благоденствия и Южного общества осуждён по I разряду и приговорён в каторжную работу навечно.

Из чего можно сделать вывод, что генерал-майор (со 2 апреля 1814 г.) Михаил Фёдорович Орлов, основатель преддекабристской организации «Орден русских рыцарей», член Союза благоденствия, арестованный, но по Высочайшему повелению освобождённый с увольнением в отставку и повелением впредь никуда не определять, был не такой уж белой вороной среди примкнувших к декабристам генералам. Хотя, несомненно, кому-то повезло меньше. И на вопрос, был ли Михаил Орлов единственным, кого по делу декабристов помиловали, ответ один — нет.

К числу тех, кому было даровано милосердие монарха, надо присовокупить и внука Суворова, которому мать вымолила прощение у Николая I. Начиналось у него как под копирку со многими: когда исполнилось 18 лет, уехал в Париж. Какое-то время учился в Сорбонне, потом был Гёттингенский университет и, естественно, знакомство с течениями западноевропейской мысли. В 1824 году вернулся в Россию, зачислен в лейб-гвардии конный полк. Знакомство молодого Александра Аркадьевича Суворова, князя Италийского, графа Рымникского, на тот момент эстандарт-юнкера, с князем Александром Одоевским обернулось вступлением в члены Северного общества.
Правда, стоять в рядах заговорщиков на площади ему не довелось. Но звучное имя внука генералиссимуса названо на допросах среди первых. 22 декабря он арестован. Ночь — под стражей, утром — на допросе самим Николаем I. Не самый продолжительный диалог по содержанию можно свести к двум фразам. Один повторял: «Я был уверен, что носящий имя Суворова не может быть сообщником в столь грязном деле!» Другой отвечал: «Желал помочь желающим блага государству, ничего не знал и ни с кем из членов сношений не имел».

Кстати, о детях. Один из лучших русских полководцев граф Пётр Петрович Коновницын — военный министр России, главный директор Пажеского корпуса, которого император Александр называл своим другом. Он умер в возрасте 57 лет в 1822 году. Только одно упоминание имени прославленного военачальника спасёт жизни двум его сыновьям-декабристам. Старшего сына Петра всего лишь разжалуют в солдаты, а Ивана, младшего, и вовсе простят... ради заслуг покойного отца.

Известный генерал от кавалерии Раевский ушёл в отставку в 1824 году. А в 1825 году к следствию по делу декабристов были привлечены оба его сына-генерала и два зятя. Сыновей вскоре отпустили. А вот зятья (Орлов и Волконский) получили срок. Причём Волконский первоначально получил смертный приговор, который был заменён каторгой, не исключаю, что по ходатайству Бенкендорфа.

Как за сына умоляла царя мать Елена Александровна Нарышкина, в первом браке — княгиня Суворова, во втором браке — княгиня Голицына, светская красавица начала XIX века, фрейлина русского императорского двора, дочь А. Л. Нарышкина и Марии Сенявиной, внучка адмирала А. Н. Сенявина, сестра Л. А. и К. А. Нарышкиных, невестка генералиссимуса А. В. Суворова, двоюродная сестра графа М. С. Воронцова, легко представить. И её плач можно свести к одной фразе: «Смилуйся, пощади дурака нашего!»

Дураком внук Суворова не был. После предварительного допроса его освободили. Насколько решение Николая I оказалось верным? Незадачливого, но знатного декабриста отправили на Кавказ, на войну с персами. С неё он вернулся в Петербург с повышением и наградой (орден Св. Владимира 4-й степени с бантом и золотой шпагой с надписью «За храбрость»). С 1828 года он флигель-адъютант Николая I. Через пять лет после восстания декабристов участвовал в подавлении польского восстания 1830 года, отличился в боях, в том числе в штурме Варшавы.

В 1847—1848 годах костромской губернатор, в 1848—1861 годах генерал-губернатор Прибалтийского края, в 1854 году, с началом войны с англо-французской коалицией командующий войсками Рижской губернии. За успешное руководство войсками в 1855 году пожалован в кавалеры ордена Св. Александра Невского. В сентябре 1859 года произведён в генералы от инфантерии. С 1861 года санкт-петербургский военный генерал-губернатор.

Именно тогда, спустя 38 лет после восстания декабристов, он отказался участвовать в чествовании петербургской аристократией виленского генерал-губернатора Михаила Муравьёва, за жестокость, проявленную им при подавлении польского восстания 1863 года, прозванного «Вешателем» (всю Россию облетела его фраза: «Я не из тех Муравьёвых, которых вешают, а из тех, которые вешают»). Суворов сказал, что не может «сделать этой чести» такому людоеду, как Муравьёв.

Либералом, как видим, Александр Аркадьевич остался. Либеральностью своей прославился, впрочем, не ею одной, однако, декабристы впоследствии в снисхождении к молодому Суворову находили пример несправедливости и избирательного отношения к заговорщикам: «ни в арестах, ни в присуждении наказаний или освобождении от них не было справедливости».

Между прочим, справедливости ради, в продолжение того, что гражданская война в стране не стихала, напомню, за Муравьёва тогда Его светлости князю А. А. Суворову своей знаменитой эпиграммой ответил Фёдор Тютчев — прекрасный поэт, философ и чиновник в одном лице:

Гуманный внук воинственного деда,
Простите нам — наш симпатичный князь,
Что русского честим мы людоеда,
Мы, русские — Европы не спросясь!..

Как извинить пред вами эту смелость?
Как оправдать сочувствие к тому,
Кто отстоял и спас России целость,
Всем жертвуя призванью своему, —

Кто всю ответственность, весь труд и бремя
Взял на себя в отчаянной борьбе —
И бедное, замученное племя,
Воздвигнув к жизни, вынес на себе?..

Кто, избранный для всех крамол мишенью,
Стал и стоит, спокоен, невредим —
На зло врагам, их лжи и озлобленью,
На зло, увы, и пошлостям родным.

Так будь и нам позорною уликой
Письмо к нему от нас, его друзей —
Но нам сдаётся, князь, ваш дед великий
Его скрепил бы подписью своей.

Полагаю, автор «Клеветникам России» свою подпись под письмом тоже поставил бы. Хотя к восстанию в Польше 1830 года, которое разразилось после очередной революции во Франции (после чего поляки решили, что и для них настала пора действовать, и ударной силой стала польская армия, сохранённая Николаем I), можно сказать, Россия руку приложила. Но этой истории, как и подробнее пушкинской теме будет посвящён отдельный разговор.

А пока, немного забегая вперёд, хочется сказать: Александр Сергеевич считал, что самостоятельное государственное существование Польши противоречит интересам России. Это, впрочем, не мешало ему восхищаться героизмом поляков: пересказывая в письме к своему оппоненту Петру Вяземскому, мыслителю либерального толка, соответствующий эпизод сражения при Остроленке, он писал: «Всё это хорошо в поэтическом отношении. Но всё-таки их надобно задушить, и наша медленность мучительна». И далее поэт излагал мысли, вскоре лёгшие в основу оды:

«Для нас мятеж Польши есть дело семейственное, старинная, наследственная распря, мы не можем судить её по впечатлениям европейским, каков бы ни был, впрочем, наш образ мыслей. Но для Европы нужны общие предметы внимания в пристрастия, нужны и для народов, и для правительств. Конечно, выгода почти всех правительств держаться в сем случае правила non-intervention <невмешательства>, то есть избегать в чужом пиру похмелья; но народы так и рвутся, так и лают. Того и гляди, навяжется на нас Европа…».

Как в воду глядел. Либеральная Европа против России традиционно, пользуясь случаем, объединилась. Выступили тогда: Британская империя, Французская империя, Османская империя, Сардинское королевство, Кавказский имамат. Антироссийскую коалицию поддерживали Прусское королевство, Австрийская империя (будущая Австро-Венгрия), Шведско-норвежское королевство. Нейтралитет в ту пору держали греки. Отечественные либеральные слои российского общества продолжали осуждать… своё самодержавие и сочувствовали полякам.

С вопросом, помните, который встал ещё перед Екатериной II, чем руководствоваться, определяя меру наказания, и как: жёстко или, наоборот, мягко, следует обходиться власти с вольнолюбивыми инакомыслящими, Николай в этом убедился, всё обстоит совсем не просто. Каждая конкретная ситуация не знает безальтернативного ответа. И итог каждого такого решения всегда не предсказуем.
Для политики «друг» и «враг» — это понятия относительные. У главы государства может быть много интересов в самых разных сферах. Может статься, что эти интересы полностью совпадают или полностью не совпадают с личными интересами. А может возникнуть и такая ситуация, где для него будет выгодно одновременно и сотрудничество, и соперничество. Причём периоды вражды и дружбы могут сменяться очень быстро — параллельно тому, как меняются интересы.

Сегодня можно сказать, повторяя слова писателя и философа, автора Русского зарубежья, эмигранта Марка Алданова: «Следственная комиссия вопроса по-настоящему не разрешила. Не разрешила его и история. Многое здесь остаётся неясным». Действительно, приговоры суда были предложены царю с некоторым запасом в расчёте на проявление монаршего милосердия — как бы полагаемого по «этикету». Задача не из простых: нельзя было бежать впереди паровоза, но и очень умным себя проявлять тоже не следовало.

Николай и явил своё милосердие: первому разряду он заменил казнь на бессрочную каторгу, дальше пропорционально тоже всё снизил. Случились ли при этом накладки? А как без них?

Декабрист Иван Анненков, сын статского советника, тоже стоял на площади вовсе даже не в каре около памятника Петру I, а наоборот, командовал взводом кавалергардов, охранявшим правительственную артиллерию. Что никоим образом не спасло его от ареста. Был ярым приверженцем «Русской правды» Пестеля. Этого оказалось достаточным для осуждения на 20 лет каторги, лишения дворянства и пожизненного поселения в Сибири.

К слову, внук Суворова и Иван Анненков из одного полка. Но, одному матушка вымолила у Николая прощение, а Ивана Александровича отправили далеко и надолго. Ещё один их сослуживец по полку, сын фельдмаршала Витгенштейна отделался ссылкой в своё имение.

Декабрист поручик Василий Ивашов, тоже из кавалергардского полка, в день восстания был в отпуске по болезни и находился далековато от Петербурга — в Симбирской губернии в имении родителей. Присягать ни одному, ни другому императору возможности не имел, от восставших на площади пребывал на удалённом расстоянии, но был приговорён к каторге, как и Анненков. Формулировка преступного деяния: «Участвовал в умысле на цареубийство согласием и принадлежал к тайному обществу с знанием цели». Другими словами: бывает у человека излишне длинный язык, а у Ивашова он оказался чересчур коротким. Всех, у кого наличествовало определение «преступное», при любом его склонении, приговаривали к каторге.

После приговора родственники наследовали их имения как за умершими, жёны получали право на развод. У жён на сей счёт единства не было. Некоторые полученным правом воспользовались, некоторые, как известно, самоотверженно отправились вослед «преступникам» в Сибирь. Надо сказать, и тех, и других было немного.

Да и сами декабристы, если откровенно, как-никак комиссии помогли. На следствии рассказывали о чём угодно, но только не о себе, чаще о других. Больше озвучивали имя Пушкина с его будоражащими стихами, чем вспоминали про свои конкретные планы.
Процесс выявил любопытную особенность, особенно ставшую заметной позже.
 
Декабристы были не похожи на следующие поколения революционеров. Между декабристами, их следователями и судьями не преобладал антагонизм. Часто они были родственниками, сослуживцами и друзьями-приятелями. Декабристы Михаил Лунин, князь Сергей Волконский, Михаил Орлов и члены Следственного комитета Василий Левашов, Александр Бенкендорф, Александр Чернышёв вместе начинали службу в Кавалергардском полку и состояли в одном офицерском кружке. Что называется хлебали жизнь из одного котелка. И это тоже стало одной из причин, почему до сих пор историки спорят, чего на самом деле хотел Рылеев и почему не вышел на площадь Трубецкой. Но и тут иной раз закручивались интриги самые невероятные. Хотя так ли уж фантастические?

Нет большой необходимости ни что-либо опровергать, ни соглашаться, ни славословить, хочется просто добавить несколько штрихов к характеристикам людей, которых свёл суд над декабристами. Начну с имени, уже прозвучавшего на этих страницах. Сегодня, упоминание о нём начинается традиционно: «Жизнь светлейшего князя Александра Ивановича Чернышёва настолько многогранна и разнообразна, что трудно выбрать единственный эпизод или ёмкую характеристику, на которых можно показать отношение к его деятельности специалистов».

Чернышёв — это один из тех генералов, кого Николай I включил в состав Следственной комиссии по делу декабристов, тот, кому он доверил присутствовать при казни, тот, кому принадлежало решение повторно повесить сорвавшихся с виселицы. Генерал П. В. Голенищев-Кутузов, который командовал казнью, дабы не поплатиться карьерой, перестраховывался и предпочёл ждать решения царя. Каким образом произошло его «приобщение» к судебному процессу?

В конце 1825 года генерал-лейтенант Чернышёв оказался под рукой, когда нужно было кого-нибудь командировать во 2-ю армию для ареста одного из руководителей восстания декабристов Павла Пестеля. Доставил его и по возвращении был введён в состав Следственной комиссии по делу декабристов. Представился случай «показать» себя, и он его не упустил.

Расписывать, как после того было у Чернышёва всё хорошо, не стану. С 1826 года в воздаяние «неутомимого усердия в исполнении Высочайше возлагаемых на него важных поручений и в изъявление Монаршего благоволения к неусыпным трудам, понесённым им при открытии злоумышленников и произведении о них исследования» — он граф, с 1841-го — князь, с 1849-го — светлейший князь. 25 лет из них был военным министром. Как себя проявил? На эту тему поговорим, когда речь пойдёт о войнах, какие тогда вела Россия.

А пока обратимся к годам, предшествующим восстанию декабристов. В тот период у Чернышёва и впрямь всё прекрасно. Служба: разведчик под дипломатическим прикрытием, развёрнуто можно сказать так: был военным атташе в Париже, представителем Александра I при Наполеоне, посылавшим свои донесения непосредственно императору, минуя посла. За несколько недель до начала Отечественной войны смог вывезти из Парижа толстый портфель, содержащий подробные планы развёртывания Великой армии Наполеона.

Александр Чернышёв заслуженно может разделить широкую известность легендарного гусара Дениса Давыдова. В кампании 1813—1814 годов он командовал крупным партизанским отрядом, действовавшим на территории Польши и Германии. Крупный — это сколько по количественному составу? К моменту сражения на реке Березине под командованием Александра Ивановича было 2500 казаков и ополченцев. Несколько обозов с продовольствием и фуражом, освобождение из плена генерал-лейтенанта Ф. Ф. Винцингероде и Л. А. Нарышкина. Казачьи полки М. И. Платова и А. И. Чернышёва взяли Кёнигсберг. Вскоре переправились через Вислу и предопределили падение Варшавы. Была у Александра Ивановича склонность брать крупные города. 20 февраля 1813 года отряд Чернышёва первым вошёл в Берлин вместе с отрядом генерала Дёрнберга (где кавалерией командовал генерал-адъютант Бенкендорф). Правда, тогда пришлось быстренько отступить. Но уже 4 марта столица Пруссии вновь взята русскими войсками, главной ударной силой которых были опять же казаки Чернышёва.
За захват Берлина Александр Иванович был, конечно, награждён, но ведь кроме него он занимал город Нейенбург, а в январе 1814 года части, возглавляемые Александром Ивановичем, отличились при взятии городов Авень и Лаон. 14 февраля штурмом была взята крепость Суассон, в плен к русским попали 185 офицеров и более 3000 нижних чинов. Позже Александр Иванович участвовал в сражении при Люнебурге, которое закончилось полным уничтожением 4-тысячного отряда генерала Морана. Самой известной военной операцией А. И. Чернышёва стал его поход на столицу Вестфальского королевства город Кассель. Завершились «Заграничные походы» для Александра Ивановича успешным захватом городов Реймс, Мелюн и Шалон-на-Марне. К концу жизни ордена на его мундире уже перестали помещаться. Если я не ошибаюсь, было их 26. Так что, рыцарь без страха и упрёка?

Мельком фигуру Чернышёва мы заметим в «Войне и мире» Льва Толстого. И ещё в повести «Хаджи-Мурат» Лев Толстой пару раз использует его в качестве персонажа, когда он в качестве военного министра излагает Николаю I содержание донесения наместника на Кавказе князя Михаила Воронцова:

«Чернышёв не любил Воронцова — и за всеобщее уважение, которым пользовался Воронцов, и за его огромное богатство, и за то, что Воронцов был настоящий барин, а Чернышёв всё-таки parvenu (выскочка), и главное — за особенное расположение императора к Воронцову».

И чуть ниже по этому поводу Л. Толстой добавит, что Чернышёва император «только терпел, считая его пока незаменимым человеком, но, зная его старания погубить в процессе декабристов Захара Чернышёва и попытку завладеть его состоянием, считал большим подлецом».

Тот случай, когда суждение Льва Николаевича следует объяснить, ибо оно имеет прямое отношение к нашей теме.

Итак, ротмистр Захар Григорьевич Чернышёв, кавалергард, единственный сын действительного статского советника графа Григория Ивановича Чернышёва, внук фельдмаршала И. Г. Чернышёва, 14 декабря в день восстания, находясь в четырёхмесячном отпуске в имении родителей в Орловской губернии, отмечал свой 28-й день рождения.

Совместная служба сблизила его с Никитой Муравьёвым. Ещё бы, тот был женат на сестре Захара — Александрине (Александре). В числе друзей молодого князя появились Иван Анненков, Василий Ивашёв, будущие декабристы. Дружба обернулась принятием Захара в петербургскую управу Южного общества, созданную П. И. Пестелем. В планы вооружённого восстания Захар был посвящён. Его даже намеревались приобщить к организации подпольной типографии для размножения декабристской литературы. Но реальная декабристская деятельность не продвинулась далее намерения. О совершённом вооружённом выступлении он услышал от орловского губернатора, заглянувшего к Чернышёвым на огонёк.

И хотя на Петровской (Сенатной) площади Захара не было, и активной деятельности в тайном обществе он не принимал, арестован был одним из первых. Дело декабриста графа Чернышёва курировал Бенкендорф. Старшая сестра София обращается к императору с просьбой о свидании с Захаром и получает разрешение: «…Государь Император дозволяет Графине Софии Чернышёвой видеть два раза в неделю содержащегося в Петропавловской крепости брата её Захара Чернышёва».
Позже декабрист Михаил Пущин рассказывал, вспоминая своё пребывание после ареста на гауптвахте:

«Привезли под вечер к нам же графа Захара Чернышёва. Чернышёв во всеуслышание начал критиковать действия заговорщиков 14-го числа и сказал, что, по мнению его, нужно было увериться в артиллерии и поставить её против Зимнего дворца, дать несколько залпов ядрами, гранатами или картечью, чем попало, и тогда, он уверен, дело бы приняло совершенно иной образ, и тогда мы тут бы не сидели».

Знание цели тайного общества, средств к её достижению и замысла на цареубийство были главными обвинительными пунктами Захару Чернышёву, причисленному к «седьмому разряду государственных преступников».

Но обратимся к тому факту, что в составе Следственной комиссии по делу декабристов был тоже Чернышёв — уже упомянутый Александр Иванович — дальний родственник Захара (из той ветви Чернышёвых, что тогда не имела графского титула). Какие меж ними сложились тогда отношения, и был ли генерал-следователь причиной столь скоротечного ареста Захара, сказать трудно. Людская молва, которая любит подобные коллизии, не осталась равнодушной к этой ситуации. Поэтому свидетельств нет, но рассказывают, что во время следствия генерал Чернышёв обратился к арестованному: «Как, кузен, и вы тоже виновны?» На что получил ответ: «Быть может, виновен, но отнюдь не кузен».

И та же молва подтверждала, что далее Александр Чернышёв прилагал большие усилия, чтобы «утопить» своего «кузена» (мол, добивался даже его смертной казни). Чем вызвал язвительную реплику генерала А. П. Ермолова: «Что же тут удивительного? Одежда жертвы всегда и везде составляла собственность палача». Из чего можно сделать вывод, что в какой-то мере любимцем императора генерал Чернышёв, может, и был, но в своём окружении симпатией не пользовался.

Под давлением А. И. Чернышёва, или без этого предложением суда стала для Захара четырёхлетняя каторга, сокращённая императором до двухлетней. После года, проведённого на нерченских рудниках, Захар Чернышёв оставался на поселении в Якутске, живя в одном доме с А. А. Марлинским. В 1829 году благодаря ходатайству отца Захара Григорьевича перевели на Кавказ рядовым в Нижегородский драгунский полк армии Паскевича. Летом в лагере под Арзрумом Чернышёв встретился с Пушкиным (они были вроде бы четвероюродными братьями).

Родственная история на этом не заканчивается. Спустя время, после смерти отца декабриста, уже став графом, Александр Чернышёв подал прошение об определении его наследником майората графов Чернышёвых, так как Захар Григорьевич Чернышёв, как старший представитель рода по мужской линии, лишённый дворянства по суду, претендовать на отцовское наследство не мог. Притязания были столь неприличны, что ему было отказано (майорат получила старшая из сестёр Чернышёвых, Софья, муж которой принял и девичью фамилию жены, став Чернышёвым-Кругликовым, и графский титул).

Тем временем раненный в грудь в 1830 году Захар Григорьевич был произведён в унтер-офицеры, затем в прапорщики и подпоручики. В 1834 году Чернышёв вышел в отставку с обязательством безвыездно жить в имении своей сестры, Яропольце. Через три года ему дают право поселиться в отцовском имении Тагино Орловской губернии. И только в 1846 году ему было позволено перебраться в Москву под надзор полиции. Через 10 лет вслед за смертью Николая I наряду с возвращением графского титула он получил разрешение проживать в обеих столицах.

В каких-то случаях император поступил довольно тонко, сделав несколько демонстративных жестов. Они должны были показать дворянскому обществу, что вина декабристов никоим образом не ложится на их семьи. Чего стоило одно его распоряжение выяснить положение тех, кого наказание декабриста лишало кормильца. Им была назначена государственная пенсия.

И в завершение темы обещанный сюжет о флигель-адъютанте Илларионе Михайловиче Бибикове, которого Николай Павлович отправил на рекогносцировку. Он должен был узнать, что делается с Экипажем (лейб-гвардии Морской экипаж), который встал на сторону восставших. Спустя некоторое время он вернулся избитым восставшими, в кровавых пятнах и доложил, что «толпой предводительствует Оболенский». О деталях выполнения Бибиковым поручения Николай I узнал позже, когда начались допросы декабристов.

На площади же император, уж не знаю, с какой интонацией, но интересовался: «что он медлит прибытием?». А дело обстояло так. В расположение подразделения Морского экипажа Бибиков отправился на пару с товарищем, тоже флигель-адъютантом Н. Д. Дурново. Маршрут избрали вдоль солдат мятежного Московского гвардейского полка и части толпы, собравшейся у забора стройки Исаакиевского собора. Дальше доверимся Дурново:

«Полковник Бибиков, мой друг, не был так счастлив, как я, он получил два удара прикладом, которые заставили его потерять сознание; он несомненно погиб бы, если бы солдаты батальона моряков, который присоединился к бунтовщикам, не вырвали его из рук разъярённой толпы».

Правнучка С. Н. Бибикова, надо полагать, воспроизводя семейные предания, сообщает в воспоминаниях, что «видя это, Рылеев и некоторые другие офицеры, знавшие его как зятя Муравьёвых-Апостолов и встречавшие его у них, закричали солдатам: «Стойте, братцы, это наш!» Но нашлись «добрые люди», донёсшие обо всём государю. Слова «Он из наших» погубили прадеда». И хотя данный факт не нашёл своего документального подтверждения, он наглядно иллюстрирует объяснение дальнейшей судьбы И.М. Бибикова с точки зрения его близких, нашедшее отражение в семейных преданиях.

Мятежные офицеры помогли И. М. Бибикову выбраться из заградительной цепи. Будто бы М. К. Кюхельбекер одолжил ему свою шинель для прикрытия окровавленного мундира.

Чудесное спасение самим Рылеевым, дружба с мятежными офицерами и… нахождение 14 декабря князя С. П. Трубецкого именно в квартире Бибикова, располагавшейся в здании Главного штаба, не могли не породить упорные слухи и сыграли свою роль в прохладном отношении к Бибикову со стороны Николая I.

Понять его можно, кроме вроде бы произнесённой фразы никаких свидетельств принадлежности к числу участников декабристских тайных обществ нет. Но… был связан дружескими и родственными связями со многими их видными деятелями: прежде всего с братьями С. И. и М. И. Муравьёвыми-Апостолами, на родной сестре которых он был женат; с князем С. П. Трубецким, который в тот день долгое время находился на квартире И. М. Бибикова в здании Главного штаба; со своими сослуживцами по Главному штабу и штабу отдельного гвардейского корпуса — членами тайных обществ Н. М. Муравьёвым, В. Д. Вальховским, А. А. Скалоном, А. А. Олениным, А. О. Корниловичем и многими другими. Что прикажете делать?

Николай I решил ничего с Бибиковым не делать. Хотя червячок сомнений иной раз давал о себе знать. Кем только Иллариону Михайловичу потом не довелось быть. «К концу царствования Николая Павловича прадед был самым старым генерал-майором в русской армии», — писала его правнучка.

Только в 1856 году И. М. Бибиков был произведён императором Александром II в генерал-лейтенанты и назначен сенатором. Случилось это через 28 лет после производства его в генерал-майоры. До того в 1831 году «за деятельное распоряжение по прекращению в Нижегородской губернии болезни холеры» нижегородскому гражданскому губернатору И. М. Бибикову объявлено монаршее благоволение. Затем было назначение калужским гражданским губернатором, позже — «военным губернатором города Саратова и саратовским гражданским губернатором», первым директором Департамента хозяйственных дел Главного управления путей сообщения и публичных зданий (заведовал хозяйственной и финансовой частью гражданского, придворного и другого ведомственного строительства, и городского благоустройства Санкт-Петербурга). Последним местом службы И. М. Бибикова стала Комиссия военного суда при Московском ордонансгаузе (т. е. комендантском управлении), в коей он состоял председателем.

Можно сказать, прошёл по лезвию бритвы.
В 1826 году, подводя черту под окончательным списком приговорённых к смерти декабристов, Николай I остановился на пяти именах. Приведённый в исполнение смертный приговор в отношении дворян стал очередной вехой царской карьеры.

(Продолжение следует. Планирую каждые две недели выставлять очередной выпуск своей проды.)

Кстати, размещаемые здесь выпуски будут ограничены заявленной тематикой «Юбилейное. 1825—2025. (Декабристы. Слова и дела. Факты и события». Заинтересованным могу сообщить, что они являются частью беллетризованной биографии императора «НИКОЛАЙ I. ЖИТИЕ НЕСВЯТОГО», приуроченной к 200-летию событий на Петровской (Сенатской) площади Санкт-Петербурга в 1825 году. Она продолжает ряд произведений этого жанра, написанных автором о знаковых фигурах отечественной истории XIX века: «Иван Крылов: “Звери мои за меня говорят”» (ЖЗЛ), «Графиня Самойлова: “Вера в счастье уже есть счастье”», «Судьба Пушкина. Лавровый венок и терновый венец. Реконструкция биографии гения», главы которых печатались в журнале «Наш современник» на протяжении последних лет. «Николай I» запланирован к выходу в 10, 11(оба уже появились), 12 номерах этого года и 1, 2, 3 номерах за 2026 год тоже «Нашего современника» — в каждом номере по 60 журнальных полос. При желании читать весь текст книги можно подписаться на журнал, или ежемесячно покупать очередной номер непосредственно в редакции журнала).