Отпуск без права на отдых- глава 1
Посвящается воинам Советской Армии, но в первую очередь солдатам и сержантам срочной службы, которые честно трудились в Домах офицеров и клубах, участникам оркестров и ансамблей.
Порой, именно их работа приносила достойные плоды, укрепляя воинский дух сослуживцев и крепко связала понятия дружбы, творчества, патриотизма с высоким словом Армия.
Повесть основана на реальных событиях.
Глава 1
Ровно в десять утра в строевой части штаба раздался телефонный звонок. Трезвонил аппарат прямой связи с командиром. Сергей сразу поднял трубку.
— Ефрейтор Мартынов слушает.
— Зайди ко мне – пробасил комбат.
Сергей Мартынов – писарь штаба побежал к командиру.
— Товарищ майор, ефрейтор Мартынов по вашему приказанию прибыл.
Командир сидел за столом, откинувшись на спинку кресла, и курил. Взглянув на ефрейтора, он с лукавой улыбкой спросил:
— Как поживает твоя джаз-банда?
Подобного вопроса Мартынов не ожидал. Комбат прекрасно знал, что репетиции вокально-инструментального ансамбля, который он называл «Джаз-бандой», давно прекратились.
Командир сам запретил участие в ансамбле барабанщику — рядовому Ермакову и гитаристу — рядовому Паршегубе за пьянку в караульном помещении. Отсидев десять суток гауптвахты, оба музыканта были направлены в дальний караул, где находились около месяца.
Через две недели случилось еще одно ЧП — серьезно повредил руку бас-гитарист рядовой Мельник. После таких потерь проводить репетиции стало не с кем. Мартынов пытался найти замену, но вскоре отказался от затеи.
Участники его группы были старослужащими. Кто находился в армии почти два года, кто полтора. Более года играли они неизменным составом. Для армии - серьезный срок.
Молодые музыканты, которых Мартынов пытался привлечь для Новогоднего концерта, до нужного уровня не дотягивали. Обучать их не было ни времени, да и желания тоже. В итоге концерт не состоялся. А вскоре и сам Мартынов остыл к занятиям музыкой. Ограничился игрой на простой гитаре. И вот теперь прозвучал странный вопрос командира.
— Товарищ майор, ансамбль давно не собирался, вы же знаете...
— Знаю, — перебил комбат. — Нужно репетиции возобновить и сделать новую программу, с учетом команды свыше.
Командир протянул Мартынову листок - телеграмму из Политуправления ВВС Закавказского Военного Округа.
Мартынов прочел: -В ознаменование сорокалетия Победы Советского народа в Великой Отечественной войне, прошу организовать в гарнизонах ЗАКВО смотр художественной самодеятельности посвященный юбилейной дате.
Обеспечьте прием комиссии для отбора лучших коллективов для участия во всесоюзном конкурсе. Начальник политуправления округа генерал-лейтенант Свиридов».
— Понял? – спросил комбат.
— Не совсем, товарищ майор, здесь не сказано, что за смотр, какая программа, какие сроки и кто делать должен?
— Твоя команда, кто же ещё? Другой самодеятельности у нас нет. Программу составите с замполитом и комсоргом. Срок – десять дней.
— Нереально, товарищ командир. — Мартынов усмехнулся. — Такие дела не делаются на ать-два, это процесс тонкий, творческий.
Мартынову пришлось прервать рассуждения. Он увидел, как у комбата взлетели густые брови, дыхание зачастило, лицо покраснело. Признаки майорского гнева были хорошо знакомы. Стало ясно - командир не на шутку заводится.
— Ты что, ефрейтор? — взревел комбат. – В армии таких слов нет. Чтобы через десять дней, слышишь, программа была готова. Делай что хочешь, это мой приказ.
И тут, неожиданно для себя, не понимая до конца сути происходящего, ефрейтор спросил:
— Товарищ командир, разрешите обратиться с личной просьбой?
— Какой ещё просьбой? — затягиваясь сигаретой и смягчая тон, буркнул
комбат.
— Для выполнения приказа требуется полная мобилизация творческих сил, а они
сейчас в полном разбросе. Кто в карауле, кто в наряде.
— Короче!
— Необходимо, чтобы все участники группы уже завтра утром собрались в клубе.
- Я должен их график дежурства менять? – прервал Мартынова комбат. — Закончат наряды и подойдут. Начинай с теми, кто свободен.
Мартынов понял, сейчас настал редкий случай, когда фортуна на его стороне. Удачно начатый разговор с командиром нужно довести до конца, с максимальной пользой. Зная характер комбата, он отдавал себе отчет, что в случае перегиба может проститься со штабом.
Кроме того, занятия музыкой прекратятся и самое главное, и растают мечты об отпуске.
Но какая-то сила толкала его, ломая и сокрушая сомнения и опасения. Внутренний голос упрямо шептал:
- Дерзай, солдат, не отступай!
Сделав глубокий вздох, Сергей выпалил:
— Товарищ майор, виноват, но вы сами сказали - дело срочное, обычным путем задачу не решить. Необходим особый подход. Позвольте, я продолжу. – И, не дождавшись ответа, начал чеканить:
– Первое, через час в штабе совещание командиров рот.
Я подготовлю список музыкантов. За двенадцать часов их начальники могут свободно найти замену. Прикажите, чтобы они на десять суток перешли в мое подчинение.
Во-вторых, солдаты должны находиться в клубе постоянно.
В-третьих, на десять дней музыканты свободны от нарядов.
Нам нужен допуск в столовую на полчаса раньше. И чтобы никто не вмешивался в процесс репетиций, кроме замполита и комсорга.
При таких условиях и нашей работы по четырнадцать часов, можно создать программу, которую не стыдно представить на смотр.
Мартынов закончил и застыл по стойке смирно. Он понимал:- Назад дороги нет.
Возникла пауза. Комбат молча смотрел на ефрейтора, лицо его вытянулось. Затем, без всякой иронии, Лушин спросил:
— Мне нужно ответить – есть? Ну и дела.
- Ты совсем забурел в штабе. В подобном тоне со мной офицеры не смеют говорить.
Комбат потушил сигарету, выпрямился во весь гигантский рост и, сцепив пальцы рук в замок, вытянул их вперед. Раздался хруст суставов. Затем майор резко расжал кисти и сбросил их вниз, потряхивая ладонями.
Командир любил упражнения, позволявшие сбросить груз в застоялых членах. Привычка осталась со времен, когда он серьезно занимался боксом. А боксером майор был отменным. О том в гарнизоне ходили легенды.
Стать мастером спорта СССР по боксу в тяжелом весе многое значило. Командиру исполнилось сорок лет. При росте 190 см и весе 100 кг он слыл самым здоровым мужиком в части. Обладая гремучим басом и твердым прямым характером, комбат пользовался авторитетом у всего батальона, да и у гарнизона в целом.
Командир грозно, сверху вниз смотрел на ефрейтора. Он знал о бойце немало, более года ежедневно видел его в штабе. Изучил слабости и достоинства. Но еще раз убеждался, что человека до конца просчитать нельзя. Всегда что-то остается сокрытым, даже от самого пристального взора.
Мартынов тоже смотрел на командира, не отводя взгляда и всем существом понимал:
- Вт именно сейчас наступил момент истины. Но странно, не было волнения или дрожащего голоса, которые порой сопровождали речь ефрейтора. Наоборот, спокойствие и уверенность овладели им. Он стоял и молча ждал своей участи.
Наконец комбат пробасил:
— Ладно, есть в твоём дерзком прошении разумные нотки. Время не терпит.
Теперь слушай меня:
- Ночевки в клубе исключены – это первое, — передразнивая Мартынова, начал комбат.
- Репетируете до двадцати трех часов и спать по ротам.
-Второе, в столовую идете спустя полчаса после других.
В-третьих, в любой момент дежурный по части или его помощник должен иметь доступ в клуб. И последнее, если кто-то из музыкантов употребит спиртное – последствия будут плачевными для всех.
-Теперь составь список и пригласи ко мне замполита. Хотя не надо, я его вызову сам. Комбат повернулся к телефонной вертушке, жестом показав Мартынову, что тот свободен.
Рявкнув - есть - Мартынов лихо крутанул на каблуках, и не в силах сдержать радости, кинулся к себе в кабинет.
Через пятнадцать минут Сергей вновь заглянул к комбату и передал список музыкантов с отметками, в какой роте они служат и где находятся в настоящий момент.
Еще через час, на совещании офицеров, комбат зачитал список. Поднявшийся ропот быстро погас, стоило командиру намекнуть об участи начальников, не желающих выделять бойцов. Они станут петь и плясать перед комиссией округа сами.
После совещания в строевую часть к Мартынову первым заглянул командир роты охраны - капитан Паладин. Привыкший видеть в любой затее подчиненных подвох, он ехидно спросил:
— Мартынов, опять моих лучших бойцов с пути сбиваешь?
— Никак нет, товарищ капитан, наоборот, им выпала честь проявить себя.
— Ладно, оставь демагогию, — прервал капитан. — Мне обидно, что дружку твоему Ермакову везет. Никак не могу довести до конца работу с ним. Возьмусь за дело серьезно, тут как тут – ваши концерты, смотры и прочая ерунда, не имеющая отношения к боевой подготовке.
— Позвольте не согласиться, товарищ капитан, – парировал Мартынов. Мероприятия, в которых участвует Ермаков, – политические, недаром перед каждым концертом выступает замполит.
— Вот ты какой? — подразнил Паладин Мартынова тоном Хазанова из популярной юморески. Затем посмотрел по сторонам и, убедившись, что в кабинете никого нет, сунул под нос ефрейтора кулак.
– Смотри у меня! Если Ермаков и Паршегуба опять напьются, отвечать будешь ты.
Паладин убрал кулак и подмигнул ефрейтору:
— Всё, будь здоров, утром получишь своих музыкантов, а сегодня они в карауле, далеко в горах, придут как раз после смены, хорошо отдохнувшие.
Он, почти нараспев произнес последние слова.
Удаляясь, капитан заржал во все горло, громко и задиристо. Так смеялся в части только Паладин. Девяносто процентов его смеха состояло из протяжного и надрывного крика – ААА, и только десять оставшихся замыкали тихое ха– ха.
После ухода Паладина в строевую вбежал капитан Насонов — командир аэродромной роты.
— Ну что вы, ребята, со мной делаете? Синоптики передают метель, а тракторист Русаков вместо чистки аэродрома песенки распевает. Слушай Мартынов, я тебе лучше дам двух других бойцов, нельзя мне без Русакова, никак нельзя.
— Товарищ капитан, если в роте найдется такой же голос, тогда нет проблем.
От меня ничего не зависит, вы же знаете, — подражая Насонову, заныл Мартынов.
— Знаю, комбат доходчиво объяснил. Надо же выплеснуть наболевшее.
Капитан приблизился к Мартынову и, перейдя на шепот, спросил:
— Серега, а график дежурств начальник штаба составил?
— Нет, ещё не составил – так же шепотом ответил ефрейтор. — Обещал завтра.
Капитан улыбнулся.
— Ну, завтра так завтра, я загляну вечерком, а ты проследи, чтобы не получилось, как в прошлый месяц. Две субботы подряд пришлось дежурить.
— Хорошо, прослежу.
Капитан, удаляясь, погрозил пальцем, давая понять, что ему ведомо, кто именно рисует графики и утверждает у начальства.
Еще минут через десять в строевую часть спокойно вошли замполит батальона- майор Васнецов, крупный рослый мужчина, с ним начальник штаба - капитан Алексеев и прямой начальник Мартынова - старший лейтенант Файзов.
Все посчитали своим долгом дать комментарий недавним событиям.
Первым начал замполит. Обращаясь к Мартынову, он сказал:
— Я завтра загляну в клуб, когда твои орлы будут на месте, там подробно поговорим. А сейчас скажи, как примерно представляешь концерт?
— Планов пока нет, товарищ майор, но, думаю, нужно создать что-то вроде композиции, на одном дыхании. Фронтовой спектакль с песнями и стихами военных лет. Но обязательно включить современные вещи.
— Ладно, думай, мне без композиций проблем хватает. Сам Смычук прилетит. Первый заместитель начальника управления. Я его манеру знаю, он песенками не ограничится, проверит всё. Короче, завтра в десять утра в клубе будем решать что делать?
Майор подошел к большой карте СССР, висевшей на стене, и стал внимательно обследовать районы крайнего Севера, напевая веселый мотивчик. К Мартынову он потерял интерес.
Зато начальник штаба сразу вступил в разговор с ефрейтором с предельной прямотой:
— Бездельник, опять уклоняешься от службы? Мало того, в штабе сидишь, по аэродрому не бегаешь, так еще и на гитаре играть умудряешься в рабочее время.
— Просто праздник какой-то у твоего подопечного — обратился он уже к начальнику строевой части, стоящему рядом.
— Товарищ капитан, — начал обиженным тоном Мартынов. – Я…
— Именно ты, — перебил его Алексеев. — Мне ничего говорить не надо, шефу своему лапшу на уши вешай.
Капитан Алексеев всего полгода ходил в должности начальника штаба. Ранее исполнял обязанности начальника строевой части. Он сам полтора года назад искал в штаб нового писаря взамен ушедшего на дембель.
Тогда выбор пал на Мартынова. По расчету Алексеева, студент юридического вуза должен подойти для штаба лучше всех.
В армии, с первых дней Мартынов хорошо проявил себя в карантине, а затем в числе лучших завершил курсы водителей. Но Алексееву нужен был не просто солдат - писарь. Ему требовался преданный денщик, а с этим он просчитался.
Уже через месяц службы в штабе между Алексеевым и Мартыновым стали возникать трения. Отношения ухудшились когда приходилось выполнять "особые" поручения Алексеева.
То пакет отнести в поселок местному жителю, или наоборот, пронести в штаб незаметно переданные начальнику дефицитные товары и продукты в виде банок с черной икрой.
Потом стали звучали просьбы помыть машину — новенькую малиновую Ладу - шестерку, или сбегать за сигаретами.
За рамки армейских традиций подобные вещи не выходили. Но когда солдату приходилось врать, покрывая проделки капитана или его жене, или штабному начальству, а то и самому комбату, наступил предел.
Однажды, они серьезно засыпались на очередной Алексеевской афёре. Только отдуваться пришлось Мартынову одному. Алексеев не выручил подчиненного. Между ними состоялся серьезный разговор, и Сергей перестал выполнять неуставные требования начальника.
Алексеев посчитал, что Мартынов набивает себе цену, но увидев, что Сергей не участвует в сплетнях штабной курилки, не стучит комбату, успокоился.
Однако, обиду затаил. А спустя месяц сказал:
— Скоро я стану начальником штаба. Тебе не доверяю и убрал бы отсюда, да комбат пока против. Смотри, если оступишься, пеняй на себя.
С тех пор Мартынов опасался Алексеева.
Тем временем капитан полистал журнал и обратился к начальнику строевой части Файзову:
— Придется тебе самому заниматься всем, пока он в клубе торчит.
— Понятно, товарищ капитан, справимся, дело-то политическое, – ответил старший лейтенант.
— Именно политическое – отойдя от карты, отозвался замполит. Он улыбнулся Алексееву и, показывая рукой на выход, произнес:
— Успокойся, Альберт, разберемся, и комиссию примем как надо, и штаб твой не развалится. Пойдем ко мне, есть разговор.
Не прощаясь, замполит и начальник штаба ушли.
В строевой остались старший лейтенант Файзов и ефрейтор Мартынов.
Равиля Файзова перевели из другого гарнизона три месяца назад. Раньше служил в Грузии на военном аэродроме в Вазиани лётным техником. Однажды, во время полетов при запуске двигателя самолета произошло ЧП.
У заправщика самолета азотом, вырвался шланг. Под высоким давлением, тяжелый шланг словно гигантский кнут извивался в разные стороны. Нависла угроза причинения самолету ущерба.
Файзов бросился к заправщику, отключить насос, нажав на тумблер.
С криком: -Глуши, он вскочил на подножку авто, но шланг изменил траекторию и на огромной скорости ударил Файзова по шее.
Старший лейтенант рухнул с подножки автомобиля на бетон.
Солдат выключил тумблер, и шланг накрыл лежавшего без сознания офицера. Последствия оказались серьезными. Помимо сотрясения головного мозга, нашлись повреждения в основании черепа. Встал вопрос об увольнении из армии.
Выйдя из госпиталя, старший лейтенант долго обивал пороги медкомиссий. Увольняться он не хотел, но тяжелой работы выполнять не мог. Вернуться на родину в Набережные Челны даже не думал. Офицер помаленьку стал впадать в отчаяние, но всё закончилось благополучно и совсем неожиданно.
За время вынужденного отпуска он часто заглядывал в чайхану. Подолгу сидел один и пил чай. Позволить что-либо покрепче было нельзя. Не позволяло здоровье. А иногда так хотелось! Особенно когда приходилось сидеть в компании друзей.
Молодой офицер обратил на себя внимание со стороны продавщицы чайханы, местной жительницы — грузинки Нино. Ей приятен был высокий и худенький лейтенант. Он выгодно отличался от других. В кафе распивать спиртное запрещалось.
На дворе стоял 1985 год, антиалкогольная компания. Но у хозяина имелся солидный запас вина и крепкой чачи. Напитки подавали в чайниках, соблюдая конспирацию. Нино долго не могла понять, как симпатичный офицерик умудряется сидеть часами в застольях и не пьянеть, пока однажды не услышала его историю.
Нино еще больше прониклась к парню, стала чаще обслуживать его столик. Приветливо говорила с ним, старалась положить лучший кусочек.
Ей было двадцать девять лет, жила на окраине села с отцом и матерью. Так случилось, что по воле родителей её выдали замуж в восемнадцать лет, за мужчину, намного старше. Они прожили после свадьбы в родном селе всего месяц.
Нино себя вела безропотно, как и положено кавказской женщине. Также, без возражений поехала с мужем в Магадан. Зачем туда уезжать, он не объяснял. Сказал, что выпала им большая удача. Обещал прожить года три и вернуться в Грузию с большими деньгами.
— От тебя требуется одно - вести хозяйство и не задавать лишних вопросов, — сказал он перед отъездом. — С детьми подождем, не время.
Вышло всё иначе. Приехав в Магадан, их встретили брат мужа и его друзья.
Помогли устроиться. Несколько дней Нино просидела дома, муж уходил рано и возвращался поздно. Затем стал появляться дома через день, через два. Приходил злой. Всё время твердил об обмане.
Грозил какому то Зурабу. Однажды, после недели его отсутствия, к Нино пришли сотрудники милиции и пригласили проехать с ними. Через полчаса, в морге она опознала изуродованное тело мужа.
Несколько раз ее вызывали на допросы, показывали разные фотографии, требовали назвать настоящие имена знакомых. Она находилась как во сне и ничего не понимала. Оказавшись на чужбине, совсем одна, Нино впала в отчаяние. В конце месяца за ней приехал отец и увез обратно в Грузию.
Позже стало известно, что муж состоял в бригаде, промышлявшей незаконной добычей золота и на почве каких-то разборок, его зарезали.
Жизнь продолжалась, но Нино ничего не увлекало. И хотя была она молодой, красивой женщиной, серьезные отношения с мужчинами не складывались, а мимолетных она избегала.
Так прошло десять лет, пока не появился в селе лейтенант Файзов. Взаимная симпатия у молодых людей возникла одновременно. Равиль не познал ещё женского внимания и доброго отношения к себе. Он устремился всем сердцем к Нино.
Она тоже потянулась к парню. Вскоре они расписались.
Дальний родственник Нино служил в Тбилиси, в штабе ВВС округа, занимая не последнюю должность.
Хлопоты родни о продолжении службы Файзова увенчались успехом.
Кадры решили направить его на "легкий труд" – начальником строевой части штаба отдельного батальона, в лётный гарнизон поселка Насосный, в пригороде Сумгаита, в Азербайджане.
Молодые прибыли на новое место службы. Через сутки Файзов представился комбату и принял дела у бывшего начальника строевой части Алексеева.
Поскольку старший лейтенант не имел представления о штабной работе, то в курс дела его вводил писарь штаба Мартынов.
С первых дней новый начальник и подчиненный нашли общий язык и подружились. Разница в возрасте у них была в пять лет: Мартынову — двадцать два, Файзову — двадцать семь. Интересы совпадали во многом. По характеру оба приветливы и открыты.
Сейчас, когда они остались в кабинете одни, Мартынов поведал об утренних событиях в штабе, когда его вызвал командир. Как проходил разговор и чем закончился.
— Да, Серега, дело непростое. Тебе нужно выполнить приказ комбата и всем утереть нос. Я был на офицерском совещании, где командир зачитал фамилии музыкантов. Он настроен очень решительно.
А начальники солдат, наоборот, хотят вашего провала. Особенно Алексеев и Паладин. Никак не могут смириться, что репетиции идут во время службы.
— Я и сам вижу, товарищ старший лейтенант, но не пойму почему?
— Обычная зависть. Для одних офицеров - находясь в сторонке, насолить командиру и замполиту, у других злость, что придется выпускать из крепких объятий подчиненных, а третьи просто считают, что самодеятельность в армии неуместна.
— Вы, наверное, правы, хотя как-то нехорошо на душе.
— Вот и напрасно. У тебя появился шанс доказать всем, и в первую очередь себе, чего вы стоите.
Ты же знаешь, я не музыкант, но ваша игра мне очень нравится.
Как руководишь ты ансамблем, как находишь ключик к каждому исполнителю.
— Ну, вы скажете, – смущенно ответил Мартынов. — Да и откуда вам знать, на репетиции были только раз?
— Мне достаточно одного раза, чтобы понять,что к чему. Сейчас главное для вас - не подвести комбата.
-Я тут справлюсь, будь спокоен, машинистку Валентину попрошу остаться сверхурочно, Борщев, думаю, нам поможет. Меня волнует другое. Как бы не начали вам палки в колеса вставлять.
— Да кто посмеет против комбата идти?
— О, брат, такие игры могут начаться, сразу не разобрать. Ухо нужно держать востро, быть начеку. Касается всех: и вас в клубе, и нас - младших офицеров здесь.
— Ну, ладно, хорош болтовни. Дуй в столовую, а затем прямиком в клуб.
Завтра звони, и лучше от киномеханика. Опасайся говорить при Рассохе,начальнике клуба. Всё, действуй.
Файзов крепко пожал руку Мартынову.
— Спасибо товарищ старший лейтенант, мы не подведем.
Через минуту Мартынов покинул здание штаба.
продолжение следует
Свидетельство о публикации №225122001640