Сторожка

отрывок...

     Ночная лампа с зеленым металлическим плафоном стояла на деревянном столе и мягко освещала помещение сторожки. Все здесь было на своих привычных местах. Слева от двери на гвозде висела лопата. Поверхность алюминиевого полотна была покрыта множеством царапин, а рукоять черенка отполирована временем до грязного блеска. Орудие до сих пор исправно служило, но только в умелых руках. Рядом стоял сколоченный из разных досок ящик с инструментом, а сверху на нем лежал массивный фонарь. С этим ящиком старый сторож обычно ходил к створу ворот – править петли, когда те расхлябывались. Он подтягивал болты и смазывал их солидолом, чтобы не скрипели. Радиола с подсвеченной шкалой радиочастот издавала едва различимый треск несущей волны, будто ожидая следующего эфира. Она стояла в противоположном углу на четырех ножках и была верным собеседником, скрашивая старческое одиночество. Временами дед Максим подкидывал пару дровин в буржуйку, печка довольно потрескивала и поддерживала тепло внутри.
 
     За окном мело. Северный борей гнал перед собой снежные волны, поднимая их высоко над землей. На крыше сторожки закрепился мощный прожектор. Ярким лучом света он прицельно бил вглубь дороги, освещая путь до самого поворота. Дед Максим покачивался из стороны в сторону, сидя на старом стуле с тканевой обивкой болотного цвета, и всматривался в ночные силуэты. Он пытался углядеть подозрительное движение теней, но ненадолго задремал.
 
     - Пора на обход, - сторож засобирался. Часы с зеленым табло, стоявшие в углу стола, показывали 02:15 ночи. Максим Палыч с легкостью встал со стула и подошел к настенной вешалке, чтобы взять вещи. Роста он был небольшого, но коренастый. Старик одним махом накинул на себя пожелтевший от времени тулуп, просунул руки в рукава, застегнулся на три пуговицы и подпоясал овчину широким армейским ремнем. На седую голову дед Максим нацепил ушанку из кролика, поправил пепельную бороду и влез в коричневые валенки. После этого он поднял с ящика тяжелый фонарь и закрепил его сбоку на поясе.

     - Так…, - Палыч легонько похлопал рукой по карманам тулупа и достал пачку беломора. Через мгновение во рту старика затлела папиросина, а дым от нее медленно поплыл по сторожке.

     Сразу за порогом деда Максима встретила холодная пурга. Старик оглянулся по сторонам и медленно побрел в сторону ворот по заснеженной дороге. Силуэты технических сооружений безмолвно смотрели на него из глубины ночи. Они стояли обесточенные уже несколько лет, а ветер, то и дело, гулял между ними, оставляя после себя одиночество и забвение. Огромные цеха, в которых еще совсем недавно лили и обрабатывали металл, теперь доживали свой век в полной тишине консервации.
 
     Максим Палыч всю свою жизнь трудился металлургом. Сразу после войны молодой ветеран устроился мастером в 87й цех механообработки. В нем он проработал 46 лет. Молодой коренастый мужчина не знал усталости и пахал за троих. Он был одним из многих, кто на своих плечах поднимал страну из руин в послевоенное время. Вся его жизнь была тесно связана с заводом. Спустя столько лет, Максим Палыч превратился в живое олицетворение догорающей эпохи. Старик брел к воротам по ночному кладбищу социалистической индустриализации. Холодный галогеновый луч из прошлого бил сквозь него куда-то в глубину неизвестности.