Глава вторая
Флориану хотелось рассказать профессору свой необычный сон, но, взглянув на него, он с грустью отметил, что тот заметно изменился со дня их последней встречи: лицо приобрело неестественный серый оттенок, а всегда бодрый и живой взгляд потускнел. «Наверное, сейчас не самое подходящее время рассказывать ему мои загадочные сны. Профессор выглядит очень усталым», — подумал Флориан.
– Как прошли ваши выступления, Святослав Константинович? В том, что публика была в восторге, я не сомневаюсь, а сами вы довольны? Я ведь знаю, насколько вы требовательны не только к другим, но и к себе.
– Всё прошло на должном уровне. В Мюнхене меня любят, так что это были незабываемые вечера. А что касается требовательности, то любой настоящий художник, независимо от того, чем конкретно он занимается, обязан быть требовательным к себе. Стоит хоть раз дать себе поблажку, пожалеть себя или впасть в эйфорию от успехов, и мастерства как не бывало. Запомни это навсегда, Флорушка.
– Наверное, вы близко знакомы с Густавом Гринбергом, ведь вы уже не первый раз принимали участие в его симфонических вечерах?
– С Густавом мы знакомы очень давно, он мой большой друг. Мы познакомились ещё до его переезда в Германию, когда он жил в Риге. Это не только великий дирижер, но и великий человек. А почему ты спросил?
– Для меня он не просто великий, для меня он гений! – взволнованно произнес Флориан. – Его имя уже давно стало для меня олицетворением непревзойдённого мастерства.
– А это так и есть! Я тебя обязательно с ним познакомлю.
– Правда? – глаза Флориана загорелись от восторга. – О знакомстве с ним я не смел даже мечтать!
– Отчего же? Теперь, когда ты стал таким замечательным музыкантом, Густаву будет интересно познакомиться с тобой. Я ему о тебе рассказывал, и он очень жалел, что из-за болезни не смог приехать в Зальцбург и послушать твоё выступление. Ну, а наши мечты... Думаю, всё самое важное и необходимое случается в нашей жизни независимо от того, мечтаем мы об этом или нет. Видимо, кто-то за нас решает, чему быть, а чему не бывать никогда.
Тёплый ветерок шаловливо растрепал волосы Флориана, он поправил их привычным жестом, а затем, задумавшись на миг, произнёс:
– Пожалуй, вы правы. Но, наверное, должны быть какие-то причины всего того, что с нами происходит, правда? Как-то не хочется думать, что вся череда событий, из которых соткана наша жизнь, — не более чем случайность.
– А ты, оказывается, философ! Представляю, как Иосиф обрадуется знакомству с тобой, ведь управляющий и садовник он, если можно так сказать, по совместительству, а вообще-то он историк и писатель, пишет по ночам какие-то мудрёные статьи и книги, в которых я, если честно, мало что понимаю.Надеюсь, ты не передумал ехать со мной в деревню?
– Нет, конечно! Я не мог дождаться вашего возвращения.
– Тогда сделаем так: сейчас мне нужно уладить кое-какие срочные дела, и я вынужден покинуть тебя до вечера, а вечером, часов в восемь, приезжай ко мне. Переночуешь у меня, а на рассвете, с первыми лучами солнца, пока не жарко, отправимся в наше путешествие. Возьми с собой что-нибудь из одежды, чтобы было во что переодеться, и не забудь скрипку, она тебе обязательно пригодится! – профессор достал из бокового кармана пиджака визитку и протянул её Флориану. – Вот, возьми. Здесь мой адрес и телефон, ты ведь ещё никогда не бывал у меня.
Флориан действительно никогда не бывал у Мирского, но раньше у него и не возникало такого желания, зато теперь ему не терпелось поскорее увидеть, как живёт этот замечательный человек.
В восемь часов вечера Флориан со скрипкой в руках и небольшим рюкзаком за плечами стоял у дверей квартиры Святослава Константиновича.
— Проходи, Флорушка, милости прошу! — приглашая гостя войти, произнёс профессор. — За последние двадцать восемь лет немногие переступали порог этого дома...
Флориан очень удивился словам профессора, но, не желая показаться чересчур любопытным, решил пока ни о чём его не спрашивать. Пройдя через большую прихожую, одна стена которой была оклеена концертными афишами из разных стран, а другая увешана фотографиями в застеклённых рамках, Флориан оказался в одной из четырёх комнат профессорской квартиры. Это была просторная комната с высоким потолком, украшенным искусной гипсовой лепниной. Паркетный пол был устлан великолепным натуральным ковром, на котором, почти посреди комнаты, стоял старинный рояль чёрного цвета. Справа от рояля расположились небольшой журнальный столик и уютный кожаный диван, над которым висели две красивые картины в золочёных рамах, написанные маслом, а почти всю противоположную стену занимал деревянный стеллаж, где помимо книг и альбомов лежали папки с нотами. На одной из полок Флориан увидел фотографию улыбающегося юноши.
– Это Мартин, мой сын, – сдавленным голосом еле слышно произнёс профессор.
– Симпатичный парнишка! Судя по фотографии, ему здесь лет семнадцать, не больше.
– Да, это фото сделано как раз в день его семнадцатилетия. Но до своего следующего дня рождения Мартин уже не дожил. Он умер двадцать восемь лет назад от рака крови... – голос Мирского дрогнул, а в его глазах Флориан увидел такую боль, что у него перехватило дыхание.
– Простите меня, ради Бога! Я ничего не знал об этом. Я ведь о вас вообще ничего не знаю...
– Пришло время восполнить этот пробел. Устраивайся поудобнее, – профессор указал Флориану на диван, – а я заварю чай, и мы продолжим наш разговор. «Видимо, у него действительно начались проблемы со здоровьем, раз он с кофе перешёл на чай», — подумал Флориан.
Через несколько минут комната наполнилась ароматом душистых трав, и на столе появился небольшой торт, украшенный кусочками шоколада.
— Это мой любимый торт. Очень вкусный, надеюсь, тебе он тоже понравится, — произнёс профессор, разрезая торт на небольшие аппетитные кусочки, а затем, тяжело вздохнув, продолжил: — Я никогда ни с кем не говорю об этом, но сегодня вечер особенный. Ты впервые переступил порог этого дома, и мне хочется обо всём тебе рассказать. Сразу после смерти сына Вера, моя жена, тяжело заболела и вскоре тоже умерла. Потеряв почти одновременно двух самых дорогих и любимых людей, я был на грани безумия. Если бы не Густав, я бы, наверное, покончил с собой. Это он не позволил мне опустить руки, спас меня от глубокой депрессии, помог поверить в то, что жизнь, несмотря ни на что, продолжается. Густав так завалил меня работой, что я и дома-то почти не бывал. Мы объездили с ним весь мир. Со временем боль утраты немного притупилась, но в какой-то момент я понял, что меня прежнего больше нет, — прежний я остался за чертой, разделившей мою жизнь на «до» и «после». Все эти годы я жил будто в другой реальности. До того дня, пока на приёмных экзаменах не увидел тебя. Внутри у меня всё оборвалось: ты был так похож на Мартина, что я едва не лишился чувств. Ты ведь и волосы поправляешь точно так же, как он! Мне с трудом удалось взять себя в руки, и никто, кажется, ничего не заметил, но в ту минуту я почувствовал, что в мою жизнь входит что-то такое, что снова наполнит её смыслом и радостью. Все годы, пока ты учился, я старался ничем не показывать, что как-то выделяю тебя среди других студентов, чтобы никто не догадался, что у меня появился любимчик, и, не дай бог, не заподозрил меня в каких-то грязных помыслах. Но я всегда старался быть рядом и, как мог, помогал тебе. После встречи с тобой, Флорушка, мне опять захотелось жить! Ты меня понимаешь?
Куда девались серость кожи и тусклый взгляд? Глаза у Святослава Константиновича заблестели, а на щеках проступил румянец.
Услышанное потрясло Флориана.
– Не знаю, что и сказать... За последние несколько дней я успел к вам так привязаться, будто мы общаемся всю жизнь.
– Представь себе, и у меня такое же чувство. И я очень рад, что наконец-то решился все тебе рассказать. У меня словно камень с души свалился!
– После пережитой трагедии вы замкнулись в себе и перестали общаться с друзьями?
– Можно и так сказать. Я продолжал работать и по-прежнему был на виду, но теперь, общаясь с людьми, я словно надевал на себя маску, чтобы никто не видел той боли, что безжалостно разъедала мне душу. Двери моего дома закрылись даже для тех, с кем раньше я частенько засиживался за приятной беседой до полуночи. И не потому, что эти люди стали вдруг плохими или изменили свое отношение ко мне, – нет, это я изменился, и мне все стало безразлично.
– И все эти годы к вам в дом никто не приходил?
– Рядом со мной были Алесь с Мартой и Иосиф – мои верные друзья, но они живут в Ольшанке, а это довольно далеко отсюда, и виделись мы не так часто, как хотелось бы. Правда, здесь, в городе, меня постоянно навещал Давид, друг Мартина. Они дружили с раннего детства и были неразлучны, как братья-близнецы, только у Мартина волосы были светлые, цвета спелой пшеницы, а у Давида – чёрные, как смоль. Но потом Давид уехал.
– И вы с ним больше не виделись?
– Несколько лет, пока он учился, мы встречались редко, но потом наше общение возобновилось.
– Он вернулся?
– Вернулся, и с недавнего времени тоже живёт в Ольшанке. Скоро ты с ним познакомишься.
Они встали из-за стола, и Флориан, взглянув на картины на стене, спросил:
– Чьи это картины? Я не большой знаток живописи, но, думаю, не ошибусь, если скажу, что они написаны большим мастером.
– Это подарок Алеся.
– Он художник?
– Да, и невероятно талантливый! Правда, чтобы подчеркнуть красоту картин, мне пришлось подобрать для них достойную оправу, но они и без неё выглядят великолепно. Алесь, кстати, не только талантливый художник, но и первоклассный реставратор. Под его руками оживают картины, которые, казалось, восстановить было уже невозможно.
– Вы меня заинтриговали! У вас такие замечательные друзья, что мне уже не терпится с ними познакомиться.
– Поверь, я ничуть не преувеличиваю. Скоро ты сам в этом убедишься.
Они проговорили почти до полуночи и, взглянув на часы, профессор сказал:
– Пора ложиться спать, иначе утром нас и пушки не разбудят. Я постелил тебе в комнате Мартина. Надеюсь, там тебе будет уютно.
Профессор проводил гостя в комнату сына и, пожелав спокойной ночи, тихонько закрыл за собой дверь.
Несколько минут Флориан стоял, с любопытством разглядывая комнату. На стене висела скрипка в чёрном кожаном футляре и несколько фотографий известных композиторов, а на книжной полке Флориан увидел целую вереницу своих любимых, не раз читанных в детстве книг, и среди них любимого «Маленького принца» Экзюпери. Это так его тронуло, что он подумал: «Был бы Мартин жив, мы бы с ним обязательно подружились, ведь у нас так много общего!»
Уснул Флориан сразу, как только лёг в постель, и не слышал, как настенные часы пробили полночь, возвестив о том, что ещё один день канул в Лету, а на смену ему пришёл новый, суливший так много приятных и интересных встреч и событий.
Свидетельство о публикации №225122001825