Нерассказанные и ненаписанные истории. 20

— Жулику было очень худо. Мог бы пёс говорить, он бы поклялся, что никогда больше не будет так обжираться! — продолжил Дракон почти бесконечный рассказ. — Леонид Казимирович, вне себя от волнения и страха, быстро набрал номер знакомого ветеринара (у Осипова на все случаи жизни были знакомые, часть из которых досталась ему «по наследству» от родителей), который, надо же было такому случиться, был в отъезде! «Но папа велел всех направлять к своему другу, записывайте адрес», — строго велел Осипову серьёзный девичий голос и добавил, что этот друг предупреждён и к папиным клиентам отнесётся с особенным вниманием. Осипов дрожащей рукой накарябал на клочке бумаги название нужного ему посёлка (ехать до него было километров двадцать, но Леониду Казимировичу и в голову не пришло своевольничать и искать помощь поближе) и тут же позвонил другому своему знакомому, который всегда был готов отвезти Казимировича куда угодно, хоть на край света. Если ты сейчас спросишь, какие отношения связывали этого водителя и Осипова, ей-ей зарычу! — неожиданно сказал Дракон лишь затем, чтобы убедиться, что Михаил Валерьевич уже в пещере, то есть примчался по первому же мигу.
   — Не спрошу, быстрее дальше рассказывай! За собаку очень уж волнуюсь! — ответил Рудин.
   — Забавно. Ты переживаешь за пса, которого давно нет в живых. Вот она — сила слова! Так же вы, люди, рыдаете над придуманными историями или над правдивыми, но произошедшими сотни лет назад. Почему так происходит? Вам своих неприятностей мало? — ухмыльнулся Дракон, но Михаил Валерьевич наживку не проглотил и дерзко выпалил:
   — На себя посмотри! Ты-то с каким удовольствием наши жизни рассматриваешь! Своей мало?
   — Кхе, кхе, — Дракон сделал вид, что закашлялся и довольно продолжил рассказ:
   — Приятель Осипова приехал быстро, помог погрузить стонущего Жулика в машину (собака дышала тяжело, язык вывалился из пасти безвольным лоскутом, глаза были мутными, равнодушными), и они быстро помчались за помощью. Что такое двадцать километров, когда ты путешествуешь, наслаждаясь каждой минутой дороги? Пшик, мгновение! Но когда твой друг, часть твоей жизни в беде, эти километры растягиваются как жевательная резинка, изводят душу и наполняют её нетерпением и тоской. Леониду Казимировичу показалось, что они ехали невероятно долго. Он гладил Жулика по голове и всё шептал: «Потерпи! Мы уже почти приехали!» А сам с ужасом думал: «А вдруг этот ветеринар сегодня не принимает? Вдруг заболел или тоже уехал? Или уже закончил свой рабочий день?»  Жулик за всю свою жизнь ничем не болел, и Осипов с запозданием подумал, что он не ценил своего счастья, не осознавал, что жизнь его спокойна и ровна, течёт без особых волнений и тревог. И вот, пожалуйста, взбодрись, Леонид Казимирович, вспомни, что такое страх! Осипов себя так извёл, что когда машина подлетела к калитке, на которой светилась вывеска «Частная ветеринарная клиника», а чуть ниже красовалась табличка с самым счастливым словом на свете: «открыто», даже глазам своим не поверил и минуту сидел бездвижно, запутавшись в мыслях и предчувствиях. Но потом пришёл в себя, засуетился, вынес Жулика из машины, забежал в калитку и ворвался в небольшое помещение. Не буду утомлять тебя подробностями, за которыми я и сам не хочу наблюдать. Жулика занесли в кабинет, что-то там с ним делали (Осипов зажимал уши ладонями, боясь услышать собачий стон или, что хуже, хрип или вой) достаточно долго, но потом врач («Красавец какой, такому бы по подиуму ходить, а не живностью заниматься», — успел подумать Леонид Казимирович) сказал, что Жулик, хоть и жулик редкостный, конечно, но молодец, крепкий и сильный пёс. «Жить будет! Вот только через шесть часов хорошо бы ему укольчик сделать внутривенно. Сможете кого-нибудь найти? Если нет, приезжайте, мы круглые сутки работаем! Но ехать из-за одного укола настолько далеко и поздно... Может быть есть у вас знакомая медсестра, которая шерсти на лапах пациента не испугается?» Осипов сначала покачал головой, сказав, что он ради собаки приедет куда угодно и когда угодно, но потом, вдруг, вспомнил: «Любую вену найдёт! Выманит колдовством и коварством!» Или не говорил тот доктор о коварстве? Ах, какая разница! «Есть, кому укол сделать!» — сказал Осипов, даже не подумав, что Леночка — та самая «венская шептунья» — может отказаться. Всё-таки псы — это вам не люди, они дёргаются, рычат, да и вены у них прячутся под густой шерстью. Словно подсказывая, что Леонид Казимирович не ошибся в предположении, Судьба устами ветеринара красавца вымолвила: «Смотрите, вот здесь мы ему лапку побрили, венка вот она, отличная такая! А это лекарство. И не кормите подлеца минимум сутки!» С этими словами Осипову вручили повеселевшего, но ещё вялого Жулика, лекарство и обещание ответить на телефонный звонок или открыть дверь клиники в любое время дня или ночи. Обратная дорога промчалась мгновенно, словно Время компенсировало своё раннее, не очень приличное, тянущееся поведение. Жулик махал хвостом, с интересом пялился в темноту и всё пытался перелезть на колени к водителю. Леонид Казимирович притворно строго на пса порыкивал, а сам, утирая слёзы, благодарил всех богов, особенно одного — собачьего, имени которого он не знал, за чудесное спасение любимого пса. Дома он запер Жулика в комнате (псина рвалась на кухню, где на полу всё ещё застывали ароматные остатки собачьего пиршества), а сам бросился к телефону. Он был готов умолять Леночку, уговаривать, гарантировать её безопасность и плату за услугу. Он бы расстался с любой, пусть даже самой ценной книгой, лишь бы «венская шептунья» сделала Жулику укол то ли поздней ночью, то ли уже ранним утром. К удивлению Осипова, Леночка согласилась мгновенно, но лишь попросила, чтобы её встретили на автобусной остановке, а потом проводили до дома, потому как страшно одной. «Какой автобус!» — замахал Леонид Казимирович так энергично, что выронил телефонную трубку. «За вами заедет мой хороший знакомый, а потом отвезёт обратно. Если хотите, если боитесь, берите с собой бабушку или подругу, или своего жениха, кого угодно!» Леночка засмеялась и сказала, что у неё нюх на хороших людей, и что она абсолютно ничего не опасается. «Только угостить мне вас будет нечем», — вздохнул Леонид Казимирович и наконец-то рассказал, что произошло и почему Жулику настолько срочно нужна помощь. И вот тут Леночка сумела удивить нашего героя. Она предложила приехать сейчас же и помочь Осипову с уборкой. «И бабушка говорит, что она с удовольствием примет участие в ночной мойке полов», — добавила Леночка, а Леонид Казимирович, чьи моральные и физические силы были истощены настолько, что он едва стоял на ногах, к своему удивлению принял это довольно странное предложение (позже он раскинул мозгами и понял, что бабушка отказалась отпускать внучку в незнакомый дом, да ещё и поздно вечером; что ж, будь у него такая молодая и красивая внучка, он поступил бы абсолютно так же!). Через несколько минут он опомнился и хотел уже позвонить и отказаться, но Судьба уже закрутила карусель событий: знакомый Осипова, тот с машиной, мчался по адресу, продиктованному Леночкой, Жулик так тоскливо выл в комнате, а голодный желудок Леонида Казимировича так ему подпевал, что Осипов махнул рукой и пробормотал: «Будь, что будет!» Вот так и началась эта крепкая дружба одинокого математика, Леночки и её бабушки Нины Макаровны. В ту ночь, когда обессиленный Леонид Казимирович лежал на диване (Леночка первым делом измерила Осипову давление и послушала сердце, а потом строго велела лежать, не рыпаться и отдыхать), Жулик тоскливо скулил под кухонной дверью, Леночка отмывала жирный пол, а Нина Макаровна на скорую руку готовила вкусный ужин, Судьба удовлетворённо вздохнула и полетела исправлять другие людские судьбы.
   — Ты говорил, они не поженились, — разочарованно сказал Михаил Валерьевич.
   — Нет, зачем я буду тебе врать? Это была искренняя дружба родственных душ, наполненная взаимной выгодой и радостью.
   — А Жулик? Он выжил?
   — Конечно! И скажу больше: уже совсем скоро, у него появился новый друг, я тебе уже говорил об этом.
   — Помню. Грязный и вонючий, так, вроде бы, ты сказал. И притащил его всё тот же Колька, верно?
   — Верно! Так же верно, как и то, что и сегодня я не заканчиваю эту длинную, но такую интересную историю! — Дракон зевнул, моргнул, положил на бархат двадцатую монету и, свернувшись клубком, заснул.
©Оксана Нарейко