Православное Слово 52

ПРАВОСЛАВНОЕ СЛОВО.

ПЕРИОДИЧЕСКОЕ ИЗДАНИЕ
БРАТСТВА ПРЕПОДОБНОГО ГЕРМАНА АЛЯСКИНСКОГО, ВЫХОДЯЩЕЕ РАЗ В ДВА МЕСЯЦА.

 

Учрежден по благословению приснопамятного Высокопреосвященнейшего Иоанна (Максимовича), архиепископа Западно-Американского и Сан-Францисского, Русской Православной Церкви Заграницей.
ПЛАТИНА, КАЛИФОРНИЯ 96076

[Русский текст Вячеслава Марченко.]

1973, т. 9, № 5 (52)
Сентябрь – октябрь.

СОДЕРЖАНИЕ:
1. Преподобный Антоний Сийский. Иван Михайлович Концевич.
2. Житие преподобного Антония Сийского.
3. Свиток, содержащий шесть глав об умной молитве. (Глава четвертая.) Старец Паисий (Величковский).
4. Житие и подвиги старца Паисия (Величковского). Часть пятая: Труды по переводу святоотеческих писаний (Драгомирна).
5. Мартиролог коммунистического ига. Епископ Аркадий.
6. Православная библиография [«Европеец и московит: Иван Киреевский и происхождение славянофильства». Эбботт Глисон.]

ОБЛОЖКА: Второй скит преподобного Антония Сийского, где он поселился среди двенадцати берез на берегу озера Падун.

Микрофильмы всех предыдущих выпусков и отдельных статей можно приобрести в компании Микрофильмы университета Ксерокс по адресу: 300 Нортон Зееб Роуд, Энн-Арбор, Мэриленд, 48106.

Авторское право 1973 г. принадлежит Братству преподобного Германа Аляскинского. Издается раз в два месяца Братством преподобного Германа Аляскинского.

Оплата почтового отправления второго класса в Платине, Калифорния.

Годовая подписка — 5 долларов США, двухгодичная — 9 долларов США. трехгодичная — 12 долларов.

Все запросы следует направлять по адресу:

ПРАВОСЛАВНОЕ СЛОВО, ПЛАТИНА, КАЛИФОРНИЯ 96076

Издательский адрес: Бигам Гордж Роуд, Платина, Калифорния.


 


1. ПРЕПОДОБНЫЙ АНТОНИЙ СИЙСКИЙ.

ПРЕПОДОБНЫЙ АНТОНИЙ СИЙСКИЙ – один из многих святых, смотревших на преподобного Кирилла Белозерского и его заветы как на образец для подражания. Во всем следовавший Кириллу Белозерскому и подвижникам Северной Фиваиды, был так же как и они последователем школы «трезвения», и это подчеркивается в его житии, где упоминается об «умном делании», которому «крепце прилежаше» Святой. Ради безмолвия и созерцания и переходил он на пустынный остров. Все его поучения, слова и дела, описанные в житии, свидетельствуют о том, как Преподобный был проникнут насквозь глубиною Евангельского учения. У него, как и у прочих святых Кирилловской школы, выступает характерная для всех для них черта – нестяжательность.

Как и другие подвижники Северной Фиваиды, он искал место, которое могло бы вызвать в душе возвышенное чувство, ощущение присутствия Бога. Но пустыня, которая умиляла и возвышала душу, являлась одновременно и силой грозной, полной всевозможных опасностей. При всем этом, достигнув состояния бесстрастия, он жил невредимым даже среди диких зверей. Он жил посреди глубокого снега "аки в пещере".

Откуда у преподобного Антония и других людей взялась такая сила, что они смогли победить законы природы? Как и ранее преподобный Павел Обнорский, он был "избранным сосудом Духа Святого". И здесь кроется ключ к неотмирной его жизни: он жил, как объяснит спустя столетия Мотовилову преподобный Серафим Саровский, обретя благодать Святого Духа...

«Стяжание Духа Святаго в путях Древней Руси».
ИВАН МИХАЙЛОВИЧ КОНЦЕВИЧ.


2. ЖИТИЕ ПРЕПОДОБНОГО АНТОНИЯ СИЙСКОГО,
ПУСТЫННИКА СЕВЕРНОЙ ДВИНЫ.1

___
1 Житие составлено и переведено по записям древнего Жития, помещенным в Житиях Русских Святых (Дополнительный том, 7 дек.) и в периодическом издании "Русскiй Паломникъ", 1895.


Память 7 декабря.

 
ПРЕПОДОБНЫЙ АНТОНИЙ СИЙСКИЙ.

КОНДАК, глас 8.

От юности, преподобне, плоть твою в постех и молитвах истончил еси/ и, крест твой взем, Христу последовал еси./ Темже и к Вышним течение радостно совершил еси,/ идеже со всеми святыми Святей Троице предстоиши;/ и ныне, стадо твое посещая,/ поминай чтущих пресвятую память твою,/ да вси благодарив вопием ти:/ радуйся, Богомудре Антоние, наставниче пустынный.


ПРЕПОДОБНЫЙ АНТОНИЙ Сийский родился в 1477 году в селе Кехта, что в тридцати верстах от города Архангельска на берегу Двины, и в святом крещении был наречен Андреем в честь святого апостола Андрея Первозванного (30 ноября). Родители избранника Христова, предки которых были родом из Новгорода, были крестьянами, весьма зажиточными по меркам того времени. Его отца звали Никифор, а мать – Агафия. Занимаясь своим ремеслом, они, тем не менее, не предавались полностью мирским заботам, но находили время для молитв и добрых дел. Строго следя за чистотой своих сердец и сохраняя Богоугодный порядок в семейной жизни, благочестивые супруги часто посещали храм Божий, делали большие пожертвования на его нужды и горячо молили Господа, чтобы Он дал им детей. Господь услышал их молитву и даровал им первенца – сына Андрея. Позже у них были и другие дети, сыновья и дочери, но все они уступали первенство Андрею как по умственным и нравственным качествам, так и по внешнему облику. Андрей был красив лицом, высок ростом и обладал крепким здоровьем.

С ранних лет он был чист сердцем, кроток, незлобив, так что все любили его. Когда Андрею исполнилось семь лет, родители отдали его обучаться грамоте. К удивлению учителя, ребенок быстро научился читать и писать и полюбил чтение Божественных книг. А кроме того, любящие родители дали ему возможность учиться иконописи. Сельские работы его не привлекали, но с большей любовью и усердием он отдавался любимому занятию – писал  иконы и читал все книги духовного и поучительного характера, которые мог получить в своем селе. С уверенностью можно предположить, что в эти годы он познакомился, помимо Богослужебных книг, и с трудами святых Отцов, которые он мог встретить в широко распространенных в то время святоотеческих сборниках. Известно, что впоследствии в его монастыре была большая библиотека, и писания святых Отцов занимали в ней особенное место. Эти занятия еще больше укрепили в душе Андрея те благочестивые привычки и склонности, которые были привиты ему в детстве родителями.

Между тем Никифор и Агафия почувствовали приближение своей кончины, призвали всех своих детей и сказали им: «Дети, мы достигли глубокой старости, и тяжелые болезни постигли нас, как сами вы видите. Уже недалеко время нашей кончины. Ныне мы поручаем вас Богу и Пречистой Его Матери. Они станут пещись о вас во все время вашей жизни и будут вам помогать во всех ваших делах. Вы же старайтесь всегда соблюдать заповеди Божии. Милость Господня да будет с вами во веки». С особой любовью и подробностями они наставляли и своего первенца Андрея, а затем с миром отошли ко Господу. Андрею в то время было 25 лет.

После смерти родителей Андрей поселился в Новгороде и провел там пять лет, служа некоему боярину. Этот боярин был также благочестив и добр. Он очень полюбил трудолюбивого Андрея и отдал ему в жены свою дочь. Но недолго было Господу угодно, чтобы этот благочестивый союз продолжался: через год жена Андрея умерла. Вскоре умер и его тесть. Потеря этих дорогих людей послужила для осиротевшего Андрея знаком Божественной воли: оставив мир, он должен полностью следовать за Христом. Чуждаясь всего мирского, мирских радостей и развлечений, привыкнув проводить жизнь в посещении церкви, мыслях о Боге и трудах, Андрей снова отправился домой. Но в Кехте он пробыл недолго. Продав свою часть родительского имущества и раздав вырученные деньги бедным, он навсегда покинул родные места.

 
Старинная гравюра с изображением города Архангельска.

 
На широкой реке Северная Двина, в районе скита преподобного Антония: рыбацкие лодки в лучах летнего полуночного [не заходящего за горизонт в дни полярного лета] солнца.

ПРЕПОДОБНЫЙ направился в обитель Пахомия1 близ озера Кено. Верст за пять до обители его застигла ночь. Святой стал усердно просить Господа, чтобы Он указал ему путь, и после молитвы заснул. Во сне явился ему благолепный муж в светлых ризах, с крестом в руках и сказал: «Возьми крест свой и не бойся вступить на подвиг твой. Подвизайся и не страшись козней диавольских, ибо ты будешь муж желаний духовных и явишься наставником множества иноков». Осенив его крестом, дивный муж сказал еще: «Сим побеждай лукавых духов».

___
1 + около 1515 года; празднуется в первую субботу после Богоявления.


Святой тотчас же пробудился. Сердце его было исполнено духовной радости. Всю остальную ночь он провел в молитве. Наутро, войдя в обитель преподобного Пахомия, он припал к ногам благочестивого основателя и начальника Кенской обители и с великим смирением просился в число иноков. Пахомий указывал на трудность иноческой жизни, говорил, что обитель его недавно основана, но ничто не могло удержать избранника Божия. Прозревая в пришедшем будущего подвижника, Пахомий принял Андрея в число иноков и облек в иноческие одежды, причем нарек его Антонием в честь преподобного Антония Великого (память 17/30 января). Это произошло в 1508 году, когда преподобному Антонию было 30 лет.

Сам Пахомий стал руководить новоначальным иноком, взяв его в свою келлию. Новый инок прежде всех являлся в храм Божий, постоянно хранил в своем сердце память о Страшном Суде и о будущем нелицеприятном возмездии. Отличаясь крепким здоровьем, он охотно исполнял самые трудные работы, занимался земледелием, трудился на поварне, усердно работая на братию. Телесным трудом Преподобный умерщвлял свою плоть и тем очищал свою душу. Сильно он боролся с наваждениями злых духов и всегда побеждал их. Спал он крайне мало, соблюдал строгий пост, пищу вкушал через день – и то помалу. За такую подвижническую жизнь вся братия относились к нему с любовью и уважением. Но великий своим смирением, святой Антоний тяготился людской похвалой.

В то время в обители не стало иеромонаха, преподобный Пахомий и вся братия просили Антония принять на себя сан священства. Уступая их просьбам, он отправился в Новгород к архиепископу и принял от него священный сан. Возвратившись в обитель, подвижник начал вести еще более строгую жизнь. В монастыре была больница. В свободное от Богослужения время преподобный Антоний ухаживал за больными: сам готовил для них воду, омывал болящих, стирал их одежды, ободрял и утешал своим словом. Так он подготавливал себя к будущим подвигам.

Вообще преподобный Антоний, поскольку был здоров телом, сопровождал духовную деятельность усиленными физическими трудами, и часто он трудился в поле. Этим путем он очищал свою душу и ум от страстей, умерщвлял плоть и всякое влечение к миру.

Любя уединение, Преподобный просил Пахомия благословить его на этот подвиг. И Пахомий благословил его, видя его добродетели и труды, сказав: "Да благословит тебя Господь, чадо мое; да будет все по воле Господней!"

ПРЕПОДОБНЫЙ отправился искать себе пустынное место для подвигов. Его сопровождали два благочестивых инока Кенской обители Александр и Иоаким. Из Кенской обители преподобный Антоний со спутниками своими поплыл по реке Онеге до речки Шелексны. Поднимаясь по течению этой реки лесами и непроходимыми дебрями, иноки пришли на реку Емцу, в которую Шелексна впадает, к порогу, называемому Темная Стремнина. Место это понравилось отшельникам, они поставили здесь хижину, а через несколько времени построили небольшой храм во имя святителя и чудотворца Николая и келии.

К трем подвижникам присоединилось еще четверо иноков: Исаия, Елисей, Александр и Иона. Семь лет провел преподобный Антоний со своими сожителями, постоянно молясь и трудясь. Но враг рода человеческого не мог больше сносить их благочестия. Он внушил жителям соседней деревни Скороботовой мысль, что с основанием обители земля их будет взята у них Преподобным. Жители восстали против отшельников и изгнали их, преподобный Антоний кротко удалился со своими учениками из того места и направился еще дальше на север.1

___
1 Вплоть до «русской» революции на этом месте стояла часовня, посвященная Николаю Чудотворцу. Местные жители до недавнего времени жили в крайней бедности, и, по общему мнению, причиной тому было несправедливое отношение к преподобному Антонию; однако в XIX веке, когда они стали с верой почитать Святого, их положение стало намного лучше.


Снова начались странствования иноков по лесам и болотам. Однажды преподобный Антоний молился вместе с братией. Святой стоял впереди прочих с воздетыми руками. Во время молитвы к инокам подошел рыболов Самуил. Долгое время он не решался подойти к ним. Чудесная картина молящихся монахов посреди леса поразила его.  Дождавшись окончания молитвы, он приблизился к Преподобному и просил его благословения. Святой Антоний благословил Самуила, затем долго беседовал с ним и просил указать место, удобное для иноческих подвигов. Самуил привел иноков к Михайлову озеру, откуда вытекает река Сия. Место это было еще более пустынно: непроходимые дебри, темные леса, чащи, болота, заросшие мхом, глубокие озера – таковы были стены, отделявшие от мира место подвигов преподобного Антония. Единственными обитателями этого места были дикие звери.

Здесь никогда не было человеческого жилья, одни лишь звероловы порой приходили сюда. И они рассказывали, что на этом месте не раз слыхали звон колоколов и пение иноков; иногда им представлялось, будто иноки рубят лес. Отсюда составилось убеждение, что это место Самим Богом предназначено для обители.

МЕСТО понравилось блаженному, и он решил здесь поселиться: на первый раз поставил здесь часовню и келлии. Так была основана знаменитая впоследствии Сийская обитель. Это произошло около 1520 года, когда Преподобному было 42 года от роду. Вначале инокам приходилось переносить много лишений. Сам Преподобный вместе с другими иноками вырубал лес и копал землю. Этим подвижники добывали себе скудное пропитание. Питались и «саморастущими былиями», то есть ягодами, корнями трав и грибами. Но часто не хватало им масла, хлеба и соли, приходилось терпеть голод. Однажды скудость была столь велика, что иноки стали роптать и даже хотели оставить то место. Но Господь помог преподобному Антонию. Неожиданно явился неизвестный христолюбец, который доставил братии муку, масло, хлеб и дал еще средства на строение обители. Получив от святого Антония благословение на дальнейший путь в Новгород, благотворитель ушел и больше не возвращался. Получив такую неожиданную помощь, преподобный Антоний стал усердно приводить монастырь в порядок; и в это время произошло следующее испытание.

Около того времени сборщик дани от Новгородского владыки  Василий Бебрь, думая, что у преподобного Антония много денег, подговорил разбойников ограбить иноков. Но Господь хранил Своих верных рабов. Когда хищники хотели напасть на обитель, им показалось, что ее охраняет множество вооруженных людей. Они засели в лесных дебрях, окружавших то место, но не могли дождаться удобного времени для нападения. Потом, гонимые ужасом, побежали, и когда обо всем сообщили Бебрю, он понял, что Сам Господь защищает иноков; пришел к преподобному Антонию, упал перед ним на колени и раскаялся в своем согрешении. Старец кротко простил его. Слух о подвигах Преподобного и сожителей его распространился по окрестностям, и многие стали приходить к ним и доставлять средства к жизни.

Когда число учеников умножилось, преподобный Антоний послал в Москву учеников своих Александра и Исаию. Они должны были испросить у Великого князя Василия Иоанновича разрешение на постройку новой обители. Преподобный Антоний еще раньше был известен Великому князю как человек святой жизни. Поэтому он милостиво принял иноков, вручил им грамоту на землю, которую занимал монастырь, пожертвовал церковную утварь и ризы. С радостью были встречены иноки, принесшие из Москвы грамоту и пожертвования, вся братия горячо молилась о здравии Благоверного Царя. Это было в 1544 году.

Преподобный Антоний начал усердно строить обширный деревянный храм во имя Пресвятой Троицы. Наконец, храм был окончен. Местную икону Живоначальной Троицы, по преданию, писал сам святой Антоний. Он просил, чтобы эта икона, хранясь в монастыре, напоминала братии о его душе.

Но Господь хотел испытать терпение рабов Своих. Раз после утреннего пения, когда преподобный Антоний с братией был на работе, от оставшейся непогашенной свечи храм, выстроенный с таким старанием, сгорел. После сего братия даже хотели разойтись. Они были утешены лишь тем, что местная икона Пресвятой Троицы осталась совершенно неповрежденной. Тогда построили новый храм, и чудно сохранившаяся икона была торжественно внесена в него. Вскоре от нее по молитвам Святого недугующие стали получать исцеления. Кроме этого храма Преподобный выстроил еще две церкви: одну – в честь Благовещения Пресвятой Богородицы, с приделом во имя преподобного Сергия, Радонежского чудотворца, к которому Преподобный часто обращался в своих молитвах, и другую в честь святого Андрея Первозванного. Благовещенская церковь была отапливаемой, в ней была устроена трапезная.

Когда обитель была устроена, братия стали просить подвижника, чтобы он принял игуменство. Смиренный подвижник должен был уступить настойчивым просьбам братии и принять на себя управление монастырем. Несколько лет он управлял обителью и показывал всем добрый пример.

Ежедневно являлся Преподобный в храм Божий и, стоя на Божественной службе от начала до конца ее, не опирался на жезл, не прислонялся к стене. И за братией следил, чтобы соблюдали благочиние в церкви: не переходили с места на место, не выходили вон без нужды. Предписывал братии неопустительно исполнять и келейное правило. По окончании молитвы подвижник первый являлся на работу и здесь подавал братии пример трудолюбия. Любил он и Божественные книги и собирал в своей обители писания Отцов и учителей Церкви. Проводя ночи в молитве, Преподобный отдыхал, лишь ненадолго забываясь сном после трапезы. Пища его была такая же скудная, как и братии; одежда ветхая, покрытая заплатами, как одежда нищих, так что никто из посторонних не узнавал в Преподобном начальника обители. Заботливо обходил подвижник монастырские службы – пекарню и поварню, ободрял братию, несущих эти тяжелые послушания, и советовал им избегать праздных бесед. С особенной любовью посещал преподобный Антоний монастырскую больницу, наставлял болящих иноков с благодарностью переносить недуги и непрестанно молиться, памятуя о приближающемся смертном часе. Для ухода за больными Преподобный поставил особого надзирателя.

Было установлено в обители строгое общежитие – общая и для всех равная пища и одежда. Хмельные пития запрещались совершенно, предписывалось не принимать их и от христолюбцев, даже не допускать принесших к монастырю. «И сим уставом блаженный возможе пьянственного змия главу отторгнути и корение его отсещи», как свидетельствует жизнеописатель Преподобного. Много заботился подвижник и о нищей братии: обязал иноков подавать нескудную милостыню, делал это нередко и сам тайно от братии, боясь вызвать их ропот.

Слыша о строгой жизни Святого, миряне стали приходить к нему, прося его молитв, и некоторые поступали в число братии. Всех иноков собралось в обитель 70 человек. Многие между ними отличались святостью своей жизни и духовными трудами; один из них, Иона, составил потом житие своего духовного отца и наставника.

В монастыре Пахомия преподобный Антоний умер для мира; жизнь в пустыне у реки Емцы была для него подготовительной школой, а жизнь в Сийском монастыре – временем, когда Богоугодник, человек духовных желаний, служил Господу, трудясь для спасения своей меньшей братии. Он был поистине "наставником множества иноков", как пророчествовал некогда благолепный муж в светлых ризах. Не довольствуясь собственными наставлениями, Преподобный предоставил монахам возможность самим познать суть и пути духовного делания, собрав в монастырской библиотеке труды многих восточных подвижников и Отцов.

 
Монастырь преподобного Антония, отражающийся в водах реки Сия.

 
Собор обители преподобного Антония.

 
Крестовоздвиженский храм в первом скиту преподобного Антония на озере Дудницы.

 
Рака с мощами преподобного Антония Сийского.


НО ПРЕПОДОБНЫЙ АНТОНИЙ тяготился людской славой. После нескольких лет управления обителью, избрав на свое место Феогноста, мужа опытного в духовной жизни, он оставил игуменство и вместе с одним простым иноком удалился из обители в уединенное место. Сначала преподобный Антоний поселился на острове озера Дудницы, в трех поприщах от обители, вверх по течению реки Сии. Остров был весьма красив и удобен к пустынножительству. Обошел его Преподобный, осмотрел и возлюбил: остров окружали озера, по берегам которых росли непроходимые леса, расстилались болота, заросшие мхами. Преподобный Антоний поселился здесь, поставил малую хижину и часовню во имя святителя и чудотворца Николая и еще ревностнее, чем прежде, начал подвизаться в безмолвии, непрестанной молитве и трудах: рубил лес, очищал место для посева, копал землю своими руками, сеял хлеб и питался от трудов своих, а оставшийся хлеб отсылал в монастырь. Ночью, по вечернем правиле, подвижник до самой заутрени молол муку, в летние ночи обнажался до пояса и отдавал свое тело на съедение комарам.

Господь сподобил подвижника дара прозорливости. Юный инок Сийского монастыря Филофей, боримый искусителем, задумал уйти в мир, расстричься и жениться. Но ему пришла благая мысль зайти к Преподобному в пустыню и принять от него благословение. Увидев Филофея, подвижник обратился к нему с такими словами: «Что это, чадо, пришел ты сюда, смущаемый от злого помысла? Хочешь уйти в мир, расстричься и думаешь утаить это от меня». Услышав свою тайну из уст Преподобного, Филофей устрашился, упал к ногам его и во всем признался. Подвижник поднял его, ободрил и после наставления отпустил в монастырь.

Через некоторое время преподобный Антоний отошел в другое уединенное место за пять поприщ от прежнего, на озеро Падун, и, поставив там себе келлию, предался молитвенным подвигам. Это место было окружено горами; на горах рос такой высокий лес, что снизу казалось – он достигает до небес. Келлия Преподобного приютилась у подножия этих гор и как бы обсажена была кругом двенадцатью белыми березами. Печальна была эта вторая пустыня Преподобного, она располагала к Богомыслию и молитве. Подвижник сколотил из бревен плот и с него удил рыбу на озере для пропитания. Во время уженья он обнажал голову и плечи на съедение комарам и оводам: насекомые слетались роями, покрывали его тело, кровь струилась по шее и плечам, а подвижник стоял неподвижно.

Зимой келья Святого покрывалась снегом, и он жил под снегом, как в пещере, и возносил к Богу свои горячие молитвы с теплыми слезами. Усердно внимая внутреннему деланию, он с радостью стремился к высотам, много пребывая в безмолвии, отрешив ум от всех забот, и чисто беседуя с Богом, вознося молитву свою, как фимиам, к Небу.

Так прожил Преподобный два года вне своей обители, в обеих пустынях.

Между тем Феогност отказался от игуменства. Братия просили Преподобного, чтобы он снова принял игуменство. «Отче, не оставь нас, чад своих, – говорили со слезами братия. – Иди в обитель свою и пребывай с нами. Если же не придешь, мы все разойдемся, как овцы, не имеющие пастыря». Преподобный Антоний склонился на их просьбу. Снова начал управлять обителью, подавая всем пример благочестивой и подвижнической жизни. От старости он не имел уже сил исполнять тяжелые работы, но не усыпал в молитве, не ослабевал в посте. Тогда проявился у преподобного Антония дар чудотворений – награда святой его жизни.

Перед самым праздником Преображения иноки целую ночь трудились на рыбной ловле, но ничего не поймали. Печальные пришли они в монастырь, но Преподобный, ободрив их, снова послал на озеро, к Красному мысу, говоря: «Чада, окажите послушание и узрите славу Божию, ибо Господь милостив: Живоначальная Троица не забудет ваших трудов и не оставит братий ваших, верно служащих Господу, на этом святом месте алчущими в великий праздник».

Иноки отправились на указанное место, закинули сеть и поймали такое количество рыбы, что долгое время питались ею и после того праздника. С тех пор они стали называть это место ловли "Антониевым".

От суровых подвигов и от старости тело преподобного Антония высохло и ослабло, его зрение потускнело, ноги опухли, и монахам приходилось водить его в церковь. Как оливковое дерево под тяжестью своих плодов, он склонился к земле, согбенный своими годами и трудами. Телесные силы его угасали; он завершил свой земной путь, и его очищенный дух уже был готов вознестись на Небеса к Спасителю, Которому он служил всю свою жизнь. Приближалось упокоение Святого.

ВИДЯ ИЗМОЖДЕНИЕ своего наставника и ожидая близкую кончину его, братия просили Преподобного дать им письменный устав и указать себе преемника по управлению монастырем. Преподобный исполнил просьбы скорбящих учеников своих: поставил им строителя обители Кирилла, а игуменом на свое место – Геласия. Геласий в то время был за морем, на реке Золотице, посланный по делу. Кирилл находился в монастыре, и подвижник обратился к нему с предсмертным наставлением: убеждал нерушимо соблюдать устав монастырский – в церковной службе, в пище и питии, равно любить братию и быть всем слугой; всякие монастырские дела обсуждать со всей братией на трапезе и без совета с ними не делать ничего, чтобы не было в монастыре неудовольствий; предписывал посещать больных братий и особенно о них заботиться.

Затем обратился к собравшимся братиям и уговаривал их не ослабевать в молитвах, иметь взаимную любовь и единомыслие, удаляться гнева и лукавых слов, повиноваться старшим, хранить чистоту телесную и душевную, иметь пищу по уставу монастыря и совершенно избегать пьянства – не варить хмельных питий в монастыре и не держать их, без всякого нарушения соблюдать общежительный устав обители.

Для большей же крепости своих распоряжений подвижник передал братии завещание, писанное своей рукой, содержащее и правила иноческого жития. В назидание и руководство современным инокам приведем эти правила Сийского подвижника.

«...А которые братья ропотники и раскольники (то есть нарушители братского единения) не восхотят по монастырскому чину жить, строителю и братии не почнут повиноваться, тех изгоните из монастыря, чтобы и прочие имели страх». Впрочем, после искреннего раскаяния их следует снова принимать и держать как братию, равно как и тех раскаявшихся, которые выехали из монастыря при жизни Преподобного и свезли монастырскую казну. «Да прежде всего имейте страх Божий в сердце своем, да вселится в нем Дух Святый, да научит Он вас и наставит на истинный путь. А между собою имейте любовь и покорение о Христе друг другу, чем покроете многие грехи свои. В общежитии живите равно и духовно, и телесно, в пище и в одежде – по заповеди святых Отец. Строителю не прибавляйте на трапезе ничего из пищи и пития сверх братского довольствия. То же равенство и в одежде, и в обуви. Питья хмельного не держите в монастыре, не принимайте его и от христолюбцев. Женский пол в монастыре отнюдь не должен ночевать, также и миряне (мужчины) не ночевали бы с братией и не жили бы по келлиям. Нищих поите и кормите вдоволь и милостыню им давайте, да не оскудеет место сие святое. А братия, которые здоровы, не оставались бы без монастырского послушания ради спасения своего, исключая больных. Близ монастыря не позволяйте крестьянам ставить починков и дворов, кроме коровьего двора, да и тот пусть будет за озером. Сие, молю вас, храните – и да будет с вами милость Божия». Затем, поручив свой монастырь Божией Матери и преподобному Сергию, преподобный Антоний приготовился к своей кончине.

Когда братия спросили, где предать погребению его тело, Святой ответил: «Связавши ноги, влеките мое грешное тело в дебрь и затопчите во мху, в болоте, на растерзание зверям и гадам, или повесьте на дереве на съедение птицам, или же бросьте с камнем в озеро».

Но иноки прямо сказали, что не сделают этого, а честно погребут его. Накануне своей кончины Преподобный приобщился Святых Христовых Таин. На следующий день, 7 декабря 1556 года, перед утреней, простившись в братией, когда монахи Андроник и Пахомий вознесли в его келье фимиам и по слову учителя вышли из кельи, подвижник, сложив руки в виде креста, мирно предал Господу свою душу, прожив всего 79 лет; из них 37 лет Преподобный провел в пределах Сийских – в обители и пустынях. Осиротевшая братия честно погребли мощи его в храме Живоначальной Троицы, на правой стороне, близ алтаря. Братия украсили его могилу иконами и свечами и каждый день приходили молиться об упокоении его души, и, веря в его дерзновение перед Богом, просили его заступничества.

Священник соседнего села Харитон относился с завистью к памяти преподобного Антония и раз с хулою отозвался о нем. После того Харитон внезапно ослеп и скоро понял, что Господь наказывает его за хулу на Святого. Тогда он начал раскаиваться в своем прегрешении, усердно молился Преподобному и снова прозрел. Благодаря Господа Бога и Его угодника, Харитон поступил после того в Сийский монастырь и здесь подвизался в трудах иноческих.

При жизни своей преподобный Антоний любил писать иконы. Еще и доныне сохраняются святые иконы, писаные его рукою. И по кончине своей он покровительствовал людям, занимавшимся этим Богоугодным делом. Так, игумен Сийского монастыря Питирим, заботившийся о благоукрашении обители, много писал новых икон и поновлял старые. Однажды Питирим заболел. Недуг его все усиливался, и ему стала грозить смерть. Больной молился Живоначальной Троице и преподобному Антонию. И вот раз ночью, забывшись легким сном, он увидел, что от гробницы Преподобного в его келлию идет благолепный старец, украшенный сединами.

«Хочешь ли ты быть здоров и окончить начатое?» – Спросил он у Питирима. «Хочу, но не могу», – отвечал болящий. На это Старец сказал: «Святая Троица исцеляет тебя, не ослабевай в твоем деле; я, настоятель Антоний, пришел посетить тебя в болезни». Чудотворец коснулся больного игумена. Питирим почувствовал себя здоровым и с новым рвением стал заниматься иконописанием и украшением храмов обители.

Купец из Холмогор, по имени Карп, плыл по морю с Терского берега, с реки Варзуги. На ладье его среди других товаров был запас рыбы для Сийского монастыря. Поднялась сильная буря, волны вздымались, как горы, и захлестывали ладью. Гребцы уже совсем отчаялись в спасении. Вдруг Карп увидал недалеко от себя старца, который распростер свою мантию над лодкой и охранял ее от волн.

«Ты призываешь многих на помощь, – сказал изумленному дивный старец, – а меня не зовешь. Между тем в ладье твоей есть часть и нашего монастыря. Но Бог дарует тишину».

«Кто ты, человек Божий?» – спросил купец. «Я Антоний, начальник обители на Михайлове озере, на реке Сии», – сказал старец и стал невидим. С этого времени буря стала стихать и подул попутный ветер. Прибыв благополучно в Сийскую обитель, Карп возблагодарил за свое спасение преподобного Антония и вскоре принял иноческое пострижение в его обители.

Тимофей, по прозванию Рябок, живший в десяти поприщах от обители, ослеп и ничего не видел два года. Наступил праздник Живоначальной Троицы; в Сийскую обитель шли Богомольцы. Слепой слышал это движение и горько плакал о том, что не может идти с Богобоязненными людьми. Горячо молясь Пресвятой Троице и Преподобному, Тимофей попросил свести себя в обитель и всю дорогу продолжал мысленную молитву. Вдруг он почувствовал, что начинает видеть как бы некую слабую зарю; потом начало зеленеть в его глазах: это он видел лес, которым шел. Обрадованный Тимофей боялся поверить своему исцелению и ничего не сказал спутникам. Желая испытать свои глаза, он начал всматриваться в дорогу, которой шел, и разобрал тропу. Сердце его наполнилось радостью и восторгом, но он утерпел и все еще не говорил о своем исцелении. Придя в храм обители, Тимофей увидел чудотворный образ Живоначальной Троицы и другие иконы, увидел горящие свечи и тогда во всеуслышание возблагодарил Господа и Его ученика за свое чудное исцеление.

Много и других чудес происходило по молитвам сего великого угодника Божия во славу Пресвятой Троицы.

Многочисленные чудеса, совершавшиеся при гробе преподобного Антония, побудили братию Сийского монастыря при упомянутом игумене Питириме хлопотать перед Царем Иоанном Васильевичем Грозным о причтении Преподобного к лику святых. Это и было совершено спустя 23 года после кончины Преподобного, в 1579 году: преподобный Антоний причтен был к лику святых, чтимых всей Русской Церковью.


3. СВИТОК,
СОДЕРЖАЩИЙ
ШЕСТЬ ГЛАВ ОБ УМНОЙ МОЛИТВЕ.

Блаженныя памяти отца нашего старца Паисия (Величковского).

ГЛАВА 4.

КОЕ ПРЕДУГОТОВЛЕНИЕ ДОЛЖЕН ЕСТЬ ИМЕТИ ХОТЯЙ СИЕ БОЖЕСТВЕННОЕ ПРОХОДИТИ ДЕЛАНИЕ.

 
БЛАЖЕННЫЙ ПАИСИЙ.


ЕЛИКО ЖЕ СИЯ Божественная молитва есть большая, паче всякого монашеского подвига, и по святым Отцем верх есть исправлений, и добродетелем источник, тончайшее же и невидимое во глубине сердца ума делание: толике и невидимыя, тонкия, и уму человеческому едва постижимыя, от невидимого врага спасению нашему на ню многообразных его прелестей и мечтаний поставляются сети. Того ради нуждно есть усердствующему сему Божественному обучатися деланию, по святому Симеону Новому Богослову, предати себе в сущее по Святому Писанию душею и телом послушание, сиречь, воли своея и разсуждения совершенное отсечение, человеку боящемуся Бога и Божественных Его заповедей усердному хранителю и в мысленном сем подвизе не неискусну, могущему, по писанию святых Отец, незаблуден путь ко спасению умного сего делания, сиречь умом в сердце тайно соверщаемыя молитвы, повинующемуся показати; да истинным по разуму послушанием может от всех молв и попечений и пристрастий мира сего и тела свободь быти. Како бо свободь и не будет, на Бога и по Бозе на своего отца, о душе и теле своем всякую печаль возложивый; смирением же (по святого Иоанна Лествичника и многих святых Отец свидетельству), раждающимся от послушания, возможет от всех прелестей и сетей диавольских убежати, тихо же и безмолвно без всякого вреда, с велиим души своея успеянием в мысленном сем выну упражнятися деле.

 
РУКОПИСАНИЕ С ПОДПИСЬЮ БЛАЖЕННОГО ПАИСИЯ.


Аще же и в послушание по Бозе себе предав, не обрел бы отца своего самым делом и искусом в сей Божественной умной молитве искусна наставника быти: в нынешнее бо время (увы, многого плача и рыдания достойныя вещи) до конца сему деланию искуснии наставницы оскудевают: то не должен есть о сем отчаяватися, но во истинном по заповедем Божиим послушанием и со смирением и страхом Божиим, а не в самочинном и особо своевольном без послушания житии, ему же прелесть последовати обыче, пребывая, всю на Бога надежду возложив, вкупе со Отцем своим, вместо истинного наставника, верою и любовию повинутися учению преподобных Отец наших, о сем Божественном делании, просвещением Божия благодати, тонкочастне научающих, и оттуду о молитве сей научатися: и всяко благодать Божия поспешит и наставит, молитвами святых Отец, Божественному сему без всякого сумнения научитися делу.


4. Житие и подвиги Отца нашего старца Паисия, архимандрита молдавских святых монастырей Нямецкого и Секула. Часть пятая.

ТРУДЫ БЛАЖЕННОГО ПАИСИЯ ПО ПЕРЕВОДУ СВЯТООТЕЧЕСКИХ ПИСАНИЙ.1

___
1 Этот раздел целиком, за исключением абзацев, отмеченных в сноске, взят из письма старца Паисия старцу Феодосию, напечатанного в Оптинском издании «Жизни старца Паисия», стр. 201–208. Частичный русский перевод-перефразировка славянского оригинала содержится в Четверикове, I, стр. 97–103.


ПОСЛЕ ТОГО КАК блаженный Паисий обосновался в Драгомирнском монастыре, он приступил к важнейшему труду – переводу трудов святых Отцов. Вот как он сам описывает этот труд:

«Когда мы поселились в святой обители Драгомирнской я стал всячески раздумывать о том, как бы мне приступить к исправлению славянских отеческих книг, а еще лучше – к новому переводу святоотеческих писаний с древнегреческого языка, однако встретил немало препятствий к этому делу. Первое препятствие заключалось в том, что переводчик книг непременно должен быть вполне сведущим человеком, и не только в грамматике, правописании и в особенностях того и другого языка, но также и в более высоких науках, как то: риторике и философии, да наконец и самого Богословия должен, так сказать, не перстом коснуться. Я же хотя и провел в юности моей четыре года в Киевских училищах, но научился там только отчасти грамматике латинского языка, дальнейшему же моему учению помешало желание монашества. Однако и те небольшие сведения, которые я приобрел в то время, с течением лет были почти утрачены мною, так что я боялся и трепетал начать столь великое дело исправления или перевода святоотеческих книг с такими слабыми познаниями.

Вторым препятствием было мое неискусство в орфографии, то есть в правописании. Кто же, будучи неискусным в правописании, осмеливается писать священные книги, тот, по моему мнению, хотя сердцем и верует в правду и устами исповедует во спасение, но рукою своею вследствие своего неискусства совершает хулу. Вот почему и я, будучи тогда еще неискусным в правописании, ужасался приступить к такому великому делу.

Третье препятствие состояло в том, что у меня не было необходимых лексиконов. Переводить же книги без лексиконов – это все равно, что заниматься каким-либо ремеслом, не имея необходимых для того инструментов.

Четвертым препятствием было то, что я знал тогда очень мало древнегреческих слов, настоящим же образом совсем не владел этим языком.

Пятое препятствие заключалось в том, что язык древнегреческий превосходит все остальные языки вселенной мудростью, красотой, глубиной, обилием и богатством речений, так что и сами природные греки, в совершенстве образованные, едва могут постигать глубину его. Как же я, будучи столь малосведущим, мог осмелиться приступить к делу исправления или перевода книг с такого премудрейшего языка?

Шестым препятствием было то, что и наш преславный славянский язык, который, по моему мнению, превосходит многие языки своею красотою, глубиною и обилием речений и ближе всех подходит к древнегреческому языку, я знал также в недостаточной степени.

Принимая во внимание все эти обстоятельства, а также и то, что я был слишком обременен бесчисленными духовными и телесными, внутренними и внешними различными попечениями, я почти потерял надежду когда-нибудь начать привлекавшее меня дело. Но, видя в нашем братстве великий голод слова Божия, от которого совершенно изнемогали души братии вместе с моею собственной душой, и возложив всю свою надежду на Господа, умудряющего слепцов, я решился, полагаясь на молитвы братии, приступить, наконец, к этому делу с большою осторожностью.

Сознавая, что начинаемое мною дело исправления и новый перевод святоотеческих книг я не в состоянии буду сразу же выполнить в таком совершенстве, чтобы мои исправления и переводы могли быть немедленно переданы в другие монастыри для переписывания или для напечатания, и что может оказаться нужда в их вторичном рассмотрении и исправлении, видя как в зеркале, что не однажды, а еще много раз по мере приобретения необходимых лексиконов и моего усовершенствования в познании как древнегреческого, так и славянского языка явится нужда снова внимательно пересмотреть исправленные книги и подвергнуть их новому исправлению или мне самому, если Бог продлит век, или – по смерти моей – другим искусным в этом деле братиям; я положил в душе своей твердое решение, чтобы мой труд, как несовершенный во всех отношениях, неисходно оставался в одном только нашем братстве до тех пор, пока при помощи Божией не исправится окончательно.

Свою работу я начал следующим образом: ввиду недостатка лексиконов, а также и моей неопытности, я принял за руководящую нить для себя перевод отеческих книг с древнегреческого языка на молдавский, сделанный нашими возлюбленными братьями – иеромонахом Макарием и Даскалом Иларионом, людьми учеными и опытными в переводе книг. Часть же этого перевода была сделана братом Макарием еще на Святой Горе Афонской, а часть в Драгомирне, а также и отец Иларион трудился над своим переводом в нашем братстве. Приняв их перевод по всем соображениям за несомненно правильный, я начал, руководствуясь их переводом и следя по древнегреческому подлиннику, исправлять славянские книги. Таким способом я исправил следующие святоотеческие книги: Исихия, Диадоха, Макария – вторую, Филофея, Нила о молитве, Фаласия, Григория Синаита, Симеона Нового Богослова – слово о внимании и молитве, Кассиана Римлянина – о восьми помыслах и другие, крепко держась, как слепец за тын, вышеупомянутого молдавского перевода, и таким образом закончил первое исправление названных книг.

Спустя некоторое время, когда я понемногу стал приходить в лучшее познание своего дела, я заметил в моих первых исправлениях очень много ошибок. Тогда я вторично исправил некоторые из этих книг. Спустя еще немного времени, заметив в книгах новые погрешности, я в третий раз исправил. Впрочем, некоторые книги так и остались только при первом исправлении, потому что у меня не было времени исправить их вторично. Нужно, однако, сказать, что и исправленные мною книги далеки были от настоящего совершенства, так как и те самые древнегреческие книги, которые переписывались для нас на Афоне, оказались во многих местах не совсем правильными. Исправляя старые славянские книги и не имея еще в своем распоряжении ни одного лексикона, я все-таки вновь перевел с тех же древнегреческих книг писания святых: Антония Великого, Исаии Отшельника и Петра Дамаскина – вторую книгу, но эти переводы вследствие моего тогдашнего неумения заключают в себе столько ошибок, что мне и подумать об этом страшно, исправить же их как следует при отсутствии правильных древнегреческих книг нет никакой возможности. Книгу святого Федора Студита, вследствие крайней нужды в ней, я тогда же перевел с обыкновенного греческого языка, не удостоившись даже и до настоящего времени увидеть ее на древнегреческом языке. Впрочем, и в этом моем переводе по указанным причинам имеется очень много ошибок.

Книгу святого Исаака Сирина древнего славянского перевода я целый год исправлял, проверяя ее то по древнегреческому печатному тексту, то по молдавскому переводу. Но, к прискорбию моему вижу, что и эта книга далека от совершенства и что, если только Господь по Своему милосердию продлит мне жизнь и даст мне, почти уже слепому, необходимое зрение, мне придется снова потрудиться над ее исправлением».

В другом месте старец Паисий рассказывает еще следующие подробности своих исправлений славянского текста этой книги: «Когда я проживал в небольшом еще числе братии на Афоне, была у меня книга святого Исаака Сирина, часть которой я переписывал еще в юности моей в Киево-Печерской лавре, а докончил ее для меня по моей просьбе один ревнитель на Афоне. Книга эта и до сих пор находится у меня. Читая эту книгу на Афоне много раз и со вниманием, я во многих местах не мог находить в ней смысла... Я отмечал такие места особыми знаками на полях, надеясь со временем, найдя лучшую книгу, исправить их.

Спустя некоторое время, я встретил одного иеромонаха, у которого оказалась книга святого Исаака, будто бы во всем сходная с болгарскою книгою, писанною более чем за четыреста лет до того и сходною будто бы с греческою книгою. Поверив такому заявлению и желая исправить свою книгу, я выпросил у иеромонаха его книгу, шесть недель день и ночь исправлял по ней свою книгу, но оказалось, что неясные места в моей книге так и остались по-прежнему неясными, ибо они оказались и в данной мне книге написанными точно так же, как и в моей. Желание мое достать книгу святого Исаака на древнегреческом языке оставалось неисполненным и во время пребывания моего на Афоне, и в первые года моего жительства в Драгомирне.

По прошествии многих лет, когда я потерял уже почти всякую надежду приобрести эту книгу, Всемогущий Бог Своею благодатью побудил Иерусалимского патриарха Ефрема отпечатать эту книгу, и патриарх поручил это дело премудрейшему иеродидаскалу Никифору, впоследствии архиепископу Астраханскому, а тогда проживавшему в Царьграде. Узнав об этом, один брат из нашего общежития, бывший тогда в Царьграде, стал умолять и святейшего патриарха Ефрема, и иеродидаскала Никифора, чтобы они, когда эта книга выйдет из печати, благоволили прислать ее мне в Драгомирну. По благословению патриарха, отец Никифор сообщил брату нашему, что «как только книга будет напечатана, я немедленно пришлю ее вашему старцу в знак моей любви к нему». Все это было в 1768 году.

Когда брат наш, возвратившись в обитель, рассказал об этом, душа моя наполнилась величайшей радостью, и я с надеждою ждал исполнения обещания... В 1770 году в пост Рождества Христова иеродидаскал Никифор исполнил свое обещание и прислал мне бесценный дар, печатную эллино-греческую книгу святого Исаака Сирина, которую я принял с невыразимою радостью и, со слезами возблагодарив Бога, исполнившего мое давнишнее желание, немедленно же стал читать свою славянскую книгу, сличая ее до слова с печатною эллино-греческою, с целью произвести в славянской книге исправление тех мест, в которых не оказывалось грамматического смысла, но вовсе не с целью нового перевода книги. Ибо тогда я не имел еще достаточных познаний в эллино-греческом языке, а также и необходимых книг, и потому тогдашний мой труд никак не может быть назван переводом, но только некоторым исправлением славянской книги...

Когда же эллино-греческая книга святого Исаака была переведена на молдавский язык, тогда я, сравнив этот перевод с моею славянскою книгою, сделал в славянской и еще некоторые необходимые исправления. А так как славянская книга в некоторых частях оказалась более богатой словами, нежели греческая, и эти слова, по моему соображению, действительно принадлежали святому Исааку, то я их и не исключил из славянской книги, но только отметил. Весь этот мой труд исправления славянской книги святого Исаака начался в 1770 году и окончился в 1771 году».1

___
1 Эти пять абзацев, касающиеся текста святого Исаака, взяты из Четверикова, I, стр. 100-102.


«Тойжде труд подобало бы мне восприяти и во исправлении вторичном первые книги святого Макария Великого, и первые книги святого Петра Дамаскина, занеже и тые далече отстоят от совершенства. Книгу же святого Симеона Нового Богослова ниже начинах исправляти, зане даже и доселе эллинногреческие не сподобихся узрети.

В 1774 году пришел со Святой Горы к нам в Драгомирну, когда мы еще там пребывали, один монах-грек по имени Констанций. Он принес с собой эллиногреческую книгу, переписанную его собственной рукой и имеющую в себе множество сочинений отеческих. Обнаружились же в ней некоторые сочинения, которых на славянском языке я вплоть до того времени еще не видел и которые он по прилежному моему молению переписал нам своей рукой. Но поскольку он совсем не знал грамматического учения, потому из-за совершенной своей неискусности в орфографии он как в свою книгу, так и из своей в переписанное для нас привнес премногие и бесчисленные погрешности. И, воистину, нашли мы золото словес святых валяющимся в грязи неправописания, от которой даже из хорошо образованных лиц кто сможет без достоверных эллиногреческих подлинников его очистить? Из этих переписанных упомянутым Констанцием книг я вновь перевел следующие: святого Марка Постника, святого Феодора Едесского и святого Никиты Стифата «Триста глав»; ея же от древних времен на словенский язык преведенные части некоторые триех сотниц бяху, яже и в нас обретахуся; совершенные же сея книги, совершенное число триех сот глав имущия, даже и доселе, не видехъ; эллинногреческие же сея книги даже и дотоле ниединые главы у себе не имех.

Еще же преведох из сих и книгу святого Феодора Едесского. Которые книги, и паче всех предреченных, не точию к печати, но и к преписанию на иной стране отнюдь суть неприличны, дондеже с достоверным подлинником исправлены будут. Что же реку о книзе святых Каллиста патриарха Цареградского, и спостника его преподобного Игнатия Ксанфопулы, свидетельствуемой блаженнейшим Симеоном архиепископом Солунским, юже неизреченным желанием желах сподобитися прежде смерти моея поне узрети и уже егда совершенне о сем начах отчаяватися, всемогущий Промысл Божий устрои, не точию оную узрети, но и на словенский наш язык превести: но и сия, аще от прочиих и лучшего, истину реку, правописания есть, обаче на многих местех с таковыми погрешении обретеся, яко и самый преискуснейший таковых книг с эллинногреческих на молдавлахийский язык преводитель, отец Илларион даскал, на оных местех отнюдь не обрете сущего и истинного разума, но по необходимой нужде, яко же возмне, преведе, его же мнению и аз в преводе моем последовахъ; сего ради и сия книга тоежде к печати и на иное место к преписанию препятствие имать.

О второй же книзе святого Каллиста, нарицаемого Катафигиота, что уже и реку, безчисленных ради обретающихся в ней орфографических погрешений. Юже такожде аще на словенский наш язык и преведох, но томужде подвержена есть несовершенству, и в подобной вещи препятствию.

Житие святого Григория Синаита, писанное учеником его святойшим Каллистом патриархом Цареградским, честный схимонах отец Савва из Святые Горы принесе к блаженные памяти общему нашему отцу и старцу Василию, от него же и мы вземше преписахом: аще же от Святые Горы по многом времени и принесеся в собор наш житие сего святого на эллинногреческом языце, но и то, кроме обычных орфографических погрешений, не все, разве точию части некие; еще же и описания блаженные кончины сего святого в нем не обретается, еже на наш словенский язык аще и преведох, но и то туюжде вину имать.

Книгу же святого Максима Исповедника четыреста глав о любви едину точию имамы Московские печати, и слово постническое сего же святого по вопросу и ответу, мною еще в юности в нашем отечестве с безчисленными, моего ради невежества, погрешении и опустками преписанное; эллинногреческого же, аще и зело желаю, не сподобихся и доселе узрети.

Книги же блаженнейшего Симеона Солунского словенские, кроме эллинногреческие и волошские, в соборе нашем отнюдь не обретается. Такожде и книги святого Каллиста, ученика святого Григория Синаита, в нас не обретается. Книги же святого Нила Сорского отнюдь на эллинногреческом языке не обретается, точию на словенском, юже и аз в юности моей сый, преписах, но с безчисленными орфографическими погрешении, и не имех времени и доселе та исправити, еще же и не имея достоверные, якову удобно в наших обителех мощно есть обрести.

Се якоже в зерцале святыни твоей от самого начала даже и до конца представих, каков мой труд во исправлении книг отеческих словенских с эллинногреческих, или вновь с онех на преведении на словенский язык бысть, яко превышше силы моея труд мой сей бысть, но по всему храмлющ есть и несовершен, за предреченные благословные вины, за няже не точию к выпечатанию, но ниже к преписанию на ином месте отнюдь суть неудобны, до совершенного с предостоверных эллинногреческих подлинников исправления».

Отметим, кстати, что старец обладал необыкновенным искусством письма, какое редко у кого можно встретить. В юности, например, он переписал книгу святого аввы Дорофея. Как она велика, а он уместил ее на 24 листочках бумаги; на каждой страничке у него выходило по 70 строк уставным письмом, тонко, как волос, и буквы не заплывали, но четко, чисто, оставляя края вверху, внизу и по сторонам, как следует. Когда один ученик, удивляясь, спросил у старца, каким пером писал он эту книгу, не голубиным ли, старец ответил: «Нет, гусиным».1

___
1 Этот абзац взят из Четверикова, I, с. 123. Факсимиле каллиграфии старца Паисия см. на с. 186.


Следующий выпуск: VI. Дальнейшие труды блаженного Паисия в молдавском монастыре Драгомирна.

 
ПОДПИСЬ СТАРЦА ПАИСИЯ.

 
Праведный иерарх Никифор (Феотокис), архиепископ Астраханский.

 
Вид изнутри монастыря Драгомирна.


5. МАРТИРОЛОГ
КОММУНИСТИЧЕСКОГО ИГА.

Епископ Аркадий.
ПАСТЫРЬ КАТАКОМБНЫХ ОБЩИН.

 
ЕПИСКОП АРКАДИЙ.
ФОТОГРАФИЯ СДЕЛАНА В 1922 ГОДУ.


Этот рассказ составлен на основе материалов, данных Братству преподобного Германа духовной дочерью епископа Аркадия Ириной Машиной, которая также предоставила фотографии и внесла исправления в главу 8 книги протопресвитера Михаила Польского «Новые мученики Российские», том II, стр. 84-87.


"Лисицы имеют норы, и птицы небесные – гнезда; а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову. А другому сказал: следуй за Мною".
Лк. 9, 58-59


Один из таких буквально последователей Христа в наши дни был смиренный пастырь паствы Христовой по имени Аркадий, что по-гречески означает "пастух". Он родился 25 апреля 1889 года и при крещении получил имя в честь святого Аркадия, сына святых Ксенофонта и Марии, память которых 26 января. Его отец, священник Иосиф Остальский, был арестован в 1922 году, заболел тифом, скончался в тюрьме во время следствия. Его мать, Софья Павловна, была благочестивая женщина и духовно поддерживала своего сына до самого конца своей жизни.

Подготовившись к службе в Церкви, молодой человек женился и стал священником, служил в храме в городе Староконстантинове Волынской губернии. Молодым священником он прибыл в мой город Житомир прямо с фронта в 1917 году и получил маленькую церковь в центре горда. Там организовал братство мирян в духе ранних христиан. А его супруга, у которой были мирские взгляды, оставила его и вышла замуж за большевика. Отец Аркадий спокойно дал ей развод и ушел жить к своей матери. Это дало ему возможность полностью посвятить себя церковному служению и пастве.

С силами и задором молодости он обратил свое внимание на защиту Православной веры, привлекая множество верующих своими пламенными проповедями. Каждое утро и вечер он совершал Богослужения. И эти страстные апостольские службы изливали поток горячей радости и веры на души гонимых христиан. Он весь горел. Он никогда не отдыхал и никогда не думал о себе.

Молитва отца Аркадия обладала большой силой. В нашей церкви во время служб не было никаких разговоров или движения, все молились сосредоточенно, как Батюшка в алтаре. Часто все в церкви непроизвольно падали на колени. Все пели.

С каждым годом гонения на Церковь усиливались, и верный пастырь переносил испытания и постоянно подвергался опасности. Чека преследовала верующих, повсюду закрывали храмы, и верующих выгоняли с работы просто из-за их религиозных убеждений. А отец Аркадий, постоянно горящий Небесным огнем, привлекал к себе все больше и больше верующих и объединял их в единодушной верности Богу.

Он сразу организовал братства мирян с целью донести Христианство страждущим русским людям. Я была членом Свято-Николаевского братства. Мы все горели энтузиазмом. Тех, кто хотел вступить в братство, принимали торжественно, они давали обет выполнять цели братства; требовалась, прежде всего, преданность чистоте Православия – никогда не отказываться от него даже под угрозой смерти, во-вторых, ношение скромной одежды, потом пощение и так далее. Принятие в братство проводилось очень торжественно. Все должны были провести необходимую подготовку для исповеди и принятия Святого Причастия. Потом все оставались в церкви, и до чтения евангелия мы должны были повторять слова, которые говорил отец Аркадий – правила братства – и подтверждать их клятвой. Потом нам все давали большие зажженные свечи, которые мы должны были хранить до смерти. Потом мы принимали Святое Причастие.

В нашем братстве было несколько групп: одна группа – миссионерская, которую вел сам отец Аркадий и целью которой было бороться с сектантами, атеистами и живоцерковниками; потом была группа певчих, группа, которая посещала больницы, заботясь об одиноких больных и бедных многодетных семьях, потом похоронная группа, в чьи обязанности входило не только наблюдать, чтобы верующие были похоронены согласно церковному обряду, но также доставать гробы и доставлять их на кладбища, и, поскольку время было очень трудное, часто мы должны были тащить гробы на маленьких повозках или санках на кладбище и даже копать могилы. Не забывайте, какие это были исключительно тяжелые годы! Была также группа благотворителей.

Сначала у отца Аркадия было две церкви – маленькая Благовещенская и побольше, посвященная Трем Святителям, которая раньше была семинарской, а другие здания семинарии занимали различные учреждения. Когда деятельность братства стала слишком заметной, его членам повезло получить бывшую старообрядческую церковь святого Игнатия Богоносца, где мы просуществовали до 1937 года, но в том году церковь закрыли, и члены братства стали собираться в кладбищенской церкви. В братстве было два священника – отец Иулиан Красицкий, который позднее был вынужден бежать, и отец Иоанн Сиров, остававшийся до самого конца и тайно совершавший службы. Так, он крестил моего ребенка в 1939 году, хотя за это могли немедленно выслать. Но Бог хранил его, и я общалась с отцом Иоанном до прихода немцев.

В 1921 году вышел указ патриарха Тихона, запрещавший давать церковные сосуды в руки неверующих, особенно святые потиры, освященные благодатью Господней. Отец Аркадий как преданный сын Церкви последовал призыву Патриарха и не выдавал церковные ценности. Но сатанинская власть делала свое злое дело. Однажды, сразу после Божественной литургии, отец Аркадий был арестован агентами чека. Это было в 1922 году, в пасхальную седмицу. Когда чекисты его забрали, толпа людей двинулась за арестованным отцом Аркадием к зданию чека. Чекисты схватились за винтовки и со злостью стали кричать: "Расходитесь по домам, или начнем стрелять!" Все молчали, теснее прижимаясь друг ко другу и затаив дыхание. И тогда вперед выступила монахиня по имени Серафима и храбро сказала: "Нет! Мы не уйдем, пока вы не освободите отца Аркадия или не арестуете нас всех вместе с ним". Тогда солдаты опустили оружие. Мы стояли стеной, и они начали заталкивать нас в здание чека. Толпа была огромной, и, арестовав тридцать пять женщин и семнадцать мужчин, им пришлось закрыть двери. Нас посадили в подвал. Среди нас были руководители хора, и темное здание сразу наполнилось пасхальными песнопениями. Тогда нас выгнали во двор рядом с гаражом и начали по одному допрашивать, а потом вытолкнули на улицу. Нам давали подписать бумагу, что отец Аркадий начал мятеж, но никто ее не пописал. Потом к бумаге сделали приписку, что люди сами отказались покидать своего духовного отца. И это подписали все до единого, как сговорившись. Среди арестованных были молодые девушки по шестнадцати лет, включая меня, и мы подписали.

Известие об аресте отца Аркадия мгновенно распространилось по городу, и в здание чека понесли бесконечное количество передач с едой для него. Хватило и всем арестованным, и даже охранникам.

Тем временем отца Аркадия допрашивали по поводу восстания и отказа выдать церковные ценности. На открытый суд созвали много свидетелей. Они все говорили одно и то же, описывая отца Аркадия как прекрасного человека, бескорыстного, посвятившего всю свою жизнь единственно служению Богу и людям. Было приведено много примеров его доброты и исключительного самопожертвования. Против него не было ни одного свидетельства. Но судья, молодой, очень гордый и самоуверенный, с циничной откровенностью заявил, что все описание отца Аркадия, данное свидетелями, его не оправдывает, а скорее отягощает выдвинутое против него обвинение, так как идеи, которые он проповедует и воплощает в жизнь, противоречат идеалам советской власти, и такие люди не только не нужны советскому правлению, а исключительно для него опасны.

Сначала отца Аркадия приговорили к смертной казни, а потом дали пять лет тюрьмы. Он отсидел более двух лет в нашем городе Житомире, что немного облегчило его судьбу, так как между ним и нашим братством был постоянный контакт. В конце 1924 года его освободили по амнистии. В тюрьме его полюбили не только узники, но и охранники, благодаря чему ему несколько раз удалось причастить осужденных, которых потом выводили на расстрел. Много душ он спас. И, конечно, он помогал своим сокамерникам едой, которую ему передавало наше братство.

В сентябре 1926 года отец Аркадий был хиротонисан во епископа Лубенского, викария Полтавской епархии, но в своей епархии не был.

По пути к своей пастве, когда прибыл в город Лубны, был арестован и сослан в Казань, откуда ему удалось сбежать.

В 1928 году владыка Аркадий нелегально поселился в Ленинграде, где встречался с нашими (катакомбными) иерархами, проводил тайные Богослужения на Киево-Печерском подворье и вдохновлял катакомбные братства.

Потом он уехал в Москву, где был арестован и посажен в злославную Бутырскую тюрьму, а позднее отправлен в Соловецкий концлагерь. Свидетель вспоминает триумфальное совершение отцом Аркадием Божественной литургии в Москве: церковь была залита светом, и среди множества любящих и внимательно слушающих верующих стоял молодой архипастырь, и повсюду была духовная радость, красота и возвышенная молитва. А потом вдруг – ужасная ночь на железнодорожном вокзале, его высылка на Соловки. Через толпу женщин, которые собрались, чтобы проводить его, группа вооруженных красноармейцев провела епископа Аркадия в тюремный вагон, отгороженный колючей проволокой, и потом в следующий раз мы увидели любимого пастыря, когда он трижды благослови нас через решетку тускло освещенного окна движущегося поезда. Когда он вернулся из Соловков, в начале 1937 года, он был почти неузнаваем – седой старик.

Председатель нашего братства княгиня Наталья Ивановна Оржевская и другие проделали весь путь до Соловков, чтобы получить разрешение повидать его, но им не разрешили даже принять от него благословение. В большой комнате стояли два ряда столов. В одном ряду за столами сидели посетители, в другом – узники. Между рядами взад-вперед прохаживалась целая толпа охранников, производя такой шум, что приходилось буквально кричать, чтобы быть услышанными. И, конечно, им не разрешили приблизиться, чтобы получить благословение из-за "опасности инфекции". Годы спустя епископ Аркадий рассказал, что ему предлагали добровольно остаться на Соловках в должности кассира и даже обещали прекратить постоянную слежку при условии, что он откажется от сана, но он предпочел жизнь, полную лишений, сохраняя в сердце Господа Бога.

После освобождения с Соловков епископу Аркадию не выдали обычное советское свидетельство личности, без которого само существование человека становилось нелегальным, и это обрекло его на постоянные скитания. Ему, однако, удавалось тайно посещать свои катакомбные братства. Несколько раз он навещал свою мать в Житомире, где его приезды всегда вдохновляли и поддерживали и священников, и нас, грешных.

Фактически наше Свято-Николаевское братство после 1922 года было лишено постоянного руководства, но нам удалось продержаться до 1937 года, когда была закрыта последняя церковь и, конечно, братство не было зарегистрировано, но оставшиеся его члены продолжали собираться в часовне на кладбище. Когда епископ Аркадий тайно посетил Киев, виделся со схиепископом Антонием. Передвигался он, как правило, ночью, чтобы не вызывать подозрений, и побывал даже в Грузии и Сибири, но позже снова был арестован. Вся жизнь его была в страданиях за Христа. Едва успевал вернуться из одной ссылки, как в тот же месяц его арестовывали и снова ссылали. Между свободой и ссылкой не было большой разницы.

Когда он давал свои монашеские обеты целомудрия, послушания и нестяжания, это было как у его покровителя преподобного Аркадия Вяземского и Новоторжского.1 Святой Аркадий, Христа ради юродивый древней Святой Руси, бездомный, вел скитальческую жизнь, часто молясь на одном большом камне. Сейчас, став в своих скитаниях новым бездомным Аркадием распятой Святой Руси, разве мог он не остановиться на месте монастыря его святого в городе Вязьме? И почитая камень, на котором древний аскет стоял на коленях в молитве, современный исповедник должен был осознать, что он был лишен даже холодного камня, на котором мог бы на какое-то время остановиться и помолиться.

___
1 Память совершается 28 января, 11 июня и 14 августа.


Однажды, когда его силы были подорваны постоянным одиночеством, бездомностью и страхом за будущее, тайно пребывая в Москве, епископ Аркадий поддался искушению повидаться с митрополитом Сергием. Чтобы это сделать, ему пришлось пройти через большие трудности и опасности. А когда он, наконец, увидел митрополита Сергия и рассказал ему о своей ситуации, последний, не слушая его, резко спросил: "Вы зарегистрировались в ГПУ? Пока там не зарегистрируетесь, я говорить с Вами не буду". Когда владыка Аркадий выходил из кабинета митрополита, то отметил, что и у митрополита Сергия, и у всех его священников был сытый вид и хорошая одежда, а, когда он посмотрел на людей, ожидавших у кабинета в надежде увидеть митрополита и получить от него помощь и поддержку, таких нуждающихся, несчастных, он понял, что у него другой путь и что он должен продолжать свои злополучные скитания. И он ушел...

Над ним было широкое звездное небо, в сердце у него был мир. Он был лишен всего, что может быть у человека. Но никто не мог лишить его того, что горело в его сердце пастыря! Ибо он был пастырем катакомбной паствы Христовой, и в нем горел огонь чистого Православия, и он смело продолжал свой путь, раздавая Хлеб Жизни своим братьям о Христе, разбросанным, как звезды над ним, по широким просторам русской земли. Так, наконец, в 1937 году он оказался в Калуге, где 22 сентября был арестован и пропал навеки. Это были годы ежовской чистки, когда многие исчезали бесследно, и катакомбная Церковь ушла в глубокое подполье, не обнаруживая никаких следов своего существования до наступления угодного Богу времени, когда из ее груди воссияет на весь мир ослепительная слава русских катакомбных святых...

Святый новомучениче Аркадие, моли Бога о нас!

 
Монастырь преподобного Аркадия на реке Вязьме.

 
Фреска с изображением преподобного Аркадия, молящегося на своем камне, в нише перед находящимся там подлинном камне, на котором молился этот юродивый.


6. Православная библиография.

 

Иван Васильевич Киреевский.


ЕВРОПЕЕЦ И МОСКОВИТ: ИВАН КИРЕЕВСКИЙ И ПРОИСХОЖДЕНИЕ СЛАВЯНОФИЛЬСТВА, Эбботт Глисон. Издательство Гарвардского университета, Кембридж, Массачусетс, 1972. 376 страниц.

ИЗ ВСЕХ литературных деятелей России XIX века, которых можно всерьез считать православными, и в частности среди тех, кто имел какое-либо отношение к великому источнику православного просвещения, Оптиной пустыни, никто так глубоко не проникся духом Православия и не увидел его огромного значения для современного мира как И. В. Киреевский (1806–1856). Ближе всего к нему по духу был его близкий друг А. С. Хомяков, чьи сочинения он высоко ценил; но тесная связь Киреевского со святоотеческим духовным возрождением в России XIX века и его глубокий философский ум придают ему уникальное значение, которое до сих пор оставалось в значительной степени непризнанным.

«В его лице, — как точно заметил профессор И. М. Концевич в своей превосходной статье о Киреевском («Оптина пустынь и ее время», с. 201–222), — встретились западная философская традиция с традицией Восточной Церкви». Иными словами, все, что подразумевается под западным «просвещением» или «современным знанием», вместе с его раздробленным и разрушительным воздействием на человеческую душу, встретилось со всей традицией Церкви Христовой в ее чистейшей форме того времени – Богоносными старцами Оптиной пустыни. Киреевский, как и почти все русские интеллектуалы и писатели своего времени, был православным сначала лишь номинально, бессознательно, и искал в университетах Европы то просвещение, которого, как он считал, не существовало в Православии. Лишь после того как он досконально усвоил эту философию и принял кризис современной европейской жизни и мысли как свой собственный, он вернулся к Истине Православия (под влиянием собственной жены, духовной дочери преподобного Серафима Саровского и архимандрита Филарета Ново-Спасского монастыря), и здесь он нашел полный ответ на кризис европейского и современного человека.

Зрелая православная философия Киреевского содержится главным образом в его трех основных эссе: «В ответ А. С. Хомякову» (1838), «О характере Просвещения Европы и его отношении к Просвещению России» (1852) и «О необходимости и возможности новых начал для философии» (1856).

В этих статьях содержится тонкий и глубокий анализ всей сущности и хода западной мысли с IX по XIX века, начиная с искажения веры, когда «Рим поставил силлогизм выше сознания всего Христианства», в результате чего «сначала развилась схоластическая философия внутри веры, затем произошла реформация веры, и, наконец, философия вне веры». В римском сознании, с его отступничеством от Православия, «внешняя логика возобладала над внутренней сущностью вещей», что привело к целой сети искаженных взглядов, убеждений и практик, от чистилища и папской непогрешимости до духовного «самодовольства» и подмены убеждений мнением, что отличает римский католицизм от Православия. Киреевский точно понимал, что различие между Православием и западными конфессиями заключалось не только в вере и практике, но и в совершенно непримиримых способах мышления, и двумерному рационалистическому взгляду на папство он противопоставлял «глубокую, живую и чистую любовь к мудрости святых Отцов», и в частности духовную философию (совершенно неизвестную на Западе) восточных Отцов, живших после X века, которая является «философией, непосредственно и чисто Христианской, глубокой, живой, возвышающей разум от логического механизма до более высокого, нравственно свободного видения». В качестве источника этого знания он противопоставлял мертвым академиям Запада православные монастыри – «эти народные школы и высшие университеты религиозной сферы».

В этих прозрениях Киреевский предвосхитил и достаточно подробно и философски выразил то, что говорили наши чуткие православные мыслители, излагая различия между подлинным Православием и псевдохристианством современного Запада; и это отнюдь не только русские рассматривают этот вопрос в таком свете, о чем ясно свидетельствуют труды Фотия Контоглу и Александра Калимироса.

Для Киреевского такие прозрения были не просто пустыми размышлениями; это была живая Истина, Которая превратила его в активного защитника Православия против господствующих в России течений западных идей. Вместе со старцами Оптиной пустыни и митрополитом Филаретом Московским Киреевский стал одной из ключевых фигур, сумевших развеять распространенное тогда увлечение латинским образом мышления и вернуть основное течение русской церковной традиции к чистым истокам Православия по стопам блаженного Паисия (Величковского).

Проект окончательной правки, перевод на русский язык. Печать славянских святоотеческих переводов старца Паисия (которые до этого оставались в основном в рукописном виде) осуществлялась главным образом двумя людьми: старцем Макарием Оптинским и Иваном Киреевским. Всегда опираясь на духовный и Богословский авторитет старца Макария и митрополита Филарета в исправлении и толковании текстов, Киреевский, тем не менее, принимал полное участие в их подготовке, и его Богословская и духовная осведомленность была настолько велика, что порой его взгляды преобладали над их. Он хорошо знал греческий язык и выверял тексты даже таких выдающихся Отцов Церкви как преподобный Исаак Сирин и святитель Григорий Палама по греческим оригиналам и вносил необходимые исправления. Он был чрезвычайно точен в переводе, стремясь «создать подлинный философский язык, согласующийся с духовным языком славянских и греческих духовных писателей».

Однако, несмотря на важность анализа Киреевским западного мышления и его трудов по публикации святоотеческих источников Православия, пожалуй, наиболее важным аспектом его мысли является тот, который до сих пор наименее оценен. Благодаря своему увлеченному чтению и глубокому пониманию трудов святых Отцов он пришел к убеждению, что содержащееся в них учение является ответом на все вопросы, которые люди тщетно задавали современному «просвещению», что современному человеку не нужна никакая «философия» помимо философии святых Отцов, что православное мировоззрение всеобъемлюще и вовсе не является сферой исключительно Богословов или Богословия, оторванного от жизни. Таким образом, Киреевский заложил основу «новых принципов философии» – Христианской философии «целостности», которую можно найти в трудах святых Отцов. В Оптиной пустыни он увидел эту философию на практике, и это освободило и вдохновило его собственную мысль, которая и сегодня обращается к нам, живущим в мире, управляемом порочной западной привычкой к абстрактному знанию, с неизменной свежестью.

Абстрактное знание, ясно понимал Киреевский, порождает «отрыв от реальности». В противоположность этому, «живые истины — не те, которые составляют мертвый капитал в уме человека, которые лежат на поверхности его ума и могут приобретаться внешним учением, но те, которые зажигают душу, которые могут гореть и погаснуть, которые дают жизнь жизни, которые сохраняются в тайне сердечной». Познание Истины должно быть бытием в Истине, и это работа не только ума, но и всего существования человека. «Духовное просветление», в отличие от логического знания, связано с нравственным состоянием души и поэтому требует аскетического труда и нравственного напряжения. В отличие от внешнего знания, его сохранение требует постоянной борьбы, ибо «его можно погасить в себе, если постоянно не поддерживать огонь, которым оно было зажжено». «Главная отличительная черта православной мысли заключается в том, что она стремится не к упорядочиванию отдельных понятий в соответствии с требованиями веры, а скорее к возвышению самого разума над его обычным уровнем, к стремлению поднять сам источник понимания, сами средства мышления до сочувственного согласия с верой». Таким образом, нет конфликта между «верой» и «разумом», который терзал западный ум, чей рациональный анализ находит «самопротиворечия в самой вере». Православная мысль характеризуется прежде всего своей целостностью: «Главная характеристика верующей мысли состоит в стремлении собрать все силы души в одну силу. Необходимо стремиться к той внутренней концентрации бытия, где разум и воля, чувства и совесть, добро и Истина, чудесное и желанное, справедливость и милосердие, и весь спектр разума сливаются в единое живое единство, и таким образом восстанавливается сущностная личность человека в ее неделимости.

Читатель рецензируемой книги, как следует отметить, не найдет в ней удовлетворительного изложения этих вопросов. О книге можно сказать, что она предлагает адекватное описание внешних событий жизни Киреевского, основанное на обширном исследовании русских биографических источников; однако автор, будучи типичным рационалистическим ученым, для которого Православие совершенно чуждо, совершенно не уловил дух, двигавший Киреевским. Он совершенно упускает суть, считая, что главное значение Киреевского заключается во «влиянии», которое он оказал на Соловьева и других, кто совершенно неверно истолковал Киреевского. Автор оценивает «карьеру» Киреевского исключительно по внешним меркам и считает его «неудачником», тогда как на самом деле, исходя из православных положений, которые он сам ценил превыше всего, он, вероятно, был самым «успешным» русским светским интеллектуалом XIX века! В своем незнании православной духовности и феномена православных старцев автор сожалеет о «жалкой зависимости» Киреевского от старца Макария (без благословения которого он не сделал ничего важного и которому передавал свои статьи на критику до публикации) и видит в истинном покаянии, смирении и Богобоязненности Киреевского в последние годы «отступление от мира» и «непреодолимое чувство вины и неудачи».

Вполне возможно, что только в наши дни обращение Киреевского наконец будет услышано. Мы, последние христиане, находимся в окружении искушений гораздо худших, чем те, с которыми столкнулся он, и среди нас нет Богоносных старцев и великих Богословов, которых он знал. Мы знаем, что не можем доверять собственной Богословской мудрости, так же как не можем доверять собственному ощущению святости. И поэтому мы можем лишь благодарить Бога за то, что Он дал нам в эти последние дни таких великих светил святости и Богословия как старец Паисий, оптинские старцы и митрополит Филарет Московский, а также благочестивый мирянин Иван Киреевский, которые столкнулись и решили основные духовные и интеллектуальные проблемы, которые сегодня еще более остро стоят перед православным верующим. Да будут их слова и пример поистине плодотворны среди нас!


ЗАЯВЛЕНИЕ О ПРАВЕ СОБСТВЕННОСТИ. УПРАВЛЕНИЕ И РАСПРОСТРАНЕНИЕ.

(Акт от 12 августа 1970 г.; Отдел 3685, Раздел 39, Свод законов США.)

1. Название издания «Православное Слово».

2. Дата подачи: 8 октября 1973 г.

3. Периодичность: раз в два месяца.

4. Местонахождение известного офиса издания: Бигам Гордж Роуд, Платина, Калифорния 96076

5. Местонахождение штаб-квартиры или основных офисов издательства: то же, что указано выше.

6. Имена и адреса издателя, редактора и ответственного редактора: Издатель: Братство преподобного Германа Аляскинского, Платина, Калифорния. Редакторы: отец Герман и отец Серафим, оба из Платины, Калифорния. Ответственный редактор: отец Серафим, Платина, Калифорния.

7. Владелец: Братство преподобного Германа Аляскинского, Платина, Калифорния. Отец Герман (Глеб Подмошенский) и отец Серафим (Евгений Роуз), Платина, Калифорния. 96076

8. Известные держатели облигаций, ипотечные кредиторы и другие держатели ценных бумаг: Нет

9, 10. Для заполнения по желанию. Не применимо.

11. Объем и характер обращения.

Средн. кол-во каждого выпуска за последние 12 мес. Фактич. кол-во последнего выпуска.
A Общее кол-во Напечатанные копии (чистый тираж).


2176


2195
B Платный тираж.
1. Продажи через дилеров и курьеров, уличных торговцев и прилавочные продажи.
2. Почтовая подписка.






138

1349






138

1445
C Общий платный тираж.
1577
1583
D Бесплатное распространение по почте, курьером или другими способами.
1. Образцы, бесплатные и другие бесплатные материалы.
2. Распространяется через информационных агентов, но не продаётся.









83





—









74





—
E Общий тираж (сумма C и D).
1560
1657
F Офисное использование, остатки, неучтенные, испорченные после печати.




516




438
G Общий тираж (сумма E и F).
2176
2195

Подтверждаю, что приведенные мной выше данные верны и полны.
Отец Серафим.

 


Свято-Германовский календарь на 1974 год.

Цена: 3.00 доллара. Заказать можно по адресу:

Православное Слово, Платина, Калифорния 96076