С полуслова, или Раз ступенька, два ступенька...

С. с благодарностью за сюжет


«...переводчик поэта должен быть сам поэтом...»
«О стихотворных переводах»
Н. Гумилёв


Красивым октябрьским днём посреди буйного листопада в Сигулде на скамье, приютившейся на небольшой площадке на подъёме высокой бесконечной лестницы, идущей на вершину крутого высокого холма, сидит женщина.

Вокруг неё – лес высоких деревьев.

Деревянная лестница в почти 400 ступеней поднимается вверх под крутым углом, и с площадки не видно ни её начала где-то внизу, ни конца где-то вверху.

Вдоль ступеней густо растут в основном лиственные деревья, свободолюбиво и обильно сбрасывающие с себя пожелтевшее и покрасневшее одеяние. Земля у подножия тёмно-зелёных замшелых от сырости стволов сплошь усыпана листьями.

Ни один нормальный человек просто так не полезет по такому сооружению, если только он не турист, бродящий по красивым местам в поисках экзотических картинок и необычных впечатлений, или не совсем молодой человек в компании друзей, ищущих новизны и развлечений.

Это Сигулда, которую шаблонно с чьей-то лёгкой, а точнее, нелёгкой руки называют латвийской Швейцарией. Хотя какая это Швейцария? Это Сигулда. Проще говоря, довольно обширная территория, усеянная, по словам туристических буклетов, «ландшафтными возвышенностями». А ещё проще – ну, очень красивое место километрах в пятидесяти от Риги – в долине своенравной и коварной реки Гауи.

Путешествие по этой живописной, но трудноодолимой площади земли с невероятным вздыбленным рельефом, заполнено в основном взбиранием на одну крутую «возвышенность» и последующим спуском с неё, то есть бесконечным повторением всё тех же однообразных движений по неисчислимым ступеням аккуратных деревянных лестниц.

Рижане любят ездить сюда по выходным в чистые и ясные дни золотой осени полюбоваться обильным листопадом и панорамными видами на разноцветную мозаику крон и ветвей.

Здесь, в открытых и относительно ровных местах парка, забравшись в пушистую перину опавших за ночь и не убранных с утра кленовых листьев, любят фотографироваться девочки-подростки, обеими руками вздымая вверх огромную золотую волну, которая летит вниз обильным водопадом и оседает на легкомысленных и одурманенныных стреотипами головах.

Ездят сюда и в солнечные весенние дни, во время пылающего цветения лилово-фиолетово-белой сирени, вспоминая Вознесенского с его

«(А Сигулда вся в сирени,
как в зеркала уроненная,
зелёная на серебряном,
серебряная на зелёном.)»

Вот и наша путешественница с мужем и сыновьями приехала сюда погулять и посмотреть на многокрасочные высокохудожественные пейзажи под голубым небом в воскресный день, когда Сигулда оказалась переполненной такими же, как и они, праздношатающимися бездельниками.

Десятилетний и двенадцатилетний мальчики сразу с большим энтузиазмом, обгоняя один другого, начали восхождение на первую же лестницу – недалеко от знаменитой неглубокой, ютящейся в песчанике пещеры Гутмана с ручейком и с разноязыкими покрытыми мхом граффити, сохраняющимися уже много столетий.

Родители, конечно, не бегом, но в приличном темпе ступенька за ступенькой следовали за детьми. Несколько лестничных пролётов семейство дружно в высоком темпе одолело полным коллективом.

Но миновав ступеней двести и добравшись до очередной площадки, мать семейства поняла, что ей необходимо как следует отдышаться.

Поэтому, сделав несколько последних шагов и завидев долгожданную скамью, она с облегчением выдыхает и садится на неё.

Её спутники устраиваются рядом, но мальчишки быстро восстанавливают дыхание и решительно начинают подниматься всё выше и выше по лестнице, конца которой не видно. Им обязательно надо поскорее достичь вершины.

Отец спортивным выверенным шагом устремляется вслед за ними – не отпускать же детей одних в глубь, хоть и туристического, но леса. Вскоре они скрываются из маминых глаз, и голоса их удаляются.

Однако она ощутимо устала, а потому решает ещё немного расслабиться.

Мать семейства сидит и смотрит на нарядные разноцветные ветви деревьев, на бегущие ввысь  и вниз ступеньки и по сторонам.

Ей вспоминается, как она гуляла здесь в детстве с родителями и с одноклассниками. Так и видится ей майская школьная вылазка на природу, совершённая в её пятнадцать. Перед глазами встают элегантные, но иезуитские босоножки на шестисантиметровых тонких каблуках.

Она смотрит на свои кроссовки и невольно вздыхает о юности с её беззаботностью и легкомыслием. «И где была моя голова? – спрашивает она себя. – Поехать носиться по всем сигулдским лестницам на шести сантимертах!»

Но тут же думает, что все эти спуски-подъёмы были очень легки и просты, а высота каблуков воспринималась бездумно и припеваючи.

Тогда такие поездки совершались на электричке.

Сегодня же они приехали в Сигулду на машине.

Дадим героине наконец имя и назовём её Ириной. Она пытается подсчитать количество километров, которые приходилось преодолевать в течение променада. Те давние путешествия включали в себя и путь по городку от железнодорожной станции, и длинный переход вдоль шоссе, и пересечение моста через Гаую, и проходы по всем лестницам от пещеры Гутмана до средневекового замка из красного кирпича, и возвращение на станцию.

Удовольствий и впечатлений было много, но уставшие ноги после всех перемещений и издевательств гудели и стонали, а чувство изнеможения не покидало ещё пару дней.

Память преподносит ей находившуюся по всем «раз – дощечкам, два – дощечкам» раскрасневшуюся Лильку Мотылькову, которая демонстративно и беспомощно уселась на очередную ступеньку и заявила одноклассникам, что дальше не пойдёт и пусть они делают, что хотят, но она не сдвинется с места. Красавица-страдалица стоически вышагивала по всем лестницам на семисантиметровых каблуках.

Теперь релаксирующая путешественница формально относится к дамам бальзаковского возраста. Беспощадный автор «Человеческой комедии» одарил этим названием женщин за тридцать. Но в наши дни временные рамки весьма ощутимо сдвинулись вперёд и этот критический возраст имени французского классика ушёл в категорию «за сорок». Ирина, находящаяся на полпути от тридцати к сорока, невыносимо устать вроде бы и не должна, но, вопреки предположениям, уже чувствует настойчивое желание сделать передышку подлиннее.

Она уверена в том, что может позволить себе побыть здесь ещё пару-другую минут – дети с отцом найдут, чем заняться наверху, и подождут её.

К тому же сначала на соседней скамье сидела и отдыхала пожилая пара с сувенирными покрытыми лаком жёлтыми костылями с красными и зелёными полосками. В руках у путешественницы – тоже маленький, размером с ученическую линейку, сувенирный костылик, купленный по просьбе сыновей на память.

После Ирининого появления супруги, немного помедлив, отправляются наверх, опираясь на забавные яркие трости. Идти сразу вслед за ними путешественнице не хочется. И она делает паузу, чтобы не ползти «на плечах» у других людей. Ей нужно оставить небольшой зазор, чтобы те достигли хотя бы следующего пролёта.

Снизу на лестнице раздаются голоса. По мере приближения их носителей Ирина оттягивает момент, когда надо будет встать – ей не хватило пары минут для отдыха.

По отдельным словам ей становится понятно, что поднимаются двое мужчин и говорят они по-немецки.

Ирина немецкого не знает.

В её арсенале – изучавшиеся ещё в школе английский и латышский языки и в придачу университетские циклы тех же английского и латышского, а ещё старославянского, древнерусского, польского, немного чешского и латыни, куда же без неё.

Она невольно слышит разговор, судя по тембру, пожилого и молодого мужчин.

На немецком Ирина умеет поздороваться и проститься широко известными «Гутен Морген» и «Ауф Видерзеен», в довесок к этому в её запасе пылятся стандартные «Хенде Хох», «Цурюк» и «Гитлер Капут», почерпнутые из кинофильмов.

А ещё она умеет промурлыкать по-русски: «Ах, мой милый Августин, Августин, Августин».

На этом её небогатый околонемецкий лексикон заканчивается.

Поднимающиеся снизу путники очень словохотливы и, несмотря на то, что на последних ступенях перед площадкой начинают тяжело и прерывисто дышать, беседы не прекращают.

По интонациям Ирина чувствует, что люди тоже сникли, сильно запыхались и с трудом хватают воздух, мечтая поскорее добраться до скамьи, чтобы посидеть, вытянув ноги, и перевести дыхание.

И тут она слышит фразу, которую как успокоение произносит, судя по тембру голоса, старший из мужчин, обращаясь к другому, более молодому.

– Назад идти будет намного легче, – приободряет он своего спутника.

Услышав эту животрепещуще-актуальную, произнесённую по-немецки фразу и не дожидаясь появления товарищей по несчастью, Ирина встаёт и отправляется наверх, недоумённо приговаривая про себя: «И как я это поняла?»

Отдохнувшая путешественница поначалу идёт довольно легко и пытается разгадать то ли психологическую, то ли лингвистическую загадку – «Как?»

Одолев десяток ступеней, она вспоминает: «Там вроде „цурюк“ слышалось. С „назад“ всё ясно».

«И ничего тут странного нет, – поразмыслив, говорит она себе через сотню „раз – дощечек“, и начиная чувствовать сопротивление напряжённых мышц, – побегай так – и на суахили заговоришь».

За несколько метров до окончания экзекуции она окончательно погружается в когнитивную лингвистику и добавляет: «Всё равно наши предки когда-то сидели на общем индоевропейском дереве и говорили на одном языке!»


* Песня «Вместе весело шагать»
Музыка В. Шаинского
Слова М. Матусовского


«Комплимент» – Рига, 2025.