Vagina Evropy. 7

- 7 -
 С любовью бороться всё равно что вить верёвку из песка. Но что делать если ты дочь ярла, а предмет твоих воздыханий жалкий раб? Родичи не допустят позора. Предки, перевернутся в могилах.
 Кэйа боролась с постыдным чувством к Эльфусу. Если бы батюшка не принял в дом чужеземного скальда, ей было бы проще вырвать преступную любовь из сердца. Однажды девушка осмелилась попросить удалить чужеземца из дома. «Почему?» - спросил Хард. На этот вопрос Кэйа не смогла дать ответа, убежала со слезами на глазах. Старик пожал плечами — попробуй, пойми этих женщин. Целой жизни не хватит. Лишаться умелого слуги из-за бабской блажи глупо.
 Через день Кэйя пришла к отцу и заявила, что хочет уехать к тётке в Намсус. Разговоры об этом возникали довольно часто, но всякий раз дочь была против. Хард удивился внезапной перемене. Сестра несколько раз настойчиво намекала, что судьба племянницы ей не безразлична и у неё на примете есть несколько славных женишков для «несчастной девочки».  Хоть конец октября время для дальних путешествий не самое подходящее, ярл легко согласился отпустить дочь.
 Болли, прослышав что младшая собралась в Намсус, вызвался сопровождать. «Что же - вполне разумное решение. Сидя дома, нужные знакомства не заведёшь. Заручиться благосклонностью дяди, сохранившего связи при дворе конунга, дальновидный шаг, - одобрил ярл поступок сына, - к тому же, Кэйя будет под присмотром». Так всем будет спокойнее.


 Овечий загон. С низкого неба льётся серый свет. Внутри ограды из жердей снег истоптан маленькими копытами и усеян катышками навоза, остатками сена. У тропинки, протоптанной к господскому дому, стоят Болли и Баран. У их ног крутится любимая сучка Харда Сказителя Герда. Баран кормит собаку кусками светло-красного мороженого мяса. Сука жадно ест, поджав облезлый хвост под впалый живот, благодарно, снизу вверх, заглядывая в глаза щедрого человека.
 Под навесом, крытым осиновой дранкой, франк рубит дрова. От спины работника валит пар. Болли хмурит брови. Раб дело исполняет скверно. Драгоценный топор застревает в лиственничных поленьях. Любой мальчишка сделает лучше. Рачительному хозяину не терпится проучить бестолкового работника. От вмешательства удерживает только важный разговор с умным Бараном. Ветер доносит слова норвежцев до раба, но беспокоиться не о чем. Франк не умнее дворовой собаки, понимает с десяток команд и умеет лаять только на своём языке.
- Ты сам должен это сделать, - говорит Баран сыну ярла, - пусть все видят, что ты мужчина!
- Хард мой отец. Отцеубийство страшный грех. Достаточно того, что он отречётся.., -нерешительно возражает Болли.
- Если он заартачится, что будешь делать? Старики бывают упрямы. Не боишься, что люди пойдут за ним, а не за тобой, пока у них будет выбор за кем следовать? - жёстко спрашивает Баран, заглядывая в лицо Гундосому. Сын ярла трусливо отводит глаза.
-Хорошо бы он погиб на охоте или в море.., - мечтает Красавчик.
-Смерть дама своевольная, -цинично хохотнул Баран, - приходит по своему произволу, если ей не помочь!
-Так помоги ей! Ты чужой в этих местах, и Хард тебе не отец! -вспылил Болли, испугался своих слов и закончил просительно, - Не хочу, чтобы люди меня считали повинным в его смерти.
«Но не прочь убрать «дорогого батюшку» чужими руками,- думает викинг, - выплыви грязная история на свет, ты первым постараешься избавиться от исполнителя». Конечно жаль, что Болли не удалось повязать кровью, но у хитроумного Барана есть предложение лукавому наследнику.
-Правда — это не то что произошло в действительности. Правда — во что поверят люди, - произнёс Баран глубокомысленно. Болли с озадаченным видом уставился на приятеля.
-Не темни. Говори яснее, - попросил он.
-Пусть все считают, что ярла убили его рабы,- предложил Баран, -смотри какой злодейский вид у этого лысого!
 Улыбка понимания просияла на лице нетерпеливого наследника.
-Понял!- вскричал он, -вы устраните Харда, а вину свалите на этих. Болли кивнул в сторону франка. - Потом вы убьёте злодеев, и все будут довольны.
- Тише, чего разорался, - насторожился Баран, - нас могут услышать!
Красавчик повертел головой. Никого. Только глупый раб продолжает терзать топором сучковатое полено.
-Кто нас тут услышит? - махнул рукой сын ярла. Болли замолчал, задумался. Тень сомнения легла на обезображенное лицо.
-Давай, всё это произойдёт в моё отсутствие, - предложил наследник, -так на меня никто не подумает, и сестру с отцовыми дружинниками из Хельге уберу. Справиться со стариком будет легче.
-Хорошо, - был вынужден согласиться Баран.
 Раб всё же сломал топорище и озадаченно уставился на дело рук своих. «Ну, что же ты, урод, делаешь? Кто так дрова рубит?» - закричал молодой хозяин и ринулся к бестолковому работнику, потрясая кулаками. «Побоится ударить», - подумал викинг. Мудрый Баран, как всегда, оказался прав.


 Из поднявшейся суматохи, сопутствующей всяким сборам в дорогу, Эльфус узнал, что молодая хозяйка скоро уезжает. За спиной Кэйи, Тофа громко рассказывала соседкам, что в Намсусе, куда отправляется девушка, живёт её тетя. Тётя мудрая женщина и непременно подыщет среди местных парней любимой племяннице подходящего женишка. Потом, понизив голос до громкого шёпота, сообщила, что с внешностью Кэйи особенно рассчитывать не на что, но будем надеяться. Девушка из славного рода. Её отец Хард Сказитель всё же ярл, имеет все основания на богатые родовые земли в Телемарке, и надо пообещать обильную жертву богу Фрейру, чтобы для нашего цыплёнка скорее нашёлся подходящий петушок. При этих словах Тофа двусмысленно ухмыльнулась и облизала жирные губы.
 Бабьи разговоры про будущее замужество Кейи стали Эльфусу неприятны. Он вышел из дому и долго ходил по морозу. Рубаху, подаренную хозяйкой, носить не пришлось. Когда Ода увидела его обновку, всплеснула руками, сказала, что они сумасшедшие, велела немедленно снять, спрятать и никому не показывать. Взамен дала добротную рубаху из сурового полотна. Эльфус поступил как ему велела старая служанка, но когда его никто не мог видеть, доставал дорогой подарок и зарывался в него лицом, чтобы ощутить едва заметный запах женщины.

 Вопреки всему глупая надежда вернулась в жизнь юноши. Эльфус с детства видел мало хорошего и думал, что в плену среди чужих и жестоких людей с ним ничего доброго не произойдёт. Но оказалось, что лютые норманны - обычные люди, как мы все - не дураки выпить, набить брюхо, ценят певцов и поэтов. На севере тоже можно жить! С тех пор как перебрался в дом ярла, Эльфус не ложился спать голодным.
 Как в нас возникает чувство? Откуда берётся? Отчего в твоих глазах здоровенная норманнская девица вдруг стала милой и привлекательной? Не думал об этом Эльфус, но сердцем потянулся навстречу её чувству, как полевой одуванчик за ласковым солнцем. Слова между ними не были сказаны. Зачем слова? Есть понятный каждому язык тела — взгляды, интонации, поступки. Эльфус не мог не видеть, как Кэйя на него смотрит, как слушает его пение, как заботится о нём. Что мог дать взамен? Разве свою постылую жизнь.
 Баня стоит на берегу ручья. Добротный сруб из лиственничных брёвен потемнел от топки по чёрному. Хард любит погреть старые косточки, каменка не успевает остывать. Какие-то инструменты Эльфус подобрал себе во время работы над арфой ярла. Пластинка моржового клыка величиною с детскую ладошку сохранилась от той же поры. Решение сделать подарок для Кэйи пришло внезапно. Работать ночью в бане ему никто не помешает. Кость резалась трудно, но мастер не унывал. Охваченный тем же огнём, что сжигал его, когда писались стихи, работал до утра. Жир в лампе успел выгореть несколько раз.


 Граф был собою доволен. Новое топорище вышло ухватистым. Это была первая вещь, которую смастерил сам, своими руками.
 Работа с деревом не мешала думать. Из обрывков разговора хозяйского сына с седоусым услышал, что против Харда затевается заговор. Осталось понять, что это принесёт пленникам. Вряд ли доброе. При нынешнем ярле к графу никто не лезет. Даже Болли вчера побоялся ударить. Трусливый крысёныш затаил злобу, но скоро он уедет. Монах и мальчишка последнее время ходят с довольными рожами. Похоже, неплохо устроились. «Нам бы зиму пережить, - думает Балдуин, - летом дадим дёру».
 Балдуин нанёс несколько ударов топором по воздуху. Воображаемые противники лишились голов. «С заговорщиками надо держать ухо востро. Бережёного Бог бережёт, - решил граф. «Хорошо бы присмотреться, как местные рубят дрова», - догнала суетливая мысль. Сделанное своими руками топорище ломать было жаль.

 Ода отругала Кэйю за рубаху из свадебного приданного, отданную рабу. Старая в самом деле считает, что пристойней, когда слуга в доме светит голым телом в прорехи, ходит в завшивленной одежде и воняет словно грязный козёл? Если отец приблизил к себе франков, пусть их отмоют и оденут приличествующим образом. Не в хлеву живут!
 Служанка была вынужденна согласиться с доводами молодой хозяйки. Франков отправили в баню и снабдили одеждой в соответствии с их новым положением.
 «Завтра корабль навсегда унесёт её из прежней жизни. Дочь ярла станет хорошей женой для настоящего мужчины. Она не выйдет из воли отца и старшего брата», - так думала девушка. Но когда Эльфус тайно покинул дом и явился только под утро, неожиданно для себя сильно расстроилась.
 Вечером за игрой в тавлеи юноша зевал. Хард даже пошутил: «Чего рот разеваешь, не собираешься ли ты, франк, подобно волку Сколь проглотить солнце?» «Нет, собираюсь проглотить твои фигуры на доске!» - дерзко отшутился Эльфус. Игру он выиграл, к огорчению старого ярла, но был вял и молчалив, несмотря на старания хозяина его растормошить. Ярл бросил попытки, призвал к себе монаха и затеял с ним скучный разговор о Боге и жизни после смерти.
 Кэйя в обществе Тофы и старой служанки сидела у очага и делала вид, что шьёт. Время тянулось медленно. Дрова в очаге превратились в угли. Тофе надоело слушать заумные мужские разговоры, она подала Харду вечерний кубок и увела спать. Кэйи показалось, что у Эльфуса радостно сверкнули глаза. Напустив на себя смиренный вид, притворщик попросил молодую хозяйку отпустить его. «Ступай куда и хочешь, - ответила резко Кэйя, - мне нет до тебя дела!» Юноша удивлённо взглянул на хозяйку, лицо его сделалось обиженным. Однако он смиренно поклонился и ушёл на половину, где жил вместе с другими слугами.
 У очага остались Кэйя, Ода и Михаил. Угли светились красным и источали блаженное тепло. Монах что-то нашептывал старой служанке, та удивлённо таращила на франка подслеповатые глаза. Кэйя искусала от досады губу до крови. Все разговоры женщин про мужское непостоянство разом зазвучали в голове. Госпожа не успела уехать, а презренный раб, до которого снизошли, уже завёл шашни на стороне! Все собственные, правильные мысли, выйти замуж на кого укажет отец, разом вылетели из головы, и захотелось выцарапать глаза неведомой сучке, что рискнула увести её мужчину.
 Кэйя отправилась на половину слуг. Чего тут такого, разве не обязанность хозяйки наблюдать за порядком в доме? Эльфуса на месте не оказалось. Девушка не стала жаловаться на дерзкого слугу, но от досады сломала гребень, купленный в Хайтабю и чуть не расплакалась от обиды и досадной утраты.

 Лежать в темноте и жалеть себя стало невыносимо. Ёжась от холода, девушка сунула босые ноги в сапоги, накинула на сорочку тёплый плащ. Как ни старалась двигаться бесшумно, разбудила Оду. Сон у старух чуткий. Старая спросила: «Дочка, ты куда?» «Спи, нянюшка! Ещё рано, - ответила Кэйя ласково, - скоро вернусь». «Надень шапку — застудишься!» - привычно проворчала нянька и провалилась в сон.
 Кэйя тихонько выскользнула из дома через женский вход в дальней стене. Этот ход не охраняли. От врагов на ночь крепко запирали на засов. «Запираться - глупость несусветная, - по мнению дочери ярла, - откуда в дыре на краю света взяться врагам? Если появятся посторонние, собаки перебудят весь Хельге».
 Звёздный ковш выплеснул в море расплавленное серебро растущей луны. Округлые склоны снежных гор мягко светятся в призрачном свете. Глубокие долины меж холмов, тени от домов и навесов кажутся чёрными дырами.
 Завтра корабль унесёт её к взрослой жизни. Кэйя попыталась представить себя мужней женой, хозяйкой дома и не смогла. Девушка обошла пристроенный к длинной стене дома хлев, в котором вместе со скотом жил страшный раб похожий на зверя. В лесу Кэйя ни одного хищника не боялась, но этого пленного франка старалась избегать.
 С вечера мело. На узкой тропинке, ведущей к бане, отчётливо читались свежие следы. Сердце молодой хозяйки из Хельге громко застучало. От волнения не могла понять, сколько человек здесь прошли — один или двое. Понимала — ревновать к рабу постыдно, но не смогла с собой справиться. Ноги сами принесли к закопчённому срубу.
 Потянула дверь. Ворчливо скрипнули деревянные петли. В предбаннике темно. Свет Кейи не нужен - всё хорошо знакомо с детства: слева от входа широкая лавка, где батюшка напарившись, любит лежать, стол, ещё лавка, справа - бадьи и кадки с водой, корыта для стирки, дверь в дровяной сарай, прямо - низкая, чтобы не выходило тепло, дверь в парилку с большой каменкой по чёрному.
 Самый страшный проступок, который может совершить раб — вступить в связь с замужней женщиной. Беда такому рабу, но слишком много на севере одиноких женщин, слишком по долгу ходят в чужих водах легкокрылые корабли с их мужьями. «Живое тянется к живому. Бабий век короток. Поминками по ушедшему мужу счастлива не будешь!» - говорила красивая Тофа, услышав про очередной скандал, и томно вздыхала, закатывая большие, коровьи глаза. Нянька сказывала, что Тофа стала жить с Хардом, потеряв двух мужей.
 Внутренняя дверь открылась легко — высохла от жара. Капелька смолы от резной, деревянной ручки прилипла к ладошке. Пахнуло теплом и запахом дров.
 Слабый свет. Жир в лампе почти выгорел, фитиль коптит. У печи скрюченная фигура. Юноша спит, уронив голову на высокий лиственничный чурбак, служащий ему рабочим столом. Инструменты упали на пол. Любимый один. Больше никого нет и никогда не было. «И не будет!» - решила девушка и тронула юношу за плечо.


 Ренгвальд Прямоногий из Хаделенда шестой сын великого конунга Харольда из дома Инглендов искал союзников. Старший брат Эйрик, за жестокость прозванный Кровавой Секирой, обвинил его перед отцом в ведовстве. От наветов в неправильном образе мыслей труднее всего избавиться. Чего скрывать, Ренгвальд искал тайных знаний, дающих власть над миром и людьми, и если бы нашёл, кровавый братец первым до смерти захлебнулся в собственной злобе.
 Год назад отец завершил начатое - разорил и сжёг поселения мятежных ярлов, считающих первого норвежского короля узурпатором. После битвы при Хафрсфьёрде уцелевшие враги укрылись на Оркнейских островах и продолжили сопротивление. Каждое лето пылали прибрежные поселения, присягнувшие новому властителю, пока терпение первого норвежского короля не лопнуло. Великий конунг организовал карательную экспедицию. В битве отличился Эйрик. Не многим мятежникам удалось уйти.
 Осенним днём к побережью Хаделанда подошло четыре драккара. Измученные воины сошли на берег. У Ренгвальда появились первые союзники в его борьбе с жестокосердным братцем — прежние противники отца, уцелевшие в резне на островах.

 «Стружка прилипла!»- Кэйя рассмеялась и тронула юношу за щёку. Костяные крошки отпали от лица. Огонь масляной лампы отразился в ласковых глазах девушки. Эльфус удержал пахнущую смолой руку и поцеловал в середину твёрдой ладони. «Потуши свет...»,- попросила Кэйя. Дальнейшее случилось само собой. Больше они не сказали друг другу ни слова. Юноша старался быть бережным, почувствовав, что он у Кэйи первый…
 Она почти сразу убежала. Эльфус едва успел сунуть в горячие от торопливой любви ладошки свой подарок — пряжку из кости в форме фигурок петушка и курочки, стоящих так близко, что сердце у них стало одно.

 За всё утро Кэйя ни разу не взглянула в сторону молодого раба. Болли взял с собой отцовых дружинников во главе с Гардом, оставив своих людей в Хельге. Хард немного удивился выбору сына, но не стал препятствовать. Гард верный человек, а единственная дочь старику дорога. «Надеюсь сестра устроит её судьбу, и Кейа будет счастлива!» - мечтал Хард.
 Наконец всё было готово. Ярл принёс жертву Ньёрду — покровителю моряков, благословил сына и дочь, и корабль отвалил от пристани. Выйдя на ветер, люди Болли поставили парус. Серое полотно надулось, корабль наклонился к стылой воде, набрал ход. Фигурка женщины на корме стала удаляться, и влюблённые расстались. Как оба думали навсегда. Белый снег падал из неба на воду и сам становился водой. Каждое мгновение настоящее превращалось в прошлое, намечая контуры будущего, которое было уже определено всем ходом прежних событий.


 Туман с моря съел снег с побережья, но не смог подняться по склонам гор. После первых заморозков трава полегла, лес стал прозрачным. Утром Хард с людьми собрался на охоту, но прискакал мальчишка и сообщил, что с Вороньей скалы заметили парус. Известие всполошило обитателей Хельге. Штормовой октябрь плохое время для визитов на север. Только крайняя необходимость могла выгнать людей в море.
 Одинокий корабль не такая сила, чтобы напугать Харда, если следом не придут другие. Каждое лето старый ярл ждал боевые драккары Косматого узурпатора. Их всё не было. Постепенно пришла надежда, что всё само собой рассосётся, и его оставят в покое. Кому он может угрожать? Сидел тихо в своём медвежьем углу, занимался торговлишкой. В набегах, как оркнейцы, участие не принимал. Видно не обошлось.
 Как на грех, сын отправился в Намсус, прихватив десяток его лучших воинов. Людей Болли, от греха подальше, сам сплавил с центральной усадьбы. Только седоусый Баран всё не ехал, каждый день придумывая новые предлоги, чтобы остаться. «Что за беду принесло к нашему берегу осеннее море? Пусть это будут торговцы, и всё обойдётся, - мечтал старый ярл,- Помоги нам, Тор!»

 Серое небо отражалось в серой воде. Корабль втянулся в Хельгфьёрд.
- Посмотри, сынок, глазки у тебя острые, какого цвета щиты на бортах? - спросил ярл Эльфуса.
-Белые, господин!
-Это хорошо! Но передай Калле - пусть его люди ко всему будут готовы. Не забывают посматривать за Вороньим Камнем. Ребята с дозора зажгут огонь, если заметят ещё корабли! - распорядился Хард. Юноша умчался. «Шустрый у меня слуга, - довольно подумал Хард, - и от священника толк есть. Хороших рабов мне Косоглазый Йон продал! Только лысого с мёртвыми глазами куда пристроить? Вояка он по всему видно опытный. Это и опасно. Пусть покамест овец сторожит!»
 Ярл осмотрел берег. Люди здоровяка Калле укрылись за изгородями. Слишком далеко от пристани! Помощник у него туповатый. Как телохранитель хорош, но командир из него никудышный! Но где других взять?
 Ветер с гор разгонялся по долине Хельге и гнал корабль пришельцев от берега. Людям в драккаре пришлось взяться за вёсла. Ярл Хард вдруг ощутил приступ голода. Старик вспомнил, что с утра во рту крошки не было. Словно прочитав мысли нового господина, из дома выскочил Эльфус, торопливо жуя на ходу. В руках кубок и кусок пирога. Хард благодарно улыбнулся расторопному юноше.
 «Орма позови!» - промычал хозяин, набивая рот. «Уже позвал. Вон идёт!» - шустрый помощник махнул свободной рукой в сторону спешащего к ним хромца, другой подал вино. Хард сделал большой глоток, задержал дыхание, удовлетворённо выдохнул. Жрец Одина в божественных причиндалах выглядел представительно и солидно. Не стыдно предстать пред очи гостей!


 Тент над палубой скрывал моряков. Людям на берегу это не нравилось. До Калли дошло, что расположил стрелков слишком далеко. Гремя железом, его людям пришлось ползти на новые позиции.
 Идиот! Сидел бы уж на месте. Хард спустился к воде. Эльфус словно приклеенный следовал за хозяином, прикрывая господина щитом. Брунни - сын Калле и два его брата с копьями в руках встали чуть впереди ярла. У мальчишек молоко на губах не обсохло, но вид представительный.
 Драккар подошёл к новому причалу. Невидимые руки подняли тент. Хард всмотрелся. От напряжения на старческие глаза выкатила слеза…