Эхо

Глава 1. Санитар леса

В монтажке стоял густой духан: палёный пластик системников вперемешку с Владовыми сигаретами. Обожаю эту вонь. Так пахнет хайп. На стоп-кадре застыла рожа чинуши из Минздрава — красная, потная, глазки бегают, как у нашкодившего кота.

— Режь здесь, — Влад даже не обернулся, залипая в окно на ночной город. — Сноси к чертям это нытьё про «логистику». Оставь только мясо: «Мы не успели освоить бюджет». И сразу джамп-кат на его особняк. Чтоб зрителя пробрало.

Я кивнул. Пальцы на автомате отбили чечётку по горячим клавишам. Ctrl+K, Ripple Delete. Чинуша на таймлайне открыл рот, чтобы выдать какую-то муть, но я заткнул его, перекрыв планом с коптера: три этажа, бассейн, мраморные львы. Красота. Контент — пушка. И сразу дубль в архив — привычка: если что, у меня всё лежит.

Влад повернулся. Высокий, жёсткий, взгляд — как рентген. Он был не просто блогером. Он был «Инквизитором» — пять лямов подписоты, топы трендов. Бренд. Машина.

— Костян, кофе, — бросил он, растирая виски.

Я подорвался на кухню. Вчера в ресторане Влад разнёс официантку за остывший суп. Довёл девку до истерики, швырнул салфетку. Соседние столики косились: мол, зажралась звезда. Овощи. Они не выкупают. Влад — хирург, он гнойники вскрывает. У него нервы как оголённые провода. Он санитар леса. Вы же не требуете от волка, чтобы он жрал с ножом и вилкой?

Его хамство — это фича, а не баг. Ему можно. Только он умел странно: после всего этого молча положил на стол несколько купюр чаевых, как за наркоз, и, заметив рядом семейку с ребёнком, понизил голос, чтобы не орать при мелком. Детей он не трогал. Вообще. Я это знал.

Я принёс кофе. Кипяток, чёрный, без сахара. Топливо.

— Спасибо, — буркнул он, не глядя на меня. — Чекни аппаратуру. Завтра едем в область. Есть сочная наводка на детдом. Директор пилит спонсорские бабки.

У меня аж кулаки зачесались. Крысить у сирот? Ну это вообще дно.

— Закопаем его, Влад?

Он усмехнулся — той самой хищной улыбкой, которая рвёт превьюшки на Ютубе.

— В порошок сотрём. В пыль.

Глава 2. Наводка

Директор детдома, Пётр Алексеевич Соловьёв, был фактурным персонажем. Мягкое лицо, очечки, голосок вкрадчивый. Прямо картинка «порядочного дяденьки», от которой у меня внутри зудело: вот он, гад, сейчас вылезет. Мы пасли его в машине уже третий час.

— Чекай, — я развернул ноут к Владу. — Мне слили выгрузку по их платежам и переписку с фондом. Я прогнал по датам, сверил с выпиской — всё бьётся. Смотри, какие транзакции.

Влад наклонился к экрану.

— Фонд «Лучик» кидает лям на ремонт крыши. В тот же день лям улетает на фирму-однодневку. А оттуда — свифт-перевод в Германию.

— Только у «Лучика» деньги целевые, — добавил я, ткнув пальцем в строку договора.— В отчёте написано: «ремонт крыши». На «операции» их не проведёшь — проверка размажет. Вот и гоняют через прокладки: меняют назначение, чтобы клиника приняла платёж.

— Классика жанра, — Влад выпустил струю дыма в приоткрытое окно. — Крыша течёт, а Пётр Алексеевич строит шале в Баварии.

— Гнида, — выдохнул я. — У него дети в плесени живут, а он валюту гоняет. Влад, может, ворвёмся с камерой? Прямой эфир, все дела?

Влад качнул головой.

— Не. Мне нужен крупный план. Признание. Эмоция. Я пойду один. Ты сидишь на звуке, пишешь бэкап. Если что — влетаешь.

Он нацепил петличку, проверил «пуговицу» со скрытой камерой и вышел под дождь. Я смотрел на монитор. Влад шёл уверенно, как танк. Вот это уровень. Никаких соплей. Ровно, по фактам. Я хотел быть таким же. Настоящим профи.

Глава 3. Сбой программы

Влада не было сорок минут. Сигнал в наушнике рвался — стены в его доме оказались толстые, глушили передачу. Я ловил только обрывки: «счёт», «Германия», «операция», «квоты», «закон». Шумы, треск. Брак по звуку, короче.

Наконец дверь открылась. Влад вышел. Вид у него был странный. Обычно после таких замесов он возвращался на адреналине, злой, заряженный. А тут — плетётся, как побитый, смотрит в асфальт.

Он упал на сиденье и уставился на дворники.

— Ну чё там? — не выдержал я. — Раскололся? Есть признание? Если ты снял, как он оправдывается, это будет бомба! Тренды наши!

Влад молча достал карту памяти из скрытой камеры. Покрутил в пальцах. И с хрустом сломал пополам.

Я аж дар речи потерял.

— Влад… Ты чё творишь? Это ж исходники!

Он открыл окно и выкинул обломки в лужу.

— Мы не будем это заливать.

— В смысле?! — у меня глаза на лоб полезли. — Он же вор! Я доки видел! Германия! Свифты!

— Это не офшоры, Костян, — голос у Влада был какой-то севший. — Это клиника в Мюнхене.

Он повернулся. И в глазах у него не было огня. Была какая-то муть. Усталость.

— У него там трое пацанов с пороком сердца. Один — Миша, шесть лет. Сложный кейс. Окно — сорок восемь часов, дальше поздно. По квотам ждать полгода — не доживут. Он прогнал спонсорские бабки через левые конторы, чтобы оплатить срочные операции. Напрямую нельзя — целевое назначение, отчётность, комплаенс. Пока согласуют бумажки, пацаны загнутся. Двое уже там, один — на чемоданах. Завтра им должны подтвердить платёж.

Я моргал, пытаясь переварить инфу. Логика ломалась.

— Погоди… Но это ж статья. Нецелевое расходование. Кража!

— Это жизнь, идиот, — огрызнулся Влад. — Да, по закону он уголовник. Но если я дропну этот ролик, его закроют. Операции стопнут, банк подвесит исходящие, всё станет «до выяснения». Клиника не увидит подтверждение. И двое пацанов, которые сейчас там, просто вернутся сюда подыхать.

— И чё теперь? — меня накрыла холодная злость. — Мы теперь крышуем преступников? Влад, у тебя принципы были! Ты сам говорил: «Вор должен сидеть». Неважно, зачем он спёр. Сегодня он лечит, завтра «Гелик» купит. Мы не судьи, мы медиа! Наше дело — показать факты!

Влад посмотрел на меня как на чужого.

— Факты разные бывают. Иногда они убивают. Я не буду палачом для мужика, который под статью лезет ради чужих детей. Заводи машину. Тема закрыта.

Он отвернулся. Я сидел, вцепившись в руль. Мой кумир сдулся. Влад сломался. Испугался. Или просто постарел. Он предал формат. Предал аудиторию. «Санитар леса» пожалел больного зайца. Тьфу. Если Влад не может вывезти контент… значит, это сделаю я.

Глава 4. Ученик чародея

Ночью я не спал. Влад думал, что грохнул материал, сломав флешку. Наивный. Он забыл, что я — параноик. Я бэкаплю всё не «как положено», а в закрытый архив на левом аккаунте, о котором никто из продакшена не знает — даже Влад. Привычка: если всё рухнет, у меня останется копия.

У меня были скрины проводок. Были кадры особняка (скромный домик, но если накинуть цветокор и снять снизу — будет дворец). Был и мой закадровый голос.
Я сел за монтаж. Руки дрожали, но я успокаивал себя: «Я делаю это ради продакшена. Ради Влада. Он завтра спасибо скажет. Он просто перегорел, запутался. Я верну ему охваты. Спасу репутацию».

Монтировал без сантиментов. Резко. Вот транзакция: миллион. Вот свифт в немецкий банк. Я заблюрил название клиники, оставив только «GmbH», но специально не тронул одну деталь — пусть умники сами раскопают и добьют. Пусть пипл думает, что это фирма по продаже яхт или тачек. Накинул тревожный эмбиент на фон. Выкрутил контраст. Красный фильтр на перебивки.

Голос: «Пока сироты спят в сырости, директор Соловьёв выводит спонсорские лямы в Европу…»

Получилось жирно. В стиле старого Влада. Того, которого я боготворил. Пароли от канала я знал. Влад мне доверял как себе. В 6:00 утра я нажал «Опубликовать».

Кликбейт: «НА КОСТЯХ СИРОТ. Расследование, которое пытались удалить».
Я откинулся в кресле. Я чувствовал себя героем. Я спас контент.

Глава 5. Эхо

Я проснулся в полдень от того, что в дверь долбились. Звонок зажали и не отпускали. Я открыл.

Влад влетел в квартиру, как ОМОН. Даже кроссы не снял. Схватил меня за грудки и впечатал в стену. От него несло перегаром, но взгляд был трезвый и жуткий.

— Ты чё натворил, щенок?! — прорычал он мне в лицо.

— Я сделал твою работу! — прохрипел я, пытаясь отпихнуть его. — Ты слился, Влад! Ты хотел замять тему, но я не дал! Чекни просмотры! Два ляма за четыре часа! Комменты горят! Все пишут, что ты гений, что не прогнулся!

Влад разжал руки. Я сполз по стене, потирая шею.

— Два ляма… — прошептал он. — Дебил. Ты хоть новости открывал?

Он швырнул мне свой смартфон. На экране — новостная лента: «После скандального расследования блогера „Инквизитора“ в детдоме прошли обыски. Директора Соловьёва доставили на допрос. Банк приостановил расходные операции учреждения до выяснения обстоятельств».

— Ну? — я ухмыльнулся. — Вор на нарах. Победа.

— Читай дальше, урод! — заорал Влад так, что у меня перепонки зазвенели.

Я скролльнул вниз: «…Немецкая клиника приостановила подготовку к операции шестилетнего Миши К. из-за отсутствия финансового подтверждения: фонд отозвал гарантийное письмо после шумихи, банк поставил платёж на комплаенс-стоп. Ребёнок в критическом состоянии, готовится к транспортировке в РФ. Врачи оценивают шансы на перевозку как близкие к нулю. Фонд „Лучик“ подтвердил, что деньги шли на срочное лечение трёх детей, но „сейчас идут проверки“».

Буквы поплыли. Смартфон вдруг стал тяжёлым и скользким — пальцы не слушались. Меня качнуло, будто кто-то резко дёрнул пол. На секунду подступила тошнота — не от перегара Влада, а от самого смысла этих строк.

— Но… они же пилили… я просто показал доки…

— Ты показал бумажки! — Влад схватился за голову, наматывая круги по комнате. — Ты вырезал контекст! Ты выкинул главное — зачем! Я тебе, дебилу, объяснял: мир не чёрно-белый!

— Ты отмазывал преступника! — я вскочил. — Влад, алло! Закон есть закон! Если мы начнём жалеть каждого, кто ворует «ради добра», система ляжет! Я спас твой бренд!

Влад остановился. Посмотрел на меня. Тяжело так. В этом взгляде было не отвращение. Ужас.

— Я вырастил монстра, — тихо сказал он. — Ты не спас бренд, Костя. Ты мог убить пацана. И меня заодно.

Он развернулся к выходу.

— Пароли я снёс. Ты уволен. И молись, чтобы тот мелкий выжил. Хотя тебе же все равно, да? Главное — статистика.

Дверь хлопнула. Я остался один.

Поднял телефон. Обновил стату. 2,5 миллиона просмотров. Комменты летели водопадом: «Влад — мужик!», «Давить гадов!», «Топ контент!».

Я глянул на новость про пацана. Где-то внутри кольнуло — как тонкая игла под ногтем, — но я тут же задавил это привычной мантрой Влада: «Лес рубят — щепки летят».

Влад просто спёкся. Не вывез веса собственной короны. Ну и ладно. Если король сдал пост, трон пустым не останется. Нужен тот, у кого рука не дрогнет на монтаже.

Эпилог

Прошло три года.

Канал «Эхо Правды» пробил десятку миллионов. Золотая кнопка, все дела. Я сидел в студии, поправлял петличку. Девочка-гримёр пудрила мне лоб, чтобы не блестел в кадре.

— Константин Юрьевич, у вас вид уставший, — щебетала она. — Кофе сделаем?

— Кофе, — бросил я, не отрываясь от сценария. — И в темпе. У нас минута до эфира.

Она метнулась на кухню. Я пробежал глазами текст. Сегодня мочим главврача онкоцентра. Инсайд есть, что он берёт взятки. Говорят, оборудование на них закупает, которого в бюджете нет, но кого это волнует? Взятка есть взятка. Подписота ждёт крови.

На смартфоне всплыл пуш. Региональные новости: «Бывший директор детдома Пётр Соловьёв скончался в СИЗО от инфаркта. Дело прекращено». И ниже, мелким шрифтом: «Экс-блогер Влад Романов, выступавший общественным защитником, заявил, что будет добиваться посмертной реабилитации».

На миг в голове щёлкнуло — как тот треск в наушнике за толстыми стенами, когда Влад говорил про «завтра» и «сорок восемь часов». На секунду вернулся запах палёного пластика, будто монтажка снова под носом.

Я хмыкнул и смахнул уведомление. Влад Романов. Спившийся неудачник, волонтёрит в каком-то фонде. Пытался быть «человеком». Слабак. Пипл не хочет человечности. Пипл хочет шоу. Хочет видеть, как летят головы. И я даю им это. Я — их эталон. Я — их эхо.

Гримёрша принесла кофе.

— Холодный, — я поморщился, сделав глоток. Слова вышли сами — сухо, знакомо, чужим голосом, почти Владовым. — Ты чё, тупая? Вылей в унитаз и сделай новый.
Девчонка задрожала, глаза на мокром месте.

— Простите, Константин Юрьевич…

Я швырнул стаканчик в урну.

— Пошла вон из кадра. Эфир.

Загорелось табло ON AIR. Я натянул свою фирменную, жёсткую улыбку. Ту самую, которую все любят.

— Салют, народ. С вами «Эхо Правды», и сегодня мы поговорим о тех, кто попутал берега. Мы выведем их на чистую воду. Потому что компромиссов не бывает.

Я говорил уверенно, жёстко, красиво. Я был идеальной копией своего кумира. Улучшенной версией. Версией, которой вырезали лишнюю деталь — совесть. И поэтому я был совершенен.