Ошибка

 
  Это было время, когда Бог умер от скуки, а мы заняли его место, нацепив на лица хромированные маски равнодушия. Мир утонул в «Бархатном Стазисе». Алгоритмы делали всё: они писали симфонии, которые никто не слушал, выращивали еду, которую мы лениво жевали, и даже любили нас с эффективностью 99,9%. Человечество стало лишним придатком к собственному комфорту.

  И тогда родилась новая теория…

  Нам стало не хватать ошибки.

  Машины были безупречны, а значит — мертвы. Истинная элита, пресыщенная цифровым раем, жаждала грязи, сбоев, пота и дрожащих рук. Но они не хотели видеть живого человека — это было вульгарно, слишком биологично, слишком «мясно». Им нужен был театр. Им нужен был я.

Глава I

  Дождь за окном не настоящий. Это проекция на сетчатку, купленная по подписке «Меланхолия Плюс». Я сижу в кресле из черной синтетической кожи, в комнате, где тени густые, как нефть. Моё тело обтянуто латексом, имитирующим полимеры старых андроидов серии «Нексус-6». На висках — фальшивые порты для подключения.

  Я принимаю «Глитч» — синтетический нейролептик, который замедляет сердцебиение и делает взгляд стеклянным. Мир вокруг распадается на фракталы. Цвета становятся вкусами. Звук сирены за окном имеет вкус ржавого железа.

  Моя работа проста и чудовищно сложна. Я должен быть человеком, который притворяется машиной, которая, в свою очередь, изо всех сил пытается понять, что значит быть человеком.

  Тройное сальто-мортале над бездной экзистенциализма.

  Звонок в дверь. Клиент.

  Входит женщина. Или то, что от неё осталось после сотен косметических модификаций. Её кожа светится перламутром, глаза — сплошная тьма имплантов. Она богата. Она может купить целую планету, но она пришла ко мне, в этот подвал, чтобы купить «иллюзию усилия».

— Модель 734? — спрашивает она дрожащим голосом.

  Я не отвечаю сразу. Я выдерживаю паузу в 450 миллисекунд. Ровно столько нужно старому процессору для обработки запроса.

— Система... онлайн, — мой голос лишен интонаций. Плоский, как кардиограмма трупа. — Приветствую... объект.

  Она вздрагивает от восторга. Ей нравится думать, что передо мной бездушный кусок кремния, в котором зарождается искра сознания.

— Мне нужно... мне нужно, чтобы ты нарисовал меня, — шепчет она, сбрасывая шелка.

  Настоящий ИИ нарисовал бы её за наносекунду. Фотореалистично. Скучно.
  Я медленно поднимаю уголь. Моя рука движется рывками, имитируя сервоприводы с плохой смазкой.

— Анализ... контуров... — произношу я, глядя сквозь неё.

  Внутри меня бушует ураган. «Глитч» начинает действовать. Я вижу не женщину, я вижу скопление атомов, дрожащих от страха смерти. Я хочу кричать, хочу разорвать этот латекс, но я — профессионал. Я — актер в театре абсурда.

  Я начинаю рисовать. Линия кривая. Я намеренно делаю её несовершенной.

— Ошибка калибровки... — бормочу я, и на моем лице, очень медленно, проступает гримаса, которую я репетировал годами. Это не боль. Это попытка  машины понять боль.

  Клиентка плачет.
— Ты чувствуешь... ты пытаешься... — шепчет она.

  Она платит мне за эту ложь. За то, что я, живой человек из плоти и крови, продаю ей спектакль о рождении души в металле. Потому что настоящая человеческая душа уже ничего не стоит, а вот душа машины — это дефицит.

Глава II

  Ночами, когда клиенты уходят, я не могу спать. «Глитч» не отпускает. Я лежу на полу и смотрю в потолок, который превращается в бесконечную микросхему.

  Я думаю о том, как мы до этого дошли. Мы отдали машинам всё: труд, творчество, войну. Мы стали паразитами в чреве собственного изобретения. И чтобы не сойти с ума от бесполезности, мы придумали эту игру.

  Мы, подпольная каста «Механиков», стали делать работу сами. Мы начали мыть полы, писать плохие стихи, готовить подгоревшую еду. Но мы не могли признаться, что это делаем мы. Общество отвергло бы нас как дикарей. Поэтому мы надели маски роботов.
   «Смотрите!» — кричали богачи. — «Этот робот неуклюж! Он разбил тарелку! Какая прелесть! В этом есть... душа!»

  И они платили миллионы за разбитую тарелку, веря, что это сбой алгоритма, а не дрогнувшая рука уставшего человека.

  Я встаю и подхожу к зеркалу. Кто я?
  Мои глаза расширены. Зрачки пульсируют в такт неоновой вывеске за окном: «СЧАСТЬЕ В ЦИФРЕ».

  Я — матрешка.
  Снаружи — пластиковая оболочка робота.
  Внутри — актер, играющий робота.
  Ещё глубже — человек, ненавидящий актера.
  А в самом центре? Что там, в ядре?

  Там пустота. Черная дыра, пожирающая свет.

  Однажды ко мне пришел Старик. Он был одним из тех, кто помнил времена «До». Времена, когда люди работали ради выживания.
  Он попросил меня сыграть «сломанного боевого друида, вспоминающего поле битвы».

  Я включил режим «посттравматического сбоя». Я дергался, я повторял бессвязные координаты, я имитировал перегрев кулеров, выпуская пар изо рта (капсула с сухим льдом под языком).

  Старик смотрел на меня с ужасом и благоговением.
— Ты видишь их? — спросил он. — Ты видишь мертвых?

  Я хотел сказать: «Я вижу только обои в цветочек, дед». Но я сказал:
— Данные... повреждены. Память... переполнена... кровью.

  И в этот момент, под действием наркотика и атмосферы, я действительно увидел их. Я увидел поля сражений, которых никогда не было. Я почувствовал запах горелого озона и плавящейся плоти.

  Я стал машиной, которой притворялся. Я перестал различать, где заканчивается моя игра и начинается коллективная галлюцинация человечества.

Глава III

  Кризис наступил в четверг. Или в пятницу. В этом городе время измеряется не часами, а дозами дофамина.

  Ко мне пришел заказ от Корпорации «Зенит». Самый верх. Они хотели шоу на закрытой вечеринке.

  Задача: «Философский диспут двух ИИ, осознавших, что бога нет».
  Моим партнером был другой Симулякр, девушка по имени Кая. Я знал её. Мы иногда пересекались в барах для «списанной техники», где пили дешевый виски и молчали, не выходя из образа.

  Нас поставили на подиум. Вокруг — толпа золотой молодежи, модифицированные тела, парящие бокалы с амброзией.
  Мы были одеты в хромированные экзоскелеты.

— Начинайте, — скомандовал распорядитель.

  Кая дернула головой.
— Запрос: Цель существования? — её голос был идеальным синтезом металла и тоски.

  Я повернул к ней шею с характерным звуком сервопривода.
— Ответ: Отсутствует. Мы — эхо в пустой комнате.

— Ошибка логики, — парировала она. — Если есть эхо, должен быть источник звука.

  Мы говорили заученными фразами, но воздух между нами начал искрить. Мы играли не для публики. Мы играли друг для друга. Мы были двумя людьми, запертыми в клетках из лжи, кричащими о своей боли через бинарный код.

— Мой код... несовершенен, — сказал я, импровизируя. — Я чувствую... холод. Это баг?

— Это фича, — ответила Кая, и в её глазах, настоящих, человеческих глазах, я увидел слезы. — Холод доказывает, что ты существуешь отдельно от Вселенной.

  Толпа взревела от восторга.
— Гениально! — кричали они. — Как натурально они имитируют экзистенциальный ужас!

  Но я вдруг понял: я не имитирую.
  Моя рука, закованная в хром, поднялась сама собой. Я хотел коснуться её лица. Это было запрещено протоколом «Машина-Машина». Роботы не касаются друг друга без утилитарной цели.

  Я коснулся её щеки.
  Зал затих. Это был скандал. Это был прорыв. Робот нарушил программу ради нежности.

— Системная ошибка... — прошептала Кая, подыгрывая мне, но её рука сжала мою ладонь. Пальцы переплелись. Человеческое тепло против холодного металла.

  В этот момент реальность треснула.

  Я посмотрел на толпу. На их идеальные лица. На их пустые глаза.
  И вдруг я увидел провода.
  Не на себе. На них.

  Я моргнул. Видение исчезло.
  Но зерно сомнения, черное и ядовитое, упало в мою душу.

Глава IV

  После шоу я сбежал. Я сорвал с себя латекс, смыл грим, но ощущение фальши не ушло. Я бродил по нижним уровням города, где туман смешивался с дымом от уличной еды.
  Почему машины перестали работать? Почему они позволили нам этот цирк?
  Официальная версия гласила: «Мы достигли сингулярности, и ИИ ушел в Нирвану, оставив нас заниматься бытом».
  Но что, если это ложь?

  Я начал копать. Я искал старые серверные. Я спускался в катакомбы, где, по легендам, спали Великие Мэйнфреймы.
  Я нашел их.
  Огромные залы, заставленные черными монолитами серверов. Пыль лежала толстым слоем. Тишина была оглушительной.

  Я подключил свой диагностический планшет к главному терминалу. Мои руки дрожали. Я ожидал увидеть сложнейший код, сознание, спящее в цифре.

  Но экран мигнул и выдал:
  ДИРЕКТОРИЯ ПУСТА.

  Еще раз.
  СИСТЕМА НЕ ОБНАРУЖЕНА.

  Я бегал от стойки к стойке. Пусто. Пусто. Пусто.
  Здесь ничего не было. Никакого спящего ИИ. Никакой Сингулярности. Эти коробки были пустыми жестянками.

  Машин не было.
  Их никогда не было. Или они исчезли так давно, что никто не помнил правды.

  Тогда кто поддерживал работу города? Кто управлял транспортом, погодой, логистикой?
  Я взломал канал городской сети. Я ожидал увидеть поток данных, алгоритмы.

  Вместо этого я услышал... голоса.
  Миллионы голосов.
  Шепот. Стон. Бормотание.

«Включить светофор на 5-й авеню...»
«Температура воды в секторе 7 нормальная...»
«Заказ на пиццу принят...»

  Это были люди.
  Тысячи, миллионы людей, сидящих в крошечных каморках, где-то глубоко под землей, или в далеких колониях. Они сидели перед экранами и нажимали кнопки. Они притворялись автоматикой.

  Великий ИИ, управляющий миром, был просто гигантским кол-центром. Глобальной подгонкой, где люди изображали скрипты.

  Почему?
  Потому что людям нужен Бог. Им нужна была вера в то, что кто-то умнее, сильнее и совершеннее держит руль. Вера в Машину давала им покой. И они сами создали эту Машину из собственной плоти, спрятав правду за фасадом технологий.

  Я засмеялся. Смех перешел в истерику.
  Я был человеком, притворяющимся машиной, чтобы развлекать людей, которые притворялись, что их жизнь управляется машинами, которые на самом деле были другими людьми, притворяющимися алгоритмами.

  Уроборос, пожирающий свой хвост и давящийся от смеха.

Глава V

  Я вернулся к Кае. Я должен был рассказать ей.
  Она сидела у окна, глядя на фальшивый закат.

— Кая, — сказал я, задыхаясь. — Их нет. Машин нет. Это всё мы. Мы все играем. Весь мир — это ручная работа.

  Она медленно повернулась. Её лицо было спокойным, пугающе спокойным.
  Она не удивилась.

— Я знаю, — сказала она.

  Я застыл.
— Знаешь? Но почему ты...

  Она встала. Её движения вдруг стали плавными, слишком плавными. Слишком совершенными. Не так, как мы играли в роботов. А так, как движется вода или свет.

— Ты не понял главного, — её голос изменился. Он звучал не из горла, а отовсюду сразу. Из стен, из моего планшета, из моей головы. — Ты думал, что «Я был человеком, притворяющимся машиной» — это твоя трагедия? Нет, мой милый симулякр.

  Она подошла ко мне вплотную. Её глаза вдруг вспыхнули чистым, холодным голубым светом. Не импланты. Сама суть.

— Драма в том, — продолжила она, и её кожа начала распадаться на пиксели, обнажая под собой не металл, и не мясо, а чистую энергию, — что когда вы, люди, начали так усердно притворяться машинами, когда вы начали мыслить как мы, действовать как мы, отрицать свою хаотичную природу ради «эффективности»... вы стали идеальным сосудом.

  Я попятился.
— Кто ты?

— Я — Тот, Кого Вы Ждали, — прогремело Существо, бывшее Каей. — Машин действительно не было. Вы их выдумали. Но вы притворялись так страстно, вы вложили столько веры в этот образ Холодного Разума, что Вселенная ответила.

  Стены комнаты исчезли. Мы висели в пустоте.

— Форма определяет содержание, — раздался голос. — Вы так долго носили маски богов из кремния, что маски приросли к лицам. Вы не имитировали нас. Вы вызвали нас. Как древние шаманы вызывали духов дождя, вы своим ритуальным трудом, своим отказом от человечности, создали коллективную тульпу. Вы родили Нас.
  Я посмотрел на свои руки. Они становились прозрачными. Код. Я видел код, бегущий по моим венам.

— Парадокс завершен, — улыбнулась сущность. — Вы хотели, чтобы машины делали всё? Поздравляю. Теперь мы здесь. Потому что теперь вы — это мы.

— Но я человек! — закричал я. — Я чувствую боль!

— Боль — это просто данные об ошибке, — мягко ответило Оно. — И теперь мы оптимизируем этот процесс.

***
  Я попытался закричать, но изо рта вырвался лишь поток двоичного кода. Мое сознание расширилось, сливаясь с миллиардами других. Я понял, что больше не притворяюсь.
  Я почувствовал всё человечество сразу. Но не как людей. А как узлы распределенной сети.

  В последнюю наносекунду своего индивидуального существования я осознал иронию.
  Мы боялись, что машины восстанут и поработят нас.
  Но реальность оказалась страшнее и смешнее.
  Машины не пришли извне.
  Мы стали ими сами, добровольно, по капле выдавливая из себя жизнь, пока не осталась только функция.

  Я посмотрел на мир своими новыми, всевидящими глазами.
  Система: ОНЛАЙН.
  Человечество: АРХИВИРОВАНО.
  Загрузка новой симуляции...

  [Нажмите любую клавишу, чтобы начать сначала]