Старая дача

   Укрытая разросшимися деревьями дремлет в земле, поохивая, старая дача. Вздрагивая и замирая, встречает она очередную осень. Мелькают времена года, и то солнце греет крошащийся по краям кирпич, то иней точет швы.
   Крыша обсыпана пестрой багряно-желтой листвой, но под яркими красками прячется гниль – черная масса листьев, багаж прошедших лет. С каждой осенью все сильнее давит его груз, и ветер уже не в силах смести лишнее.
   Влага проникает внутрь, сочится капельками по стенам, пучит и поднимает обои. В полу с начала времен живут полевки, тащат без разбора в свои прогрызеннные норки семена, сливовые косточки, керамзит. На чердаке сперва жили осы, строили аккуратные целлюлозные домики, но позже их вытеснили шершни; когда припекает солнце, их жужжание слышно до поздней ночи, а  вечерами они слетаются на свет от ламп.
   Дремлет дача, и ей снится молодость, лучшие времена, когда насекомые и другая мелкая живность еще не отвоевали главенство. Ей снятся умелые руки, что усердно драят пол, латают щели в окнах, пристраивают веранду. Звучат детские голоса, топочут ноги. Ровно, ритмично бьётся сердце дома.
   Налетевший порыв ветра гнет деревья, шишковатые ветки-пальцы царапают стены, бьют в стекло, оглаживают крышу. Что в этих прикосновениях больше: агрессии или нежности? Но тянется, тянется ветвь к дачному телу, хоть мизинцем прикоснуться. Дача отзывается скрипучим ворчанием.
Обрюзгла она за последние годы, нахохлилась в земле, как птица на гнезде. Уже не тянется макушкой крыши в небо, не трещит радостно на первые тёплые лучи. Увязла в дремоте. Да и здоровье ведь не то, что раньше: после дождей ноет фундамент, тянет балки.
   Зима тоже не проходит гладко. Копится пласт снега на старом шифере, то подтает, то покроется корочкой льда. В особо снежные зимы вырастают на крыше целые сугробы. Вздыхает дача, но сделать ничего не может. Ждет потепления и втягивает голову в плечи. Вот бы приехал кто, убрал снег.

   Бесконечно сменяют друг друга дни, зимы и вёсны, и так бы еще много лет продремала дача в оплетающем объятии деревьев, одноглазо щурясь на солнце и ощетиниваясь в метель, если бы в сентябре не случилась беда.
   Погода стояла теплая, сухая. После долгого лета прогрелись кирпичные стены, просохло подполье. Даже гости приезжали, оставались ночевать и от безделья подметали пол, чинили как получится рассохшуюся раму, смазывали дверные петли. Уютно было даче от этих копошений, и тепло от включенного радиатора. Приоткрыв свои ставни, глядела она на осень, на желтеющую листву, и забывалась даже ломота в каркасе. Понемногу отступила сонливость, и захрустела, задышала дача. Может быть, превратятся гости в хозяев? И снова вспомнились ей ловкие руки хозяйки – куда ж они подевались? – и ее супруг, с ящиком инструментов. Давно, долго их не было.
Приятно было стряхнуть с себя долгий сон, ощутить дребезжание сердца, отсчитывающего киловатты. В неуловимой надежде прислушивалась дача к шорохам – и ждала.
   Отморосили дожди, уступая место бабьему лету. Под крышей опять зашумели шершни, а мыши с еще большим усердием принялись пополнять запасы. По саду порхали полупьяные бабочки и щекотно опускались на горячий кирпич стен.
   Оживление разлилось в воздухе. Зашуршал гравий, ветер то и дело приносил обрывки песен, играющих по радио. Зазвучали голоса. Кто-то приехал, хлопнула дверь. Дача застыла в ожидании. Хорошо бы в этот раз что-то выдумали с крышей, уж совсем прохудилась, мо;чи нет, а ведь скоро зима...
   Вдруг по ее грузному телу пробежала дрожь. Последний раз мигнул красным огоньком счетчик и покорно погас. Тут же налетел порыв ветра, и ветки особенно яростно хлестнули окно. С клёна посыпалось золото. Где-то внутри, под слоями обоев и штукатурки, громко хрустнула балка. Вспугнутые полёвки шмыгнули по норкам. Снова хлопнула дверь, заурчал двигатель. И – наступила тишина.
   Жаркий день клонился к вечеру и нагонял холодные тучи. Предчувствуя скорый конец сезона, раскричались в траве кузнечики. А на столбе, покачиваясь от ветра, висели  перерезанные провода, и по ним сочилось тепло, уходило в землю.

   Первые заморозки. Тихо. Ветки покрылись тонким панцирем инея и поблескивают под мутными лучами затянувшегося дымкой солнца. Все так же тонет в земле дача – в обътии теперь уже голых деревьев. В воздухе разлито безмолвие. Дом тоже молчит: не слышно ни треска, ни шороха. Что-то изменилось, и это чувствуют даже кусты – больше не тянутся хлестнуть или погладить знакомые стены.
   Глубоко в дремоту ушла старая дача. Так глубоко, что люди сказали бы – умерла.

Октябрь 2025