Дитя Русалочки. Глава 13

ГЛАВА 13

— Онни, что с твоим лицом? — испуганно застыла на пороге Хеда. — Почему у тебя такие глаза, как будто тебя побили мальчишки?

Ясмина посмотрелась в зеркало. Другой макияж она наносить не умела. Будучи гимнасткой, она привыкла ярко подчеркивать глаза, румянить щеки, подводить каждую линию. Так, чтобы все было отчетливо видно даже издалека. Все должно быть ярким и бросаться в глаза. Отсюда и эти ярко-синие тени с мерцающим шиммером, сочная красная помада. В таком обличии ее и застала Хеда вечером после первого рабочего дня Ясмины.

— Ома! — позвала Хеда маму.

Юми не замедлила прийти. Она тут же выросла на пороге и застыла как вкопанная. Испуг и умиление запечатлелись на ее материнском лице.

— Сену-онни побили, — с болью протянула Хеда и чуть прижалась к маминой руке.

Юми погладила Хеду по маковке.

— Нет. Никто ее не бил. Все хорошо, — успокоила Юми. — Ясмина, что это у тебя на лице?

Ясмина ничуть не растерялась. Она была уверена в своей правоте. Макияж должен быть таким, и не иначе.

— Мне сегодня на работе сказали, что ходить ненакрашенной — это признак дурного тона. Я хотела естественный макияж, но получилось то, к чему приучилась. Нет у меня других теней.

Юми улыбнулась и сказала, что может кое-чем помочь. Так что Ясмина пошла в ванную и смыла весь свой раскрас.

— Делать естественный макияж куда сложнее, — начала Юми, открывая перед ней свою толстую косметичку. — Все должно смотреться так, словно ты ничего не делала, чтобы выглядеть свежо и красиво.

И тут началось. В этот день я много узнал о том, как жители Страны утренней свежести сохраняют молодость на долгие годы. Оказывается, перед макияжем нужно провести целый обряд по уходу. Сначала бесцветный тонер, потом белый, как сметана, лосьон, пару капель витаминизированной сыворотки, легкий флюид под глаза, и все это сверху закрепить тонким слоем крема. Все нужно наносить похлопывающими движениями, не тянуть, не массировать кожу. Когда все это дело впитается, только тогда можно приступать к нанесению макияжа. Сначала, конечно же, солнцезащитный крем. А то от солнца появляются веснушки и ранние морщины. Это даже Хеда знает. Потом выравнивается тон кожи при помощи СС-крема, который придает приятный чуть розоватый оттенок. Легкая дымка рассыпчатой пудры, и вот теперь только можно приступать к макияжу. Оказывается, на лице одно из главных — это брови. Не такие, как я привык видеть. Тонко выщипанные, чуть заостренные. Брови тут рисуются толстые и прямые. Края чуть растушевываются, чтобы не было заметно, что они нарисованные. Ровные линии бровей придают выражению лица детскую миловидность и наивность.

— Красивая — значит юная, — пояснила Юми. — Потому что именно юность — это та пора, когда раскрывается вся прелесть женщины.

Тени были почти бесцветные. Только едва заметное мерцание у уголков глаз, словно мелкие росинки на траве после прохладной ночи. Под глазами дочери Юми нанесла тонкой пуховкой тени, затем растушевала, и теперь у Ясмины появились миленькие мешочки, как при легкой улыбке. И вообще весь макияж сводился к тому, чтобы лицо выглядело по-детски. Ясмине тогда шел девятнадцатый год, но она ни разу не выглядела так невинно и миловидно, как сейчас. Она как будто из холодного и остервенелого подростка превратилась в этакого малехонького ангелочка.

— Мне как будто двенадцать, — мрачно произнесла Ясмина, увидев себя в отражении.

— Все правильно, — ответила Юми — Ты ведь будешь выступать перед детьми. Хорошо, если ты будешь выглядеть так, словно ты недалеко от них ушла. Игривость, озорство, искренняя радость — вот что делает детям праздник и вызывает доверие.

Ясмина чуть поморщилась, но потом все же признала, что Юми права.

— Как теперь только мне научиться все это делать самой? — сказала Ясмина.

— О, это проще простого. Ты ведь девушка. Это у нас в крови. Так что это придет к тебе очень быстро.

— Онни, ты такая красивая, — восхищенно протянула Хеда. — И даже серые волосы тебе идут больше, чем раньше.

— Ты точно не будешь их красить? — осторожно спросила Юми.

Ясмина покачала головой.

— Нет. Ни красить, ни резать, ни выпрямлять. Пойду умоюсь. Завтра рано вставать.

Ясмина вышла из спальни.

— А что плохого в серых волосах? — спросила Хеда.

— Милая, это ведь бабушкин цвет, — ответила Юми.

— Правда? А я не видела ни одну бабушку с такими волосами.

Юми рассмеялась и потрепала ее кудряшки.

— Пойдем. Тебе тоже пора спать, — сказал Юми, беря дочь за руку.

— Можно мне сначала банановое молоко?

Юми одобрительно кивнула.

Ясмина вышла из ванной в тот момент, когда Хеда потягивала из трубочки любимое молоко. Увидев сестру, она поперхнулась, и молоко потекло по подбородку на чистую пижаму.

— Онни! — испуганно воскликнула Хеда. — Что ты сделала?

Юми обернулась и снова застыла. Лицо Ясмины было красное, чуть ли не воспаленное. Кожу как будто распарили и скоблили наждачной бумагой. Тонкие длинные царапины по всему лицу.

— Ясмина, что ты сделала с лицом? — сдержанно спросила Юми.

Ясмина недоуменно покосилась на себя в зеркало.

— А что? — недоумевая, ответила она. — Я просто умылась. Один из кремов не смывался. Вода стекала с лица, как с гуся. Тогда я взяла губку, намылила как следует и чуть потерла ей лицо. Все смылось. Я так всегда делаю, чтобы поры не забивались.

— Какое мыло? Какую губку? — спросила Юми.

— Синюю губку, которая висела на сушилке, и белое мыло. Оно там единственное.

— Онни, этой синей мочалкой мама чистит себе пятки. Она же жесткая и грубая. Зачем ты ею терла лицо? А мыло это от жирных пятен на одежде. Мама, что же теперь будет с кожей онни? — запричитала Хеда.

Лицо Ясмины залила густая краска, и от этого она стала совсем как слива.

— Хеда, дай онни пакетик со льдом. Дочь, иди сюда. Я покажу тебе, как нужно смывать макияж. Так с лицом обращаться нельзя.

Юми вязала Ясмину за руку и повела обратно в ванную. Там под зеркалом лежала куча баночек, тюбиков, бутылей. Приложив по приказанию матери пакетик со льдом к бедной коже, Ясмина следила за действиями Юми.

— СС-крем водой плохо смывается, — сказала Юми голосом эксперта. — Поэтому вода стекала по лицу, как с гуся. Но тереть мочалкой не нужно. Посмотри сюда. Это гидрофильное масло. Оно растворяет любой макияж. Или же ты можешь использовать вот этот крем из рисовой воды. Все очень просто. Берешь горошинку крема или масла, разогреваешь в ладонях, а потом очень нежно растираешь по коже. — Юми зачерпнула лопаточкой крем, похожий на сметану, и, растерев его в ладони, нанесла на кожу. — Потом все это смываешь водой, но только ничего не тяни и уж тем более не соскребай. Потом на влажную кожу наносишь пенку для умывания. Чуть помассируй и смывай. Затем берешь вот эту баночку. Это массажный крем. Круговыми движениями наносишь на лицо и оставляешь на пять минут, а потом все смываешь теплой водой. Когда все смоешь, нужно быстро обмакнуть лицо бумажной салфеткой и нанести увлажняющий тонер. Нужно делать это быстро, пока поры открытые. А потом тут же развернуть тканевую маску и оставить на лице на десять минут.

Юми говорила и показывала одновременно. Она обернулась к дочери с белой маской на лице и теперь уже более натянутым голосом закончила:

— Видишь. Все очень просто. И не нужна тут мочалка для ног.

Господи, почему в таких ситуациях мне становится стыдно, словно это я попал в неловкую ситуацию. Зато Ясмина себя хорошо чувствовала. Она скривила раскрасневшееся лицо и ответила:

— Ничего себе просто. Целая вечность на это уйдет.

— Но царапать лицо — это варварство. Пожалуйста, не делай этого больше.

— Хорошо, — честно пообещала Ясмина.

На этом весь срам закончился. Вот к чему приводит отсутствие подружек в жизни. Ясмина, кроме своего спорта, ничем не интересовалась и выросла как кактус в пустыне. Но ее это нисколько не беспокоило. А вот мне зато было так стыдно, что я готов был провалиться, было бы куда.

Ясмина спокойно отправилась спать. Хеда умылась и тоже, укутавшись в одеяло, провалилась в сон. А Юми, оставшись одна в ванной, всплакнула. Несколько быстрых капель скатились по ее белой щеке, а потом эти же щеки приподнялись в болезненной улыбке. Страдальческий смех вырвался из ее искривленных губ. И больно, и смешно. И я ее в этом так понимаю.

Утром Ясмина проснулась пораньше и под диктовку Юми нанесла себе макияж. Сделать это было не так просто. Приходилось несколько раз переделывать, но Ясмина не из тех, кто легко сдается. Так что к завтраку она уже была готова. Мы вышли из дома как одна большая и дружная семья. Влажный ветер подгонял сзади, и все собранные на затылке седые пряди тут же взбились в непослушные вихры, спадая прямо на лицо Ясмины. В некоторых местах волосы Ясмины еще сохранили свой первозданный цвет. Но эти черные кудри уже ощущали свою непригодность среди пепельной копны. Сил у пигмента больше не осталось, и белые волны с каждым днем все яростнее высасывали краски из оставшихся темных прядей. Когда они спустились в метро, Юми протянула Ясмине два рисовых треугольника, и на этом их пути разошлись. Юми и Хеда отправились своей дорогой, а Ясмина своей.

Океанариум, куда устроилась Ясмина, находился почти на другом конце города. Открыли его относительно недавно — всего каких-то семь лет назад. Но за это время он успел приобрести большую популярность среди жителей Кореи и в особенности у детей. Громадный водный парк размером как два футбольных поля вмещал в себя почти двадцать миллионов литров воды. Неисчислимое число работников, оснащений и миллиарды гидробионтов, все они были связаны одной целью — создать маленький кусочек океана на земле. Здесь было все, что только можно было связать с водой. И громадные аквариумы с причудливыми рыбками, морскими ежами, звездами черепахами, каракатицами, пираньями, крабами, коньками и тому подобным. Были чудесные подводные сады с огромными колониями разноцветных кораллов, тучей кружевных водорослей, зарослями пушистых актиний, подводных цветов всевозможных сортов. На переднем дворе расположились водные аттракционы и супермаркеты. К заднему двору примыкал полярный край. Здесь, в громадном пингвинариуме, обитали не только неуклюжие пингвины, но и морские котики и ленивые моржи. Целое раздолье и водный рай не только для детей, но и для взрослых. Но самым огромным достоянием этого океанариума было шоу морских гигантов. В океанариуме жили восемь обученных дельфинов, пять белух и четыре косатки. Шоу устраивались каждую пятницу, и билеты бронировались порой за месяц вперед.

Это все, что я успел узнать в первый рабочий день Ясмины. Вчера Егор только устроил небольшую экскурсию по океанариуму и показал Ясмине место в гримерной. Ее также познакомили с некоторыми сотрудниками. У всех были такие имена и фамилии, что проще было застрелиться, чем выговорить их. Ясмина держалась как подобает. А вот некоторые сотрудники даже не потрудились подождать, когда она уйдет, и сразу же принялись перешептываться за ее спиной. Каждый день в океанариуме проходил мини-парад морских жителей. А после обеда устраивалось шоу с русалками. Как это будет проходить, я пока не знаю. Сказали только, чтобы Ясмина пришла на следующий день пораньше, так как будет репетиция и менеджер ее отдела хочет посмотреть на то, как она держится в воде и что она умеет.

Большинство аниматоров были здесь с европейской внешностью, для того чтобы привнести в атмосферу праздника свежесть и неординарность. Я заметил, что в Корее не так часто можно встретить иностранца, как, например, в России. Всего девушек, которые исполняли роль русалок на параде и танцевали под водой, было пять. Но с самого первого взгляда было понятно, кто среди них метит на роль королевы. До прихода Ясмины королевой была девушка из Польши. Мельком я услышал, что волосы ее были золотые, как солнце. Этакая блондинка с серыми глазами. После ее ухода уже больше года искали подходящую кандидатуру, и все было безуспешно. Так что на роль королевы стали готовить двадцатилетнюю кореянку с именем Хан-Соль. Премиленькая кореянка с лицом как полная луна. Этим она напоминала сущего ребенка. Хан-Соль готовилась к поступлению в театральную академию. Она выросла в благополучной семье, где и получила всю любовь от отца, матери и старших братьев. Хан-Соль стремилась ко всему, что горит, сияет, блестит. Свет ярких прожекторов, слепящие декорации позади, смена нарядов, примерка различных образов — вот где Хан-Соль чувствовала себя в своей стихии. Получить роль королевы русалок было для нее принципиально важно. Так как это в будущем сыграло бы не последнюю роль в ее карьере. Ведь плакаты королевы русалок вывешиваются на баннерах города, печатаются на рекламных буклетах, подарочных сувенирах и в местных газетах. Популярность и всеобщее обожание должны быть заработаны ею еще до того, как она появится в театральной академии, иначе пробиться на главные роли будет очень непросто. А вот стать актрисой вторых ролей при таком обилии талантливых и красивых девушек было как раз плюнуть. Хан-Соль не считала себя красавицей. Уже с первого дня я узнал, что она собирается сделать операцию по изменению овала лица. Лицо в понимании кореянок красиво только тогда, когда оно тоненькое и с заостренным подбородком, напоминает как бы перевернутое острием вниз яйцо. А круглые и квадратные лица считаются чуть ли не верхом уродства и принимаются за ошибку природы, которую нужно немедленно исправить. Хан-Соль все откладывала операцию, так как она все время посещала кружки, репетиции, педагогов по постановке голоса. Но теперь она точно знала, что обязательно сделает операцию до ежегодного парада, где она непременно должна быть королевой. Ведь все к этому шло. До парада оставалось полгода. И Хан-Соль уже все распланировала. За месяц до парада она сделает операцию. Тогда на время ее реабилитации никто не посмеет взять другую на роль королевы, так как времени останется совсем мало. А до этого она решила, что будет работать не покладая рук, чтобы доказать, что она и только она достойна этой роли. Все сначала шло как было задумано. От Хан-Соль не скрывали, что все еще продолжают поиски подходящего лица на роль главной русалки, но время шло, а никого на горизонте не появлялось. И вот, когда Хан-Соль уже окончательно расслабилась и убедила себя и окружающих в том, что получит желанную роль, вдруг появилась какая-то странная белокожая девушка с глазами как у кошки и такими необычными пепельными вихрами. В первый же день Хан-Соль с досадой заметила, какой у Ясмины идеальный овал лица. Подбородок острый, щеки чуть впалые, а само лицо такое хрупкое и аккуратное, что у Хан-Соль тут же набежали слезы досады. Ведь именно этого в ней и не хватало. Глаза Хан-Соль подверглись операции еще в шестнадцать лет. Тогда ей приподняли наружное веко и удалили эпикант. Нос у нее от природы красивый. Но вот это лицо. Ах какое же оно круглое. Эти щеки, скулы. Будь они прокляты. Вся жизнь может пропасть в никуда из-за такого овала лица. Хан-Соль всеми силами старалась не показывать своей ущемленности и досады. И к стыду будет сказано, Хан-Соль очень обрадовалась, когда узнала, что у новой претендентки нет одной ноги. Но не смогла скрыть слез, когда Ясмина на первой же репетиции погрузилась в воду. Отсутствие ноги сыграло в этот момент решающую роль. Плавник русалки смотрелся на Ясмине куда изящнее и тоньше, в особенности там, где начинались изумрудные ласты. На том месте хвост выглядел деликатно, и весь плавник был тонкий и грациозный, как у настоящей русалки. Ясмина вошла в воду, и ее серебристые локоны в воде обрели нежно-лиловый оттенок. Выделывая сложные вращения, виражи, вытягиваясь в крутую дугу, она просто не оставляла шансов бедной Хан-Соль. Годы выступлений на гимнастическом ковре позволили ее позвоночнику изгибаться во все стороны. Но больше всех поразило то, как долго она могла находиться под водой в отсутствие воздуха. Все ее недостатки на суше, такие как отсутствие ноги и седые волосы, преобразились в воде, сделав из нее настоящую повелительницу океанических глубин. Чуть заметные волны живописно обтекали ее стройное тело, а стремившиеся вверх пузырьки воздуха застревали в ее развевающихся волосах граненым бисером. Ровно три минуты Ясмина беспрерывно плавала между яркими декорациями, шелестя ажурными листьями фиолетовых, розовых и кремовых актиний. Чуть касаясь пальцами кольцевых ветвей кораллов, ложась на мягкий ковер из курчавой морской капусты. Ясмина играла с этим великолепным хрупким подводным миром, как своими владениями. Под ней проплывал серебристый косяк удлиненных рыб, по углам скал прятались круглые, как бумажные фонари, рыбы-шары. Маленькие золотые, алые, серебристо-голубые жители океанических глубин плавали поблизости от Ясмины, порхая вокруг, как морские светляки, огибая подводные рубчатые рифы, зарываясь в белое песчаное дно, усыпанное рубчатыми и шиповатыми ракушками, в серповидные валуны из камня, напоминающего крупнопузырчатую губку, окаймленные едва ощутимыми лентами зеленых, бордовых и фиолетовых водорослей.

Чтобы посмотреть на новую русалку, собрались почти все работники океанариума. Это было стоящее шоу. Меня по-настоящему распирала гордость за Ясмину.

— Где ты раздобыл это чудо? — спросил Егора дрессировщик дельфинов. — Она великолепна.

— Даже не спрашивай. Это было нелегко, — деловито скрестив руки на груди, ответил Егор.

— Но ты, как всегда, справился с задачей.

— Нечего скромничать. Я и впрямь постарался.

И словно в подтверждение его слов директор океанариума поднялся со своего кресла и сказал так, чтобы его слышали все присутствующие:

— Учитесь у Егора, как нужно относиться к своей работе.

Все склонили головы, смиренно поклонились и стояли согнутые до тех пор, пока директор не вышел из помещения. После того как он скрылся, зажгли свет, и Хан-Соль уже больше не смогла выстоять. Она выбежала из зала, всеми силами давя в груди рыдания. Несколько девушек бросились вдогонку.

А Ясмину пригласили в конференц-зал, чтобы обговорить с ней тонкости работы.

— Впереди еще целых семь месяцев, — сказал управляющий океанариумом. — Тебе нужно много работать, чтобы посетители привыкли к тебе. Чтобы на ежегодном параде тебя узнавали. Для этого тебе нужно много работать с нашим хореографом. Он обучит тебя танцам, которые исполняются под детские песни. Сейчас тебе нужно будет пойти к стилисту. Там с тебя снимут мерки для новых костюмов, и еще нужно чуть подрезать волосы, а то они излишне длинные. Еще не мешало бы тебе их покрасить. Все-таки седина не для молодой девушки.

Ясмина подняла глаза.

— Нет, — стойко прозвучал ответ. — Волосы я красить не буду и резать тоже.

— Если ты работаешь здесь, то тебе лучше прислушаться к здешнему стилисту. Он лучше знает, — шепнул в самое ухо Егор.

Ясмина отпрянула от него.

— Все что угодно, но волосы менять не дам.

— Но ты только посмотри, на что они похожи, — возмутился управляющий. — Концы кривые, как будто их тупым топором обрубили. Седые волосы отпугивают детей. Ты не можешь так появляться на публике. И никакой парик не налезет на твою густую копну, да и под водой это будет заметно.

— Нет, — коротко, но твердо сказала Ясмина.

Управляющий и Егор переглянулись.

— Может, обсудим это позже? — выдавил Егор.

Управляющий чуть заметно кивнул и с видом очень занятого человека зарылся в бумаги.

— Иди к стилисту. Потом поговорим.

Ясмина отвесила поклон и беззвучно заковыляла к порогу.

— Подожди, — окликнул ее управляющий. — Видишь ли, твое имя не звучит на местном наречии. Оно сложное и не такое звучное. Для детей будет вообще пыткой выговорить твое имя. Есть у тебя псевдоним или что-то в этом роде?

Ясмина понимающе кивнула и не мешкая дала ответ:

— Сена. Моей маленькой сестренке проще всего выговорить это имя. А значит, оно будет легким и для остальных детей.

— Сена, — недовольно пролепетал управляющий. — Ладно. Сойдет.

Ясмина поклонилась и беззвучно закрыла за собой дверь.

Она прошлась по длинному коридору и поднялась на четвертый этаж. Очень странная особенность в этих корейских лифтах. У них все этажи пронумерованы, кроме четвертого. Вместо цифры четыре на всех кнопках изображена буква F. Будь я живым человеком, я бы задавал вопросы направо и налево и узнал бы гораздо больше об этой стране, чем Ясмина, которая ко всему относится с почтенным равнодушием.

Выйдя из лифта, Ясмина чуть ли не носом столкнулась с Хан-Соль, которая уже успела выплакаться и привести себя в порядок. В глазах ее уже погас гневный огонек, оставив лишь тонкую каемку досады вокруг ее темных зрачков. Уединившись с Ясминой, Хан-Соль решила не упускать возможности, чтобы выказать ей лично свою враждебность.

— Только не думай, что ты победила, — сказала Хан-Соль, обдавая Ясмину ледяным взором. — Ты не знаешь тонкостей этой работы. Ты не знаешь нашего управляющего. Тебе придется многим поплатиться за эту роль.

Занятная особенность есть у этих корейцев, когда они гневаются. Лицо неподвижное, как маска, дыхание остается спокойным, а глаза зеркальные. Но всего несколько подергиваний губ и чуть приподнятые брови, и такая унижающая насмешка вырисовывается, что так и хочется врезать каким-нибудь шипастым камнем по этому милому, полной издевки и сарказма личику. Ясмина ни на шаг не отступила, хотя от неожиданности ее накренило назад.

— Даже так? — не замедлил последовать ответ от Ясмины. — Стало быть, ты так уже пыталась заплатить управляющему за эту роль. Наверное, не подошла ему твоя валюта, раз тебя сместили.

Да. Язвительности Ясмине не занимать. Мне иногда кажется, что она где-то тайком специализируется на том, что быть первоклассной грубиянкой.

— Что ты имеешь в виду? — после кривого презрительного выдоха выплюнула Хан-Соль.

Ясмина демонстративно окинула ее с ног до головы.

— Да, — протянула Ясмина. — Тут и платить нечем.

Хан-Соль переменилась. От показного равнодушия и надменности не осталось и следа. Уголки губ опустились, и такая оскорбленность показалась на этом милом круглом лице. Настал черед Ясмины презрительно приподнять бровь и чуть заметно усмехнуться, что она с удовольствием и сделала. Напряженное дыхание, чуть ли ни кричащее от ярости, вырвалось из груди Хан-Соль. Не в силах больше укрощать свой пыл, она что есть силы заехала открытой ладонью по щеке Ясмины.

— Как ты смеешь, неудачница, калека! Мало тебе было потерять одну ногу, и здесь нарываешься на неприятности? Убирайся в свою страну и там качай свои права. Там, пожалуй, девушки спят за любую должность с шефом…

Договорить ей не удалось, так как Ясмина железной хваткой вцепилась в ворот ее блузки и как-то совсем по-мужски приблизила Хан-Соль прямо к своему лицу. И так тряхнула ее, что бедняжка застыла от неожиданности.

— Слушай сюда, — прошипела она, и на миг мне показалось, что я снова вижу перед собой горячего ливанца Васима. — Я не собираюсь тут играть в ваши корейские игры. И не строй из себя оскорбленную девочку. И в России, и здесь, в Корее, мужчины — это просто кобели. А кобели всех национальностей одинаковые. А девки все так или иначе продажные стервы. Только разница в том, что я не прячусь, а ты строишь из себя первоклассную недотрогу. Хочешь знать, я не гнушалась пойти к своей цели и таким путем. Можешь всем об этом разболтать, я не боюсь. Я не такая, как вы тут: мне плевать, что будут обо мне говорить и думать. А если ты еще раз на меня поднимешь руку, я по одному вырву все твои ногти на руках и ногах. Думаешь, для такой калеки, как я, есть что-то страшное? Смотри на мои волосы и помни, что каждая седина — это весь тот ужас и боль, которую я перенесла. И клянусь, что во мне нет жалости ни к себе, ни к другим. Так что даже не думай со мной соревноваться. Этими детскими пощечинами ты меня не проймешь.

Ясмина снова что есть силы встряхнула Хан-Соль. Та вскрикнула и отшатнулась. Убрав с горящей щеки вихры волос, Ясмина заковыляла прочь. А напуганная до смерти Хан-Соль так и осталась стоять, сжимая в руке включенный телефон. От неожиданности она даже не успела записать весь разговор на аудио, чтобы потом заявить в милицию. Тут ведь все разборки проходят только через органы власти. Раздавленная и униженная, Хан-Соль силилась понять, кто же сейчас перед ней был. Вроде бы девушка, но поведение, хватка, взгляд как у мужчины. Это не на шутку напугало Хан-Соль, и она решила, что бороться с соперницей нужно другими способами. Одно было ясно Хан-Соль: просто так она теперь ни за что не отступит. И за все угрозы эта седая калека поплатится.

Когда я в этот раз заглянул в глаза Ясмины, услышал ее твердый как кремень голос, я вновь вспомнил, как она боролась за место в большом спорте. На что она пошла и чем пожертвовала ради своей цели. В чем-то она воистину была ужасна. Насколько я понял, корейские девушки очень оскорбляются, когда кто-то открыто говорит об их продажности. Такие деликатные темы тут даже между близкими подругами обсуждаются крайне редко. Но для Ясмины это было просто. Сейчас я вспомнил, почему она так легко и быстро соблазнила беднягу Сашу. Почему не постеснялась ради цели лечь в постель с едва знакомым парнем. Мне вспомнились те далекие моменты ее детства, когда Васим приводил в дом своих любовниц. Как, оглушенный алкоголем, он открыто совокуплялся с женщинами прямо в гостиной, куда с легкостью могла зайти десятилетняя дочь. Ясмина потеряла целомудрие задолго до той ночи, когда я был зачат. Сначала до нее изредка доносились только вздохи и крики из соседней спальни. Потом она стала видеть, как по ночам по коридорам бродит какая-нибудь очередная папина подружка. Совершенно голая и пьяная. Потому, когда Ясмина однажды стала свидетельницей того, как папа и какая-то незнакомая тетя с пошлыми ливовыми волосами совокупляются прямо на полу гостиной, как дворовые собаки, она уже не испугалась. Как будто все это время ее ум извращался по чайной ложечке. Ясмина не убежала, не зарылась в одеяло, не заплакала, как все одиннадцатилетние девочки. Она просто стояла и смотрела. Смотрела так, как смотрят дети на животных в зоопарке. Но, несмотря на все внешнее спокойствие, внутри нее уже медленно закипали пробудившиеся страсти, которые не имели над собой какого-то священного и трепетного ореола. Ясмина уже тогда поняла, что всем этим занимаются далеко не из-за глубоких чувств. В понимании Ясмины этим заниматься можно так же легко и просто с любым человеком, и любовь тут совсем ни при чем. После этого Ясмина больше не выходила в гостиную. Смотреть уже было не на что. Все, что нужно, она уже увидела. Она просто сидела в своей комнате, когда папа приходил в пьяном угаре с очередной женщиной. Иногда она слышала короткие диалоги, жеманные фразы новых подруг. Они умело манипулировали Васимом. Наверное, потому она в тот вечер так легко и быстро смогла соблазнить неискушенного баскетболиста Сашу. У нее было много ночей, чтобы поучиться этому искусству у разных женщин. И в благодарность этим женщинам за бесплатные уроки манипуляции мужчинами Ясмина наутро молча сжигала их одежду на заднем дворе, а одной даже прожгла пятки свечой.

Ясмина никого не впускала в свое сердце. И душа ее была похожа на серный источник, вроде бы нетронутый, но зловоние от него исходило, как в аду, где непрестанно горит человеческая плоть, где плач и скрежет зубов, где червь не умирает и огонь не угасает. Мне было страшно оттого, что Ясмина стала такой. И все же в глубине души я считал ее невиноватой. Ведь ее вынудили так поступать. И в минуту, когда я всячески пытался ее оправдать, передо мной снова возник Раф.

— Не надо ее излишне жалеть и оправдывать, — услышав издали мои мысли, произнес он. — У каждого человека есть воля. И он волен выбрать свой путь.

Сейчас Раф пришел сюда ради меня. Значит, я могу задать ему все вопросы, и он не уйдет. Пользуясь моментом, я воскликнул:

— Но ведь воля Ясмины была порабощена. Ей было всего десять, когда пришлось против своей воли увидеть всю эту грязь.

— Нет. Она выбрала зло гораздо раньше.

— Значит, она будет вечно наказываться?

— Я еще раз говорю, никто ее не наказывает. Когда человек выбирает грех, он уже выбирает скорбь. Потому что любой грех имеет горькие последствия.

— И что же теперь с ней будет? Неужели она так и будет ходить по замкнутому кругу греха и страданий?

Раф похлопал меня по плечу.

— Всевышний милостив. Но в ее жизни будет повторяться одна и та же ситуация, пока она из нее не выйдет победительницей. В жизни каждый человек сдает экзамены. И пока не сдаст, будет проходить их снова и снова. Оттого люди и жалуются, что в их жизни всегда одни и те же испытания. Вместо того чтобы изменить свою реакцию на происходящее, они выбирают одно и то же неверное решение и топчатся всю жизнь на одном и том же месте.

— Разве ты не ангел? Разве ты не можешь ей помочь выбрать верное решение?

— Нет. С волей человека считается даже Бог. А нам, рядовым хранителям, тем более положено мириться с любым выбором. Ясмина очень плохо сдала экзамен на тщеславие. Ради собственного честолюбия она разбила сердце Дианы, украла девственность у Саши, убила ребенка, тем самым оскорбив личность Бога. Нельзя человеку убивать творение, в котором живет дыхание Творца. Сейчас все снова повторяется. И пока что все идет по проторенному пути. Ясмина продолжает выбирать неверное решение шаг за шагом, как когда-то в четырнадцать лет. И виной всему ее жадное честолюбие. Честолюбие — это то, через что темные силы медленно завладевают человеком, лишая его настоящего счастья. Она с этим не борется, и ты сам это видишь.

Я снова сел на ступеньки, как тогда в больнице, когда моя душа впервые оказалась вне тела. Обхватил голову руками, и в первый раз у меня не нашлось ничего, о чем бы хотел еще спросить Рафа, пока он здесь, пока он расположен отвечать на мои многочисленные вопросы. Мне захотелось только одного: хотелось, чтобы Ясмина вышла из этого порочного круга. Где-то глубоко внутри я понимал, что от этого будет зависеть моя дальнейшая судьба. Мне, как и любой неприкаянной душе, хотелось покоя. Скитаться по этой земле, где тебя все равно не существует, где ты и не человек, и не дух, изредка вступать в диалоги с Рафом, который не всегда ко мне благосклонен. Ощущать вечное одиночество и тоску по всему, чего ты навсегда лишился. Видеть таких же слоняющихся духов, как и я сам, смотреть в их пустые зрачки и не сметь заговорить с ними. Наблюдать за тем, как проводник приходит за умершими, умолять его взором и кричать и реветь, как весенний ливень, лишь бы меня тоже забрали туда, где есть жизнь для таких, как я. Вот такая боль и тоска накрыли меня в эту секунду. Мне вдруг так захотелось стать человеком и сказать Ясмине, что она не туда идет. Что нужно сделать по-другому. Почему она не понимает, что, делая зло другим, она вредит себе. Почему такие очевидные вещи ей как будто закрыты. Я бы все отдал, чтобы стать человеком хотя бы на миг, лишь бы она меня услышала и поняла, куда нужно двигаться. Ведь в конце ее пути только огонь и смерть. Я даже готов был снова пережить смерть как человек, только бы сказать ей истину о том, что ее будет ждать, если она не изменится.

— Друг мой, — вдруг сказал Раф, опустившись рядом со мной. — Ты сейчас думаешь, как Он.

— О чем ты? — не поднимая головы, спросил я.

— О том, почему Бог стал человеком и пережил страшную казнь. Если эта простая истина дойдет до сердца Ясмины, ты будешь свободен.