За окном

                За окном

Хмурым зимним утром, в старой пятиэтажке на окраине города, в неуютной, двухкомнатной квартире на пятом этаже, в маленькой спальне на узкой кровати проснулась Зинаида Аркадьевна Коковина.
Предстояли выходные дни, и Зинаиде Аркадьевне не надо было идти на работу. Коковина занималась обмоткой электрических машин на базе производственного обеспечения жилищно-коммунального хозяйства города.
Проснувшись, Зинаида открыла глаза, ночная темнота рассеивалась, и в спальне становилось светлее.
В этой же квартире жила и мать Коковиной, Клавдия Петровна, но она умерла и уже прошла неделя, как её похоронили. Мать Зинаиды обычно спала на диване в проходной комнате, которую они называли залом.
 По привычке Зинаида прислушалась, что там делает мать: встала и топчется в кухне или ещё лежит на диване? Но осознав, что мать уже как неделю спит на кладбище в лесу за городом, у неё вырывается короткий вздох, больше похожий на всхлип. Коковина отворачивается к стене, вытирает выступившую слезу и, уставившись на висевший перед глазами ковёр, глубоко задумывается.
Она уже немолода, но жизнь, полная трудов и забот, не принесла ей ничего, кроме одиночества, да прочной славы несчастливой женщины среди соседей.
Зинаиду и в лучшие, молодые годы своей жизни, нельзя было назвать привлекательной, а сейчас с годами тем более она кажется угрюмой и мрачной от суровых складок на лице, образовавшихся из-за скверного характера и непомерной гордыни.
Отец Зинаиды, Аркадий Коковин и её мать, разошлись, когда девочка ещё ходила в детский сад. С тех самых пор Зинаида и Клавдия Петровна жили вдвоём. Старшая Коковина, воспитывала дочь, в строгости, наставляя, никогда не забывала указывать ей на осторожность в общении с мальчиками, а позже с мужчинами, мол, для них сама знаешь, что главное… и приводила в пример личный опыт общения с отцом. «Береги платье снову, а честь смолоду», – любила повторять Коковина старшая. Коковина младшая берегла и свои платья, и больше всего свою честь. 
Клавдия Петровна с мужем, как всем казалось, жили хорошо, по крайней мере, на людях они никогда не ссорились. Были как будто бы даже дружными и скромными, больше старались молчать, если что не так. В гостях или просто при людях они ругались молча. Он, бывало, вскинет на Клавдию выразительный взгляд, словно спрашивая: что опять не так?! Она покачает головой в ответ, как бы говоря: ай-ай-яй! Он сконфузится; плечи поднимет, мол: да ладно уж! Она закатит глаза, разведёт руки, вроде: что тут поделаешь – придурок! Аркадий будто от холода поёжится и продолжит делать своё; наливает себе лишнего или ещё что-нибудь нежелательное; ест много или говорит не то. Клавдия только подожмёт губы да смотрит на него укоризненно. Так и разговаривали, молча. Но, это только на людях, а дома… о-го-го, эпитеты сыпались, будь здоров, что от одного, что от другого.
Коковины и с дочерью разговаривали так же, сначала долго говорили глазами, по-всякому крутили перед ней руками и лишь потом добавляли слова. Только после слов маленькой Зине становилась понятна степень их недовольства.  А потом родители разошлись...
Отец Зинаиды, Аркадий Коковин, уйдя из семьи, приходил в гости, навестить дочь, всегда пьяный и просил у Клавдии: нет ли чего, ещё выпить? На этот случай, Клавдия Петровна, даже стала держать специально припасённую бутылку спиртного, мало ли, говорила она себе: опять заявится.
С того самого времени, когда Аркадий ушел из семьи, у Коковиных в прихожей на вешалке для одежды, на крючках, никогда не висело мужских вещей. Дожив, до сорока с лишним лет рядом с матерью, Зинаида Аркадьевна так и не вышла замуж.
Сейчас Зинаиде вспомнилось как ещё в школе, в последнем классе она нравилась одному мальчику. Он провожал её до дома. Как-то вечером они сидели в парке и у Зины замёрзли ноги, так он шапку снял, чтобы согреть их. Это ей тогда не понравилось почему-то: дамский угодник, какой-то! «Смотри на него, – подумала она, – я знаю к чему это…» Теперь Коковина не без удовольствия вообразила: любил наверно меня и, вспоминая этого одноклассника, позавидовала: «Интересно: о ком-то же он сейчас заботится?!».
Позже, были у неё и другие парни, но самостоятельно решиться связывать с ними отношения, Зина не могла. Понравившегося парня приглашала в гости к подруге, на смотрины, что называется. Смотрины заканчивались обычно одним и тем же.
 Подружка всегда находила у потенциального жениха какие-то недостатки и говорила о них Зине. – «Ну не знаю!..  – тянула подруга слова, он какой-то… – Зачем он тебе?!» И Зинаида с ней соглашалась.
Она сама, вдруг тоже начинала видеть эти изъяны и удивлялась тому: как это она могла их раньше не разглядеть. И была довольна тем, что не связала свою судьбу с таким уродом. «Вот дура!», – искренне думала она о себе. – Действительно, он какой-то странный, подруга зря говорить не будет». И жила Зина дальше со стойким убеждением, что в этом вопросе не надо торопиться. Такой вопрос как замужество спешки не терпит.
Она думала об этом вполне серьёзно. Вспоминая как многие из её друзей, мужья и жены, мучают друг друга, подозревают, ревнуют, дня не дают друг другу дышать свободно – и, ей-богу, они были больше похожи на врагов, чем на любящих супругов. «Да вот хоть Верка?! – и Зина вспоминала соседку Верку, которая вышла замуж и теперь не рада тому, что вышла, – говорила: мужик её, всё время где-то пропадает, дома его нет никогда». Вспомнив соседку Верку, Зинаида на том успокаивалась и жила дальше одна.
Был ещё у Зины знакомый, когда-то вместе профессии обучались, настойчивый такой, приехал к ней аж из другого города, просил её руки. Так она его на порог не пустила. Чувство самосохранения, очевидно рождённое болезненным самолюбием, побуждало Зину закрыть доступ к своему сердцу всем, кто стремился проникнуть в него.
От воспоминаний таких Зинаида неприятно поморщилась, наконец, встала с постели, оделась и подошла к окну. Раздвинув шторы, она посмотрела на улицу. Занималась заря.  Освещённая утренним светом, Коковина прищурилась и сквозь унылое выражение на её лице пробилась грустная улыбка. На другой стороне улицы по тротуару, держась под ручку, шла пожилая пара. Передвинув на подоконнике горшок с геранью, Зинаида печально смотрела на прохожих, пока те не скрылись из виду. Коковиной было одиноко. В сущности, получалось, что живёт-то она неважно, плохо живёт. Внешне вроде всё нормально, на работе всё хорошо, а душу, будто тоска обуяла. Словно грех какой-то лежал у неё на душе.
Позже, в кухне, когда Зинаида завтракала и пила чай, сидя за столом, накрытым клетчатой скатертью протёртой на углах; она неожиданно вспомнила Володю Калинкина, когда-то занимались с ним в одной «туристической секции», группой ходили в горы. Невысокий, нескладный паренёк приветливого нрава, который пытался ухаживать за ней. Зинаиде вспомнились Саяны, подъём в горы (средней категории сложности), тяжелый рюкзак, протянутая рука Калинкина. Тогда она его почему-то терпеть не могла, а сейчас Коковина вдруг подумала: хороший ведь парень был – Вова Калинкин...  Зинаида опять чему-то печально улыбнулась.
Потом был ещё Антон – человек трезвого ума, дружелюбный, тактичный и отнюдь не чуждый всего земного, человеческого. Ему было уже лет сорок, сильный здоровый мужчина, без сомнения – способный взять ещё многое от жизни. Хотел взять и Зинаиду Аркадьевну, сватался. Но Коковина, что-то тогда засомневалась, испугалась его настойчивой, напористой манеры обхождения, сробела и отказала Антону. Больше предложений не было.
 Годы идут, а Коковина всё ждёт. Ей, будто кто шепчет на ухо, какие твои годы, жди. И она ждёт. Зинаиде всего сорок два года, и она ещё может надеяться. Предстоящий день навевал бодрящие мысли, и, Коковина чувствовала – всем своим существом – как теплится её надежда.
Она опять подошла к окну, выглянула. На улице уже совсем рассвело и вроде бы стало теплее, Коковина, которая всё это время думала о своей прожитой жизни прошла в комнату и присела в кресло, ожидая нового прилива воспоминаний.
За окном, между тем, шумела жизнь и дул свежий, прохладный ветер. Зинаиде Аркадьевне было невыносимо грустно и чего-то жаль до слёз.

Октябрь 2025 г.