Вопросы о добре и зле

Вопросы о добре и зле

Словами «добро» и «зло» обозначаются не только в обиходе, но и в литературе, и в философском, богословском дискурсе и в религиозной жизни, понятия, в значительной мере основополагающие для всего человеческого, в том числе,  и  в жизни социума.  В той мере, в которой человек отличен от животного мира или от мира материальных технологий, куда современник «встроен», зачастую даже неочевидным для него образом, то есть именно тот человек социальный, который сознательно взаимодействует с другими людьми и с собой,  с «внешним» для него миром, и с Богом — для этого социального человека сформулированные, принятые им отправные понятия добра и зла, и все последующие производные от них понятия (должного, допустимого и запретного), создают систему моральных ценностей (ценностную матрицу), предопределяющую его жизнедействие. По большому счёту, многое, если не всё, в его жизни.
Мне кажется, что мало найдётся спорщиков, отрицающих саму значимость и первостепенность «индивидуальных» и «принятых» в обществе представлений о добре и зле для каждого (условно) человека, для «структуры» и свойств его души.
Если же мы с вами совпадаем в таком понимании первозначения морально-нравственных установок, а представления о добре и зле их формируют, то очевидны и неизбежны следующие вопросы:
что есть «добро» и, соответственно, что есть «зло»;
насколько относительны (условны), или же безотносительны (безусловны) эти понятия, и если относительны, то к чему;
если сами понятия носят оценочный характер, то каковы критерии оценки?

Можно долго рассуждать, выстраивая стройные логические формулы, а можно предложить пример (сознательно крайний), ориентированный на русскую/советскую культуру.
Представим себе эпизод из истории Великой Отечественной войны. Фашистские полчища захватчиков рвутся к Москве, уничтожая на своём пути  наши города, деревни, воинство и мирное население. С глумлением. Воплощение абсолютного зла для нас. Бой. Во вражеском окопе один фашист-захватчик рискуя собой спасает от верной гибели другого фашиста-захватчика, не исключено, что даже руководствуясь мотивом любви к ближнему. И оба они продолжают уничтожать «моего» деда, прадеда, отца, мать, дочь, соотечественника, брата во Христе, страну.
Один сотворил другому добро, чем сохранил и умножил зло.
Через подобный крайний пример можно «увидеть» несчётное множество других случаев, менее внешне очевидных и ярких, но несущих в себе больше вопросов и раздумий, чем прямых ответов.
Творя добро на одном «уровне» мы можем умножать зло на другом. Каждый наш поступок, каждое событие имеют последствия разной отложенности. Есть прямые, непосредственно или скоро проявляемые себя последствия, есть среднесрочные, есть отдалённые, долгосрочные: и «личные», например, воспитательно-образовательные, и иные социальные, экономические, политические, экологические и прочие, влияющие на жизнь всех и каждого в отдельности.
В подтверждение сказанного приведу ещё один практический пример, надо заметить, не редкий. Многим известны случаи избыточной до крайности родительской, чаще материнской, опеки в отношении своего взрослеющего ребёнка. Мать руководствуется при этом ложным представлением о любви, полагая, что творит добро, поскольку любовь проявляется в том числе и заботой и защитой, когда необходимо. Однако, в этих случаях избыточная опека формирующейся личности скорее во вред, поскольку лишает её возможности приобретения нужных для самостоятельной взрослой жизни в мире и в обществе материальных и социальных навыков. «Добро», по внешним непосредственным признакам, оборачивается «злом» в последующем.
Мораль — руководящие нами принципы, определяющие наше отношение к  своим поступкам, влияющие на нашу мотивацию, связана и во многом производна из мировоззрения. Мировоззрение производно или соотносимо с культурной, информационной средой формирования личности, души человека. В различных культурно-религиозных традициях морально-этические установки имеют отличия, порою существенные. Следовательно, отличаются исходные представления о добре и зле. Самые бескомпромиссные войны — религиозные. Вспомним хотя бы крестовые походы или обратим внимание на современные формы религиозного радикализма. Более того, современная культурная информационная среда «западных» обществ являет нам феномен антирелигиозной (по форме) религиозности (по содержанию), и тоже в крайних формах. Только в центре той религии не Бог, а Его противоположность, то есть враг. В полном соответствии с пророчеством Новозаветной Книги Апостола Христова Иоанна Богослова — Откровение (Апокалипсис).

Встречались публикации, и в 20-ом, и 21-ом веках, из которых становилось известно, что в «глухих» уголках планеты, в джунглях или на островах,  живут племена, где социальной нормой считается каннибализм, различные виды сожительств, человеческие жертвоприношения и другие крайние проявления языческой культуры. Очевидно, что для этих людей представления о добре и зле будут отличны от «общепринятых», условно нормативных для привычного нам общества.

Таким образом мы видим, что противопоставленные понятия «добра» и «зла» относительны не только друг ко другу, но и производны от системы ценностей, моральных установок определённых культур, и религиозных и, так называемых, «антирелигиозных».
Кроме того, в структуре монотеистического религиозного знания, например христианского, нет однозначных и единообразных определения этих понятий, кроме соотнесения всего и каждого в тварном мире с Божьей волей, как единственного критерия истинности, следовательно проявления Божией Любви и Блага, значит, истинного добра.

Человек ограничен в познании Бога, следовательно Истины в полноте своей. Этот «предмет», в силу Его беспредельности, человеческому разуму недоступен в полноте. Следовательно, также недоступно полное познание человеком (кроме явленного прямо в Священном Писании через заповеди, через Завет с Богом) и того, что обозначается как Божия воля. Мы можем лишь смиренно принимать её с благодарностью.

Радуясь благополучному разрешению матери от бремени, рождению в мир нового человека, нам не дано знать, каково его будущее, как сложится его и близких жизнь и уход из неё. Какие скорби, лишения и испытания предстоят нам и другим мы не знаем и не можем знать. Следовательно, не вполне можем определять на своём земном уровне, что есть истинное благо, то есть добро, для нас и других, также соответственно и зло. Физический уход нашего тела (организма) и тел наших любимых по воле Бога из земной жизни, несмотря на тяжесть переживаний, не может быть злом в полном его понимании.
Мы радуемся успехам в учёбе или в карьере наших детей, не зная при этом ничего о том, что принесёт эта профессия, или иное дело, им и чем в конечном итоге обернётся, к какому результату приведут наши и их усилия. То же касается и любых иных «приобретений», и не только материальных.
Так во всём. Не нам судить и давать «окончательную», то есть полную оценку чему либо, как с нашим участием, так и без него.  Мы можем лишь надеятся, полагаться на Бога и любить и принимать то, что Его волей дано и происходит.

Потому мы можем сорадоваться ближнему или разделить с ним его горе и иные переживания, соединившись и поддержав в том, что явно не ведёт ко греху, не имея при этом точного и полного знания о так называемых добре и зле.

Приступив к раздумьям об изложенных выше вопросах в заданной теме, на данном этапе может сложиться ощущение неопределённости, грусти даже, от понимания относительности и некоей «рукодельности» отправных для нас и других, окружающих нас людей, представлений о добре и зле. Более того, это ощущение только усиливается от понимания глубины всеприсутствия в окружающем нас социальном мире: в мыслях, делах и разговорах в семье, в быту, на работе и в учебных заведениях, в дружеских и других коллективах, в сети и иных средствах массовой информации и коммуникаций, во всём личном и общественном пространстве, именно этих основополагающих отправных точек, истоков как мотивации, так и отношений, — представлений о добре и зле.

Тем не менее, или же поэтому, продолжим.
Мы видим, что людские представления о предметах, составляющих основу их мировоззрения, в части умозрительной, в части оценочной, в части обретения нормативных принципов, формируются в лоне культурной, информационной среды, в которой возрастал и присутствует человек. Здесь важно обратить внимание на разделение: возрастал и присутствует. Поскольку не всегда и не обязательно будет совпадение. Мы можем возникать в одном культурном, образовательно-воспитательном пространстве (например в атеистическом, или в целом скудном), но в дальнейшей жизни обрести случаем, или целенаправленным поиском, богатый источник знаний и опыта какой-либо иной, или же  «своей» по внешним признакам, но недостаточно познанной нами ранее культуры.
И если в детстве человек лишён возможности деятельного выбора культурного пространства, формирующего его самого (человека, личность, душу), то в относительно «взрослом», дееспособном, «эмансипированном» состоянии такая возможность появляется.

В современном, «информационном», технологически «развитом», в основном городском обществе, человек одновременно соприкасается с немалым количеством разных в основе своей культурных и субкультурных проявлений, также различной степени раздробленности или системности. Причём, их воздействие происходит, в большей части, в области неявной, исподволь, через косвенные атрибуты, на эмоциональном, ином подсознательном уровне.
Без концентрированного, собранного, внимательного отношения к себе (своей душе), своей психике, сознанию, иным своим пластам, и такого же внимательного отношения к потребляемой нами инициативно или пассивно информации из «внешних источников», нам справиться с задачей своего развития, а по сути спасения, нельзя.

Если мы понимаем, что и мы сами, и наше окружение, ближнее и общее, правильно это или не правильно, разумно или не совсем, но руководствуется полно, и стратегически, и тактически, представлениями о добре и зле (и соответствующими производными от них),  то мы вынуждено и неизбежно обратим свой пристальный и высокозаинтересованный взгляд вокруг, на доступные культуры, то есть развитые, полные системы знаний и практик — опытного знания —  о мире и о человеке в нём, о «внутреннем» человеке и о «внешнем» и об обществе, как таковых, то есть на те монументальные, фундаментальные, цельные культурные источники, которыми собственно  «выработаны», которые содержат исходные представления о должном и о сущем, о «добре» и «зле», об истинном и о ложном.
Оглядев культурные, информационные ландшафты и пространства вокруг нас, пред нами, и в которых мы присутствуем, мы, обладая даже минимумом духовного зрения, минимумом чистого разума и открытого сердца, не можем не увидеть разницу между надстоящей всему неколебимой глыбой, тысячелетиями складывающейся и проверенной опытом жизней неисчислимого количества поколений людей, разных исторических эпох, и географических мест, и народных (этнических) принадлежностей, в том числе, и всех возможных образовательных уровней, системного и цельного религиозного опытного знания  и несопоставимых с ним по глубине и объёму, по «возрасту», то есть по времени опытной проверки, разными фрагментарными «философскими», политическими и/или экономическими, социальными концептами, идеологиями, школами или просто модными течениями «духовных» мысли и практик.
Сноска: светские науки, изучающие материю, точнее изыскания и выводы этих наук, не состоят в каком-либо значимом противоречии к религиозному знанию, напротив, всё более и более доказательно обосновывают системное традиционное религиозное знание, постигаемое ранее и сейчас верой — доверием каноническим источникам.

Что ответят вам ваши живые разум и сердце, пусть когда-то и претерпевшие скорби «от этого злого мира», от конкретных людей, а точнее от их и нашей греховной природы, или от «злой судьбы», когда вы предстанете, и предстоите уже, перед выбором среды своей жизни? По сути — самой жизни, её содержания, её полноты. То есть перед выбором своего культурного, информационного, а значит всего ментального и эмоционального и всеобъемлющего присутствия.
Мы вольны выбирать, либо быть там, точнее, в том, где почитают, а значит, служат и устремляются к преимущественно прихотям и похотям (культу) собственного тела, к приоритету имущественного накопления (богатства) и власти над другими людьми, к подавлению их воли с хищническим прямым или обманным захватом их ресурсов? Или примитивному, убогому эмоциональному потреблению ради развлечений, от одного развлечения к другому, по восходящей, с погружением в мир иллюзий, поддерживаемый постоянным приёмом химических стимуляторов, или в созданные другими людьми «миры» виртуальных «реальностей»? Современный подменный культ, так называемого «самовыражения», где первенствует корень «Сам», — есть грань или «щупальце» того же чудовища светского либерализма, воспевающего, возносящего на пьедестал «автономное», индивидуальное, и в силу этого ничтожное, «Я».
Либо же быть, жить там, где «царствует» любовь настоящая, не подменная, где чистота и правда в отношениях между людьми главенствуют, где Истина и истинное познаётся от тех, кто мужественно служил ей бескорыстно и всею своей жизнью, где мудрость подтверждена тысячелетним опытом, где временное и конъюнктурное, изменчивое гаснет и подчинено вечному и неизменному, где Свет Истины рождает благодать и нет ничего, что может противостоять ему?
Взрослый сам волен выбирать. Мы каждый день предстоим этому выбору.
С кем мы и кому отдаём свою жизнь и жизнь своих детей — Богу или Его противоположности, Его врагу?
И если наш ответ — Богу, то что мы можем и должны делать? Для начала — узнавать, пытаться понять, учиться, каждый в свою меру темпа, «теоретически» и практически. Читать, слушать. Учиться любить, не столько и не только телесно, а полно и безусловно. Учиться распознавать свою душу, внимать ей, лечить и заниматься ею, заботиться о ней.


сложилось в ноябре 2025


P.S.
Мне доводилось сталкиваться с интересной этимологической версией слова «зло». Грешен, не помню авторства версии. Автор обращает внимание на созвучие в русском языке слов «зло» и «зело».
В словарях Даля, Ожегова, Ушакова, Ефремовой слово «зело», как наречие, толкуется сходно, обозначая превосходную степень чего-либо, но чаще в отрицательной коннотации. То есть слишком, избыточно, сверх меры.

Медицина, определяя вред или полезность какого-либо вещества для живого организма, всегда говорит о мере.
И святые отцы, многие, говорят о высоком значении в составе добродетелей рассудительности, разумения. То есть умения видеть меру, умеренность в чём либо. В святости разумение уже не так значимо. В святости душа водится Духом Святым. А нам, грешным, без разумения никак.