Котломой- пьеса лилеева льва юрьевича 1987

Лев ЛИЛЕЕВ







КОТЛОМОЙ
/Несколько картин нашей жизни/

















Москва





КОТЛОМОЙ
Действующие лица:
Кленов Петр Сергеевич –заместитель министра 
Марина -его жена
Клава –его секретарь
Федя –его шофер
Маркелов Иван Капитонович -министр
Глебов Сергей Иванович –секретарь парткома
Кириллов Андрей -секретарь партбюро
Рощупкина Вера Петровна –инструктор райкома КПСС
Тучкин Василий Лукич - фронтовой друг Кленова
Аркадий Кухлянский –художник-авангардист
Рыкин -старший сержант милиции
Савчук -майор милиции
Полина -тетка Феди
Клара /
Гена / -современные молодые люди
Сева  /
Даниил Данилыч -истопник-философ
Гришака -старик с темным прошлым
Ваня –мальчик 11 лет, из неблагополучных
Семен по кличке «Мокрец» -бандит
Пелагея –мать Кленова
Сотрудники министерства, дружинники, работница сберкассы, старушка, пьяный в милиции, прохожие на улицах.


Действие происходит в Москве в 1987г.
Действие I
Картина I
Кабинет зам. министра Кленова. За столом, заставленным множеством разноцветных телефонов, сидит сам Кленов, солидный седовласый мужчина. Он снимает трубку одного из телефонов и набирает номер.
КЛЕНОВ (в трубку). Николай Степанович? Да... я... (слушает). Вот и хорошо. Завтра на коллегии вы объясните, как все это получилось. Нет, нет, никаких консультаций не нужно. А если вы не справились с заданием, так прямо и доложите. А мы разберемся, кто виноват. И спросим по всей строгости. Привет… до завтра….
(Снимает другую трубку)
Федя? Я сегодня задерживаться не буду, машину подать в 18.05. Что? А ты откуда узнал? Это верно. В нашем Министерстве новости распространяются с быстротой молнии. Ну, спасибо.
(Кладет трубку. Просматривает какие-то бумаги. Входит секретарь Кленова Клава)
КЛАВА. Петр Сергеевич, к вам пришла делегация.
КЛЕНОВ. Кто такие?
КЛАВА. Сейчас увидите. (Открывает дверь кабинета) Заходите ребята!
(Входит группа молодежи- две девушки и молодой человек.  Это Кириллов. Он вносит большой букет цветов)
КИРИЛЛОВ. Дорогой… т.е. уважаемый Петр Сергеевич! (Кленов встает) От имени и по поручению, так сказать, молодых сотрудников нашего Министерства позвольте поздравить Вас с 65-летием и пожелать Вам…э-э(замялся) так сказать…
ДЕВУШКИ (вместе) Доброго здоровья, счастья в личной жизни и еще больших трудовых успехов.
КИРИЛЛОВ. Вот именно… это вам (вручает ему цвет). С днем рождения! От всех нас.
КЛЕНОВ (принимает цветы). Спасибо, ребята. Да какой уж тут особенно праздник…
1-я ДЕВУШКА. Мы, Петр Сергеевич, молодежь нашего Управления да и вообще в Министерстве.
2- я ДЕВУШКА. (перебивает) Вы так к нам хорошо относились. Советовались с нами.
КИРИЛОВ. На наших партсобраниях выступали…
1-я ДЕВУШКА И говорили не как большой начальник…
2-я ДЕВУШКА… а просто как старший товарищ…
1-я ДЕВУШКА. и добрый наставник.
КЛАВА (дает Кленову цветок). И я вас поздравляю, Петр   Сергеевич.
КЛЕНОВ (пожимает всем руки) Спасибо, товарищи, Спасибо, Клавочка. Только как же может быть иначе? Вы, молодежь- наше будущее, и каждый из нас, ветеранов, должен помнить об этом.
(Входят Иван Капитонович Маркелов, министр, и Сергей Иванович Глебов, секретарь парткома Министерства).
МАРКЕЛОВ. Мы звоним, все провода оборвали, а он с девушками любезничает.
КЛАВА.(смутившись) Здравствуйте, Иван Капитонович, Сергей Иванович.
МАРКЕЛОВ. Здравствуй, Клавочка.
(Кириллов и девушки тоже раскланиваются и поспешно уходят. Одна из девушек тихо спрашивает: А это кто? Клава отвечает: Министр Маркелов. Надо знать свое новое начальство.)
МАРКЕЛОВ (подходит к Кленову, пожимает ему руку). Ну, Петр Сергеевич, поздравляю еще раз.
КЛЕНОВ.  Спасибо, Иван Капитонович.
ГЛЕБОВ. И я поздравляю.
КЛЕНОВ. Благодарю, товарищи.
МАРКЕЛОВ. 65 лет, Петр Сергеевич, возраст, сам понимаешь, по нынешним временам предельный. Можно было бы тебе уже давно и на заслуженную Союзную персоналку. Но я посоветовался кое с кем в Совмине и решили мы, если ты, кончено, не будешь возражать, оставить пока тебя в этой должности. Ты согласен?
КЛЕНОВ. Возражать не буду.
МАРКЕЛОВ. Вот и прекрасно. На здоровье, ты, как мне доложили, не жалуешься. За последние два года бюллетенил всего 7 дней, да и то с гриппом. А энергии и опыта у тебя много. В ходе перестройки они нам могут здорово пригодиться. Ставка сейчас делается на молодых и деловых людей, но и старыми кадрами разбрасываться нельзя. Это было бы неразумно, не по-государственному. Вот ты, Петр Сергеевич, к таким кадрам и относишься.
КЛЕНОВ. Благодарю за доверие, Иван Капитонович, постараюсь оправдать.
МАРКЕЛОВ. Кстати сказать, ты очень удачно выступил по телевидению на этом «Круглом столе» о роли и месте министерств в современных условиях. Смело, оригинально и самокритично. Достойно представил на всю страну наше Министерство, вскрыл, так сказать, его внутренние резервы и огромные неиспользованные возможности. Мне понравилось, Глеб Спиридонович смотрел, он тоже одобрил, специально домой мне позвонил. Так что молодец, поздравляю. Вот и поработаем мы еще с тобой какое-то время. Переосмыслим, перестроимся, поставим тележку на новые рельсы, толкнем ее, а дальше пусть молодежь катит. Наша смена.
ГЛЕБОВ. Ну, Петр Сергеевич, еще раз всех благ (снова жмет ему руку). А цветы жене отнеси, покажи, как тебя на работе любят и чествуют.
КЛЕНОВ. Она это и так знает.
МАРКЕЛОВ. А это верно, товарищ Кленов, что твоя жена на 40 лет тебя моложе?
КЛЕНОВ. Верно, товарищ Министр.
МАРКЕЛОВ. (усмехнулся) И как же ты с ней управляешься? (Кленов замялся). Впрочем, это внутреннее дело суверенного государства, и никто не имеет права в него вмешиваться (Глебов и Маркелов уходят. Кленов ходит по кабинету с цветами, смотрит, куда бы их поставить, наконец, засовывает весь букет в кувшин с водой. Водит Клава)
КЛАВА. Петр Сергеевич, к Вам очень хочет зайти какой-то человек. Говорит, что Ваш старый знакомый.
КЛЕНОВ. Кто такой?
КЛАВА. Сейчас спрошу (Выходит, через некоторое время возвращается). Это Василий Лукич Тучкин.
КЛЕНОВ. Вася Тучкин? Пусть зайдет. И отключите все телефоны.
( Клава выходит и в кабинет заходит пожилой, неряшливо одетый мужчина с потертым чемоданом и подвязанным веревкой портфелем. Поставив вещи у стены, он восторженно смотрит на Кленова).
ТУЧКИН. Петруха… Ну, здорово…Что, не узнал?
КЛЕНОВ (подходит к Тучину). Черт, Васька Тучкин! (Обнимает его). Вот удивительно. Здорово… Ты откуда же взялся?
ТУЧКИН. Да все оттуда же, Петя, где и жил, из Калуги. Заскочил в стольный град, дела тут нашлись кое-какие.
КЛЕНОВ (усаживает Тучкина на диван, сам садится рядом). Ну, садись, рассказывай. Как ты? Сколько же лет мы не виделись?
ТЧКИН. Да с 49-го. После фронта мы по домам разъехались. Ты в свою Касьяновку, а я -в Калугу. А в 49-м в Москву двинули, в вузы поступать. Здесь и встретились. Тебе тогда повезло, ты поступил, а меня не приняли, сказали: таланта маловато! Я ведь художником хотел стать. 
КЛЕНОВ. Ты хорошо рисовал. Над твоими карикатурами на Гитлера и обезьяну Геббельса во всем нашем полку хохотали.
ТУЧКИН. Было дело, Петя. Только для поступления в Суриковский этого оказалось недостаточно.  Вернулся домой, устроился преподавателем рисования в школе, до последних лет так и преподавал. Да еще подрабатывал к праздникам, когда транспаранты малевал с цитатами из вождей: сначала Сталина, потом Маленкова и Булганина, потом блаженной памяти Никиты Сергеевича, а уж потом все 18 лет Брежнева прославлял.  Не одну тысячу на нем заработал. Но у меня вдруг начали трястись руки. Они и сейчас трясутся, вот смотри (протягивает к Кленову трясущиеся руки). По -научному это, кажется, называется болезнь Паркинсона, признак старости, а я думаю, что это Бог покарал мои пальцы за то, что они столько лет на красных полотнищах большими буквами писали неправду, а я прилагал усилия к тому, чтобы люди этой неправде верили. Теперь уже не могу ни писать, ни рисовать.  На пенсии, ну, хватит про меня: скучно и тоскливо. А ты- вон до каких высот дошел!  Я ведь тебя совсем потерял. А на днях смотрю у приятеля телевизор, я тут остановился у одного старого друга, и вижу – Петька мой выступает, зам. министра Петр Сергеевич Кленов!  Говорю другу: ведь это тот самый Петр Кленов, с котором я почти три года на фронте фашистов бил, у одного пулемета лежали- он первым номером, я – вторым. 
КЛЕНОВ. Да, Вася, нам есть что вспомнить. Слушай, только не отказывайся, поедем сейчас ко мне, я недалеко живу, посидим, поговорим, вспомним. С женой тебя познакомлю она будет очень рада.
ТУЧКИН. А мы ведь, кажется, с ней знакомы? Ты женился сразу после войны, и она вместе с тобой в Москву приезжала, болела за тебя, когда ты в институт поступал.
КЛЕНОВ. Да, так и было. Но Ксюша умерла пять лет назад.
ТУЧКИН. Извини, Петя, не знал.
КЛЕНОВ. И остался я совсем один. Сыновья, у меня двое, выросли, свои семьи завели и разлетелись кто куда. Тоскливо мне стало, ох, как тоскливо. Что же, думаю, впереди старость, а я один, как сыч. И подвернулось мне случайно некое небесное создание. Потерял я, друг Вася, голову на склоне лет. Ты ее сейчас увидишь, может и поймешь меня. Поехали.
ТУЧКИН. Не могу, Петя, никак не могу. Я ведь к тебе заехал случайно, по дороге на вокзал, видишь, с вещами. Я же не знал, здесь ты или нет, и, может, занят. А у меня поезд отходит через час, еще до вокзала добраться надо. 
КЛЕНОВ. Очень, очень жаль.
ТУЧКИН. Пойми, Петя, никак нельзя. Уж отложим до следующего раза.
КЛЕНОВ. Ну, что поделаешь. Давай я тебя хоть провожу немного. Посидим в скверике, тут недалеко, минут пятнадцать, а потом мой Федя быстро подбросит нас на Каланчевку.
ТУЧКИН. У тебя, небось, «Чайка»?
КЛЕНОВ. Да нет, только «Волга».
ТУЧКИН.  И то неплохо. Пошли. Прокатимся на «Волге»
(Тучкин берет чемодан и портфель и направляется к выходу. Кленов подходит к столу, вынимает из кувшина цветы и заворачивает их в газету)
Ты – что, каждый день жене цветы приносишь?
КЛЕНОВ. Теперь уже- нет. А первое время и в самом деле приносил. Это- подарок от сотрудников. У меня ведь сегодня день рождения.
ТУЧКИН. Ого, вот это здорово я попал! Ну, тогда поздравляю. (Пожимает Кленову руку, а потом обнимает его и целует). Будь здоров, Петруха! Ты, я помню, на год меня моложе. Значит тебе 65. КЛЕНОВ. Точно. Ну, двинули (Уходит)
Занавес.
Картина II
Городской бульвар. Среди кустов сирени стоит скамейка. Входят Кленов и Тучкин, продолжая свой разговор.
ТУЧКИН…. Ведь нас только двое осталось. А приказ был: эту проклятую высотку удержать во что бы то ни стало. Пока немцы ее не захватили, мы могли без задержки передислоцировать какие-то части для большого наступления. Ты помнишь этот приказ?
КЛЕНОВ. Помню. Но честно признаюсь, до сих пор не могу понять, как мы с тобой все это выдержали. (Подходит к скамейке). Вот, давай здесь посидим. Сюда и Федя машину подаст.                (Садится).
ТУЧКИН. А на войне, Петя, много непонятного происходило. Не понятно даже то, как это мы, несмотря на все ошибки нашего великого вождя и учителя, все-таки измотали и разбили такого врага.
КЛЕНОВ. И как ты все это объяснишь?
ТУЧКИН. Велик наш народ, Петя. А в самую трудную минуту к нему еще свыше благодать снисходит.
КЛЕНОВ. Ты что же, верующим стал?
ТУЧКИН. Нет, в примитивном толковании этого понятия- не верую. Никакого божественного начала не существует. Но я убежден в том, что в нашем народе заложена какая-то удивительная внутренняя сила, которая в трудный час делает его во сто крат более стойким. Вот и мы с тобой поэтому выстояли. Вдвоем остались, а не отступили. Из двух пушек били, из пулеметов садили, а высотку не отдали. А я и название запомнил. Было это у деревни Лыковка.
КЛЕНОВ. А я, ты помнишь, все-таки как-то ухитрился и записку написал, дескать, умираем, но не сдаемся. И сунул ее в пулеметную гильзу. 
ТУЧКИН. Да, были дела. А потом, когда нас накрыло прямой наводкой и заспало землей, наши уже прошли, куда надо, и двинули в наступление. Про нас с тобой тогда и не вспомнили, думали, что на этой высотке никого не осталось. 
КЛЕНОВ. А через день все же нас откопали. Живыми оказались.
ТУЧКИН. И сейчас еще живем, хотя прошло почти 45 лет. Живем, худо ли, бедно ли, но живем. Слушай, Петя, давай по этому поводу выпьем.
КЛЕНОВ. Ты- что?  С ума сошел?
ТУЧКИН. Никуда не сошел. Тут у вас в Москве даже четвертинки продают. У нас их и в помине нет. А я вот час простоял и сразу 10 штук купил. (Развязывает портфель, вынимает четвертинку). Надо дома угостить кое-кого из старых дружков. Но восьми штук хватит. А мы с тобой по одной махнем. Тридцать лет не виделись, больше, очевидно, и не увидимся. Давай, за нашу фронтовую дружбу, за то, что мы остались живы, за твой день рождения и за твою молодую жену. (Ловко открывает четвертинку и протягивает ее Кленову).
КЛЕНОВ. Нет, Вася, ты извини, я не буду. Я уже лет пять вообще не пью, что- то сердце стало пошаливать. А кроме того, это сейчас и невозможно, тем более вот так, в моем-то положении.
ТУЧКИН. Я тоже не пью, Петя, у меня уже два инфаркта было. Но, черт возьми, давай в последний раз помянем нашу фронтовую молодость, и все, что было. И чтобы то, что у нас будет впереди, было только хорошим. (Открывает вторую четвертинку). И забудь ты хоть на минуту о своем положении. Ну, так будь здоров, старина! (В несколько глотков выпивает четвертинку и прячет ее в портфель. Кленов неуверенно подносит ко рту бутылочку, делает пару глотков. Ни он, ни Тучкин не заметили, как к ним сзади приближались милиционер и две дружинников с красными повязками).
МИЛИЦИОНЕР. (отдает честь). Дежурный по 170-му отделению милиции старший сержант Рыкин. Вы что же, граждане, нарушаете? (Кленов оторопело засовывает четвертинку в карман).
ТУЧКИН. Извини, старший сержант, мы это так, совершенно случайно.
РЫКИН (дружинникам) Вы видели, товарищи дружинники, как эти граждане распивали спиртные напитки в общественном месте?
ДЖРУЖИННИКИ. Видели. Пили водку.
ТУЧКИН. Ребята, понимаете, мы- фронтовые друзья, не виделись тридцать лет. А тут встретились, и я предложил… по маленькой. Тем более что ему, Пете, сегодня исполнилось 65 лет. Видите, и цветы у него.
КЛЕНОВ. Вы уж простите, товарищи. Ведь это, действительно, совсем неожиданно. И, очевидно, в последний раз. Мы же не пьяницы какие-нибудь, а так, немножко потерявшие голову старики.
1-ый ДРУЖИННИК. (Рыкину). Ладно, Гоша, оставим старп;ров, пусть поживей уматывают.
РЫКИН (дружиннику). Нет, товарищ Соколов, ты- комсомольский активист и должен знать, что и вам, и нам дано задание решительно бороться с пьянством.  И никому пощады не будет. Граждане нарушившие, пройдемте в отделение. Нужно составить акт.
ТУЧКИН (испуганно). Старшой, отпусти меня. Я приезжий, из Калуги. Мне на вокзал надо, поезд через полчаса уходит. Вот билет (Достает из кармана билет, показывает милиционеру. Тот внимательно рассматривает его, возвращает Тучкину).
РЫКИН. Ладно, поезжайте. (КЛЕНОВУ). А вы, гражданин, пройдемте в отделение. (Слышен шум подъехавшей машины, входит Федя, шофер Кленова, молодой парень, весь в джинсах.)
ФЕДЯ. Ну, Петр Сергеевич, поехали? (С удивлением смотрит на своего зам. министра, державшего подмышкой букет цветов, Тучкина с подвязанным портфелем и милиционера с дружинниками).
Что у вас тут такое? Конфликт? (Рыкину) Это наш зам. министра. Ты его не обижай.
РЫКИН (удивленно). Этот.. замминистра? … Ну, и дела.
КЛЕНОВ (Тучкину). Поезжай, Вася, вот он тебя отвезет.
ТУЧКИН. А как же ты? Нет, я тебя не оставлю. Ведь это я все затеял (Рыкину). Честное слова – я. Он не хотел, ему нельзя. А я, старый дурак, настоял.
КЛЕНОВ. Двигай, Вася, а то опоздаешь. Мы как-нибудь разберемся.
ТУЧКИН (обнимает Кленова). Ну, тогда прощай, друг. Чтоб все вы тут уладили.
КЛЕНОВ. Прощай, Вася. (Феде). Поезжай, Федя. Да помоги там ему.
ФЕДЯ. Будет сделано, Петр Сергеевич. (Берет чемодан Тучина и уходит. Тучкин еще раз обнимает Кленова и убегает за Федей).
РЫКИН. (внимательно смотрит на Кленова) Так, значит зам. министра? А нарушаете. Пройдемте в отделение. Там разберутся. Какой-такой вы зам. министра. Пошли. (Уходит, дружинники и Кленов идут за ним. Занавес).   
Картина III
Кабинет начальника отделения милиции. Маленькая комната, на стенах которых висит несколько плакатов, призывающих бороться с пьянством, искоренять зло. Дежурный по отделению, майор, сидит за столом и что-то пишет. Перед ним на длинной скамейке сидит сильно пьяный человек неопределенного возраста.
МАЙОР. Так значит, говоришь, выпил ты совсем мало?
ПЬЯНЫЙ (заплетающимся языком). С...с… совсем чуть-чуть. Бутылочку тройного… на троих.. Он потому и называется «Тройной»… что его на троих пить нужно. А Колька в парикмахерской работает… он достал. Вот раньше, когда была водка, ее тоже на троих пили. Но это – неправильно. Она же не называлась «Тройная». А вот одеколон называется.
(Входит Рыкин с дружинниками и Кленов)
РЫКИН. Товарищ майор, вот, доставил еще одного. Распивал со своим дружком водку на бульваре, так сказать, в общественном месте. Нарушение...
ПЬЯНЫЙ. (Кленову) Слушай, а где ты ее достал? Я нигде не нашел. И к Павелецкому ездил, и на Трубную… нигде нет. Хорошо, Колька «тройняшки» принес. (Майору). Вот только одну маленькую и выпили. А ты говоришь-пьяный!
МАЙОР. Ладно, замолчи. С тобой- потом (Кленову). А вы почему же нарушаете?
КЛЕНОВ. Товарищ майор. Я вам все объясню. Понимаете…
МАЙОР (перебивает) Понимаю, Вы, разумеется, человек непьющий. И выпили совершенно случайно?
КЛЕНОВ. Вот именно … так и было.
МАЙОР ( пьянице). А ты … разве ты пьющий человек?
ПЬЯНЫЙ ( разозлился)   Я? Пьющий? Да ты- что? Осоловел? Я уже несколько лет- ни грамма. А это совершенно случайно. Это Колька проклятый…. «Тройняшку». Принес. Сам я – никогда…
МАЙОР (Кленову). Вот видите? Еще ни один пьяный человек, которого доставляли в наше отделение, не признавался, что он пьяница.
ПЬЯНЫЙ. Кто- пьяница? Я- пьяница? Да я тебя, знаешь, за такие слова... к прокурору… пойду... Не смеешь оскорблять.
МАЙОР. (Рыкину) Уведи его.
(Рыкин и дружинники уводят пьяного, который отчаянно сопротивляется и ругается).
КЛЕНОВ. Товарищ майор, я все-таки хотел бы объяснить.
МАЙОР (перебивает) Не надо. Ваши документы.
(Кленов достает бумажник)
КЛЕНОВ. Паспорта у меня нет. Вот служебное удостоверение (Протягивает майору документ, тот внимательно его рассматривает)
МАЙОР. Кленов Петр Сергеевич, зам. министра.
КЛЕНОВ. Да… Так… День рождения у меня сегодня. Вот и цветы подарили.
МАЙОР. А вы, гражданин зам. министра, читали Указ от 17 мая о борьбе с пьянством и алкоголизмом?
КЛЕНОВ. Читал... конечно, читал.
МАЙОР. Читали, а нарушаете. Наше правительство принимает законы против пьянства и алкоголизма, строгие законы, а вы- распиваете. Если люди вашего ранга будут нарушать, так что же тогда остается делать простому человеку? А ведь мы должны наложить на него штраф и сообщить по месту работы.
КЛЕНОВ. Я готов заплатить, сколько положено. У меня много денег. Мне к 65- летию премию выдали в размере месячного оклада. (Достает из бумажника пачку денег, кладет ее на стол майора) Вот, пожалуйста, берите, сколько следует. Здесь 500. (Майор берет деньги и пристально смотрит на Кленова. В это время входит Рыкин).
МАЙОР. Так что же, гражданин Кленов, вы решили дать взятку должностному лицу при исполнении им служебных обязанностей? Ты видишь, Рыкин, пятьсот сует?
РЫКИН. Вижу, товарищ майор. Факт дачи взятки подтверждаю. Как свидетель.
КЛЕНОВ (совершено обескуражен). Да что вы, товарищи, какая взятка? Я просто хотел показать, что готов заплатить штраф в любом размере, сколько потребуется. Только, извините, с маленькой просьбой, чтобы вы не сообщали на работу. Это, конечно, недоразумение, но мне не хотелось бы, чтобы напрасно склоняли мое имя. Я ведь в этой системе честно работаю 35 лет.
МАЙОР. Значит, хочешь за 500 рублей откупиться, шкуру свою спасти? Нет, гражданин Кленов, не на тех напал. Мы свою службу знаем и уважаем. (Рыкину) Составляй акт о даче взятки. А мы сейчас узнаем в Министерстве, есть ли там такой зам. министра (Достает телефонную книгу, листает ее)
КЛЕНОВ. Товарищ майор, прошу вас, не звоните. Ведь все это, честное слово, глупая случайность.
МАЙОР. Вот мы и узнаем, глупая или не глупая (Набирает номер телефона) Это Министерство? Приемная Министра?  А можно соединится с товарищем Маркеловым? Это говорит дежурный по 170 отделению милиции майор Савчук. Уже уехал? А я с кем говорю? Товарищ Максимов, скажите, а есть у вас такой заместитель министра товарищ (смотрит удостоверение Кленова) Кленов Петр Сергеевич? Есть? Все понятно. Особенно ничего, просто ваш зам. министра напился в общественном месте с каким-то алкашом и доставлен в 170 отделение милиции.
КЛЕНОВ (в ужасе) Это неправда… Гнусная клевета.
МАЙОР (в трубку) Вы слышите, как кричит? Почему не может быть? Все может быть. Мы хотели отправить его в медвытрезвитель, да, к сожалению, наша дежурная машина в рейсе. Пустим его своим ходом домой. А акт получите завтра утром. Так и передайте министру. (Кладет трубку. Рыкину).  Ну, составил акт?
РЫКИН.  Готово.(Отдает бумагу майору, тот ее внимательно читает)
КЛЕНОВ. Зачем же вы так, товарищ майор? Это- непорядочно.
МАЙОР. Не будешь пить на бульваре и давать взятки. На, подпиши акт (протягивает бумагу Кленову. Он ее не берет).
КЛЕНОВ. Это- гнусная фальсификация. Я ничего подписывать не буду.
МАЙОР.(Рыкину). Ты свидетель, старший сержант, он отказывается. (Кленову) Как хочешь, тебе же хуже будет. Ну, можешь отправляться домой. Теперь будешь объясняться в своем министерстве. Мы туда все отпишем. Снимут с тебя стружку.
(Кленов, шатаясь, направляется к выходу. Букет цветов, который он все это время то мял в руках, то засовывал подмышку, то клал на стол, совсем осыпался и Кленов при выходе бросил его в мусорную корзину. Уходит. Рыкин выхватывает цветы из корзины и открывает дверь, куда вышел Кленов)
РЫКИН. (в дверь) Эй, ты, министр, метелку свою забери (Швыряет букет вдогонку Кленову и закрывает дверь. Майор берет пачку денег, которую оставил на столе Кленов, отсчитывает несколько бумажек, остальное прячет в карман).
МАЙОР. Ты все запомнил, что здесь было?
РЫКИН. Все точно, товарищ майор. (Майор сует ему те деньги, что он отсчитал от пачки).
МАЙОР. Держи… это тебе… (Рыкин неуверенно берет деньги, потом поспешно засовывает их в карман).
РЫКИН.  Вас понял, товарищ майор.
МАЙОР, Полковник будет тебя спрашивать, расскажешь все, что видел.
РЫКИН. Есть рассказать все, что видел.
(Берет под козырек)
Занавес
Картина IV
Гостиная в квартире Кленова. Молодая красавица Марина в ярком шелковом халате стоит у клетки с птицами и подсыпает в кормушку зерно. Входит Кленов. Марина бурно его приветствует, обнимает и обцеловывает.
МАРИНА. Петя, Петя, Петушок, золотой гребешок. Вот как я тебя люблю. А ты почему задержался?
КЛЕНОВ. Ко мне из Главка зашли товарищи, надо было посоветоваться.
МАРИНА Неправда. Ты- врунишка. Скажи, зачем ты обманываешь свою киску? Я звонила Клаве, она сказала, что ты ушел с каким-то типом. Кто это был?
КЛЕНОВ. Да, верно. Это Вася Тучкин, мой старый фронтовой друг. Он случайно меня разыскал, и мы немного прогулялись.
МАРИНА. Вася Тучкин, Вася Тучкин. А почему ты мне никогда не рассказывал, что у тебя был на фронте такой друг – Вася Тучкин?
КЛЕНОВ. Да так, как- то не приходилось его вспоминать.  Снимает пиджак, вешает его в шкаф. Уходит умываться. Марина накрывает стол на 3 персоны. Входит Кленов, причесывая намокшие волосы.)
МАРИНА. Петушок, ты очень голоден?
КЛЕНОВ. Нет, не особенно.
МАРИНА. Можешь немного подождать?
КЛЕНОВ. Могу. А кого ты ждешь?
МАРИНА. Мне с большим трудом удалось пригласить к нам на ужин Аркадия Кухлянского. Помнишь, я тебе говорила? Это – талант, это-гений, Рембрандт ХХ века. О нем вся Москва говорит. Скоро на Грузинской будет его персональная выставка.
КЛЕНОВ. И когда же посетит нас этот гений?
МАРИНА. (смотрит на часы). Сейчас должен быть. Только ты, Петушок, будь с ним поласковее.  Он действительно очень талантлив.
КЛЕНОВ. Хорошо, приласкаем гения. Но только ты, девочка, очень доверчива и этим пользуются разные проходимцы.
МАРИНА. Ты это про Сенечку? Сенечка - талантливый поэт, это Анна Ахматова наших дней. Но кто же мог предполагать, что он уедет в Израиль? (Ласкается в Кленову).   
 Петушок, у меня к тебе маленькая малюсенькая просьба. Ты исполнишь ее? 
КЛЕНОВ. Что такое?
МАРИНА. Я, папочка, очень тебя прошу. Аркаша написал новую картину, совершеннейший шедевр. Ее видел советник из американского посольства и сказал, что такая картина может быть приобретена Фондом Карнеги. Но Аркаша, он такой душка, согласился уступить ее мне за полцены. 
КЛЕНОВ. И сколько же может стоить этот шедевр?
МАРИНА. Стоит она тысячу, но Аркаша по своей доброте отдает ее мне за 500. Дай, пожалуйста, деньги.
КЛЕНОВ. 500 рублей? И неизвестно за что? Нет, девочка, таких денег у меня нет.
МАРИНА. Обманщик! Зачем ты опять обманываешь свою киску? Сегодня получил 500 как премию к Дню рождения. Тебе благодарность и месячная премия. Я все знаю.
КЛЕНОВ (замялся). Да, выписал, но, понимаешь, не успел зайти в кассу. Не было времени.
МАРИНА. Врунишка!  Елена Петровна из вашей бухгалтерии, я ей звонила, сказала, что лично сама принесла деньги тебе в кабинет.
КЛЕНОВ. (смутился). Да... принесла, еще утром, но я , чтобы не таскать деньги в кармане, запер их в сейфе … и забыл взять.
МАРИНА. Этого не может быть, ты опять обманываешь меня. Ты никогда и ничего не забываешь. Признайся, ведь ты отослал эти деньги свой мамочке. Вот неугомонная старуха. 90 лет ей, а все живет, все тянет деньги из своего добренького сыночка. 
КЛЕНОВ. Оставь маму в покое. Слышишь? Я – подлец, я за год выслал ей всего сто рублей. Да она у меня никогда ничего и не просит.
 МАРИНА. Так где же деньги?
КЛЕНОВ. Я сказал тебе- они в сейфе.
МАРИНА. Как же быть? Я так на них рассчитывала. Аркаша сейчас принесет картину, я обещала, что мы сразу ему заплатим. Ты, Петушок так меня подвел…
КЛЕНОВ. Если это так срочно нужно, сходи в сберкассу, сними с книжки. Ведь это рядом.
МАРИНА. Хорошо, я сбегаю. А если без меня придет Аркаша, прими его как следует.
КЛЕНОВ. Приму, не беспокойся.
(Марина убегает в соседнюю комнату и через несколько минут, переодевшись во что-то чрезвычайно модное, уходит, звонко поцеловав Кленова в щеку.
Кленов мрачно ходит по комнате, садится в кресло, рядом с которым стоит телефон. Снимает трубку, набирает номер, но потом кладет трубку обратно. Встает, снова ходит, точно не находя себе места. Подходит к столу, что-то берет с тарелки, жует, выпивает бокал воды.
Раздается звонок. Кленов выходит и возвращается с бородатым молодым человеком, который несет что-то плоское и длинное, завернутое в газеты. Это Аркадий.)
КЛЕНОВ. Вот, пожалуйста, сюда.
АРКАДИЙ. Благодарю… не беспокойтесь. (Ставит то, что он принес, на диван). А что… Марины Васильевны разве нет?
КЛЕНОВ. Она сейчас придет: выскочила на одну минутку.
АРКАДИЙ. Хорошо, я подожду. (Садится в кресло).
Да. Так вот, значит, как…
КЛЕНОВ. Вы принесли эту самую знаменитую картину? Мне Марина говорила.
АРКАДИЙ. Ну, почему знаменитая? Тау, плод некоторых размышлений. Хотите посмотреть?
КЛЕНОВ. Да...Интересно…
 Аркадий развязывает веревки, снимает газеты и устанавливает картину на видное, хорошо освещенное место. Длинная картина представляла собой полотно, закрашенное в три цвета- черное, зеленое и розовое. Кленов внимательно его рассматривает.)
АРКАДИЙ. Я назвал это полотно «Размышления».
КЛЕНОВ. И как его следует понимать?
АРКАДИЙ. Здесь выражены мои мысли о судьбах нашей страны. Вот видите- черное, это наше прошлое, зеленое- наше настоящее, ибо зелень является символом весны, обновления и перестройки. А розовое – наше будущее, после 2000 года.   
КЛЕНОВ. А можно ли все наше прошлое мазать только черной краской?
АРАКАДИЙ. Может быть с чьей-то точки зрения и нельзя, но я вижу это так. 
КЛЕНОВ (рассматривает картину), а тут и портреты какие- то изображены.
АРКАДИЙ. Здесь даже не портреты, а некие символы.
КЛЕНОВ. Но вполне можно разобрать. Вот это … Сталин, Берия, с бородкой, очевидно, Булганин, потом толстый и круглый, вероятно, Никита Хрущев…
АРКАДИЙ. Совершенно верно. 
КЛЕНОВ. И этот значит, последний… брови черные густы, речи длинные, пустые... Этого вы правильно включили. Будущие историки, да и не такие уж отдаленные, дадут объективную оценку его эпохи.  Это были зловещие голы- ведь за эти 18 лет выросло целое поколение циников, не верящих ни во что, и воров, готовых разворовать и развалить всю страну. И, конечно, развалили бы, если бы их вовремя не остановили.  Последствия этой мрачной эпохи будут сказываться еще лет 20. А Хрущева вы изобразили напрасно.
АРКАДИЙ. Почему?
КЛЕНОВ. За один ХХ съезд ему следует поставить золотой памятник. Он освободил из лагерей миллионы невинно осужденных, дал людям пенсии и начал строить жилье.
АРКАДИЙ. Да, но ведь эра Хрущева называется периодом волюнтаризма.
КЛЕНОВ. В последний годы- да, было много глупостей. Но то добро, что сделано им в начале правления- многократно перевешивает ошибки последний лет. (Снова смотрит на картину). А в нынешний, зеленый период вы включили только один портрет?
АРКАДИЙ. Пока- да. Он, бесспорно, самая яркая и выдающаяся личность, кого поставить рядом с ним, я еще не знаю.
КЛЕНОВ. А розовое будущее? Здесь у вас порхают какие-то херувимы…
АРКАДИЙ. Да…да…тут у меня, действительно, некоторая недоработка. Я не могу точно представить себе и изобразить графически то, что никто не знает. Только это не херувимы, а некие трудно досягаемый идеалы: всеобщее благоденствие, вечный мир, братство всех людей, торжество любви и добра.
КЛЕНОВ. Превосходно. Но только к 2000 году этого, пожалуй, еще не будет.
(Вбегает Марина)
МАРИНА. Ну, мальчики, вы уже познакомились? Вот и прекрасно. Здравствуй, Аркаша.       (Подходит к Аркадию, тот звонко целует ее в щечку, Кленов смотрит на них с недоумением). А вот и картина (рассматривает ее). Какая прелесть. Я знаю, что все это значит, ты мне говорил, но теперь я все вижу сама. Какая глубина мысли, какой смелый полет фантазии! (Кленову) Верно, Петушок, ты не находишь?
КЛЕНОВ. Весьма возможно.
МАРИНА. (Аркадию). Так ты, Аркаша, согласен нам уступить ее, как мы договорились?
АРКАДИЙ. Согласен, только, понимаешь деньги я хотел бы получить прямо сейчас. Если возможно.
МАРИНА. Слово есть слово. (Достает из сумочки пачку денег, вручает ее Аркадию. Тот их хватает и поспешно прячет в карман).
АРКАДИЙ. Маришуль, ты просто прелесть (опять целует ее).
МАРИНА. А теперь прошу всех к столу. Надо отпраздновать этот знаменательный акт.           (Достает из серванта бокалы, расставляет их на столе).
АРКАДИЙ. Я очень извиняюсь, Марина Васильевна, но я никак не могу.   
МАРИНА. Ну, Аркаша, как жаль. Ведь ты же обещал провести у нас этот вечерок.
АРКАДИЙ. Как-нибудь в другой раз. А сейчас я должен бежать. Захар, ты его знаешь, привез мне из Италии замечательны краски. Это просто чудо! Я должен непременно забрать их сегодня, до 8 часов. Боюсь опоздать (Кленову). До свиданья, Петр Сергеевич, очень приятно было с вами познакомиться. (пожимает ему руку).
КЛЕНОВ. Мне тоже.
АРКАДИЙ. (Марине) Маришуль, пока! (снова целует ее и убегает, Марина выходит его проводить и возвращается).
КЛЕНОВ. Ты –что, давно знакома с ним?
МАРИНА. Нас познакомили в прошлую пятницу у Нины Сигизмундовны. Я ей так благодарна!  Ведь это редкое счастье, познакомиться с живым гением.
КЛЕНОВ. (походит к картине) И тебе действительно нравиться эта мазня?
МАРИНА. Ты ничего не понимаешь в живописи! Лет через десять ей вообще цены не будет. Как полотнам Тициана.
КЛЕНОВ. Может быть, хотя я сомневаюсь. (Подходит к столу, что-то кладет на тарелку, лениво жует. Марина находит на стене гвоздь и вешает на него картину).
МАРИНА (галантно раскланивается). Дорогой мой Петя-Петушок, это подарок тебе к Дню рождения. (Подбегает к Кленову и обнимает его, взъерошивает его волосы). Ну, разве ты не благодарен своей любящей жене? Почему ты сегодня какой-то грустный?
КЛЕНОВ. Знаешь, Марина, у меня могу быть больше неприятности.
МАРИНА. Что такое? Опять с жилищной комиссией месткома не поладил? Да отдай ты им все эти фонды, пусть вселяют, кого хотят.
КЛЕНОВ. Нет, это не местком. Дело может выйти более серьезное.
МАРИНА. Ну, не пугай меня. Говори, что стряслось?
КЛЕНОВ. Пока я не могу ничего сказать. Подождем до завтра. Мне даже самому интересно, во что все это может вылиться?
МАПИНА. Что- все это?
КЛЕНОВ. Завтра узнаем. А сегодня, девочка, пожалуйста, не задавай мне больше никаких вопросов. Я чертовски устал.
(Встает из-за стола, ходит по комнате, не находя себе места. Садится к журнальному столику, перелистывает какие-то журналы. Звонит телефон, Кленов снимает трубку).
Слушаю. Да, я. Добрый вечер, Иван Капитонович. Уже дома. Так… Так... Значит, вам успели доложить…?
(Собеседник еще что-то долго говорит, Кленов молча случает, потом кладет трубку). Марина... не надо ждать до завтра. Все ясно уже сегодня.
МАРИНА. И что все это значит?
КЛЕНОВ. А это значит, девочка, что мне, очевидно, конец.
Картина У
Кабинет Кленова, декорации первой картины. Входит Кленов, садится за стол, просматривает какие-то бумаги. Входи Глебов. Не здороваясь, садится в кресло.
ГЛЕБОВ. Ну, докладывай, Петр Сергеевич, что там у тебя стряслось?
КЛЕНОВ. Да ты, Сергей, и сам все знаешь.
ГЛЕБОВ. Я знаю в их изложении. А как было на самом деле?
КЛЕНОВ. Что говорить? Зашел ко мне старый фронтовой друг, 30 лет не виделись. Вспомнили молодость, боевые дела.  По бульвару гуляли.  Он предложил выпить за встречу, за победу.  Я, конечно, отказывался, Вася настоял, ну я, дурак, согласился, не устоял. Отхлебнул из четвертинки, а тут как раз и милиция с дружинниками. Ну и понеслось- поехало.  В милицию привели, акт составили.
ГЛЕБОВ. А кому ты хотел дать взятку, чтобы замять дело?
КЛЕНОВ. Не было никакой взятки, Сергей, честное слово даю, честное партийное.
ГЛЕБОВ. Ну, Петр Сергеевич, насчет партийного ты особенно –то не разбрасывайся. Есть акт, подписанный двумя свидетелями, и сто рублей, приложенные к акту, которые ты намеревался вручить майор Савчуку.      
КЛЕНОВ. Как- сто? Там было пятьсот.
ГЛЕБОВ. Ого… Высоко же ты ценишь свою репутацию.
КЛЕНОВ. Да нет… я просто хотел показать, что готов, если надо, заплатить любой штраф, показал деньги, я как раз премию получил, а он взял всю пачку, да так и не вернул.  А в акте, значит, только сто рублей приложено? 
ГЛЕБОВ. Это все слова, Петр Сергеевич, кто же им будет верить?
КЛЕНОВ. Но ты, Сергей, неужели и ты мне не веришь? Ведь ты знаешь меня почти 20 лет. Вместе в этом Министерстве начинали, вместе выросли. И ты можешь подумать, что я способен на все это? Как мелкий пьяница и подонок.
ГЛЕБОВ. Я, Петя, может и поверил бы, но факты, факты все против тебя Ты же – зам. министра, можно сказать- государственный деятель всесоюзного масштаба, а пьешь на бульваре, как зеленый юнец и потом, спохватившись и испугавшись, пытаешься спасти свою шкуру, давая взятку.  А с милицией, Петя, шутки плохи… Особенно сейчас. Копию акта они уже с нарочным вручили первому секретарю нашего райкома.   
КЛЕНОВ. Так быстро?
ГЛЕБОВ. Даже быстрее, чем ты думаешь. Секретарь уже звонил и приказал нам срочно рассмотреть твое персональное дело на партсобрании, и решение провести через партком. И на все нам дали три дня.
КЛЕНОВ (расхаживает по кабинету). Персональное дело… Слова то какие! Персональное дело Петра Кленова. Все- таки не миновала и меня чаша сия.  А я надеялся прожить всю жизнь незапятнанным. Не удалось. Правильно, Сережа, в русском народе раньше говорили: «От тюрьмы и от сумы не зарекайся.» Ну, тюрьмы, может, и не будет, а сума… Ладно, Сергей, благодарю тебя за напутствие и… теплые слова.
ГЛЕБОВ. (встает). Хорошо, Петр Сергеевич, будь готов ко всему. 
КЛЕНОВ. (вытягивается по стойке «смирно»). Всегда готов, товарищ секретарь парткома!
ГЛЕБОВ. Мы скоро встретимся.
(Уходит. Кленов снова достает из ящика какую-то папку, раскрывает ее, читает. Нажимает кнопку звонка, вызывая секретаря. Никто не отзывается. Нажимает еще раз. Входит уборщица с тряпкой в руке.)
УБОРЩИЦА. А вы напрасно звоните, Петр Сергеевич, там никого нет.
КЛЕНОВ. Как-нет? А где же Клава?
УБОРЩИЦА. У нее сегодня отгул.
КЛЕНОВ. Какой отгул? Почему же она мне ничего не сказала?
УБОРЩИЦА. Не знаю, Петр Сергеевич, только ваше согласие ей теперь без надобности.
(Уходит. Кленов снимает трубку красного телефона, слушает, нажимает на рычаги связи, снова слушает, кладет трубку. Снимает трубку другого телефона, набирает номер).
КЛЕНОВ. (в трубку). Узел связи? Доброе утро, девочки. Это Кленов. У меня почему-то не работает прямой. Да... Проверьте, пожалуйста (ждет). Как так? Почему отключили? Ладно... все понятно. (Кладет трубку. Достает из кармана тюбик с валидолом, кладет под язык таблетку. Подходит к журнальному столику, где стоит кувшин с водой, наливает полстакана, пьет.) Снова снимает трубку, набирает номер).
Доброе утро, Вера Ивановна, это Кленов. У меня прямой что-то барахлит, можно Ивана Капитоновича? Пожалуйста (ждет). Занят? И сегодня не будет? Спасибо. (Кладет трубку. Открывает сейф, достает какие-то бумаги. Раздается телефонный звонок, Кленов поспешно снимает трубку.) Слушаю... да нет, Киска, нового ничего нет.  Все идет именно так, как я и предполагал. Верно… Хорошего мало. (Кладет трубку, снова чем-то занимается. Но телефон звонит опять. Кленов снимает трубку). Да… но я же все тебе объяснил, девочка… Министр занят и сегодня его не будет. Мой друг Глебов? Я с ним говорил, ничего сказать не может. Ты, киска, больше не звони.  Я скоро приеду домой (Кладет трубку и отключает личный телефон. Чем-то занимается).
(Входят двое рабочих в комбинезонах).
1-ый РАБОЧИЙ. Разрешите, товарищ Кленов?
КЛЕНОВ. Да, пожалуйста.
2-ой РАБОЧИЙ. Нам приказано забрать отсюда цветной телевизор (Подходит к стоящему в углу телевизору). Этот или еще есть?
КЛЕНОВ. Других у меня нет.
1-ый РАБОЧИЙ. О; кей. Берем, Коля. (Отключают телевизор и выносят. Кленов принимает еще одну таблетку валидола. Потом расхаживает по кабинету, зачем-то задергивает и опять открывает шторы на окнах, подходит к столу, укладывает какие-то бумаги в свой портфель, потом словно передумав, вынимает их, рвет на мелкие клочья и бросает в корзину. Входит Федя).
ФЕДЯ. Значит, Петр Сергеевич, машина вам сегодня больше не потребуется?
КЛЕНОВ.(рассеянно). Что? Машина? Нет… Почему же?
ФЕДЯ. А то мне завгар приказал вернуть вашу «Волгу» в гараж.
КЛЕНОВ. Да? Уже? Ну, что же, браток, раз есть приказ- выполняй. Приказы начальства нужно уважать. Дуй в гараж.
ФЕДЯ (замялся) Петр Сергеевич, неужели это правда?
КЛЕНОВ. Что- правда?
ФЕДЯ А то, что все говорят…
 КЛЕНОВ. Ну, раз уже все говорят, значит- правда.
ФЕДЯ. Это когда же? Вчера, на бульваре, когда я к вам подъехал?
КЛЕНОВ. Поезжай скорее в гараж, Феденька, а то твой завгар, товарищ Мушкетов, будет сердиться.
ФЕДЯ. Ну и дела! ( Уходит) .
(Кленов подходит к книжному шкафу, достает оттуда какие-то книги, кладет их в портфель. Запирает портфель.  Стоит посреди кабинета с портфелем в руке, смотрит по сторонам. Потом, словно что-то вспомнив, подходит к своему столу, берет маленькую статуэтку Ленина и убирает ее в портфель.
Направляется к выходу. Проходя мимо мягкого кресла, стоящего рядом с журнальным столиком, на мгновение останавливается, сильно пинает кресло так, что оно летит на середину кабинета и уходит).   

Занавес.
Картина У1
Кабинет заседаний парткома Министерства. За длинным столом сидят члены парткома и приглашенные. В одном конце стола – Глебов, ведущий заседание, на другом – пустой стул.
ГЛЕБОВ. Переходим к последнему пункту повестки дня сегодняшнего заседания: персональному делу коммуниста Кленова. (Технический секретарь выходит из кабинета, вызывает Кленова.  Он заходит и садиться на пустой стул. Кленов здоровается, но никто ему не отвечает).
Товарищи члены парткома. Суть вопроса вам уже ясна, и все читали объяснительную записку Кленова. Вчера коммунисты первичной организации, где на учете состоял Кленов, на внеочередном собрании детально и вполне объективно обсудили его поступок, настоящее «ЧП» в жизни нашего коллектива, и приняли решение   исключить Кленова и рядов нашей партии. Где, как оказалось, ему совсем не место. Нам предстоит утвердить иди не утвердить это решение.
ГОЛОС С МЕСТА. А как проголосовало собрание- единогласно?
ГЛЕБОВ. Нет, при четыре воздержавшихся.
ГОЛОС С МЕСТА.    Возмутительно! А присутствует здесь секретарь партбюро того Управления, где был на учете Кленов? (Поднимается Кириллов).
КИРИЛЛОВ. Я здесь.
ГЛЕБОВ. Вот их секретарь, товарищ Рощупкина, Андрей Кириллов.
(Та, которую Глебов назвал Рощупкиной, с копной рыжеватых волос и в больших золотых очках, пристально смотри на Кириллова).
РОЩУПКИНА. Интересная картина получается. И давно ты, товарищ Кириллов, ходишь в секретарях партбюро Управления?
КИРИЛЛОВ. (Глебову) Товарищ Глебов, я хотел бы знать, кто это плохо воспитанная дама, которая обращается ко мне на «ты», хотя мы с ней морковный сок на «брудершафт» еще не пили.
ГЛЕБОВ. Это- товарищ Рощупкина Вера Петровна, инструктор нашего райкома.
КИРИЛЛОВ. Все понятно… Только я, товарищ Рощупкина, не хожу в секретарях, а был избран в соответствии с уставом нашей партии год назад.
РОЩУПКИНА. Мне тоже все понятно. Понятно, почему в партийной организации с такими незрелыми руководителями вырастают вот такие Кленовы и им подобные. 
ГЛЕБОВ (Кирилллову). Ты, Андрей пока садись. (Кириллов опускается на свое место и, достав платок, долго трет вспотевшее лицо).  Так как дальше, товарищи члены парткома, будем заслушивать Кленова?
ГОЛОС С МЕСТА. Кажется, все ясно.
ГЛЕБОВ. Хорошо. Тогда какие будут к нему вопросы?
(Кленов встает и обреченно оглядывается по сторонам).
КТО-ТО ИЗ ЧЛЕНОВ ПАРТКОМА. Неужели ты сам, Петр Сергеевич не понимал, распивая водку на бульваре, что нарушаешь Постановление о борьбе с пьянством?
КЛЕНОВ. Конечно... понимал.
ГОЛОС С МЕСТА. Так почему же вы пошли на это?
КЛЕНОВ. Все получилось очень глупо и … как-то случайно, неумышленно.
РОЩУПКИНА. Вы, Кленов, конечно, читали Указ Президиума Верховного Совета от 17 мая 1985 года о борьбе с пьянством?
КЛЕНОВ. Читал. 
РОЩУПКИНА. Я тоже его читала., Кленов. Но, может быть, я прочла его недостаточно внимательно. Может быть в этом Указе есть такой пункт, что беспартийному гражданину распивать спиртные напитки в общественном месте нельзя, а коммунисту - разрешается?
КЛЕНОВ. Нет, такого пункта нет.
РОЩУПКИНА. А может быть там сказано, Кленов, что рядовому коммунисту, например, простому рабочему или служащему распивать спиртное в общественных местах запрещается, а вот коммунисту, находящемуся на руководящем посту, куда его поставила партия, даже заместителю министра это делать позволительно. Сказано это в Указе?
КЛЕНОВ. Нет… не сказано.
РОЩУПКИНА. Зато в другом документе, Кленов, в Уставе нашей партии сказано, что чем выше пост, тем больше спрос. И зам. министра за пьянство должен быть наказан строже, чем простой слесарь. Вы согласны с этим, Кленов?
КЛЕНОВ. Да... вероятно.
РОЩУПКИНА. Вишь ты, еще – вероятно.
ГЛЕЬОВ.  Какие еще к Петру Сергеевичу будут вопросы? (Все молчат). Садитесь, Кленов.
(Кленов садится, трясущимися руками достает из кармана коробочку с валидолом, принимает таблетку).
Так кто еще хочет что-нибудь сказать?  (Наступает длительное и тягостное молчание.)
РОЩУПКИНА. Да, товарищ Глебов, не зря у нас в райкоме поговаривают о том, что в вашем министерстве сложилась обстановка всепрощенчества, беспринципности и отсутствует провозглашенный партией дух критики и самокритики. (Показывает на Кленова). Вот видите: он сидит, спокойно валидол сосет, показывает, что все ему до лампочки, а вы молчите. Неужели никто из вас не может найти подходящих слов, чтобы дать достойную оценку антипартийному поступку Кленова? 
(Вскакивает Кириллов)
КИРИЛЛОВ. (взволнованно). Товарищ Глебов, товарищи члены парткома, мы осуждаем поступок Петра Сергеевича, нам приказали его осудить.  Но нам никто не дал права издеваться над человеком, на что нас толкает так называемый представитель райкома гражданка Рощупкина.
ГЛЕБОВ (перебивает). Садись, товарищ Кириллов, успокойся.
КИРИЛЛОВ. Нет, погодите, дайте мне сказать. Я хочу высказаться по существу и прошу меня не перебивать. У нас- демократия.
Товарищи члены парткома! При голосовании на нашем партсобрании четверо воздержались. Я был в их числе. Я думаю... Я считаю... Петр Сергеевич - старый член партии, фронтовик, имеет боевые награды. Он – прекрасный специалист и хороший человек, он с таким добром относится ко всем людям, особенно к нам, молодым специалистам. Так неужели из-за одного случайного проступка мы будем губить его? Это несправедливо.
ГЛЕБОВ. Так то же, Кириллов, ты предлагаешь всем нам, всему парткому вот так прямо и пойти против линии партии? Ты этого хочешь?
РОЩУПКИНА. И как такой Кириллов может быть секретарем партбюро? Невероятно! Я доложу на бюро райкома.
(Кленов встает, подходит к Кириллову и крепко пожимает ему руку.)
КЛЕНОВ. Спасибо, Андрей.
КИРИЛЛОВ (взволнованно). Петр Сергеевич … Петр Сергеевич …да я…
КЛЕНОВ. (перебивает). Не надо, мальчик, ты еще больше повредишь себе. (Обращается ко всем присутствующим). А вы, товарищи, и так засиделись. Всем хочется домой, не надо попусту тратить время и разбрасывать фальшивые слова. Я знаю, какое вы примите решение. А потому… (вынимает из кармана партбилет, походит к Глебову, кладет билет перед ним на стол). Возьми, и не будем тянуть резину. В райком перешлете сами. Прощайте. (Поспешно уходит)
РОЩУПКИНА. Вот, товарищ Глебов, до чего может довести плохая работа в деле воспитания и расстановки кадров.
Картина У11
Гостиная в квартире Кленова. Марина, почти голая, сидит на стуле посреди комнаты и позирует Аркадию, который работает у мольберта. 
МАРИНА. Аркаша, а это правда, что должен скоро поехать во Францию?
АРКАДИЙ. Как ты узнала?
МАРИНА. Мне Нинка сказала. У нее всегда самая свежая информация.
АРКАДИЙ. Удивительно! Только вчера пришло приглашение. Его еще будут рассматривать в нашем Союзе.
МАРИНА. А кто поедет?
АРКАДИЙ. Пригласили всю нашу группу «Московский авангард».
МАРИНА. Значит, кроме тебя, еще Гога, Захар и Вольдемар?
АРКАДИЙ. И Сева тоже.
МАРИНА. И когда же вы сможете поехать?
АРКАДИЙ. Думаю, месяца через два. До этого мы хотим показать свои работы в Сибири- Омске, Новосибирске, Иркутске.
МАРИНА. А во Францию кто с вами поедет?
АРКАДИЙ. Организатор этой акции, какой -то «Фонд Мишо», приглашает всех с женами. МАРИНА. Значит и Нинка поедет со своим Захаром. Вот счастливая. Везет же людям!    
АРКАДИЙ. Удивительный вы народ – женщины; вс; кому-то завидуете. А Нинка вот тебе завидует: за замминистра сумела выскочить, катаешься, как сыр в масле.
МАРИНА. Зато ее Захар! Он такой талантливый. Какое это должно быть счастье: быть верной спутницей жизни гения.   
АРКАДИЙ. Верной спутницей! А недавно Захар застукал ее на даче с каким-то мальчишкой.
МАРИНА. Боже! Какой ужас. Ну и что?
АРКАДИЙ. Ничего особенного! Ты же знаешь Захара. Мальчишку этого он вышвырнул через забор, а Нинку высек свежей крапивой.
МАРИНА. Что ты говоришь?! Почему же она мне ничего не рассказала? Ну, Нинка…
АРКАДИЙ. А чем тут особенно хвастаться? Стала кроткой, как козочка. Захар шуток не любит. А, кстати, как дела у твоего Петра Сергеевича?
МАРИНА. Кажется, плохо.
АРКАДИЙ. Что же снимут, его?
МАРИНА. Все должно сегодня решиться. Он что-то задерживается. Давно уже должен был бы быть.
(Встает со стула и одевается, приводит себя в порядок)
На сегодня хватит, Аркаша. Я начинаю волноваться. 
АРКАДИЙ. Ну, как хочешь. (Складывает мольберт). Этот твой портрет я назову                « Обнаженная в сиреневых тонах». Я повезу его во Францию.
МАРИНА, Ты лучше меня саму повези. Подумай, как это сделать.
АРКАДИЙ. Тебя, если хочешь, я могу взять в Сибирь- Омск, Новосибирск и Иркутск. Прекрасные города.
МАРИНА. Ну, туда ты поезжай сам. 
(Входит Кленов. Молча снимает пиджак, опускается в кресло).
АРКАДИЙ. Добрый вечер, Петр Сергеевич.
(Кленов не отвечает. Аркадий забирает свой мольберт, картину и, помахав рукой Марине, уходит.
Кленов встает, ходит по комнате, достает из какого- то ящика серванта пачку сигарет, спички и закуривает.)
МАРИНА. Петушок, а ты разве куришь?
КЛЕНОВ. Я бросил 10 лет назад. Это-первая.
МАРИНА. А как твои дела?
КЛЕНОВ. Все кончено, девочка. Приказом Министра я освобожден от должности... с завтрашнего дня. Сегодня подал заявление на пенсию.
МАРИНА. Но у тебя хоть будет Союзного значения?
КЛЕНОВ. Нет, сказали, что теперь мне не положено.
МАРИНА. А что же положено?
КЛЕНОВ. Как и всем- 120 плюс 10 процентов за 20 лет непрерывного стажа. Итого – 132 рэ.
МПРИНА. Значит, теперь не будет ни машины, ни пайка, ни дачи в Пицунде, ни подписки на все подписные издания, ничего этого не будет? 
КЛЕНОВ. Да... Ничего.
МАРИНА. Какой кошмар! И как же ты думаешь дальше жить?
КЛЕНОВ. Как-нибудь проживем, киска. Конечно, будет несколько скромнее, но ничего. Я устроюсь на какой-нибудь завод слесарем, ведь у меня инженерное образование, а на предприятия пенсионеров берут. Да и ты, девочка, можешь пойти работать. Ты же первоклассная машиниста, тебя кто-нибудь охотно возьмет в секретари.
МАРИНА. Ты хочешь сказать, что я должна вернуться назад? Туда, где я была еще совсем девочкой?    
КЛЕНОВ. Если не хочешь- не работай. У тебя все есть. А на пропитание я как-нибудь заработаю.
МАРИНА. (ехидно). Значит, прокормишь?
КЛЕНОВ. Прокормлю. Будет и хлеб, и масло.
МАРИНА. Неужели ты думаешь, Петя-петушок, что за кусок хлеба с маслом я буду губить свою молодую жизнь? Ведь мне только 24.
КЛЕНОВ. Ты… Ты это чем?
МАРИНА. Вот именно об этом. Я только удивляюсь, как ты сам не понимаешь, что я теперь не могу больше жить с тобой.
КЛЕНОВ. Значит, ты собираешься уйти от меня?
МАРИНА. Не я уйду, Петушок, а ты уберешься отсюда. Ведь это моя квартира, ты сам оформил ее на мое имя. Или ты только болтал об этом в пылу старческого любовного экстаза?
КЛЕНОВ. Неужели ты способна на такую низость?
МАРИНА. Ты умный человек, Петр Сергеевич. И должен был бы сам понимать, что я живу с тобой только потому, что ты мог мне ко-что дать. Теперь, когда ничего больше нет, зачем ты мне нужен. Полунищий и жалкий старик.
 (Кленов подходит к серванту, находит графин с водой, выпивает целый стакан и тяжело опускается в кресло).
КЛЕНОВ. Какой невероятный цинизм?   И ты об этом говоришь с такой откровенностью! Ведь все эти годы ты клялась мне в любви и говорила такие… трогательные слова.  Значит, все это было гнусным обманом?
МАРИНА. Гнусный? Это ты был гнусным лгуном, когда уверял меня, что у тебя все идет превосходно и ты еще лет пять будешь оставаться в прежней должности. А потом уйдешь на Союзную персоналку со всеми благами. Ты… ты обманул меня.
(Плачет, трет глаза, размазывая по щекам косметику.
КЛЕНОВ. Но, девочка, я же не знал, не мог предполагать, что все так получиться.
МАРИНА. (сквозь слезы). Должен был знать. Не нужно было пить водку … с каким-то паршивым Тучкиным. (Потеряв контроль над собой). Пошел вон из моего дома!
КЛЕНОВ. Куда же я должен уйти?
МАРИНА. А мне какое дело? Поезжай к своей дорогой мамочке в деревню. Ведь ты же сам мне хвастался, что в детстве работал на кузнице и еще пас общественное стадо. Вот и возвращайся обратно. Помоги Агропрому.
КЛЕНОВ.  Н могу отсюда уехать. Я прожил здесь сорок лет. В этой земле могила моей жены и первого сына. Святые для меня места.
МАРИНА. Тогда сними где-нибудь комнату и живи, как хочешь. Пенсии тебе хватит. А меня оставь в покое.  Я как–нибудь устрою свою жизнь.
(Входит Аркадий, Марина бросается к нему, обнимает и целует.)
АРКАДИЙ. Ну, как вы, все выяснили и решили?
МАРИНА. Как хорошо, что ты пришел, Аркаша. Объясни все Кленову, может быть он тебя поймет.
КЛЕНОВ. (Марине) Ого, Киска, а ты, я вижу, уже подготовила мне замену. Ловко!
АРКАДИЙ. Видите ли, уважаемый Петр Сергеевич, Марине на первых порах сейчас может быть трудно. Вы же сами понимаете: такой неожиданный и коренной поворот жизни. А она женщина нежная, слабая. Марина попросила меня помочь, я не смог отказать.
(Снимает пиджак, галстук, вешает их в шкаф, вынув оттуда и кинув на кресло вещи Кленова. Потом целует Марину, подходит к серванту, достает баночку с вареньем и пьет его прямо через край. Кленов смотрит на все это с недоумением и изумлением.)
КЛЕНОВ. Так вы что же, молодой человек, уже чувствуете себя полным хозяином в моем доме?
МАПРИНА.А он и есть хозяин. Здесь все мое, и я все это хочу отдать ему. Ты понял, старый олух?
АРКАДИЙ. Вы слышали, Петр Сергеевич? А я- как она скажет. Я только ... чтобы, так сказать, оказать поддержку моральную. А если потребуется, то и физическую.
(Садится в кресло, Марина подбегает и усаживается к нему на колени. Не обращая никакого внимания на Кленова, они начинают целоваться.
Кленов, как лунатик, ходит по комнате, натыкаясь на мебель, потом подходит к серванту, шкафу, что-то оттуда достает, укладывает по карманам и в портфель. Потом вдруг, словно очнувшись, быстро подходит к Аркадию, схватив его за волосы, вынимает из кресла так резко, что Марина подает на пол).
КЛЕНОВ. Подлец… подонок приблудный... (Дает Аркадию такую пощечину, что тот валится с ног. Берет портфель, пальто и шляпу и быстро уходит). 
МАРИНА. (в истерике) Старый дурак, развратник… Осел… Уходи вон и чтобы ноги твоей здесь больше не было…
АРКАДИЙ. (потирает щеку). Ну, погоди, отставной козы барабанщик, ты меня еще узнаешь…
Занавес   
Картина У111
Кленов бесцельно бредет по какому-то бульвару, опускается на скамейку. Некоторое время молча сидит. Слышен шум подъехавшей машины. Вбегает Федя.
ФЕДЯ. Петр Сергеевич, добрый вечер, как хорошо, что я вас нашел. Был у вас дома, Марина Васильевна сказала, что вы только что вышли.
КЛЕНОВ. Здравствуй, Федя. Ну, садись. (Федя садится радом с Кленовым). Докладывай, зачем я тебе понадобился.
ФЕДЯ. Галина Петровна из кадров. Очень просит, чтобы вы служебное удостоверение вернули. Оно вам теперь без надобности, а вы забыли его отдать, когда уходили. А ей вышли большие неприятности: почему не проследила. Вы уж извините…
КЛЕНОВ. Удостоверение? Да, верно, забыл отдать. (Роется в карманах, находит красную книжечку, вручает ее Феде). Вот, возьми. Передай Галине Петровне, что я извиняюсь.              (Федя прячет удостоверение в карман).
ФЕДЯ. А как вы, Петр Сергеевич?
КЛЕНОВ. Скажи, Федя ты случайно не знаешь, не сдает ли кто комнату?
ФЕДЯ. А для кого?
КЛЕНОВ. Для меня.
ФЕДЯ. Для вас? Но ведь у вас кооперативная, четырехкомнатная...
КЛЕНОВ. Так получается, Федя, мне сейчас нужно пожить одному.
ФЕДЯ. Есть комната. Тетка моя двоюродная сдает, Полина Ивановна. Матери двоюродная сестра. Хорошая комната.
КЛЕНОВ. Прекрасно. А ты не знаешь, сколько такая комната может стоить?
ФЕДЯ. Почему не знаю? Знаю. Стоит, как и все такие- 70 рэ. Там дочка ее жила, Верка, но она вышла замуж и уехала с мужем на три года строить какой-то комбинат в Якутске. Комната на броне, вот тетка Поя ее и сдает.
КЛЕНОВ. А нельзя к ней поехать прямо сейчас? Я, признаться, чертовски устал и хочу спать.
ФЕДЯ. Поехали, Петр Сергеевич. Ваша машина в вашем распоряжении.
КЛЕНОВ. Едем. Только по дороге заскочим в сберкассу.
(Уходят. Слышен шум отъезжающей машины.)
Картина 1Х
Сберкасса. Входит Кленов. Берет листок расходного ордера, заполняет его, достает из кармана сберкнижку и вместе с листком отдает оператору. Она вынимает из ящика карточку, смотрит на нее.
ОПЕРАТОР. Какую сумму вы хотите снять с книжки?
КЛЕНОВ. Триста рублей.
ОПЕРАТОР. А вы знаете, сколько у вас на счету?
КЛЕНОВ. Тысяча восемьсот и еще с чем-то.
ОПЕРАТОР. (смотрит на листок) Вы оставляли доверенность на право пользования вкладом гражданке Кленовой Марине Васильевне? Вот образец ее подписи.
КЛЕНОВ. Оставлял…
ОПЕРАТОР. Ну так она и сняла сегодня со счета тысячу восемьсот.
КЛЕНОВ.А… и сколько же осталось?
ОПЕРАТОР. Сорок семь с копейками.
КЛЕНОВ. Дайте хоть это.
ОПЕРАТОР. Заполняйте расходный ордер на 47 рублей и 14 копеек.
(Кленов пишет на листке, отдает его оператору, та передает его кассирше и Кленов получает деньги. Уходит.)
       Занавес.
Картина Х
Комната в двухкомнатной квартире Полины Ивановны. Сама хозяйка, довольно растрепанная старушка, мокрой тряпкой протирает окна. Раздается звонок. Полина выходит и возвращается с Федей и Кленовым
ФЕДЯ. Здравствуй, тетка Полина.
ПОЛИНА. Здравствуй, племянничек дорогой. Давно не виделись. А это кто с тобой?
КЛЕНОВ. Здравствуйте, Полина Ивановна.
ФЕДЯ. Ты еще не сдала снова Веркину комнату?
ПОЛИНА. Пока нет. А тебе-то что?
ФЕДЯ. Вот он хочет ее взять.
ПОЛИНА (внимательно смотрит на Кленова). Он? А что он за человек такой? Мне ведь не все равно, кому сдавать.
ФЕДЯ. Это...  мой бывший товарищ по работе. Так, понимаешь, получилось, что ему теперь комната потребовалась. 
ПОЛМНА. Ну, если вместе работали, так хорошо. А то тут прошлый раз пришел по объявлению один. Сказал, что майор КГБ. Я, дура, поверила, ну, думаю, человек солидный, а он оказался мелким жуликом. Поймали его, когда он в промтоварный магазин залезть хотел. Посадили, а он за полтора месяца не заплатил. Пропали деньги.
ФЕДЯ. Петр Сергеевич- человек солидный.  С ним такого быть не может.
ПОЛИНА. Значит, Петр Сергеевич?  Это хорошо. 
ФЕДЯ. Ну, вы тут договаривайтесь, а я полетел. Надо машину срочно в гараж доставить. Опять Мушкетов ругаться будет. Петр Сергеевич, привет, тетка Поля, ты не обижай его.                (Прощается со всеми и убегает).
ПОЛИНА. Вот, посмотри комнату (открывает дверь в соседнюю комнату, заходит туда вместе с Кленовым, через некоторое время возвращаются. )
КЛЕНОВ. Комната хорошая. Мне подойдет. И сколько она стоит?
ПОЛИНА. 80 рублей.
КЛЕНОВ. А мне Федя сказал, что 70.
ПОЛИНА. Все верно, раньше было 70, а теперь 80. Сам ведь знаешь, как за последнее время все подорожало.
КЛЕНОВ. Ладно, я согласен.
ПОЛИНА. Ну и хорошо. Только скажи, почему тебе вдруг комната потребовалась?
КЛЕНОВ. Так получилось, Полина Ивановна.
ПОЛИНА. С женой что ли поругался?
КЛЕНОВ. Было дело.
ПОЛИНА. А работаешь где? Или на пенсии?
КЛЕНОВ. Сейчас как раз пенсию оформляю.
ПОЛИНА. А был -то кем? Мужчина ты, вроде, солидный. По хозяйственной части, наверно?
КЛЕНОВ. Вроде этого. 
ПОЛИНА. Ревизия была? И большую недостачу нашли?
КЛЕНОВ. Недостачи не было.
ПОЛИНА. Ты уж прости меня, старую, что я так подробно выспрашиваю. Тут мне все важно наперед знать. Ведь если, скажем, недостача, так посадят тебя, мне опять нового жильца искать. И ты вот что, если комнату берешь- заплати за месяц вперед. Мало ли как получится.
(Кленов достает бумажник, считает деньги).
КЛЕНОВ. Я, Полина Ивановна… вы извините, разрешите, я заплачу только за полмесяца. Так вышло, что у меня сейчас затруднительное положение. Но пенсию скоро оформят, тогда деньги будут.
ПОЛИНА. Лады, давай хоть сорок. (Кленов отдает ей деньги). Только как же ты дальше будешь жить? 80- за комнату, отнять их из 132- остается всего полсотни. Ведь не прожив ешь.
КЛЕНОВ. Устроюсь где-нибудь. Сил у меня пока еще достаточно. Смогу подработать.
ПОЛИНА. Слушай, Петр Сергеевич, такое вот есть дело. Я уборщицей работаю в заводской столовой Здесь, совсем рядом. Завод наш на двухсменку перешел, столовая тоже в две смены начала работать.  А персонала не хватает.  Поваров – то кое –как нашли, на раздачу тоже девчонок подобрали, а вот с подсобными совсем туго.  Капитолина Максимовна, наша директорша, с ног сбилась, ищет подсобных, да никто не идет. На двухсменку-то не одна наша столовая перешла. Некоторые даже трехсменными будут. И везде требуется народ. А где взять? Особенно Капитолина переживает, что котломоя найти не может.   
КЛЕНОВ. Кого?
ПОДИНА. Котломоя хорошего.
КЛЕНОВ. Котломоя? А разве есть такая специальность?
ПОЛИНА. Как же, есть. Очень даже важная профессия. Мы на 5 тысяч едоков готовим, 14 котлов на кухне: для каши, лапши, картошки, супов разных и другого. А сварят раз- другой, уже мыть надо, а то пригорает.
КЛЕНОВ. Но почему не могут вымыть те, что моет, скажем, тарелки и ложки?
ПОЛИНА. Что ты! Совсем работа другая. На ложках и тарелках старухи сидят. А котлы ворочать надо, дело тяжелое. Наш котломой, Яшка, вот мужик здоровый. Бывало, до Указа о пьянстве принесет бутылку белой, раскрутит, да одним духом и высосет. И хоть бы что. Силища!      
КЛЕНОВ. Так почему же он не моет?
ПОЛИНА. Капитолина просит Яшку, чтобы во вторую смену задержался - не хочет. Нет, говорит,  у нас такого закона, чтобы человека заставлять работать сверхурочно, если нет его согласия. Яшка все законы знает: он у нас профорг.
Вот я и думаю, Петр Сергеевич, человек ты серьезный, здоровый, хороший бы из тебя котломой вышел.
КЛЕНОВ (задумался). Хорошее это, должно быть, дело работать котломоем.
ПОЛИНА. Так я доложу Капитолине? Иду на смену и скажу, что есть котломой. Вот обрадуется!
КЛЕНОВ. Скажи, завтра приду. А сейчас, Полина Ивановна, если разрешите, я отправлюсь спать. Признаться, здорово устал.
ПОЛИНА. Конечно, иди. А что же, вещичек-то у тебя никаких что ли нет? Все в портфеле?
КЛЕНОВ. Вещи я принесу завтра, а пока так, налегке.
ПОЛИНА. Ну, дело житейское. Пойди поспи. Только, Петр Сергеевич, должна предупредить: когда я в вечернюю смену работаю, сюда иногда внук мой заходит, Генка,
Он с матерью живет. Дружков Генка приводит, а бывает и подружек. Я не препятствую. Люди молодые, а приткнуться негде. Бог с ними. Так что ты запри дверь и спи спокойно. Ребята они незлобные.
КЛЕНОВ. Ладно, я им не помешаю. (Заходит в свою комнату, запирает дверь.  Полина что-то делает в комнате, потом надевают плащ, берет сумку, гасит свет и уходит.
Некоторое время сцена пуста. Слышно только, как возиться у себя Кленов. Потом затихает и он. Открывается дверь и входят двое патлатых юношей и вычурно одетая девица. Это Генка, Сева и Клара. Гена худой и длинный, Сева- богатырского сложения.)
ГЕНА. Чуваки… старуха уже ухиляла. (Зажигает свет, включают принесенный портативный магнитофон, раздается какая-то тягучая и нудная музыка. Лохматый Сева дергает дверь комнаты, где находится Кленов. Дверь не открывается).
СЕВА. Никого нет.
(Все усаживаются, кто где, слушают музыку. Гена встает, смотрит, что есть в шкафу, достает пачку печенья и угощает Севу и Клару).
ГЕНА (Севе). Ты у кого достал?
СЕВА. Есть тут один старый черт Гришака. У него всегда получить можно.  Сейчас приготовлю. (Достает из пластмассовой сумки какой-то пакет, что-то вынимает и начинает возиться).
КЛАРА. Мальчики, а я все-таки отдала это заявление.
ГЕНА Какое?
КЛАРА. Я же вам говорила. Теперь всем разрешили заниматься любым честным промыслом. Только нужно получить лицензию. Вот я и запросила такую лицензию.
СЕВА. На что?
КЛАРА. Вы глупы, мальчишки, как бараны. Чем я сейчас живу? Но это делается нелегально, мне надоело таскаться в милицию и давать этим идиотам глупые обещания, что я никогда больше не буду заниматься проституцией. Я хочу получить официальное разрешение на занятие нашей древнейшей профессией.   
(Гена и Сева хохочут.)
ГЕНА. Ну, ты даешь!
СЕВА. И что же тебе ответили?
КЛАРА. Пока ничего. Но пусть только откажут! Я подам на них в суд за нарушение моих прав человека. Ни в одном законе у нас не сказано, что женщина не имеет права заниматься проституцией. Значит, никто не может мне запретить. 
ГЕНА. А как же твой моральный облик? Ведь ты комсомолка.
КЛАРА. Ну и что же? Я честная. Я и комсомольские взносы за это плачу. В прошлом месяце с пяти сотен заплатила. Сеня, наш комсорг, только спросил, откуда так много, я объяснила, что это гонорар. Статью, говорю, написала для журнала «Работница» о бедственном положении женщин в капиталистическом мире. Сеня похвалил, молодец, говорит, Фомина. Ты на нашей телефонной станции самая сознательная. Вот так-то, мальчики (Севе). Ну, ты приготовил? Давай, поиграем. Так хочется, даже сердце стучит.
СЕВА. Сейчас будет готово.
ГЕНА. (Кларе) А ты не боишься, что тебя, пока ты не получила лицензии, застукают и вышлют?
КЛАРА. Подумаешь, застукают! Ничего не сделают. Нет такого закона.  А я теперь по-новому работать хочу.
ГЕНА. Это как же?
КЛАРА. Думаю бригаду создать с коллективным подрядом и оплатой по конечному результату.
ГЕНА (смеется) Ну, Кларка, ты просто класс!  Бригадный подряд в таком деле! Слышишь, Севка?
СЕВА. ( что-то высыпает и перебирает). Слышу. Еще одну минутку.
ГЕНА. И кто же войдет в твою бригаду отличного качества?
КЛАРА. Я Любке предложила и Зойке. Любка- «центровка», в центре города работает, у метро «Проспект Маркса» и гостиницы «Москва», а Зойка- «путанка», с интуристами и спецами крутит, у «Космоса» и на Красной Пресне. Любка сразу согласилась, а дура Зойка зафыркала. Я, говорит, твердой валютой беру, а у вас только бумажки. Какой мне резон с вами делиться?
ГЕНА. Вот индивидуалистка!
КЛАРА. Но она погорела.
ГЕНА.  Как погорела?
КЛАРА. С каким-то крупным боссом легла из Латинской Америки. Да, видимо, взяла с него слишком много. А старик оказался личным гостем какого-то министра. Пожаловался он, сообщили куда следует. Ну, Зойку, понятно, сцапали и отправили за 101 километр.
ГЕНА. Так ей и надо, эгоистка!
КЛАРА. Конечно, мне ее совсем не жалко!  Только она скоро вернется. Судить-то ее не за что.
ГЕНА. Ну, порядки…
(Сева что-то заворачивает в бумагу, прячет в сумку, чиркает спичками и подходит в Гене с дымящейся курительной трубкой)
СЕВА. Ты готов?
ГЕНА. Страшно что-то. Ведь в первый раз.
СЕВА. Не боись. Затянись два раза. Первый раз- чуть-чуть, а второй – сильно. И подержи на вдохе, сколько сможешь. (Гена делает затяжки и передает трубку Севе, тот тоже затягивается).
КЛАРА (раздраженно) Ну, пес, давай же скорей …(Выхватывает у Севы трубку и жадно припадает к ней губами)
СЕВА Ух, хороша травка, крепкая. (На какое-то время все затихают, словно погружаются в дрему. Потом Гена вдруг начинает хихикать)
ГЕНА. Севка… ты … ты куда?
СЕВА (вяло) Что? Чего? 
ГЕНА. Куда ты поплыл? Да какой стал толстый… как бегемот… И я плыву … как хорошо…
КЛАРА. Дураки… какие вы все дураки… (делает еще затяжку и медленно передает трубку Севе, тот курит, протягивает трубку Гене. Он курит, но вдруг роняет трубку и сам падает на пол, начинает биться в судорогах. Клара ходит по комнате, снимает кофту, юбку, широко расставив руки, взмахивает ими, как крыльями, раскачивается в такт музыке. Сева, вынув из шкафа какую-то книгу, начинает вырывать страницы. Поджигая их спичками, разбрасывает по комнате. Помещение быстро заполнилось дымом. Гена вскакивает и в ужасе начинает кричать. Клара подает на пол и извивается. А Сева вдруг подпрыгивает, разбегается и ударяет лбом в окно, высадив стекло.
Открывается дверь в соседнюю комнату и входит заспанный Кленов в нижней рубашке и помятых брюках. Он, протирая глаза, с ужасом смотрит на открывшуюся перед ним картину).
КЛЕНОВ. Ребята… что это вы тут? Вы же сгорите.
(Сева тупо смотрит на неожиданно появившегося человека, потом вдруг хватает стул и с криком «Вот он… вот этот…!»  бросается к Кленову и ударяет его стулом по голове. Кленов шатается и падает. А Сева начинает громко хохотать и прыгать вокруг лежащего Кленова.)
СЕВА .(в экстазе) Ребята, вставайте.. Я... Я убил Сатану. Теперь мы все свободны ... свободны… теперь мы можем жить…
(Гена и Клара безразлично смотрят на беснующегося Севу и неподвижно лежащего на полу Кленова. )
(Занавес)
Действие II
Картина XI
Лестничная площадка. На ней две двери. По лестнице тяжело поднимается Кленов с портфелем в руке. У него забинтована голова. Останавливается у одной из дверей, достает из кармана ключ, пытается открыть дверь. Но ключ не лезет в замочную скважину.  Кленов звонит, никто не открывает. Тогда он стучит в дверь сначала кулаками, потом ногой. Открывается соседняя дверь, из нее выходит старушка, смотрит на Кленова.
СТАРУШКА.  Вы напрасно стучите, Петр Сергеевич, их никого нет.
КЛЕНОВ. А где же они?
СТАРУШКА. Куда-то уехали. Марина Васильевна сказала, что будет месяца через два. А в дверь новый замок врезали. Слесарь Андрюшка полдня возился.
КЛЕНОВ. А ключ вам случайно не оставили?
СТАРУШКА. Помилуй Бог, зачем мне ключи от чужой квартиры. А вам она какой-то чемодан оставила. Говорит: если вы придете, чтобы я отдала. Минуточку (исчезает за дверью и через некоторое время выносит небольшой чемодан). Вот, пожалуйста. Она сказала, что тут ваши вещи.
КЛЕНОВ.  (берет чемодан) Спасибо, Мария Петровна.  И всего вам доброго.
СТАРУШКА. Помилуй Бог, Петр Сергеевич. Как все нескладно получается.
КЛЕНОВ.   Ничего, перетерпим.   
(Уходит)
Картина ХII
Какой-то городской сквер. Вечереет. Зажигаются фонари. Проходят люди. На одной из скамеек сквера сидит Кленов, облокотившись на чемодан. У него забинтована голова. Встает, берет чемодан и портфель, хочет пойти, но потом, словно опомнившись, садится обратно. Напротив Кленова сидит средних лет мужчина, одетый неряшливо, даже грязно, но в рубашке и с галстуком. Это Даня. Он внимательно наблюдает за Кленовым. А когда тот встает, проходит несколько шагов и опускается на соседней скамейке, он встает, заметно прихрамывая, подходит к Кленову и садится с ним рядом.
ДАНЯ. Что, товарищ, вам плохо? 
 КЛЕНОВ. (неохотно) Честно говоря- неважно.
ДАНЯ.Я вижу: человек места себе не находит, знает, что нужно что-то сделать, а что именно-решить не может. Верно?
КЛЕНОВ. Да, так…
ДАНЯ. Вам, судя по всему, и приткнуться даже негде.
КЛЕНОВ. Почему вы так решили? Вот отдохну немного и пойду.
ДАНЯ. Некуда вам идти. Если бы вам нужно было на поезд, так вы бы давно уехали на вокзал. Отхода поезда ждут на вокзале, а не в 15 км от него. Если бы вы здесь кого-то ждали, так посматривали бы в ту сторону, откуда он мог появиться. А вы, я наблюдаю за вами уже полчаса, смотрите только в землю и на небо. И голова у вас болит.
КЛЕНОВ. А у вас, я вижу, аналитический склад ума.
ДАНЯ. Возможно.  Я очень люблю наблюдать жизнь и определять причинно-следственные   взаимодействия явлений. Иногда мне удается сделать правильные умозаключения. Как, например, вот сейчас. Извините, как вас зовут?
КЛЕНОВ .Петр Сергеевич
ДАНЯ. А меня – Даниил Данилыч. Но для удобства все зовут меня просто Даней.
КЛЕНОВ.  Очень приятно (пожимает ему руку).   
ДАНЯ. Знаете что, Петр Сергеевич, пошли ко мне. Мне не важно, что там у вас стряслось. Просто вам нужно отдохнуть и прийти в себя. Я обосновался здесь совсем рядом, пять минут хода. 
КЛЕНОВ. Спасибо. Я, пожалуй, пойду.
ДАНЯ. Вот и прекрасно. Двинули. А по дорогое вы, если захотите, расскажете мне о своих делах. Я не любопытен. Просто хочу знать, не смогу ли хоть чем-то помочь.
КЛЕНОВ. (безнадежно махнув рукой) Кто же мне теперь поможет?!
ДАНЯ. Ну, будет видно (Берет чемодан Кленова, Кленов несет портфель и оба уходят)
Занавес
Картина ХII
Помещение котельной. Высокий, просторный зал, в котором стоят три котла с трубами, расходящимися в разные стороны.  В котлах горит огнь и через приоткрытые топки на пол вырываются полосы красного света. У стены, напротив котлов, стоят стол, шкаф, несколько стульев и два дивана, крытые пестрыми одеялами. Входят Кленов и Даня. Даня зажигает свет.
ДАНЯ.  Вот, это мои апартаменты.
КЛЕНОВ. (осматривается кругом) Это что же, вроде котельная?
ДАНЯ. Да. Наше предприятие никак не подключат к теплоцентрали, обещают уже 10 лет. Поэтому мы вынуждены довольствоваться старым оборудованием.
КЛЕНОВ. И вы… что, здесь живете?
ДАНЯ. Не живу, а обитаю.  Прописан я неподалеку, у меня там однокомнатная квартира, но в ней сейчас живет моя сестра с семьей.  Ее дом поставили на капремонт, временное жилище ей предоставили где-то у черта на куличках, и я пустил ее к себе. А сам сюда. Мне здесь очень нравится.
КЛЕНОВ. И давно вы так… обитаете?
ДАНЯ. Уже два года (Даня подходит к котлам, открывает топки и подбрасывает туда по нескольку лопат угля). Я истопником тут работаю. Нас здесь двое, есть еще мой сменщик Мишка, только он приходит раз в неделю, чтобы выгрести и вывезти шлак. Это тяжело, одному мне не управиться. А вы устраивайтесь. Ложитесь отдохнуть. Да садитесь, я вас перебинтую.
(Кленов располагается на одном диване, снимает плащ, пиджак. Открывает свой чемодан, смотрит, что туда положили. Достает пеструю пижаму, любуется ею.)
КЛЕНОВ. Хорошо Даниил Данилыч. Жить все-таки можно.
ДАНЯ. И можно, Петр Сергеевич, и нужно жить. Несмотря ни на что.   
(Кленов начинает сматывать грязный бинт с головы, Даня ему помогает).
КЛЕНОВ. Только обидно, Даня, что жалкий остаток жизни приходится доживать вот так… котломоем.
ДАНЯ. Вы- котломой? Прекрасная профессия! И давно?
КЛЕНОВ.  Завтра пойду оформляться.
ДАНЯ. Буду желать вам успеха.
(Сняв с Кленова бинт, Даня аккуратно его сматывает, достает из шкафа вату, протирает голову йодом и снова начинает бинтовать)
ДАНЯ. А кто это вас так?
КЛЕНОВ. Да, ерунда получилась. Снял я комнату, думал- нашел тихий угол, а это оказался какой-то притон. Невзначай получил стулом по башке. И хорошо хоть не насмерть. И вещи мои выкинули. Им потребовалась та комната, которую мне сдали. В этот момент вы меня и подобрали. А то бы, честно говоря, просто не знал, куда и податься.
ДАНЯ. Как все-таки иногда удивительно складывается жизнь! И чего только не бывает. Мог ли я предполагать еще день назад, что здесь, в моем тихом приюте, будет сидеть заместитель министра Петр Сергеевич Кленов и выдавать себя за котломоя. Ну, не чудеса ли в решете!
КЛЕНОВ. (удивленно) Вы … вы меня узнали ?!
ДАНЯ. У меня очень хорошая зрительная память. Я сразу запомнил ваше выразительное лицо на экране телевизора в передаче «Круглого стола». Вот, сказал я тогда себе, чувствуется, что это-хороший организатор и толковый руководитель.  И вдруг- котломой! И здесь у меня, на самом дне.
КЛЕНОВ. Так нелепо все получилось. В двух словах не объяснить. Но я... я непременно вам все расскажу.
 ДАНЯ. Потом, Петр Сергеевич, когда у вас будет и настроение, и желание.  А сейчас ложитесь спать. Время позднее. 
КЛЕНОВ. (одевает пижаму) Да, действительно, каких только сюрпризов не преподносит нам жизнь.
ДАНЯ. И я вам про себя расскажу. Про то поведаю, как жил сын уборщицы и маляра, потерявшего на фронте руку и ногу, ставшего после войны алкоголиком и сгоревшего от водки. Отца я совсем не помню. Помню только, что он страшно бил мою мать. Мне сказали, что он бил ее даже тогда, когда она была беременна мною. Ударил ее сапогом в живот и сломал мне ножку.  Поэтому я родился калекой и хромаю всю жизнь.  Я вам расскажу о том, как сын таких родителей захотел познать основы мироздания и начал изучать философию. Доучился в МГУ до 5 курса, начал уже готовиться к диплому, а потом разом все бросил и нанялся в истопники.
КЛЕНОВ. Почему же бросили?  Решили пойти по пути самоупрощения , как Диоген?
ДАНЯ. Нет. Древние упрощались от великого ума, а я ушел от злости.
КЛЕНОВ. На кого?
ДАНЯ. На самого себя, ибо я понял, что в наше врем не может быть никакой научной философии.
КЛЕНОВ. Это почему же? Философия- одна из самых полезных наук?
ДАНЯ. (оживившись). Вы это точно подметили- полезных! Именно полезных. Вот ввиду того, что философия- наука полезна, ее и начали приспосабливать для нужд каждого общества, и даже не общества, как такового, а отдельных этапов его развития. И даже отдельных личностей. Вы представляете, какое это кощунство- целую науку ставить в подчинение одному человеку. И ведь сотни, тысячи так называемых философов на все лады говорили, писали и доказывали, что так это и должно быть. И никому не было стыдно. И все жили припеваючи. Потом их разогнали, на их место пришли сотни и тысячи других философов, которые стали говорить, писать и доказывать, что все то, что до них говорили и писали, и доказывали сотни и тысячи философов, все было неправда, а истина только то, что говорят они.  Потом стали потихоньку разгонять и этих. Нет, понял я, такой науке я служить не буду и стад истопником. Это одна из самых нужных и полезных для человечества профессий. Так же, как и ваша, котломоя. Вы расчищаете, удаляете ненужные остатки, устраняете грязь, сохраняете чистоту, а я даю тепло. В топках моих котлов бушует чудовищна страшна сила- огонь, она способна уничтожить все живое на земле, а я укротил эту силу, поборол, загнал ее в каменную клетку и теперь она стала покорной, служит мне и несет людям радость тепла. Разе это не подлинное счастье- служит людям и творить Добро?  Неужели я не прав?
КЛЕНОВ. Конечно, правы. В жизни нашей мы видим так мало добра. Но, дорогой Даня, наше общество, к сожалению, не может состоять из одних истопников и котломоев.   
ДАНЯ. Ладно, постарайтесь заснуть, вы, гибрид министра с котломоем.
(Кленов ложится на диван, а Даня приносит откуда- то ширму и прикрывает его. Снова подходит к топкам и бросает туда уголь. Садится в кресло, надевает очки, читает какую-то толстую книгу.
Входит милиционер. Это- старший сержант Рыкин. Подходит к Дане, смотрит по сторонам.)
РЫКИН. Здорово, философ.
ДАНЯ. А, Гоша! (Здоровается с ним) Зачем пожаловал?
РЫКИН. Дозволь присесть? (Не ожидая согласия, садится).
У тебя опять кто-то спит? (Показывает на ширму)
ДАНЯ. Не шуми. Друг мой там, он очень устал.
РЫКИН. А что за человек?
ДАНЯ. Старый знакомый. Ты все равно не знаешь.
РЫКИН. Смотри, Даня, дело твое. Но только я зашел предупредить тебя. 
ДАНЯ. О чем? 
РЫКИН. «Мокрец» опять сбежал.
ДАНЯ. Да ну? Вот ловкач!
РЫКИН. Ловкач-то ловкач, но он убил часового, знает, что теперь ему «вышка» и мечется, как загнанный волк. Терять ему нечего и поэтому он очень опасен. Его, кажется, видели в Перми, Ярославле, Подольске. Наверно растерял старые связи.
ДАНЯ. Если видели, так почему не взяли?
РЫКИН. Как возьмешь? Да и видели разные люди, опознали по приметам, объявленным во всесоюзном розыске. Он приближается к Москве, а возможно уже здесь. Мы кое-где поставили своих людей, но всю столицу не перекроешь. К Гришаке он может заскочить, мы приготовились, может и к тебе заглянуть. Вы же с ним старые корешки. 
ДАНЯ. Я помню Семена.
РЫКИН. Если увидишь, узнаешь?
ДАНЯ. Конечно. Такая морда.
РЫКИН. Чуть что, сразу нам. Номер не забыл?
ДАНЯ. Не беспокойся.
РЫКИН. Ну, пока. А разных свих дружкой ты здесь не приваживай. У всех должна быть московская прописка и всем положено спать у себя дома. Мало ли кто забредет.
ДАНЯ.У меня, Гоша, случайных не бывает. Все свои.
(Рыкин уходит. Даня снова бросает уголь в топки, смотрит, спокойно ли спит Кленов. Потом снимает пиджак, галстук, гасит верхний свет, оставляет гореть только настольную лампу и ложится на кровать.
Тихо открывается дверь и входит высокий, немного сутулый старик с длинными, до плеч, седыми волосами. Это Гришака.)
ГРИШАКА. Ты еще не спишь?
ДАНЯ. Собираюсь. Тебе- чего?
ГРИШАКА.Я на минутку. Спросить тебя хочу.
ДАНЯ. Спрашивай.
ГРИШАКА. Открываю сейчас почтовый ящик, хочу «Вечерку» вынуть, а там вот это лежит. (Достает клочок бумаги и протягивает его Дане. Тот читает.)
ДАНЯ. Ну и что?
ГРИШАКА. А ты знаешь, кто написал? (достает клочок бумаги и протягивает его Дане. Тот читает.)
 Кто?
ГРИШАКА. Семен… «Мокрец»…
ДАНЯ. Ну и ну…
ГРИШАКА. Требует, чтобы я ему 5 кусков выдал. А где я их возьму? У меня нет.
ДАНЯ. А мне, Гришака, какое дело? У вас с ним свои расчеты, сами и разбирайтесь. 
ГРИШАКА. Конечно, оно так, только я думал, что ты, может, присоветуешь что-нибудь. Ты же умный.
ДАНЯ. Значит, он уже в Москве. А у кого он мог здесь залечь?
ГРИШАКА. Этого я не знаю.
ДАНЯ. Ну, а если бы ты решил дать ему 5 кусков, куда бы ты должен был их отнести?
ГРИШАКА. Видишь, там на записке цифра 8?
ДАНЯ. (Смотрит на бумажку.) Да.
ГРИШАКА. Это значит, что я должен в своем же почтовом ящике оставить ему ответ, он его заберет и на другой день сообщит, через кого передать.
ДАНЯ. Ну, так ты так и сделай! Сообщи, что деньги дашь, узнаешь, кому их надо передать. Настриги пачку бумаги, завяжи ее в пакет, как будто там деньги и передай, кому следует. А сам сообщи в милицию, его и схватят. А он там скажет, где тот, кто его послал, то есть            «Мокрец» . И конец «Мокрецу».
ГРИШАКА. Умен ты, Даня, философ. Только Семен не глупее тебя. Он, может, только этого и ждет. Тот, кого схватят, Семена не выдаст, он, возможно, и в самом деле не знает его. Так его послали, для балды. А Семен узнает, что это я его заложил и тогда не                «Мокрецу» конец, а Григорию Ивановичу, т.е. мне крышка.  Ты ведь знаешь «Мокреца».   
ДАНЯ. А это верно, Григорий Иванович, уважаемый Гришака, что ты в последнее время ты травкой занялся?
ГРИШАКА.А тебе-то что?
ДАНЯ. Мне –то ничего, но раз так, советую тебе кинуть «Мокрецу» эти пять кусков и пускай уматывает.
ГРИШАКА. Да… тебе легко сказать: отдать пять кусков! Их ведь заработать надо. Работаешь, стараешься, бережешь каждую копейку, чтобы на старые годы кусок хлеба себе обеспечить, а тут является какой-то бандюга, и ты отдай ему все за здорово живешь. Нет, Данилыч, не дам я ему ни копейки. (Усаживается в кресло).
Ты мне скажи, мудрый философ Даня. Почему наше государство такое добренькое?   
ДАНЯ. О чем ты это?
ГРИШАКА.А вот о чем. Почему такого «Мокреца» и других ему подобных не изничтожить одним махом, чтобы общество сразу избавилось от заразы?
ДАНЯ. Что значит- изничтожить?
ГРИШАКА. Очень просто- шлепнуть и все. Как собак, Всем бы легче дышать стало. (На какое-то время замолкает, задумывается). Нет, Даня, хоть сейчас и говорят, Сталин… Сталин , культ личности ... массовые репрессии, а ведь он был прав… так и нужно было.
ДАНЯ. Я этот треп от тебя давно уже слышу. Вредный треп.
ГРИШАКА.А ты послушай еще раз. Может, осознаешь. Ведь тогда как было? Чуть что- сразу к стенке.
ДАНЯ. И ты считаешь, что это правильно?
ГРИШАКА. Конечно. Раз ты враг, значит тебя нужно изничтожить. Как тогда говорили: кто не с нами, тот против нас, значит, враг. Это и Максим Горький говорил. И еще говорили: если враг не сдается, его уничтожают. Правильно говорили.
ДАНЯ. А как узнать: кто враг, а кто не враг?  И чтобы не ошибиться.
ГРИШАКА (усмехается). Тогда не ошибались. Тогда знали такие приемы, что никто правду утаить не мог. Все признавались?
ДАНЯ. Все?
ГРИШАКА. А кто не признавался, тех все равно в расход пускали. Правильно рассуждали: кто там прав, кто не прав, пойди, разберись. Полвека прошло, а я все помню. Я верно служил… Что приказывали, сразу сполнял. И все в нашем взводе так служили. Вот служба была! Порядок знали.
ДАНЯ. А ты служил-то где? Ведь ты мне толком не говорил. Где-то в войсках НКВД?
ГРИШАКА. Была у нас такая службишка. Называлась: взвод особого назначения. Из четырех отделений. Я командовал вторым. А комвзводом у нас был старший сержант Братчиков. Вот весельчак! Помню, повели мы в расход каких-то Красных комиссаров. Я тогда в Новосибирске служил. А их с Дальнего Востока пригнали. Один все кричал: Я Волочаевскую сопку отбивал... я командир.
Когда мы его и других по лестнице спускали в подвал, н мне записку сунул. Перешли, говорит, в Москву, пусть передадут товарищу Сталину, он, говорит, должен знать, что тут в Сибири и на Дальнем Востоке какой-то заговор: уничтожают всех коммунистов, самых преданных делу революции , Ленину . 
ДАНЯ. Ну, а ты что?
ГРИШАКА. Я передал записку Братчикову. Он засмеялся и говорит: окажем волочаевскому герою особую честь. И оказал. Обычно всех расстреливали по пятеркам. А его шлепнули одного, так сказать, персонально. Дурак до самого последнего момента все кричал «Да здравствует товарищ Сталин!»
ДАНЯ. Ну и гад же ты, Гришака, вот, честное слово, задушил бы тебя своими руками. Да жаль, по судам затаскают.
ГРИШАКА. Почему же, философ, я гад? И почему я один?  Нас были тысячи. И мы считали, что все делаем правильно, что так и надо. Время было такое.
ДАНЯ. Время вечно и неизменно. Гришака, как текло оно из бесконечности, так и будет течь. Не время виновато, а люди. И ведь верно, таких как ты, было много, не тысячи, а десятки тысяч.  И самое страшное, некоторые из них и до сих пор живы. Попрятались по щелям и доживают свою подлую жизнь в тиши и прохладе.
ГРИШАКА. Зачем прятаться? Все открыто живут, на заслуженном отдыхе. На дачах поселились. У моего командира Братчикова дача где-то у Пензы. Я был у него года два назад. Обрадовался, посидели мы, прошлое вспомнили. Приятно. Одно только я скажу тебе, философ Даня, плохо то, что мало нас осталось. Уходя лучшие люди. Было бы нас больше, навели бы мы порядок.  А тебя бы, умника, интеллигента, попадись ты мне в те годы, я бы самолично шлепнул. Оказал бы честь.
ДАНЯ.  А я бы, старый пес Гришка, знаешь, что бы сегодня сделал, если бы была моя воля? 
ГРИШАКА. Ну?
ДАНЯ. Я бы выковырял вас, гадов, всех до одного из ваших змеиных гнезд, поставил в ряд, заснял для телевидения и показал народу.  Да еще с подписью под каждым с указанием, кто из вас сколько уничтожил честных и невинных людей: народ должен об этом знать.  Совесть народа не будь полностью чиста до тех пор, пока он не скажет о вас всей правды. Это нужно   для истории. Если мы не сделаем этого сейчас, это непременно сделают наши внуки. Но они уже будут осуждать нас за то, что мы испугались правды. 
ГРИШАКА. (встает) Ладно, пойду. Заболтался я тут с тобой. И все пустые разговоры. Прощевай…
ДАНЯ. Прощай. Если ко мне зайдет «Мокрец», я скажу, что у тебя много денег, но ты хочешь его заложить.  Пусть он тебя прикончит. Пусть один гад истребит другого. Ты этого заслужил. 
ГРИШАКА. (усмехнулся). Передай ему лучше, чтобы не пытался меня искать. Собственно, для этого я к тебе и зашел. (Смотрит на часы).  Через четыре часа улетаю. Билет уже в кармане.
(Уходит. Даня, сильно хромая, расхаживает по комнате, подходит к двери, закрывает ее на задвижку, бросает еще несколько лопат угля в каждую из топок, гасит свет и ложиться на диван. Становится тихо. Слышен только гул кипящих котлов. Из приоткрытых топок вырываются полосы красного цвета).
Занавес
Картина Х111
Котельная. Декорация Х11 картины. Кленов, одетый в комбинезон, и Даня в своем обычном одеянии на тачках отвозят куда-то шлак от котлов. Возвращаются с пустыми тачками, сваливают их в углу. Даня садится в кресло и, тяжело отдуваясь, вытирает платком мокрое лицо.   
ДАНЯ. Ну, спасибо, Петр Сергеевич, крепко помогли. Загулял мой сменщик Мишка, совсем обнаглел. Теперь уже целыми неделями не показывается.   
КЛЕНОВ. (садится в другое кресло).  Хорошо, Даня, когда чувствуешь, что в тебе еще есть силы и ты даже можешь возить тяжелые тачки.
ДАНЯ. А у меня вот нога сухая начинает болеть. Все благодарю своего дорогого папочку.
КЛЕНОВ. Только сердце иногда шалит. Но оно болит не от физической нагрузки, от обиды… от несправедливости. Это страшнее, чем тысяча тонн груза. Живем мы пока, дорогой человек Даня, и может быть как-нибудь выкарабкаемся. (Подходит к серванту, пьет воду. Потом раскрывает все дверцы серванта, рассматривает стоящие там стопки тарелок, чашек и какой-то замысловатой посуды, всевозможных фарфоровых фигурок.)
ДАНЯ. Хороший сервиз, Петр Сергеевич?
КЛЕНОВ. Удивительный! И зачем все это у вас здесь, в котельной?
ДАНЯ. Это Мишка натаскал. Он ведь все то время, что не ходит на работу, проводит на свалке.
КЛЕНОВ. Где?
ДАНЯ. На городской свалке… Тут, на трамвае остановок пять, пустырь образовался, так там и устроили свалку. Из двух районов бытовой мусор сваливают. Вот мой Мишка с компанией дружков там целыми днями и промышляет. И чего на этой свалке только не бывает! Все, что здесь собрано, Мишка оттуда приволок. Да это только малая часть! Они ведь каждый месяц макулатуры, тряпья и прочей дряни жуликам из «Вторсырья» на несколько тысяч сдают.  А те путем всяких махинаций это добро как- то ухитряются еще втрое дороже продать. Миллионерами становятся.  Мой Мишка богатый человек. Он и мне 200 рублей каждый месяц платит. И я беру. Зачем я за мошенника вкалывать буду? Я тоже стал богатеем, Петр Сергеевич. Хотите, я вас в эту компанию пристрою. Тоже скоро разбогатеете.   
КЛЕНОВ. Спасибо, Даня. Мне надо подумать. Бывший зам. министра, а ныне мусорщик- это звучит замечательно. 
ДАНЯ. А бывший зам. министра ныне котломой- это заучит, конечно, гордо!
(Оба смеются. Открывается дверь, в нее заглядывает Федя, заходит.  За ним входит Кириллов. Оба оглядываются по сторонам, замечают Кленова, походят к нему.)
ФЕДЯ. Петр Сергеевич, так вот вы где?
КИРИЛЛОВ. Здравствуйте, товарищ Кленов. Наконец-то удалось вас разыскать.
КЛЕНОВ. (удивленно). Федя... Андрей… Вот не ожидал (здоровается с ними). А это, прошу познакомиться, мой спаситель Даниил Данилович. (Представляет им Даню, они здороваются). Но как же … как же вы меня здесь нашли? Ведь город так велик. 
КИРИЛЛОВ. Я вас всюду искал, но помог случай.  Вернее, не случай, а чья-то добрая душа. В Министерство на мое имя пришла записка: если вам зачем-нибудь потребуется Кленов, то его можно разыскать по такому-то адресу… Я вначале думал, что это чья-то глупая шутка, но мы с Федей решили рискнуть – как удачно! Но разрешите поинтересоваться, почему вы здесь, а не дома? Там телефон отключен. 
КЛЕНОВ.  Мне здесь лучше, Андрей
КИРИЛЛОВ. В котельной?
КЛЕНОВ. Да.
КИРИЛЛОВ. Федя от своей тетки узнал, что вы в столовой работаете котломоем. Это верно?
КЛЕНОВ. Верно.
КИРИЛЛОВ. Ну и дела!
ФЕДЯ.  А вам, Петр Сергеевич, в Министерство письмо пришло. Для вручения лично.
КЛЕНОВ. Лично? Мне? От кого же?
ФЕДЯ. Откуда-то из Калининградской области. Вот, посмотрите. (Достает письмо, отдает его Кленову. Он вертит письмо, шарит по карманам, ища очки, но не находит.)
КЛЕНОВ. Очки куда-то пропали. Открой, прочитай, у меня секретов ни от кого нет.
(Федя разрывает конверт)
ФЕДЯ. (читает) Уважаемый зам. министра, товарищ Петр Сергеевич Кленов!
Пишут вам следопыты 138 школы Копецкого района Калининградской области. В прошлом году мы, совершая рейд по местам боевой славы, на холме у деревни Лыковки нашли патрон с запиской «Умираем, но не сдаемся» и подписи Петр Кленов, а вторая не разобрать кто. Мы показали эту записку нашему военкому, он где-то просил, а там сказали, что Петр Кленов и его друг, должно быть, погибли, т.к. иначе были бы Героями Советского Союза, т.к. такой подвиг, как они, могли совершить только герои.  И вот по телевизору мы смотрели передачу «Круглый стол», увидели зам. министра Петра Сергеевича Кленова и Юра Соколов (наш командир) сказал: а вдруг это и есть тот самый героический Петр Кленов, который написал в патроне?  Ответьте нам, пожалуйста, вы это были или не вы? Вот наш адрес … По поручению отряда, Люба Мурашкина».
Вот такое письмо, Петр Сергеевич.   
КИРИЛОВ. А ведь это вы, Петр Сергеевич!  Вы же сами на 40-летие Победы делились своими фронтовыми воспоминаниями. И этот эпизод называли.
КЛЕНОВ. (отыскал очки и перечитывает письмо). Да, я. И Вася Тучкин, мой фронтовой друг. Надо будет ответить этой милой Любе Мурашкиной.
КИРИЛЛОВ. Петр Сергеевич, ваш друг Тучкин прислал министру письмо, в котором объясняет, как все случилось. Я читал. И написал в КПК   , чтобы они пересмотрели ваше дело. Я уверен все будут хорошо.
КЛЕНОВ. Спасибо, Андрей, только вы знаете, что теперь все это меня почему-то мало волнует. Видно, что-то перегорело во мне и выжгло все мою предыдущую жизнь. Даже странно.
КИРИЛЛОВ. Нет- нет, Петр Сергеевич, нужно бороться за справедливость. Если вы не хотите, этим займусь я. (Усмехнувшись). Ведь вы же состояли на учете в моей первичной организации.
КЛЕНОВ. Ну-ну, тогда желаю успеха.
КИРИЛЛОВ. И могу теперь сообщить вашему другу Тучину, где вы находитесь. Он ведь тоже вас потерял.
ФЕДЯ.  Кириллову). Ну, полетели. Долго отсутствовать нельзя. (Кленову). Вашу машину, Петр Сергеевич, Мушкетов держит в резерве. Завтра, говорят, кто- придет на ваше место. Посмотрим, что будет за человек. До свидания!
(Федя и Кириллов прощаются с Кленовым и Даней и уходят).
КЛЕНОВ (расхаживает по комнате). Это вы сообщили в Министерство мой нынешний адрес? 
ДАНЯ. Я.
КЛЕНОВ. Зачем вы это сделали?
ДАНЯ. А вот видите, ведь выходит, что я правильно поступил. Я знал, что вас рано или поздно начнут разыскивать.  Так и получилось.
КЛЕНОВ. Пожалуй, это хорошо. А следопытам я непременно напишу.  Ну, надо собираться на трудовую вахту. Меня ждут 14 грязных котлов из-под каши, лапши и борща. 
(Переодевается и уходит. Даня опять подбрасывает в топки уголь, подметает пол, загрязненный шлаком и мусором, занимается еще чем-то и не замечает, как в котельную входит небрежно одетый и грязный мальчик лет 11-12. Войдя, он останавливается и оглядывается по сторонам.)
МАЛЬЧИК.  Дяденька, а у вас можно попить?
ДАНЯ. Можно. Вон на столе стоит графин.
(Мальчик подходит к столу, осторожно наливает в стакан воду и пьет.)
МАЛЬЧИК. Вы тут живете?
ДАНЯ.  Тут я живу.
МАЛЬЧИК. Все живут в комнатах, а вы почему живете в котельной?
ДАНЯ. Здесь в норках обитают мыши, а я их очень люблю.  И мне нравиться жить там, где пищат мышки.
МАЛЬЧИК. Белые мыши?
ДАНЯ. Нет, самые обыкновенные, серые.
МАЛЬЧИК. Вы шутите. Кто же любит серых мышей?
ДАНЯ. А вот я люблю.
(Мальчик подходит к серванту).
МАЛЬЧИК. Дяденька, тут у вас лежит кусочек хлеба. Можно я его съем?
ДАНЯ. Ты голоден?
МАЛЬЧИК. Да, есть немножко.
(Даня отрывается от своих дел и, кажется, только сейчас замечает, что перед ним стоит какой-то мальчик. Они внимательно его рассматривает).
ДАНЯ. Так…так. Как тебя зовут?
МАЛЬЧИК. Ваня.
ДАНЯ. Прекрасно, Иван. Значит, голоден?
ВАНЯ. (смущенно). Да... очень.
ДАНЯ. (засуетился.) Одну минуточку. Горячего у меня пока нет, но мы что-нибудь сообразим на скорую руку. Яичница с колбасой, кофе и бутербродик с сыром пойдет?
ВАНЯ. Вполне.
(Даня начинает хлопотать у электрической плиты, что-то готовит).
ДАНЯ. А ты кто такой, Ваня?   
ВАНЯ. Мальчик.
ДАНЯ. Прекрасный ответ на глупый вопрос. И где ты живешь, мальчик Ваня? С кем?
ВАНЯ.А нигде и ни с кем.
(Даня ставит перед мальчиком тарелку, выкладывает на нее яичницу, наливает кофе, подает бутерброды. Ваня с аппетитом уплетает.)   
ДАНЯ. Как это может так быть. Нигде и ни с кем?
ВАНЯ. А я неблагополучный. 
ДАНЯ. У тебя нет родителей?
ВАНЯ. Папы нет и никогда не было, а мама была, а теперь ее нет.
ДАНЯ. Умерла?
ВАНЯ. Нет, уехала.
ДАНЯ. Куда?
ВАНЯ. Не знаю. Ее дядя Костя куда-то увез.
ДАНЯ. Твой дядя?
ВАНЯ. Нет, не мой. Мне он никто. Это ее дядя. У нее много разных дядей было. Сначала дядя Олег, потом дядя Ашот, потом дядя Коля. Потом дядя Автандил, а теперь вот дядя Костя. И все ее куда-то увозят. Она у меня очень красивая.
ДАНЯ. А ты как же живешь?  Один?
ВАНЯ. (кончил трапезу). Спасибо, дяденька. Было так вкусно, так вкусно…
ДАНЯ. Хочешь еще чего-нибудь?
ВАНЯ. Нет, спасибо, наелся, а вас, дяденька, как зовут?
ДАНЯ. Даниил… Даня.
ВАНЯ. Я живу в детдоме, дядя Даня.
ДАНЯ. Значит, ты оттуда сбежал?

ВАНЯ. Не сбежал, а ушел.
ДАНЯ. Как так? Разве оттуда можно просто так уйти?
ВАНЯ. У нас можно. Я им говорю, что приехала мама, и я хочу с ней пожить. Меня отпускают. Они думают, что, может, мама возьмет меня к себе насовсем и тогда им со мной не будет никаких хлопот.
ДАНЯ. Почему же мама не берет тебя? Ты плохой? Непослушный?
ВАНЯ. Нет, я хороший. Когда я на день- другой попадаю к маме, я комнату ее убираю, полы мою, посуду пустую сдаю и деньги ей отдаю, продукты покупаю, обед варю. Знаете, дядя Даня, я очень хорошо научился готовить суп с лапшой. Всем нравится, и маме тоже. Я стараюсь, слушаюсь ее, думаю, а вдруг я ей понравлюсь, и она меня обратно усыновит. Только она не хочет. 
ДАНЯ. Как усыновит? Разве ты не сын ей?
ВАНЯ. Нет. Она от меня еще в роддоме отказалась. А теперь, когда я вырос, иногда берет к себе, но на другой день отсылает обратно. А сейчас я пришел к ней, а соседи сказал, что она уехала с дядей Колей и будет только осенью. (Протирает глаза и хлюпает носом). Надо обратно в детдом идти, а я не хочу.  Ребята дразнить начнут, вот, буду говорить, ты врал, что у тебя мать есть, а у тебя, оказывается, никого нет.
ДАНЯ. Хороший ты, видно, парень, Иван. 
ВАНЯ. Вот и заведующая наша, Мария Ивановна, тоже говорит, что я покладистый.  Дядя Даня, а можно я у вас поживу?
ДАНЯ. А в детдоме тебя не хватятся?
ВАНЯ. Нет, Вы позвоните Марии Ивановне, я вам телефон дам, скажите, что я у матери живу, а вы ее новый дядя, дядя Даня. И никто волноваться не будет.
ДАНЯ. А если откроется наш обман?
ВАНЯ. Скоро не откроется, а осенью я и сам вернусь. Ведь в школу надо. А я бы вам помогал. Вы хромой, ходить трудно, вот я бы и приносил, что нужно.
(Быстро открывается верь, входит какой-то человек и пытается поплотнее закрыть дверь. Не найдя запора, он приставляет к двери кресло. Заметив вошедшего, Даня тихо говорит Ване: «Прячься!». Мальчик мгновенно забирается за шкаф и замирает.  Вошедший его не замечает. Установив кресло, он поворачивается к Дане. Это – бандит и убийца по кличке «Мокрец»).
СЕМЕН. Ты один?
ДАНЯ. Да. Здорово, Семен.
СЕМЕН. (отодвигает ширму, за которой стоит диван Кленова). А здесь кто у тебя?
ДАНЯ. Знакомый.
СЕМЕН. Он где?
ДАНЯ. На работе.
СЕМЕН. Ты не знаешь, где этот старый пес, Гришака?
ДАНЯ. Знаю. Он сказал, что улетает далеко- далеко, и чтобы ты не пытался его найти.
СЕМЕН. Вот сволочь! Думает спрятаться от меня. Я не найду, другие разыщут. Он пять кусков мне должен. Взял три года назад, когда дело начинал. Сейчас, я слышал, десятки кусков через него проходят. Сотни дураков на него работают. Ну, ничего, старый, ты мне за все заплатишь. Слушай, философ, мне пора сматываться в далекие края. Нужны деньги. Дай мне хоть 2 куска. При случае отдам.
ДАНЯ. Где мне взять такие деньги? У меня зарплата-90 рублей.
СЕМЕН. Врешь, умник. Твой напарник Мишка рассказывал ребятам, какие деньги он тебе кидает. У тебя есть куска три.
ДАНЯ.  Я все отдаю сестре. У нее больные дети.
СЕМЕН. Короче. Где ты их прячешь, я не знаю, наверное, на книжке. Дуй в сберкассу, и чтобы через полчаса был с двумя кусками. Я здесь подожду. Да не вздумай смыться. На углу сидят Сизый с Голубчиком. Они тебя разыщут. Ну, давай…
(Даня в нерешительности ходит по комнате, надевает пиджак. А Семен подходит к дивану Кленова, открывает стоящий рядом чемодан, достает оттуда костюм, примеряет пиджак, нацепляет орденские колонки.
Кто-то пытается открыть дверь, но мешает приставленное кресло. Дверь приоткрывается сильнее, кресло отлетает в сторону и входит Кленов.
Семен отскакивает к стене, засовывает руку в боковой карман пиджака.)
КЛЕНОВ. (входя) Что это вы так заставились?
СЕМЕН. Отойди от двери. 
КЛЕНОВ. (смотрит на «Мокреца») А, да у тебя, Даня, как я вижу, гости. Это кто тут такой сердитый?
СЕМЕН. Встань к стене и отвернись.
КЛЕНОВ. (спокойно) Так, понятно. Ты, парень, уж не тот ли знаменитый «Мокрец», которого все боятся? А там, у бульвара, не твои ли корешки на стреме пасутся? И как ты смеешь, гаденыш, мои фронтовые награды своими грязными лапами пачкать? 
(Приближается к Семену, тот вскидывает пистолет, направляет его на Кленова).
СЕМЕН. (хрипит) Ложись, падла ….
(Из своего укрытия внезапно выскакивает Ваня и хватает Семена за руку).
ВАНЯ. Не стреляй…
(Семен от неожиданности вздрагивает и нажимает на курок, стреляет куда-то в сторону. Кленов в одно мгновение подскакивает к Семену, ловким приемом выбивает у него из руки пистолет и заламывает ее за спину. На помощь Кленову поспешает Даня и вдвоем они быстро связывают «Мокреца» и усаживают его на кресло)   
КЛЕНОВ. Вызывайте милицию, Даня.
(Даня подходит к телефону, набирает номер)            
СЕМЕН. Философ… мужики… Не выдавайте меня. Вам-то я что сделал? Ведь              «вышка»  мне. Дайте, я уйду … и ты, Даня, никогда больше обо мне не услышишь. Лягу на дно, намертво.
ДАНЯ. Нет, Семен, такие как ты, не должны жить на этой земле. Не имеют права. А я буду самым последним подлецом, если не помогу человечеству избавиться от тебя. (в телефон) 170-е? Георгий Матвеевич? Это Даня. Приезжайте ко мне, он здесь. Да... Ничего, не беспокойтесь. Лежит спокойно... Ждем... 
СЕМЕН. Сволочь ты, философ… все шкуры продажные… гады… Ничего, Даниил Даниилович, я еще зайду к тебе.
ДАНЯ. Будем надеяться, Семен Миронович, что уж на этот раз тебе не дадут сбежать… (Кленов выходит).
СЕМЕН. Это что за хлюст у тебя?
ДАНЯ. Это- человек. (Ване) Ты видел, Ваня, смелых людей?
ВАНЯ. Нет, дядя Даня, только в кино и по телеку.
ДАНЯ. Так вот дядя Петя- настоящий мужчина. Запомни это.
(Раздается звук сирены милицейской машины. Вбегают Рыкин и еще два милиционера, бросаются к Семену.)
РЫКИН. А, гражданин Сомов? Какая приятная встреча. Ну, пошли.
(Милиционеры хватают Семена под руки и поднимают из кресла.)
СЕМЕН. Только без рук. Я сам.
(Идет к выходу).
РЫКИН. (Дане). Спасибо тебе, здорово выручил: весь город с ног сбился.
(Пожимает Дане руку.)  А это что малец? (Показывает на Ваню. Тот инстинктивно прячется за спину Дани).
ДАНЯ. Так, навестить забежал. Старый приятель.
РЫКИН. Ну, бывай.
(Уходят).
ВАНЯ.  (прижимается к Дане). Как страшно, дядя Даня, какой он плохой.
ДАНЯ. Да, Ванюша, плохих людей еще много… И Земля, к сожалению, их терпит…
Занавес
Картина Х1У
В котельной за накрытым столом сидят Кленов и Даня. У плиты с кастрюлями возится Ваня. Что-то накладывает из кастрюли в две тарелки и подает их на стол.
ВАНЯ. Вот, пожалуйста. Наша воспитательница говорит, что с горохом или там
с рыбой у меня получается невкусно, а с лапшой я умею. Пробуйте…
(Кленов и Даня пробуют).
КЛЕНОВ. Очень вкусно, молодец.
ДАНЯ. Соли только маловато. Ты, разреши, я подсолю?
ВАНЯ. Пожалуйста. Я по своему вкусу. Вы кушайте, а я пока угольку подброшу. Что-то не так сильно гудит.
(Берет лопату, походит к топкам, бросает уголь. Кленов и Даня обедают. Подкинув угля и вымыв руки, Ваня садится за стол и тоже начинает хлебать суп, потом встет из-а стола, мое свою тарелку и куда-то убегает).
КЛЕНОВ. А хорошо, Даниил Данилыч! Я никогда не думал, что простой суп с лапшой и какими-то кусочками мяса с луком, сваренный десятилетним мальчуганом, может быть таким вкусным.
ДАНЯ. Раньше-то разными деликатесами баловались?
КЛЕНОВ. Да, в мой замминистровский паек входило все, что в наших условиях только можно представить. Семга, балык, осетрина, икра, парне мясо, свежайшее масло и все по сверхтвердым ценам. Платишь 75 рублей, а получаешь столько продуктов, что можно прокормить деликатесами не только семью из 6 человек, но, как теперь выяснилось, и многочисленных любовников молодой жены.
ДАНЯ. А где вы все это получали?
КЛЕНОВ. Есть специальные магазины. Только я там не бывал. Все жена забирала. Брала моего личного шофера Федю и привозила. 
ДАНЯ. Вот жизнь была, Петр Сергеевич, красота! Только мечтать можно. Когда, интересно, мы дойдем до такого уровня развития, чтобы так обеспеченно и беззаботно жил каждый человек?
КЛЕНОВ. Лет через сто. Если, конечно, человечество еще проживет столько лет
ДАНЯ. А признайтесь, Петр Сергеевич, только честно, ведь жалеете, что потеряли все это?
КЛЕНОВ. Умом- жалею, а сердцем-нет. Мне всегда почему-то было немного стыдно, что я имею значительно больше того, что дается другим. А за что, собственно? За какие заслуги? Только за то, что я оказался заместителем министра? Так ведь это произошло в результате стечения различных обстоятельств. Есть много тысяч людей, которые умнее и талантливее меня, но они всего этого не имеют.
ДАНЯ. Ну, ничего, Петр Сергеевич, там наверх разберутся и восстановят вас в высокой должности. А что касается жены и квартиры, так это все дело наживное.
КЛЕНОВ. Нет, дорогой Даня, не нужно мне больше этого.  Простая, примитивная жизнь маленького человека на нищую пенсию да плюс грошовые приработки - во все, что мне теперь нужно. Стар я, очевидно, становлюсь. Сил уже не хватает.
ДАНЯ. Сил у вас еще много, Петр Сергеевич, как вы лихо укоротили этого бандюгу.   

  КЛЕНОВ. Вы знаете, Даня, когда видишь врага явно, стоишь с ним лицом к лицу, бороться с ним можно. Как было на фронте. Там- вот он враг, убей его или он тебя уничтожит. И я бил и победил. В пылу боя это и не кажется таким страшным.  Страшно тогда, когда не знаешь, откуда ожидать удара, кто его может нанести, кто тебя предаст, хотя и назывался твоим другом и товарищем по работе. Страшна несправедливость, Даня, незаслуженная обида. Вот что может убить, в клочья разорвать сердце и душу. 
ДАНЯ. Больно вы чувствительны, Петр Сергеевич, слишком нежной породы. Видно, из дворян?
КЛЕНОВ. Дворян? Я, Даня, потомственный крестьянин Калужской губернии и до 15 лет пас скот и подрабатывал в деревенской кузнице помощником молотобойца. Жизнь моя и до войны, и на фронте, да и после войны была тяжелой и грубой, но, видно, не зачерствела у меня душа, не стала бесчувственной к чужим обидам, да и к совей тоже.   
ДАНЯ. Вы- редкое исключение. Ведь у многих людей сейчас после всего, что им пришлось пережить, душа стала черствой, безразличной и нечувствительной, как солдатская пятка.
КЛЕНОВ.(усмехнулся). Точно, Даня, солдатская пятка!  Да не нынешнего солдата, который сидит у электронного пульта управления, а солдата моих дней, периода войны. Идешь, бывало, где–нибудь босиком, наступишь на гвоздь, гвоздь – пополам, а в твоей пятке вмятина. Вот это закалка!
(Встает, потягивается, подходит к дивану)
Эх, старость – не радость. Теперь после сытного обеда и прилечь хочется. Раньше этого не было.
ДАНЯ. Ложитесь. А я схожу куплю чего-нибудь к ужину. (Убирает со стола, одевается и уходит. Кленов ложиться на диван. Некоторое время лежит, просматривая газету. Слышен шум подъехавшей машины.
Открывается дверь и входят Федя и совершенно седая, но еще крепкая женщина, одетая по-деревенски просто. Это мать Кленова Пелагея. Увидев вошедших, Кленов вскакивает, несколько мгновений смотрит на старуху и, бросившись к ней, крепко обнимает).
КЛЕНОВ. Мама… ты…
ПЕЛАГЕЯ. Петруша... родной мой. (Плачет. Кончиком платка вытирает глаза). Что же с тобой приключилось? А? Ты почему же мне ничего не сказал?
ФЕДЯ. Здравствуйте, Петр Сергеевич. Я побегу, а то Мушкетов заругается. Я только маму вашу привез, она к нам в Министерство пришла. Да вот письмо вам опять пришло из Калининградской области (отдает Кленову письмо, тот кладет его на стол).
КЛЕНОВ. Спасибо, Федя. Ну, как там у вас дела?
ФЕДЯ. Порядок. На ваше место пришел новый зам.
КЛЕНОВ. Кто такой?
ФЕДЯ. Игнат Степанович Крупко.
КЛЕНОВ. Крупко? Что-то не слыхал.
ФЕДЯ. Да как услышать? Он ведь издалека прилетел – из Хабаровского края. В Москве –то, видно, никого толкового найти невозможно. Вот и пошли шастать за 10 тысяч километров. 
КЛЕНОВ. А что он за человек?
ФЕДЯ. Мужчина солидный. И деловой очень. Сразу порядки новые наводить стал.  По – старинке, говорит, мы жить не будем. У нас, говорит, перестройка. Велел всю мебель в вашем кабинете заменить и шторы перевесить.  Желает, чтобы все было бордового цвета. Он очень бордовый любит. Макар Семенович, управляющий делами, с ног сбился. Где все бордовое подберешь? Шторы –то кое-как нашли, а во мебель срочно на фабрике заказывать будут.
КЛЕНОВ. Да, Федя теперь дела у вас пойдут.
ФЕДЯ. Пойти-то пойдут, Петр Сергеевич, только вот будет ли лучше, никто не знает. 
КЛЕНОВ. Ну, будем надеяться.
ФЕДЯ. Конечно, будем. До свидания, Петр Сергеевич. Счастливо, бабуля.
ПЕЛАГЕЯ. Спасибо, Федюша. Бог с тобой.
(Федя уходит).
КЛЕНОВ. Прости, мама, это с моей бывшей работы.
ПЕЛАГЕЯ. Я все понимаю. Так что у тебя стряслось?
КЛЕНОВ. Но откуда ты все узнала?
ПЕЛАГЕЯ. Мне дружок твой, Вася Тучкин, прописал. Говорит: в беду ты какую-то попал. Собирался за мной заехать да сюда привезти. Но заболел, бедный.  Тогда я решила сама. Я ведь еще двигаюсь, Петюша, хотя мне и 90 скоро. Порода –то наша крепкая. Вот и приехала. Сыночка своего повидала. (Снова обнимает Кленова). Петруша ты мой, горемычный.                (вытирает глаза).
КЛЕНОВ. Ничего, мама, не расстраивайся. У меня все хорошо.
ПЕЛАГЕЯ. Знаю, как хорошо. Пока мы сюда ехали, Федюша мне все рассказал.
КЛЕНОВ. Ну, знаешь, так тем лучше. 
ПЕЛАГЕЯ. Ты только послушай меня, сынок, я уже старая, многое повидала и поняла Не держи зла на людей, не копи его в сердце. Ну, раз так получилось, что же сделаешь. Может, кто-то ошибся, а может ты и сам в чем-то виноват. Только не вини никого. Тебе же самому жить тяжелее будет. 
КЛЕНОВ. Ладно, мама, разберемся. Ты мне лучше скажи, ка ты доехала? И где здесь остановилась?
ПЕЛАГЕЯ. Доехала спокойно, хорошо. Добрые люди по дороге помогали. В мире очень много добрых людей, их больше, чем плохих. Потому и жить на свете приятно. А остановилась я нигде. Прямо с вокзала в твое Министерство, да вот сюда Федя привез. Посижу немного, отдохну, заберу тебя и вместе поедем, Петруша, на родину.
КЛЕНОВ. Мне? В деревню?
ПЕЛАГЕЯ. А куда же еще?  Там твой дом родной. И будем мы жить с тобой вместе. Поможешь старухе. А то я сколько лет одна живу? Ведь уж лет, пожалуй, сорок. Теперь будет у меня рядом родной человек, кто глаза мне закроет, когда помру. Поедем, Петруша. Дом у нас крепкий, деды твои на столетия строили. 
КЛЕНОВ. (задумался) Да… домой… может быть… может быть.
(Вбегает Ваня с букетом цветов. .
ВАНЯ. Дядя Петя я цветы принес. С ними будет красивее.
 (Спешит к столу, но замечает незнакомую старуху и в нерешительности останавливается) Здравствуйте.
ПЕЛАГЕЯ. Здравствуй, внучек. Ты кто такой?
ВАНЯ. Я… здешний.
ПЕЛАГЕЯ. Ну, если здешний, так и хорошо.
ВАНЯ. (берет со стола письмо) Дядя Петя, это вам.
КЛЕНОВ. Ну-ка, почитай...
(Ваня разрывает конверт, достает письмо, читает).
ВАНЯ. (радостно). Дядя Петя, вас к Герою представили … вот военком пишет.   
(Кленов выхватывает у Вани лист бумаги, читает, опускается в кресло).
КЛЕНОВ. Да… вот ведь как бывает. Через столько лет.
ВАНЯ. (прыгает и радуется) Как здорово! Дядя Петя-Герой. Поздравляю… поздравляю…
ПЕЛАГЕЯ. Что это значит, Петюша? Какой герой? За что?
КЛЕНОВ. Давняя история, мама. Я как-нибудь расскажу).
(Входит старший сержант Рыкин).
РЫКИН. (смотрит на присутствующих). А где же Даниил Данилович?
КЛЕНОВ. Он пошел в магазин. Скоро будет.
(Рыкин внимательно вглядывается в лицо Кленова).
РЫКИН. А вы, я вижу, будете гражданин Кленов, Петр Сергеевич?
КЛЕНОВ. Да, я (узнает Рыкина и вскакивает, отходит в сторону, словно уклоняясь от удара). Это я, старший сержант.
РЫКИН. А мы-то его разыскиваем, куда он пропал? Домой звонили, с нарочным повестку приносили, никого нет. В Министерстве справлялись, тоже не знают. А он, оказывается, вон где. У Дани скрывается.
КЛЕНОВ. Я ни от кого не скрываюсь. Просто дали мне здесь угол на несколько дней. Сегодня я отсюда уеду.
РЫКИН. Обождите уезжать, гражданин Кленов. Вы вот сейчас дадите мне расписку о невыезде.
КЛЕНОВ. О невыезде? Это почему?
РЫКИН. (достает из своей сумки какую-то бумажку, что-то пишет на ней и протягивает Кленову). Вот, распишитесь. как находящийся под следствием по делу о даче крупной взятки майору милиции Савчуку. Вы, надеюсь не забыли об этом деле?
ПЕДАГЕЯ. Петенька, чем он говорит?
КЛЕНОВ. Вы же знаете, старший сержант, никакой взятки не было. Я просто показал деньги.
РЫКИН. Как же не было, гражданин Кленов? Все было. За сто рублей хотели откупиться. Деньги к акту приложены. А в банке дали справку, что эту серию денег получило ваше Министерство. Так что все по закону.
КЛЕНОВ. Это ведь неправда! Ложь! Клевета!
РЫКИН. А вот это гражданин Кленов, вы объясните на суде. Только я прямо скажу, дело ваше мертвое. Все улики против вас.
 КЛЕНОВ. (Словно в оцепенении) И… и что же будет на суде?
РЫКИН. Суд решит. За такую взятку, да в милиции. От трех до пяти лет. Уж три-то годика верняком.
КЛЕНОВ. Но… неужели нет справедливости?
ВАНЯ. Дядя Петя, а что такое справедливость?
РЫКИН. Все определит наш народный суд.  А он решает только правильно. Значит, завтра в 11.00 явитесь к следователю. Вот адрес (что-то пишет на бумажке, отдает ее Кленову).
ПЕЛАГЕЯ. Петенька... сынок… что же это такое? Какой ужас!
ВАНЯ. Дяденька милиционер, не надо дядю Петю в суд. Он Героем будет, его представили (показывает Рыкину письмо, но он не обращает на него никакого внимания)
 РЫКИН. Герой-герой, карман с дырой. Так ровно в 11.
(Кленов тяжело опускается в кресло, трясущимися руками достает из кармана нитроглицерин и бросает таблетку под язык).
КЛЕНОВ. Я.. я не приду завтра к следователю… в 11.00.
РЫКИН. А не придете, сделаем привод. Я предупреждаю.
(Уходит).
КЛЕНОВ. (тихо) Я не виноват, мама... (Вдруг поднимается, встает во весь рост и кричит). Я не виноват, мама… слышите вы все?  Я прожил честную жизнь, но … идти под суд.. За что?  Я не заслужил этого.
 (Ваня бросается к Кленову, обнимает его)
ВАНЯ. Дядя Петя… дядя Петя., успокойтесь, не бойтесь, ведь вы же смелый … герой.      
КЛЕНОВ. В тюрьму… на три года… За что? Я же невиноват. Не вино…
(Внезапно опускается в кресло и хватается на сердце, начинает судорожно хрипеть, голова падает на грудь).
ПЕЛАГЕЯ. (бросается к сыну, пытается его приподнять, ей помогает Ваня.). Петечка… сынок… (Прикладывает ухо к его груди, закрывает остановившиеся глаза).
ВАНЯ. (плачет в ужасе). Дядя Петя… дядя Петя.
ПЕЛАГЕЯ. (опускается перед Кленовым на колени). Господи, за что ты так ... и меня... и моего Петю... За что? Ты молчишь... ты всегда молчишь…
(Прикрывается занавес. В неширокую щель между двумя половинками занавеса виден только слабоосвещенный Кленов и припавшая к нему старуха-мать.
 А на просцениум быстро выходит какой-то человек с сумкой. Навстречу ему идет Клава.
ЧЕЛОВЕК С СУМКОЙ. Бананы дают…
КЛАВА. Где?
ЧЕЛОВЕК С СУМКОЙ. За углом.
(Уходит. Клава спешит за ним. Выходят один за другим Глебов, Рыкин, Рощупкина, майор Савчук, Полина, Клара, Гена и Сева, члены парткома, дружинники, старушка, работница сберкассы и еще какие-то люди, все сообщают друг другу новость. «Дают бананы…» и быстро убегают туда, где их продают …)

К О Н Е Ц