Николаша

Дело было пустяковое. Пустое даже, можно сказать. Ну, подавился человек костью – с кем не бывает. Даже если в другом городе, и что? Медицина у нас везде на высоте, я в этом никогда не сомневался. И притом совершенно без операции обошлось… А ему всё неймется, прям жизнь она ему перевернула, кость эта, какая и была-то от копчушки, вроде ставриды. Он таких рыбешек никогда и не ел, а тут надо ж тебе позарился!..

А дело было так. Молодая супружеская пара, переступившая среднестатистический порог разводов, отправилась из крупного города в губернский, или как теперь говорят, областной. Потому как ругать я никого не собираюсь, мог бы и назвать его… Но, нет, воздержусь, больше на тот счет, чтоб обиды не вызвать.

Добрались нормально. И поезда тогда регулярно ходили и без опозданий даже. А на следующий день, извольте, к столу свадебному после регистрации племянника жены.

Час сидят, другой, и тут муж замечает: промеж гостей жена его молодая сидит, только лет на десять моложе, словно только встретил. И глазами стреляет, и улыбается даже. Удивился он и спрашивает у своей суженой, благо рядом сидела, кто, мол, говорит, такая через два на третий справа? Племянница моя, – отвечает жена, – брата Васи дочка Наташа – и видит: муж аж загорелся весь.

Тут в аккурат первый танец объявляют. Наш Николаша стопку на стол и к племяннице. Только в сторону жены и успел бросить – извини, мол, позволь и мне. А молодухе лестно, что взрослые на нее внимание обратили, с трудом радость скрывает, все норовит в центр зала со столичным кавалером попасть.

И музыка была без перерыва и танцевали вроде долго, только Николаше мигом показалось. И то ли хмель взял, чего с ним отродясь не бывало, то ли что, одурел он от племянницы: смотрит – глаз не сводит.

А жена все это наблюдает и очень даже поначалу по-доброму улыбается, или тогда ему только показалось, что жена поняла, кого он в племяннице увидел и тоже «обрадовалась». Только Николаша и не думает от молодухи отходить. И она-то вся зарделась, в глаза ему заглядывает и каждое слово прям изо рта ловит. Хорошо еще, что гости жениха, да невесту по одежке запомнили – а то могли бы и перепутать.

К вечеру гости расходится стали. Николаша от Наташки ни на шаг. И хотя чувствует, что вроде к жене надо, а все держит молодуху к себе поближе, будто виденье упустить боится. А она вдруг растерялась, смотрит на тетку, а та виду не подает, улыбается; на Николашку взглянула, а того и вовсе понесло:

– Уедем, – говорит Наташке, – а сам, как блаженный смотрит ей в глаза и за руки при этом крепко держит, и только по имени не называет, словно ошибиться боится…

Но уехать было суждено на автобусе, что отвез гостей к жениху домой отсыпаться. Только всем ли пришлось в ту ночь выспаться...

Как затворились двери в светелку, так и накинулась жена на Николашку. Дурным глазом глядит да все выспрашивает. Старым козлом обзывает. А Николаша и вины за собой не чует, смотрит на жену и улыбается. А она только пуще тужится: я, говорит, у Наташки-то все выспросила, – куда это ты ей ехать предлагал? Николашка в ответ – глупая, – говорит, – так, это ж я тебе молодой предлагал, когда встретились. Помнишь?

– Ты совсем меня дурой считаешь, что полночи одну байку рассказываешь?

Не узнать мужика – по всему блажной! Только крик в светелке стоит, благо, что майские ночи короткие, рассвело, все и стихло.

На другой день замечает Николаша: Наташка мимо него молчком-бочком, да, по-бабьи из-под бровей зло поглядывает – будто подменили. Он и заговорить с ней пытался, и, улыбаясь, знаки делал, а она сердится и не признает его, будто чужой.

Запечалился тут совсем наш Николашка, опять же похмелье в первый день остро почувствовал. А наутро рыбу к столу гостям подали. И надо ж такому случиться, костлявая эта ставрида, не зря она женского рода, какой-то своей костью или ребрышком ткнулась в горле у Николашки и ни назад, ни вперед, только скребет и глотать мешает.

Счастье разводит, а горе мирит. Отправились жена с мужем, как ни в чем ни бывало в поликлинику, больницу – и вообще куда только можно и куда было надо. Только не везде тогда специалистов хватало. В одном гостеприимном травмпункте чуть язык не оторвали от того места, где он растет. В другом – предложили в больницу лечь и чтоб срочно горло резать, а в третьем месте посадили на кресло, ухватили язык в марлю и вытащили кость какой-то длинной спицей быстро, что больной и заметить не успел.

Николаша так обрадовался, словно с костью этой на свет родился и всю жизнь жаловался. Бежит за женой хвостом, благодарит за сострадание. А она на него и не смотрит. Но Николаша вдыхает без опаски воздух полной грудью и с другого боку забегает к супружнице своей прощенья просить.

Жену, конечно, такая ситуация безмерно радует, но она, стерва, виду подавать не хочет и для острастки продолжает вперед отмахивать, будто и нет Николашки рядом. И так они по городу идут: жена впереди, а Николаша чуть сзади, то с одного бока зайдет, то с другого пытается. Только всё впустую.

И решает жена проучить Николашу, и с утра следующего дня предлагает ему одному домой отбыть. И предлоги самые пустяковые, но отказов не принимает, только кричит, да бранится.

И вот Николаша на перроне скучает. Свита родных присутствует и кто отъезду скорому удивляется, кто виновато глаза прячет, и как-то даже слезнуть пытается. А жена между тем Николаше наставления дает, что по возвращению сделать по дому, и злорадство с трудом скрывает.

Тут поезд тронулся. Посмотрел Николашка из окна в последний раз на Наташку, и она вроде к нему повернулась, и как-то показалось улыбнулась даже, но сдержанно, – такой и запомнилась.

С возвращением, за заботами и буднями ушли, растворились обиды и ссоры в семье М., и вскоре никто из супругов не вспоминал о происшествии на свадьбе. Но жена еще долгое время прятала от Николашки фотографии и письма племянницы, а спустя два года, узнав о том, что Наташка вышла замуж в далеком северном городе, вдруг с радостью сняла запрет и рассказала обо всем мужу. К ее удивлению, Николаша скучно посмотрел на жену, будто пытался узнать в ней черты озорной племянницы, но не увидев, промычал что-то в ответ и уткнулся в газету.

Конечно, он помнил все до мельчайших подробностей, но никак не мог представить себе северного города и Наташкиной свадьбы…

Позднее, рассматривая присланные фотографии, он неожиданно поймал себя на мысли, что теперь уже навсегда потерял Наташку. И нечто похожее на сосущее чувство голода и легкое головокружение охватило его, но, к счастью, в последний раз. В следующее мгновение он встал и, протягивая жене фотографии, с улыбкой произнес: «Эх, молодость!».

28 апреля 1989 г. — в редакции 21.12.2025