Беглец. Часть 1. Шереметьево. Она

  Не спрашивайте меня, как это получилось, я не могу воспроизвести все свои действия, приведшие к тому, что в ноябре 1982 года, в возрасте 14 лет, я совершил незапланированную поездку в Европу. Вот так вот вылетел без документов и багажа, наличных денег и планов, на самолете KLM в Амстердам, влекомый рядом случайностей и забавой иностранной журналистки. И волей судьбы вернулся на родину.
  Позже я узнал, что подобные истории в аэропортах случались и с другими.
 
  А началась она от моей огромной любви к авиации, особенно в её гражданской части. Авиация была для меня знаком избранности судьбой: в те времена в небе просто так не оказывались.
  И для поддержания этой любви время от времени меня тянуло оказаться ближе к самолетам, и уж если не удастся их потрогать, то вволю посмотреть. С этой целью я, инкогнито от родителей, стал самостоятельно ездить в международный терминал Шереметьево.

  В те времена подростки в местах скопления иностранцев считались потенциальной проблемой. Власти справедливо опасались, что, оставшись один на один с иностранцем, наши подростки сразу начнут клянчить артефакты зарубежной жизни или просто могут выдать, ко всем чертям, известную им государственную тайну.
  Так что раз возраст мне было не скрыть, то приходилось скрыть государственную принадлежность, одевшись и ведя себя соответствующим образом, то есть одеждой выдать себя за подростка-иностранца, к которому власти претензий не имеют.
Итак, в то утро я прибыл на автобусе 551-го маршрута со станции метро «Речной вокзал» в Шереметьево-2.

  Доехал без приключений.
  Для начала я покрутился у забора, поглядывая на торчащие над ним хвосты самолетов с яркими значками авиакомпаний. Каждый хвост казался билетом в другую жизнь.
  План был такой: подняться в ресторан на пятый этаж, успеть рассмотреть как можно больше самолетов, причаливших к аэропорту, а еще лучше пронаблюдать взлет и посадку как можно большего количества бортов. Потом надо было также инкогнито покинуть аэропорт, по дороге домой готовя праздничный репортаж для друзей.
 Вошел в аэропорт смешавшись с группой галдящих иностранцев. Затем я отделился от них и, не спеша, придерживаясь естественных препятствий и складок местности, стал пробираться в сторону лифта на пятый этаж. Приходилось быть очень осмотрительным.    С одной стороны, надо держать скорость, присущую иностранцу, а с другой — как можно быстрее пройти простреливаемое пространство.
  А пространство было пристрелено.
  Так что приходилось быть очень осмотрительным. И тут во время очередной перебежки я встретил её.

  Она стояла в самом центре зала — словно кадр из красивого заграничного фильма, случайно вплетённый в будничную суету аэропорта. Высокая, с фигурой, вычерченной уверенными, почти вызывающими линиями, она притягивала к себе взгляд.
  Её короткие светлые волосы, словно подсвеченные изнутри, были в продуманном беспорядке.
  Она рассеянным взглядом смотрела на окружающих, казалось, не вникая в подробности происходящего.
  Одета она была так, что любой прохожий невольно задерживал на ней взгляд.   Мохнатая белоснежная шуба, — небрежно распахнута, открывая обтягивающий свитер, подчёркивающий аккуратную грудь и линию талии. Джинсы сидели как вторая кожа, вытягивая силуэт, а высокие чёрные сапоги добавляли образу дерзкой элегантности.
  В правой руке она держала тонкую чёрную сигарету — не как привычку курильщика, а как продолжение своего образа.
  В ней невероятным образом объединились навеянные детством мои образы идеальной женщины: образ дочки короля из мультфильма о «Бременских музыкантах», образ дерзкой красавицы, собранный из заграничных фильмов, и что-то ошеломительно новое, не имеющее примера в моём не таком продолжительном прошлом.
  Она была воплощением той самой женской красоты, о которой я смутно мечтал, и таинственной свободы быть собой.
  Каждый её жест, каждый поворот головы словно говорил: «Я знаю, что вы смотрите.  И мне всё равно». И именно это «всё равно» делало её ещё притягательнее — как запретный плод, как обещание чего то большего, чем просто встреча с ней.

  Я застыл на месте, в нескольких метрах от неё.
  Внезапно наши взгляды встретились. Я перестал дышать, парализованный. И как загипнотизированный продолжал бестактно смотреть на неё. И, видимо, выглядел очень глупо. Тем не менее я успел добавить к её образу, что у неё серые глаза, высокий лоб и тонкие губы.
  К моему ужасу, она тоже не отводила взгляд. Напротив, с каким-то любопытством она продолжала спокойно разглядывать меня с ног до головы. Потом случилось невозможное — она улыбнулась, как будто поняв причину моего смущения.
  Её улыбка, казалось, содержала в себе и ответный интерес ко мне, и явное одобрение моей реакции на неё.
  Ситуация становилась какой-то нелепой: я продолжал стоять с каменным лицом, может быть, даже с открытым ртом, пялясь на неё, она, улыбаясь, смотрела на меня, позабыв о дымящейся сигарете.
  Противостояние закончилось тем, что она мне подмигнула и пошла в сторону очередей на паспортный контроль.
  Я продолжал стоять, ошеломлённый, смущённый, испуганный, заинтригованный, наблюдая за её удалением от меня.
  Это странное внимание ко мне... Случилось что-то невероятное.

  И эти переживания дорого мне обошлись, как и любой жертве, потерявшей бдительность и попавшей во внимание хищника.
  Ко мне неспеша приближались две женщины в милицейской форме, с сомнением разглядывая меня.
  И я заметался. Бежать было опасно — это могло выдать во мне советского подростка, нелегально разглядывающего иностранцев в их естественной среде.
Но и медлить было нельзя. Ещё была надежда, что меня примут за подрастающего иностранца, может, из какой-нибудь отсталой в части одежды страны, но всё-таки легально находящегося в зале вылета.

  Вот тут наступает та часть рассказа, где, по-хорошему, я должен бы, для заинтересованных лиц, дать пошаговую инструкцию, как без документов и билета оказаться по ту сторону паспортного контроля.
  Но, к сожалению, здесь я не смогу стать экспертом и проводником в западный мир наживы, чистогана и продажной любви. Потому что, как мне известно, по окончании всей этой истории и дачи мной соответствующих показаний маршрут от остановки автобуса 551 до выхода на самолет, который мог бы получить моё имя в среде диссидентов и перебежчиков, был надёжно закрыт.

  Внезапно огромный зал распахнулся передо мной, как сцена огромного театра. Высокие потолки, широкие коридоры, стеклянные стены, за которыми виднелись силуэты самолётов.
  Воздух был насыщен смесью духов, кофе и лёгкого сигаретного дыма.
Яркая вывеска валютного магазина «Берёзка» манила к себе россыпью матрёшек, самоваров, рядами разноцветных красивых бутылок. Всё такое заграничное, непривычное.

  Я, конечно, сразу понял, что оказался за всеми проверками. И заволновался, но, если честно, из-за своего характера не очень сильно. Так как я был уверен, что мне за это ничего не будет, — так как я, собственно, ничего и не сделал. Не перелезал через забор, не проходил в двери, где явно указано «Вход запрещен», я сам, можно сказать, жертва слабой организации защиты вылетающих иностранцев от наших граждан. Потому сразу составил для себя план использования внезапно открывшейся возможности: побродить по залу, осмотреть всё как следует, особенно стоящие рядом с окнами самолеты, и сдаться властям, честно рассказав о том, как я здесь оказался.
  Я стал воплощать план в действие. И, придав себе самый возможный иностранный вид, стал расхаживать по лжезагранице.

  И тут я опять встретил её. Она стояла рядом с очередью на посадку в какой-то самолет и оглядывала зал, похоже, ища кого-то. Я медленно продвигался в её направлении. И наши взгляды встретились.
  Она посмотрела на меня с радостным удивлением. И через несколько мгновений она поманила меня рукой. Я как во сне подошёл и услышал её волшебный голос.
— Эй, привет! Вот мы опять и встретились. В какие страны направляется мой юный путешественник?
  Я стоял, стараясь придумать какой-нибудь вразумительный ответ.
— Ты один? — продолжала она спрашивать меня. — Где твои родители?
  Я быстро соображал, чего бы такого ей ответить, чтобы задержать её внимание ко мне как можно больше.
— Да, вот, решил посмотреть мир, — ответил я, как мне казалось, в расслабленном иностранном тоне. — В одиночестве. А родители... они дома.
— Подожди-ка, а куда ты летишь?
  Я загадочно пожал плечами:
— Куда получится, мир большой.
— А билет у тебя в какую часть мира куплен?
  Я опять пожал плечами.
  Кажется, сработало. Она посмотрела на меня широко раскрытыми от радостного удивления глазами.
— Так ты здесь без билета? А как ты прошёл паспортный контроль?
— А я его и не проходил, — ответил я голосом заправского перебежчика.
— Так ты беглец? Ты хочешь покинуть нелегально свою родину?
  Вот тут даже не знаю, зачем я мотнул гривой. С одной стороны, мне очень хотелось ей понравиться, а с другой — мне вдруг очень «зашло» моё новое определение — «беглец». Тем более, какая разница. Вернётся к себе в заграницу, будет всем рассказывать, что вот так у нас в аэропортах без охраны беглецы расхаживают.
— Вот это да! — сказала она с восторгом, добавив какие-то восклицания на непонятном мне языке.
  Похоже, под впечатлением, она извлекла из своей сумочки небольшую, обтянутую кожей фляжку и сделала оттуда пару глотков.
— Меня зовут Наташа Флер, я журналистка из Франции, сейчас живу в Голландии, делаю репортаж о подготовке к празднованию седьмого ноября в твоей стране. Как тебя зовут?
— Я Вадим Быстров, учащийся средней школы города Москвы, — быстро ответил я, как учили в школе говорить при встрече с инопланетянами.
Она протянула мне руку. Я от неожиданности как-то глупо пожал её обеими руками, как у нас делают при встрече почётных гостей. Это её развеселило.
  В это время очередь на посадку закончилась. Стоящие у стойки две женщины с вежливым нетерпением посматривали на нас.
  Наташа взяла меня за плечи и каким-то заговорщическим голосом спросила:
— И какие у тебя планы, Вадим?
— Планов пока нет, буду осматриваться, — ответил я, стараясь придать себе вид опытного беглеца.
  Она несколько мгновений смотрела на меня, потом воскликнула:
— Ну раз терять тебе нечего, у меня есть план на тебя, пошли. Твоя задача, когда к тебе будут обращаться, просто молча, не говоря ни слова, утвердительно кивать головой. Играем?
  Я кивнул головой, ещё не понимая, что она затеяла.

  Она решительно взяла меня за руку и повела к стойке проверки билетов.
  Когда мы подошли, стоящие у стойки женщины в форме вопросительно посмотрели на меня.
  Наташа стала что-то им говорить, похоже, на французском языке. По мере её рассказа женщины вступили с ней в некоторую дискуссию, поглядывая на меня со всё более возрастающим сомнением. Потом они позвали ещё одного человека. Наташа перешла на более повышенные тона, стала показывать им какие-то бумаги, свои документы и билеты. Тут я заметил, что билета было два.
  Когда на меня обращались взгляды, я, как и было уговорено, делал значительный кивок головой, подтверждая всё сказанное.
  Потом женщины стали тихо переговариваться, видимо, решая, кому принять решение. И вот одна из них вежливо взяла билеты и через минуту с улыбкой указала на проход в сторону самолёта.
  Наташа слегка подтолкнула меня в сторону коридора, ведущего на самолет, тип которого я даже не успел рассмотреть через стекла, ровно как и страну, куда ему предстояло держать курс.

  Когда я заходил на борт самолёта, вы, наверное, подумали: «О чём этот чувак думал, он же практически предал свою социалистическую родину, а что с твоим коммунистическим будущим, что с родителями, да и вообще, ты знаешь эту женщину? В общем, парень, мажь лоб зелёнкой, готовься к суровой расплате, предатель родины».    Да, в тот момент я не понимал до конца степень своей общественной опасности. Во-первых, я был ослеплён первой настоящей любовью с первого взгляда. Во-вторых, я, конечно, понимал, что делал что-то не совсем хорошее, но не верил, что за такое может сильно прилететь. Я смутно предполагал, что на том же самолёте и вернусь через несколько часов, когда все разберутся в цепи случайностей и ошибок, втянувших меня в это приключение. А самое главное, я ещё ни разу в жизни не «получал» по полной. Мне всё время везло. Чтобы я ни вытворял, мне всё сходило с рук, потому как я ничего особенного и не вытворял. И даже попытки иногда приписать мне какое-нибудь безобразие всегда проваливались, потому как все, глядя на мой ответственный и немного взрослый вид, не могли приписать содеянное мне. Я всегда был хорошим, воспитанным, уважающим взрослых мальчиком.
  А потому я послушно оказался на борту Douglas DC-9 авиакомпании KLM.
 
  Через десять минут наш самолёт отчалил от перрона и покатился под свист
турбин по рулёжным дорожкам на взлётную полосу.
  Я впялился в иллюминатор. Наташа привалилась ко мне и тоже с интересом наблюдала за ситуацией за бортом.
  Потом мы вырулили на взлётную полосу, немного постояли, турбины взвыли, меня прижало к спинке кресла, самолёт стал быстро набирать скорость.
— Эххха! — весело воскликнула Наташа.
И так под её весёлое восклицание рейс KL 302 оторвался от земли и стал набирать высоту. Потом он лёг на трассу в облёт Москвы, вышел на свой эшелон и деловито взял курс на Амстердам.