Сказка в стихаз о Чернильных Крысах

                "Пасквилянты — это тени, что боятся света истины.               
                Пусть их злоба станет их же позором".
                Тихон Чикамасов

Сказка о чернильных крысах

В глухом углу, под старой крышей,
Где свет не бьёт в ночную тьму,
Собрались те, кто тише мыши,
Но гадят чести и уму.

Там пасквилянт, согнув колено,
Слюнявит грязное перо.
В его душе — одна измена,
В его глазах — не серебро

Он пишет тайно, под покровом,
Плетёт из лжи густую сеть.
И каждым мерзким, едким словом
Мечтает душу затереть.

Собрались братья по несчастью,
Один кривой, другой плешив.
Горят они единой страстью:
Найти в чужом добре нарыв.

Один шептал: «Смотрите, братья,
Герой наш слишком чист и смел!
Нашлём на имя мы проклятье,
Чтоб он от злобы пожелтел».

Чернила брали из болота,
Где жабы квакают в ночи.
Такая гнусная работа —
Гасить горящие свечи.

А тот, кого они чернили,
Гулял спокойно под луной.
Его таланты в полной силе
Сияли правдой и весной.

Летела грязь, да не прилипла,
Спадала каплями росы.
А пасквилянты хором, хрипло,
Поджали куцые хвосты.

Народ смеялся: «Что за чудо?
Откуда лезет эта мразь?
Видать, из старого сосуда
Опять пролилась чья-то грязь».

И вот, в своём бессильном гневе,
Они испачкались вдвойне.
Как черви в старом, гнилом древе,
Остались корчиться на дне.

Кто яд готовит для соседа,
Тот сам его в конце допьёт.
Такая горькая победа
Лишь к унижению ведёт.

Так пусть же знают эти тени:
Перо поэта — острый меч!
Не встанет правда на колени,
Чтоб их ничтожество сберечь.

КОЛОСУ.

Колос, ты в звёздах ищешь знаки,
Но в рифмах ты — простой баран.
Твои стихи — лишь шум и драки,
И в голове один туман.

Некому ХАРЧЕНКО, седому прихлебателю.

Восьмой десяток на исходе,
А бес всё крутит стариком.
Он прежде был при воеводе,
Теперь — при Колосе шутом.

Вчера — фанатик кумачовый,
С трибун кричал про светлый путь,
Сегодня — пасквилянт дешёвый,
Готовый в честность посягнуть.

Когда же врал он? Век лукавый!
Ответ здесь прост, как дважды два:
Он врал всегда — за грош, за славу,
Пока варила голова.

Седой маратель, раб привычки,
Привык лизать чужой сапог.
В его душе сгорели спички,
Остался только едкий смог.

Он за хозяином плетётся,
Как пёс, забывший про покой.
И ложь из уст рекою льётся,
Смешавшись с грязью и тоской.

Смешно смотреть на эти муки:
Старик, а СЛАВЫ не нажил.
В чернилах пачкает он руки,
Теряя капли жалких сил.