Полет чайки в XIX веке. Книга 1. Екатерина

За это время я написал о женщинах рода Акимовых - которые раньше у меня жили в прошлом веке - по принципу приквела, - в XIX-м.   
Муж главной героини - масон и декабрист... Вот вражина, да?

Екатерина ищут утешение в любви и красоте гор Сибири, которые связаны с той самой хозяйкой медной горы, - где она оказывается с мужем. 









Оглавление

Начало века  3
  3
Часть 1. Детство и юность 8
  8
Огромная Акимовка  8
Родители  9
  9
Ее детство кончилось, когда в 8 лет она увидела 14
  14
  15
Катя в семнадцать 15
  18
Память о Никите... 18
В ожидании жениха    21
  21
Одна... перед лицом звезд... 23
Жертвоприношение  26
  26
А вот и он сам... 28
  28
Григорий в Акимовке  32
  32
Его тайна  34
Ребенок... переезд в Москву...  37
  37
  40
Быть «Сашкой» 40
Скопцы. Русский духовный «трэш» начала XIX века  42
  42
Часть 2. Один день свободы 45
  45
Явление свободы  45
Суд  50
Без него 51
Без нее    55
Император 56
Живой поэт 58
Серафим  59
Отъезд  62
Часть 3. Вместе с Гришей в Сибири  65
  65
Дорога 65
Денщик Иван  68
Каково быть просто человеком в Российской империи  72
Хозяйка медной горы 74
Хакасы  74
Загадка Федора Кузьмича 77
Майор Гвоздицин  79
Хакасы читают  Библию 80
Дуэль 82
Конец ссылки и отъезд    85
Часть 4. В родной Акимовке  87
Смерть живого поэта  87
Первые впечатления 89
Деятельность 91
Во всем виноват Ламарк 93
































 
Начало века 
 
Этот век начинался для России убийством в 1-м году заговорщиками-дворянами императора Павла... За это его сын - знавший о заговоре и не остановивший его, - будет всю жизнь чувствовать вину. Павла убили в его красивом Михайловском замке...  Хотя он и правда был безумен... Чтобы отомстить матери, которая его не любила - он все делал назло ее памяти и ее приближенным. Учитывая, что она правила почти 40 лет - то Павел, по сути, «снес» все здание элиты и бюрократии... Он превратился в существо, вышедшее за «порог понимания» для дворян и чиновников. Его боялись и ему не доверяли. И он - в свою очередь - тоже. То, что он так спешно переехал в Михайловский замок из Зимнего, – в котором он надеялся спастись - наоборот, его погубило. Замок окончательно его отгородил. Между тем, инерция огромной империи нарастала. Она не могла переварить его противоречивых законов и указов. Он сопротивлялся этой не послушной империи, а она ему. Но это была смертельная для него игра. 
Всем было известно, что делать карьеру при Павле - это значит, быть сначала «поднятым», а потом «опущенным». Это произошло даже с самыми близкими ему людьми: Ростопчиным и Аракчеевым. По этой причине оба и не смогли его защитить в ту ночь 11 марта... Жаль Павла, но он и правда был тираном, самодуром. Он проходит каким-то незнакомым лицом в нашей истории. Известно, что первой фразой, которой начал свое правление Александр, было: «при мне все будет как при бабушке». Это стабилизировало систему. 
А она на тот момент была огромной.
Если бы чайка пролетела над ней - то ей пришлось бы начать с Аляски, где местных алеутов, -  заставляли платить дань далекому Петербургу (потом их будут это делать по отношению к Вашингтону). И какой-нибудь алеут молился и приносил жертвы своим богам. Глядя на небо и океан... удя рыбу и разводя оленей... То же самое делали коренные народы Сибири. А далее - Кавказ, где молились, в основном, Аллаху. Далее - Европейская Россия, молившаяся Богородице и Николаю Угоднику. В первые десятилетия века будет присоединена протестантская Финляндия, которая возносила молитвы Христу, опираясь на Библию. А по итогам войны с Наполеоном - на западе империи появится Царство Польское, - где будут чтить Мадонну, а особенно Ченстоховскую.   
Вот что увидит наша чайка. 
В момент рассвета - все эти люди радовались и славили своих богов. Да, в их жизни было страдание - особенно у крестьян, инородцев, и женщин, причем независимо от сословия. Но они все равно любили и рожали детей... думали и искали... разочаровывались и снова искали... 
Их было почти 40 миллионов.   
Какими были россияне в начале века?
Не очень просвещенными и читающими. Их мысль и слова, “самосознание” - были еще в самом начале развития, потому что Пушкина еще не было. Очень часто за фасадом европейской одежды и архитектуры - скрывались дикость и варварство. Нельзя путать империю начала XX века и начала XIX.
Важнейшие событие того времени произошли в конце XVIII века в другой стране - Франции. И это оказало влияние на всю Европу. Революция 89-го года оказалась взрывом вековых устоев - монархии, легитимности, католической церкви. Что это было? Революция - впервые в истории - провозгласила как основы государства - права и свободы человека. Право на жизнь, на защиту от незаконного суда, свободу слова, совести, мысли, собраний. Это и правда было великой ценностью (когда будет образована ООН - то в ее правовую основу будут заложены та же декларация 89-го года). Вся Европа поначалу - пусть и сопротивлялась, но была восхищена. Философам и поэтам - не верилось. 
Но потом пришел якобинский террор. Из песни слова не выкинешь.  По всей стране массово убивали дворян и священников... Париж - из города светлой, поистине пасхальной революции, - превратился в кровавую вакханалию. Гильотина - стала роком, темным культом. 
А затем «пали» и сами якобинцы, пришла Директория. Система неизбежно стабилизировалась. Террора больше не было. Люди торговали и пытались процветать. На смену же ее власти, и одновременно как ее венец - в 1799 году «явился» Наполеон Бонапарт. 
Его образ... его слова и статьи о нем, его слава - и с другой стороны, проклятия на его голову, - были постоянными новостями в газетах. Вот под знаком чего жила вся Европа, и Россия тоже. 
Кем же он был? Ведь в 4-м году он стал - «императором всех французов». 
Сами французы воспринимали его как посланного Богом спасителя Франции... как того, кто воплотил ее дух... Позднее его прах будет перенесен в Дом Инвалидов. В этом храме все было оформлено как культ Победы, с отнесением к римской империи.
Это был какой-то абсурд. Как монархия совместима с республикой? Законы Наполеона хранили все права и свободы... был парламент... Но - с сильной властью императора. 
Причины были и в том, что внешняя опасность для новой Франции всегда сохранялась. Как можно защищать такое большое и ключевое для Западной Европы государство - без единоначалия? А другой причиной было то, что народу сложно было сразу стать свободным, что и понятно (здесь можно вспомнить правление Кромвеля в Англии). Казалось, что и французы, и сам Наполеон - постоянно уходивший на войну, - как будто не успевали осознать происходящее и его противоречия. Они действовали интуитивно.   
Что он нес? Идею свободы, или - имперские амбиции Франции, и даже свои собственные амбиции? И то, и другое... Везде - в качестве сопротивления французам - начинался подъем национального духа (особенно в  Испании и Пруссии). Причем и эти движения тоже говорили о патриотизме, - на том же французском языке. Ведь именно на нем общалась вся Европа еще со времен Людовика XIV. 
Наполеон был воплощением новой революционной Франции. Он был парвеню - мелким корсиканским дворянином на троне огромной страны... В этом и была революция, в этом и было новое, то, что пугало «легитимных» монархов, сам факт его существования отрицал их законность.
Его главным врагом была Англия... Парадоксально, что именно в ней сто лет назад, в середине XVII века - тоже убили короля. А после 1688 года - все монархи Англии были конституционными, правил парламент. Однако - традиционная ненависть к вечному конкуренту Франции взяла верх. Страх перед ней рос по мере завоевания Наполеоном Европы. В 21-м году англичане и отравят Наполеона на острове Святой Елены.    
А пока - в 11-м - почти вся Европа ему подчинена. Однако он все равно пошел на Россию. Для Александра он был таким же парвеню, воплощением чего-то нового. Пусть он и почитал идеи декларации 89-го года, и настоял на том, чтобы   после свержения Наполеона вернувшийся Бурбон король Людовик XVII -  - принял некоторые ограничения своей власти. Александр вообще был противоречивым человеком... 
Как бы то ни было, поход на Москву убил, - пусть и не сразу, -  империю Наполеона. Его попытка вернутся в 15 году - была похожа на что-то фантастическое, сказочное. Как будто он “воскрес” и явился своим поклонникам. Сказка кончилась битвой при Ватерлоо, - в которой было убито огромное количество и французов, и англичан, и пруссаков. Видимо, читателям российских газет (а наши войска не успели туда дойти) - во все это не верилось. Что у них там в далеком Париже?
Да, Франция была в центре внимания. Это создавало неизбежные иллюзии - легко было придумать и слишком “хорошую” революцию, и слишком “плохую”. В самой Франции это создавало и некое самолюбование, мысль об избранности, - со стороны истории, Бога. Французы пользовались этим влиянием. Потом оно сойдет на нет.

Кате в год Отечественной войны было всего 13 лет... Но она хорошо помнила рассказы о войне своего отца, который в ней участвовал. (А потом к этому добавятся - уже в более взрослом состоянии - и рассказы мужа, для которого война была связана с юностью, ухарством). 
· Много горя он нам принес... - часто говорил отец. 
За этими словами была боль и страдание. 
Не верилось, что этот самый Наполеон - «ипелятор» со всеми своими «фланцузами» пришел к нам в Россию и сжег Москву. Наполеон - злодей? По крайней мере, красивый злодей. И он посещал ее детские, а потом и подростковые сны. Так что Наполеон - помимо прочего - был «секс-символом» своего времени. Если мужчины спорили о том, как он так легко побеждал целые страны, то женщины - какой он любовник.   
Вот какой противоречивый след оставляла эта самая известная фигура начала века. 
 




























Часть 1. Детство и юность
 
Огромная Акимовка 
 
Акимовка была родовым поместьем Катиной мамы. И находилась она в Орловской губернии. Поэтому ее отец - хотя и сам был совсем небедным, - немного зависел от ее матери. Выгоднее было продать его небольшое имение и обосноваться здесь. Все было сложно. А потом - когда Катя вырастет, - станет еще сложнее.   
Но сейчас для нее этого не существовало.
Катя родилась в 1799 году (она, кстати, была ровесницей Пушкина) - здесь же, в Акимовке. 
Десять гектаров... 
Большая часть - деревни крестьян. Их было 20 тысяч «душ». За ними смотрели два управляющих (тоже потомственных). Три огромных дома самой усадьбы. Они были относительно недавно обновлены - в стиле рококо. А рядом - высокая белая церковь, в которой служил священник, тоже вмешавшая много людей. 
И все это - конечно, в том числе и крестьяне, - принадлежало ее родителям и ей лично.   
Не слабо, да?
Или, все-таки, слабо?
Потому что во всей Европе крепостное право уже уходило. И та самая декларация 89-го года - и отменяла любую форму несвободы. Франция сделала это жестко, радикально, но другие страны Европы тоже к этому приходили, уже через реформы. 
Крохотная Катя всего этого не знала. Мать не хотела ее кормить, так что она была отдана кормилице и нянькам. Нередко к ней приходила даже не мать, а отец, но мы об этом еще поговорим.
Наполеон там приходил и уходил... Европа не него озлоблялась... воевала...
А Катя - брала грудь у няньки Нины. Для нее это было важнее. Мужчины не видели мир иначе, чем через войну. А для Кати - без молока, без этой богоданной пищи, которая связывала ее с миром, с людьми, с мамой (пусть та и поставила вместо себя другого человека, но ребенок этого еще не различал). А потом - когда ей было уже 3 и более, - мир открывался ей в виде фраз и реакций нянек и родителей, в виде своих снов (в одном из которых она почему-то увидела, что прилетела сюда со звезды, но быстро - ради собственной безопасности - забыла об этом). В виде сада перед их домом, лошадей, собак (отец любил охоту). Наконец, в виде неба, крестьян, работающих в поле.
Мир открылся ей как цветок, раскрылся в ее сознании и в душе. Причем сама она - носитель этого сознания - была скрытой. Пока однажды она не увидела в отражении зеркала свое лицо. И потом, позднее, - поняла, что, когда взрослые говорят «Катя» - это и значит вот это лицо в зеркале. А поскольку ее мама сидела перед зеркалом, то она поняла, что «Катя» - девочка и будет делать так же.
А еще она понимала периодичность существования этого мира. День сменялся ночью. Зима - весной. Зимой отмечали Рождество, весной - Пасху. И  праздновали все это посещением церкви. 
Мир принадлежал ей. Но она не знала, что девочка из крепостной семьи - себя так не ощущала, ее не называли «барыней».   
А пока она гуляла с Ниной. 
И бегала от нее по тропинкам. Она любила убегать от Нины - босой, в сторону, так что та долго не могла ее найти.
· Барыня! Барыня! Куда же это Вы! Меня ведь накажут...
Как ей было приятно бежать по утоптанной ногами земле. Словно она получала от нее что-то такое же важное, что и от кормилицы, когда была младенцем, что и от неба, от солнца, от воздуха. От всего того, что дано «Богом» - еще одним взрослым словом, которое тоже в нее входило.
«Бог». «Бог».
Он не может ее предать.
Она молится ему - своими криками и удивлением перед миром, своей беготней. 
Огромная Акимовка...
Но она в ней не потерялась. 
Наоборот, прорастала своим телом, душой, сознанием. 
И все это складывалось в причудливую связь. 
Которая тоже была «Богом»? 
 
 
Родители 
 
Дмитрий Иванович и Марина Степановна... 
Он был сухим и высоким, красивым, с маленькой бородкой, в очках. Она - немного полнее, и ниже его ростом, с широким, хотя и симпатичным лицом. Хотя они заключили свой брак по воле родителей, которые руководствовались престижем и имуществом (как и почти во всех сословиях, в том числе и у крестьян) - но первые пять лет их брака были даны им как, пусть и маленькое, но счастье. Она была богаче, и вот, он продал свое имение и переехал к ней. Однако по закону - после венчания - все ее имущество принадлежит ему. С другой стороны, все было не так просто - если он бы вдруг начал «просаживать» ее богатство, - то ее родственники подали бы на него в суд, дошли до губернатора, и далее. Хотя «правовые инструменты» не всегда находились - например, сильных родственников жены могло не быть, или - дело происходило не в Орле, а в удаленной провинции (например, в Сибири).
Многие дворяне женились именно для таких целей... Но в том-то и дело, что  Дмитрий Иванович таким не был.   
Марина была на пару лет младше. И в первые годы их брака - Бог дал им счастье. Они оба были молоды. И вот здесь, в Акимовке, - они соединялись. И словно вся прислуга, дворовые, - смотрели на них с улыбкой. Марину они знали, а вот Дмитрий Иванович был новым. Сначала его боялись. Каким будет новый барин? Не будет ли  жестким? Но все оказалось хорошо.
Да, они все были их рабами. Но земля все равно это прощала. И как же радостно было - видеть, как сеют рожь, и как она растет. А как потом ее аккуратно убирают. «Во всем этом, - думал Дмитрий Иванович, - есть что-то религиозное, некий ритуал, восходящий к древности. А христианство пришло и все это осветило. Отсюда и «внимание» к Параскеве Пятнице, к Богородице, к Николе угоднику, к Илье пророку». Как было хорошо - косить иногда сено с крестьянами.
Бог дал им эти несколько лет счастья, пусть и немного случайного. Так что уже через год Марина родила Катю. 
А потом... Ей стало скучно. Не ему, а ей. И она ушла в «загул». Чаще это делали мужья, и осуждали их меньше. Редко, но происходило и такое. Скорее всего, ее соблазнило то, что она была - пусть и ненамного - богаче мужа. Сначала она просто выпивала шампанское и другие вина, играла в карты - со своими подругами, приживалками, которые жили в имении в большом количестве. Причем она проигрывала большие суммы. 
Один сосед - по фамилии Лидский - все больше с ней заигрывал. Он был намного беднее Акимовых. И вот они играли во влюбленных. Он пел ей дешевые романсы, а она слушала их с умилением. Все это не было ни любовью, ни даже страстью. А просто заполнением пустоты. И происходило на глазах - всех этих людей, и прислуги, которая морщились и плевались на свою барыню - не узнавая ее и стыдясь за нее перед барином. 
А Дмитрий Иванович... Сначала долго выговаривал ей, привлекал ее родственников... Но все было бесполезно. Марина говорила ему:
· Ты женился на мне из-за денег, из-за моей Акимовки. 
Но это было лишь частичной правдой. Никто среди дворян и не женился по огромной любви. Сам Дмитрий Иванович был ей верен (что тоже не всегда встречалось среди мужей).   
· Ты меня не любишь.
· А он - то есть Лидский - любит? 
· Он, по крайней мере, делает вид, что любит.
· Я тебя уважаю как свою супругу, данную мне Богом. И всю жизнь готов тебя уважать и жить с тобой. Уважаю как мать нашей дочери. Ты не понимаешь, мон шер, - как это все повлияет на нее.
· Уважаешь, готов прожить жизнь. «Мать ребенка». Ты не видишь во мне человека. Вы все видите во мне вещь. И ты. И прислуга. И даже Катя? Горе в том, что я и сама вижу в себе вещь. 
· Ты безумна?
· Нас всех не научили по-другому. А ведь мы, женщины, тоже вроде сотворены Богом. И мы тоже - образ Божий. Но нам всегда говорили лишь о том, что Ева первая согрешила и соблазнила Адама. Что весь мир, значит, - пал из-за Евы! Мы все испортили...   
А потом тот самый Лидский предложил ей создать театр из крепостных. И Марина это сделала. Смех был в том, что он сам однажды исчез и перестал у них бывать. Дмитрий Иванович - не хотел думать, почему. Конечно, без него стало легче, но что-то ему подсказывало, что ничего хорошего и в этом тоже не было. А поскольку Акимовка - и особенно их господские дома, - были полны слуг, то он не удивился, что однажды услышал разговор двух крестьян. Так что ему не нужно было даже посылать шпионов, если бы он этого захотел. 
· Гнидскийто энтот (так они его называли) пропал... исчез... сукин сын...
· Говорят, - ответил другой, - что Марина с ним того. 
И они громко засмеялись. 
· Но он, видно, не угодил ей. И Маринка-то наша - дала ему, слышь, отступного большого, и велела не приходить.   
Дмитрия Ивановича чуть не стошнило. Прошло десять лет брака - и ты слышишь от крестьян рассказ о том, как твоя жена спит с другим, и даже не до конца им довольна.   
Так он стал трезвым в сорок лет, - и на всю жизнь? Так он - разочаровался. Даже в Боге?
Как будто кто-то - шутя, играючи, грубо, - вынул фундамент его мира. Разговор их собственных крестьян - «развел» их.
Кто был виноват?
И он сам тоже. Он всегда больше уважал жену, чем любил. Ведь так относился к его матери отец. Он и правда - не видел в ней человека. Марина почитывала - любовные романы Ричардсона, лирику Хераскова. А вот он много читал. И видел, что и богословы, и даже ученые, - говорят, что «настоящий» человек - это мужчина. Ясно, что если бы Марина не была так богата, то у нее и соблазна было бы меньше. А еще - они жили в провинции, и здесь все немного сходили с ума. За фасадами усадеб и церквей - стояли реальные люди, часто не такие уж утонченные и просвещенные. Марина поступала так, как делали многие.   
С этого момента - они вместе не спали. Сложилось так, что Марина жила в правой усадьбе, а он в левой. А была еще центральная. Там они и встречались, в ней же жила и Катя. Пару раз в неделю они все там обедали. Чтобы приживалки, соседи и их священник - отец Геннадий - видели, что их брак не распался совсем.   
Отец Геннадий... Это был человек лет 60, с бородой, появившийся здесь еще при матери Марины. Он подчинялся и епархии, и им. Но больше, конечно, им, потому что храм был частью имения.   
Он хорошо служил, крестьяне его любили. На праздники все собирались в храме и вокруг него. 
Приходило ли в голову отцу Геннадию сказать Марине, чтобы она оставила свои «гулянки»? А зачем... Марина знала, что когда Геннадий был молод, то его мама тоже с ним заигрывала... Поэтому он  и остался так надолго. Позднее он женился и у него уже внуки. Геннадий знал, что крестьяне осуждают Марину. И он призывал ее вести себя не так скандально, не нарушая приличий. А причина была одна - если, все-таки, шум о местной «нимфоманке» будет слишком большим - то его накажет епархия или - что совсем ужасно, - Синод. Он за это отвечал. Такое редко, но происходило. 
Такой была Россия в то время. И на это тоже «реагировала» Марина. 
Скандал мог поднять не отец Геннадий - а муж, Дмитрий Иванович. 
Но он этого почему-то не делал. Сам он жил с их дворовой девкой - Аграфеной. Марина не нашла кого-то постоянного, была в «поиске». А вот он особо и не искал. Она была юной и незамужней. В ее глазах было что-то светлое. 
Как хорошо было просыпаться с ней рядом. Он старался не вспоминать ту боль, что принесла ему Марина. С  другой стороны, у него не было ненависти к ней, он не хотел ей мстить. 
Просыпаясь в готовых на все руках Аграфены, он иногда думал: «Почему мы не можем с ней пожениться?»
Однажды девушка сказала, что забеременела. А потом пришел ее отец. Он долго и молча смотрел на него суровым лицом. 
· Это Вы ее... испортили... 
Дмитрий Иванович дал ему рубль, и тот, довольный, ушел. Аграфена продолжала с ним жить.   
Он все делал по имению. Это можно было поручить управляющим, но он хотел во всем разбираться сам. Много читал. Нередко помогал мужикам. Заменил барщину оброком. Иногда уезжал в Москву - потому что занимался еще прибыльными компаниями в кооперации с другими помещиками  и купцами (по оптовой продаже товаров в Англию и из нее). Таким он был человеком. Больше похожим не на русского барина, а на немца. На барина была похожа она... 
Тем не менее... ее театр стал процветать. Так что она тоже «достигла успеха». Подобные затеи были распространены среди помещиц или помещиков. Игрались и обычные спектакли, по драматургам. И даже оперы. В массовках, в основном, играли их крестьяне. А главные партии пели приглашенные из Москвы или Петербурга - «профи», хотя и не первой величины. Россини... Моцарт... 
Дмитрий Иванович туда почти не ходил. Утром в день спектакля слуга являлся и говорил ему:
· Барыня Вас приглашает на театральное действо.
· Передай ей спасибо и поклон.
Но они оба знали, что он не придет. Проваляется с Аграфеной, или будет занят делами... или вообще - в Москве (ее он тоже туда брал, так что иногда оставался там надолго). 
Но если он вообще был дома, то невольно слышал отголоски арии. И иногда плакал.
По сути, - не старая, но в возрасте и не самая красивая богатая женщина - смотрела на «любовь», которую - иногда глубоко и красиво, иногда попроще и погрубее, - играли перед ней в виде спектакля молодые мужчина и женщина. Они обязательно были молодыми.
Тем же занимались жены императоров в Риме. Тем же занималась и наша государыня Екатерина - блаженной памяти. Вот только - не такой уж и блаженной  как раз по этой причине. Чем старее была Екатерина, - тем моложе были ее фавориты. И ведь когда Павел пришел к власти, то он рушил в том числе и это, пусть и стал безумным. Она была - «взбесившейся самкой»? А он... ее безумным сыном?
Иногда Марина спала с каким-нибудь молодым актером. Или даже с крестьянином. 
Тем не менее, ее загадочная душа загоралась не столько от этого, сколько от самого спектакля. Каждый раз она выступала как режиссер и организатор... А потом - в день премьеры -  она видела результат и плакала от радости и от боли за свою жизнь, в которой она искала, но видимо так и не нашла еще себя.
Дмитрий Иванович был более спокойным и стабильным. Он жил с Аграфеной и ребенком - это был такой чудесный мальчуган. Хотя все понимали, что она не сможет ни за кого выйти замуж, если ее положение изменится. Отец Геннадий крестил их ребенка, получив от барина хорошую сумму. 
Вот такими были ее родители через лет десять после венчания.



Ее детство кончилось, когда в 8 лет она увидела
 
... что мама и папа больше не живут вместе. И тут она поняла, каким хрупким был ее мир, как легко его было убить. 
Почему папа - так часто молчит и не разговаривает с мамой? Почему у него такой злой взгляд?
Как они могут не любить весь мир, друг друга, ее, Катю? И Бога, который все это дал?   
Как папа может жить с этой девкой Аграфеной и любить ее, а не маму?
Почему он все чаще уезжает в свою Москву?
Как мама может быть такой пьяной, такой неправильной, громко смеющейся, смотрящей на других мужчин? 
Почему она постоянно зовет ее на свои «спектакли» - и все время спрашивает ее мнение? И почему она так им радуется, и от нее тоже ожидает восторга? Пир во время чумы... В гробу она видела и Моцарта, и Россини... Наверняка они были такие же, как эти актеры, с которыми мать обнимается и поздравляет, обнимается и поздравляет.
· Я  все это делаю для тебя, мон шер. Чтобы ты в нашей глухой провинции, в нашей глухомани - оценила подлинное искусство. Это все, что остается у человека, если он ищет утешение. 
«Для меня? Что-то непохоже... Учитывая, что ты сажаешь меня не в первые ряды. В первых - ее любимчики из девок и парней, а главное - из приехавших на «премьеру» гостей». 
Катя очень сложно приспосабливалась. Мать иногда казалась ей слишком чужой и далекой, так что с ней сложно было говорить. Она жила в «режиме восторгов» - иногда казавшийся Кате искусственными. На эти восторги Марина променяла и мужа,  и ее. 
Отец Геннадий помочь ей не мог. 
Парадокс... но она все чаще приходила к отцу с его Аграфеной. К которой она с трудом, но привыкла. А потом она полюбила их сына, и помогала за ним ухаживать.
Однажды - когда Аграфены не было рядом - отец сказал, словно продолжая свой диалог с собой или с Катей. Той было 11 лет.
· Я все равно уважаю Марину. Так в жизни бывает, понимаешь? Человек себя ищет. В чем-то нашел, а в чем-то и нет. Я доволен своей жизнью. Но у меня в груди - все равно есть еще некоторая пустота, на месте, где она. Я мог бы пожаловаться на нее. Но не стану. Все уже установилось, как есть. А тебя мы с мамой любим. Как бы ты ни обижалась, что она больше любит представления. 
Они заплакали. Пришла Аграфена, спросила:
· Мне пока выйти, барин?
· Да нет... Дай нам чего-нибудь поесть. А мне еще стакан вина. 
· А мне мороженого!
Вскрикнула Катя и мигом забыла о слезах... 
«А что если я буду такой же странной, как мама? Пусть это и кажется сейчас чем-то невозможным...»   
 
 
Катя в семнадцать
 
А на дворе, между тем, стоял 1818 год. Вся Россия прославляла императора Александра. Страна совсем недавно победила Наполеона, наша армия была в Париже. И сейчас, наряду с Англией, Пруссией и Австро-Венгрией диктовала всему миру новый порядок, защиту монархий от любых революций, пусть Александр и подразумевал, что все эти  монархи, - и он сам тоже, - будут продвигать свои народы к просвещению и свободе. Тогда как революционная Франция и Бонапарт делали это - кроваво и нелигитимно. Об этом и были переговоры на Венском конгрессе. «И вот, наш государь сидит там в столице, решает судьбы мира, а мы здесь, я здесь». Если бы  она знала, что император, - запутавшийся в грехах личной жизни, связанных с убийством отца, и скоро разочаровавшийся в способности России стать более просвещённой, - похожий в это время на тень, хотел бы оказаться на ее месте - молодой провинциальной девушки, живущей своими мечтами и желаниями...
Какой она была в это время?
Что бы сказала та девочка, если бы ее увидела?
Она «перла, как танк». Активная, мало читающая в это время. Катя все реже общалась с отцом, так что он со своей Аграфеной и сыном уезжал в Москву. Потому что иногда она могла «взрываться» как порох, ругаться с ним. 
В  Европе Венский конгресс, в Петербурге император, а ее волновало - будет ли у нее новое платье. Она уже давно просила маму купить его, и вот, это произошло. Платье и правда шло ей идеально. Белое, длинное, с глубоким декольте. 
Правда, белый цвет совсем не гармонировал с ее настроем в то время, ей бы больше подошло - красное. Она ругалась матом на служаку, которая - по ее мнению, - каждый раз слишком возилась с корсетом и туфлями. Катя была невинна... но в то же время, как будто и жалела об этом... В ее голове и сердце бушевали, пусть и воображаемые, -  страсти.
Как же она была красива. Пусть в ее  глазах и был какой-то слишком сильный огонь, так что окружающие боялись, что она взорвется и сожжет весь мир. 
Акимовская порода в своем расцвете... Высокая, с длинными черными волосами. Отец Геннадий считал, что сами по себе ее волосы - это уже грех...  Тонкие черты лица, карие глаза, развивающаяся грудь (о которой отец Геннадий боялся, что она ему приснится).   
Марина смотрела на дочь с радостью и завистью. Она тоже была такой. 
А главное, Катя в это время постоянно ходила в ее театр, на все представления. Она становилась такой же? Пусть она и с мамой могла иногда ругаться (порох), но в целом в это время слушает ее.
Если мать своим театром «провожала» свою красоту и жизнь, прощалась с ней, то Катя встречала. Подозревала ли Марина о таком эффекте? Совсем нет. Она любила дочь (она и мужа по-своему любила), но выше всех ставила поиски себя... Привели ли они к какому-то результату? Она не знала. 
Для нее без театра было бы совсем скучно. И каждая новая идея, «проект» - давали надежду. И отнимали? Театр был иллюзией – по определению. «Весь мир - театр»... А что если вся наша жизнь и вся наша история - смена иллюзий? Мужчины там решают судьбу мира на Венском конгрессе. Но и это - спектакль. И кстати, потом он сменится другим спектаклем. И император в столице - это тоже представление. Главный смысл представления, которую они называют «историей», - чтобы зрители верили. И так же будет и в следующий... При том, что они будут бороться с предыдущим спектаклем, с предыдущей эпохой. Это и есть их «история». И сколько же в ней - грубости, мужской жестокости. 
Мы верим как зрители, - но совсем по-другому. Они там творят «историю», а мы ее отражаем. Мы зеркало. И  мы можем в этом зеркале и восхищаются ими, прославлять, - и это нормально, и смеяться, и это тоже нормально. А еще - если речь идет о трагедии, то и сострадать им, сопереживать.
А Катя... Мама радуется и завидует ей. Но - она  все это не понимает. Для нее это все это - площадка для воображаемых страстей, - которые ей здесь показывают,  - место, где ее видят, любуются ею. 
Лето того 18 года было для Кати сплошным праздником. И для всех вокруг тоже. Она «победоносно шествовала» по своей юной жизни (так же происходило и у других богатых дворянок в то время). Летом представления были совсем публичными... Выстраивалась огромная сцена перед их усадьбами, так что их фасад тоже играл большую эстетическую роль...   
На Иванов день, - который и для народа был огромным праздником, - была премьера нового спектакля. «Орфей и Эвридика». Поставила ее сама Марина - с опорой на источники. Там же звучала и музыка Глюка. Были все знатные соседи, и даже приглашенные из столиц.   
Марина волновалась - как со-автор и организатор. А  вот для Кати это было именно «светское мероприятие». На нем она  покажет свое новое платье. Вот в чем для нее была «премьера». 
А еще за всем этим для Катя стояла некая история, о которой ее мать не знала. Мало показывать платье... нужно - идти дальше, да? Она влюбилась - или решила, что влюбилась - в одного актера, Никиту. Это был молодой парень из соседских крестьян, но уже давно получивший свободу от своего хозяина. Теперь он становился актером. Он был талантливым, но главное для Кати, - красивым. Высокий мускулистый брюнет... При этом он не был грубым, как многие крестьяне, умел читать и писать, так что у него было будущее. Ему было 18, и жил он со своим отцом, который отвечал за него по закону, и был он вчерашним ребенком, как и сама Катя. И вот она написала ему записку: «если ты и правда любишь меня, то сделай, как Орфей, которого ты играешь. Докажи это смертельным риском!» 
Кем она себя вообразила? Клеопатрой? В стихах романтиков, - которые все тогда читали - частым был сюжет с красивой принцессой, которая требует от рыцаря подвига ради нее. 
Катя явилась на премьеру. Возбуждение, адреналин, - вот что она переживала. Она богатая, знатная и красивая. Маму она любит, но та уже «уходит», по закону природы. Спектакль - отличная площадка, чтобы дать старт в ее жизнь, где она всегда будет побеждать. Мыслей о том, что и она тоже станет - по закону природы, - на место мамы (а потом, по тому же закону, вообще будет лежать в гробу, на их фамильном кладбище) - не было. Сейчас Никита - который «влюбился в нее по уши» - всем докажет каким-нибудь красивым трюком свою любовь в ней. И они заживут потом вместе. Среди зрителей она увидела и отца с Аграфеной и их уже так подросшего сына. Они тоже будут свидетелями ее взросления, ее победы.   
Спектакль прошел очень хорошо... Дмитрий Иванович подумал: «а что если Марина и правда нашла себя во всем этом?» И дело не в том, что она похожа на пресловутую императрицу Екатерину, как он думал сначала. Страсти улеглись, прошли годы... Успокоилась и Марина, и он. Для него уже семьей была Аграфена и их сын. Но и - Марина и Катя тоже. Он уже не ревновал. Да и она меньше спала с другими. Бог это все им дал. Так что они нередко обедали все вместе - всеми их слишком большими семьями.   
В конце спектакля - на сцену вышел «Орфей»-Никита. Как же он был юн и красив. И вдруг все увидели в его правой руке - кремневый пистолет с длинным стволом. 
Все в один миг смолкло. Никита посмотрел на Катю. И крутанул барабан. Это была русская рулетка. Потом он громко и спокойно произнес:
· Я делаю это ради Катерины Дмитриевны.
Катя улыбнулась. Вот оно... Победа ее платья. И над мамой. И даже над папой и его семьей, пусть они и добрые люди, но слишком наивные. 
Потом раздался грохот выстрела. Причем Никита – к удивлению Кати, -  не победил смерть и не убежал вместе с ней в лес, чтобы скрыться на природе и жить с ней в любви... На его рубахе появилась красное пятно, и он рухнул замертво на сцене, слово стал Орфеем. 
Спектакль видел  и отец парня.
· Никита! Мать твою так. Никита!
· Никита! - вскрикнула Марина, которая видела в нем очень перспективного актера и относилась к нему по-матерински.
Все вскочили, и смотрели на Катю. 
Отец Геннадий громко сказал:
· Довела, дура, парня. 
Дмитрий Иванович подошел к сцене и смотрел на холодеющее тело, рядом с которым были порох и гильзы. Он подумал, что с тех пор как воевали с Наполеоном, оружие прогрессировало. Поэтому и такой гражданский, как Никита, – легко о его освоил. Прогресс оружия... А к чему он приведет потом? В лицо парня он старался не смотреть. Слишком оно было юным. К  тому же он своими глазами призывал делать и других? 
 
Память о Никите...

Его похоронили через два дня. Отец Геннадий отслужил литию (хотя формально и не мог этого сделать, потому что парень покончил с собой, но он,   скрепя сердце, пошел на это). Катя ревела и просила, чтобы его положили в их фамильном кладбище. Но родители, пусть и мягко, но отказали. Так что он был упокоен рядом с ним, недалеко. Обычно крестьян хоронили почти анонимно - на погостах, с деревянным крестом, так что уже через год могилы можно было и не найти. Ему же поставили каменный и с надписью. Его отцу дали очень много денег, и извинились перед ним, так что никаких юридических последствий это не имело. Все-таки - он был не крепостной, и смерть его была такой публичной, что потом, конечно, был скандал на всю их губернию. 
Они стояли там - Никитин отец, священник, Дмитрий Иванович, Марина и сама Катя - и господа невольно думали  о том, что значат для них такие люди. Причем, для своего времени они были «просвещенные и продвинутые», - но и для них потеря таких людей, как Никита - чем-то была сравнима с потерей любимой собаки. (Именно по этой причине и была Французская революция, и дворяне не могли до конца понять и тем более оправдать ее). И лишь Катя – и то, после его смерти, – смогла отгостись к нему по-другому. 
Раньше Никита - этот красивый и умный юноша - был на сцене и всех радовал своей игрой. 
А теперь он в земле. 
Ты, Катя, будешь жить дальше, а он будет там. И через 10 лет будет. И через сто. А потом? Будет всеобщее воскресение, о котором говорил отец Геннадий? Но это событие было таким далеким для нее... А Никита - таким близким. Он зашел в какую-то дверь. И все, его не достать. 
Родители утешали Катю. Если раньше ее энергия «шла» в наряды, во внешний успех, то теперь -   в «душу», в рефлексию (наконец-то, нельзя же быть такой тупой).
Впрочем, отец со своим «малым двором» - уехал в Москву. Он поступил эгоистично, но такова была его мужская отцовская реакция. Он сказал Марине:
· Ты ее до этого довела. Ты ее и веди. Смотри, чтобы руки на себя не наложила, чтобы встретится там со своим Никитой. 
Марина согласилась. Представления в театре пока не проходили. Ей и самой нужно было собраться с мыслями. Марина часто говорила с дочкой, и они плакали. 
Отец Геннадий тоже помогал, хотя и не вызывал у них доверия. Катя исповедовалась в своем грехе... и ей стало легче... 
Она начала молиться. Причем она поняла, что раньше не молилась, а просто посещала службы. Теперь она в них реально участвовала. Впрочем, больший акцент она делала на своих отношениях с Богом. Отец Геннадий - во-первых, был зависим от них рода, а во-вторых - зависим от народа, который все сводил к праздникам. Иванов день... Яблочный Спас... Она не брезговала этим, но понимала, что Бог шире и глубже. Она стала читать Библию. И еще она нашла в библиотеке отца популярных в то время мистиков. Особенно ей понравился Сен-Мартен. Мистики писали о том, что все христиане - должны быть таковыми внутри, в душе, в сердце... А внешне ты можешь быть католиком, протестантом, православным.  Внутреннее, духовное христианство.
Бог... оказался центром - которого у нее не было раньше в жизни. И она поняла, что жила без него. И что все предки, все люди - живут с мыслью и с чувством этого центра.   
Ты должен быть единым с Богом и со всеми ближними. Потому что Бог есть любовь. 
Любовь.
Значит, он и меня любит, Катю Акимову?
Да.
А ведь я согрешила.
Ты уже прощена. 
А как же... Никита?
Он тоже в любви. И ждет тебя, чтобы ты пришла к нему... но не сейчас, а в свое время...
Так она менялась, становилась взрослее и мудрее. 
Это видели  и Марина, и отец Геннадий, и ее служанки, которых она раньше могла посылать матом.   
Правда, возникал вопрос о том, что одно дело - они, дворяне, а другое - крепостные, фактически, их рабы. Они могли не издеваться над ними, но это была их частная инициатива. А вообще - крепостных могли и мучать, и продавать. Катю никто продать не мог, ей даже в голову такое бы не пришло. 
Какая же здесь любовь?
Получается, что Христос дал нам всех чувство того, что мы все равны. И вся наша цивилизация ссылается на него и его слова. Но не живет по ним? И именно французы в своей революции пытались, - пусть и не всегда успешно, - воплотить это в жизнь? Христос был революционером?
Эти мысли приходили ей в голову, пусть не так уж и часто.

Прошло полгода после смерти Никиты... Однажды Марина сказала Дмитрию Ивановичу, который в то время приехал к ним, что театр снова даст спектакль. Перерыв был довольно большой.   
· Ты в этом уверена? 
· Да. Я все понимаю. Но я уверена, что ей понравится.
Это была красивая опера «Волшебная флейта» Моцарта. Участвовали и приглашенные, и свои актеры, которые были уже вполне готовы к такому.
Катя не хотела идти, но Марина ее уговорила. Она была в скромном платье. Так все изменилось. 
Перед представлением все актеры и Марина тоже вышли на сцену. Она громко произнесла:
· Мы посвящаем это памяти нашего друга и коллеги Никиты.
Отец Никиты заплакал. 
· Мы все забыли о том, что нас окружают люди, которые делают для нас все...  - тут заплакала и Катя, - но в нашей стране они не совсем люди. Хотя это противоречит закону Христову. Может, поэтому все у нас и неудачно? Поэтому мы грустим? Живи вечно, Никита. А мы будем относиться к людям твоего сословий - как к людям.
Все встали и зааплодировали. При желании в этом можно было увидеть «крамолу», но времена Александра I были относительно «либеральными». Катя радовалась, что не думает о своем платье. 
Спектакль прошел на ура. Многие зрители  стояли.
Как одно из следствий этого успеха – в жизни Марины произошло некое изменение.
С ней стал все чаще общаться другой сосед - Смирнов. Он был совсем не таким, как жалкий Лидский. Смирнов был лет 40 брюнетом, с большим доходом. Марина была ему интересна как автор и организатор. Он хотел «продвигать» ее труппу. Но и как женщина она была ему симпатична. 
Дмитрий Иванович увидел, что он за человек, и ничего ей на эту тему не говорил. И все чаще жил в Москве. 
Катя тоже радовалась за маму. 
И каждое утро молилась о Никите.
Так он - грустной памятью, - остался в ее душе навсегда. 
И вообще – своей гибелью изменил очень многое. Стал «поправкой на реальность»? Без таких «поправок» дворяне в  то время духовно бы не выжили...
 
 
В ожидании жениха   
 
Так прошло два года. 
Она была именно в ожидании, а не в поиске. Потому что хотя она была «на выдании» по своему возрасту, но история с Никитой - стала трагическим началом ее жизни. Были такие девушки в то время, которые бы на ее месте ушли в монастырь. Она об этом тоже думала, не исключала. Катя в то время как будто «зависла» между небом и землей.    
Иногда отец или мать рекомендовали ей кого-нибудь. Но без нажима. А как они могли нажимать, если они сами жили не так, как требовал обычай, а так, как хотели? И то, что они так делали - результат усилий, хитрости. И - их богатства и статуса. Потому что их крестьяне, например, не могли заключать брак без разрешения своего хозяина. И если Дмитрий Иванович делал в этом отношении все по совести, «по-Божески», - другой хозяин мог выдать из своих планов (например, молодую девку за старика, - чтобы жить с ней самому, и это был еще не самый худший вариант). Такие семьи, как у них - могли вызвать скандал и осуждение... но это было связано просто с удачей... со стечением обстоятельств...  А главное - со статусом, который у них был. Всем было известно, например, что правящий император Александр любил красавцу княгиню Нарышкину - и ее мужу это тоже было известно.   
Женихи, которые у них появлялись - или просто попавшие в дом молодые люди, которые могли рассматриваться как таковые, - казались ей глупыми и не могущими вызвать не то что любви, а даже симпатии. Они говорили с Дмитрием Ивановичем  об охоте... и сами охотились... играли в карты... Один из них - по возрасту ближе к годам его отца - говорил о войне, о французах, о Париже. Рассказ его был интересен, но не более.         
Она говорила маме:
· Тебе повезло найти такого, как месье Смирнов.
Да, он отличался от провинциального орловского «ландшафта». Полноватый, любящий поесть и выпить, но он много читал, бывал заграницей, и там не «отдыхал» в пансионах, а смотрел Рим и Афины... Париж... Именно поэтому он и заметил родную ему душу. Катя бы и правда не отказалась от такого человека рядом. Смирнов обсуждал с Мариной новые проекты, идеи. И они писали их вместе. В конечном итоге, они стали не только показывать представления здесь, но и в других местах их губернии, и соседней тоже. Дмитрий Иванович – не сразу, но согласился. 
А что касается его «малого двора», - то у него за это время произошло событие - скорее, трагическое, чем радостное.
Через год после смерти Никиты Аграфена рожала еще одного их ребенка. И умерла при родах. Родилась девочка - здоровая и красивая. Отец остался с маленьким сыном и младенцем на руках. Смерть от родов у женщин в то время была очень частой. Все ему сочувствовали - и Марина, и Смирнов, а Катя опять ревела. Да что ж такое с этими крестьянами, почему они мрут, как мухи... 
Марина и Смирнов - уехали со спектаклями. Катя же - морально ему  помогала. Материально служанки, кормилицы - помощь оказывали, их было много. Но отцу была важна именно поддержка близкого человека. И он не винил Марину, что той не было рядом. Таких “сложных” семей в то время было много. 
Да, в тот сложный год он опирался на Катю. И думал о том, какая же она у них красивая и добрая. Ее мужу повезет. И благодарил за это Бога.
Аграфену похоронили рядом с Никитой. Им было очевидно, что нужно сделать именно так. Если с Никитой у них был в памяти что-то тяжелое, подростковое, искусственное, связанные с ее глупостью, и ее вечной перед ним виной... То Аграфену хоронили легко, Бог взял ее сразу. Дмитрий Иванович плакал, но со временем и он тоже относился к ее уходу как чему-то светлому. 
Как бы то ни было, уже через полгода после ее смерти у него появилась новая любовница. Это была Таисья, она кормила девочку, и поэтому стала близка к нему, чем и воспользовалась.   
Катя думала: «как же разнообразен наш народ... в нем есть такие, как Никита и Аграфена... а есть такие, как она».   
Таисья была лет 30, но очень еще красивой. Своего мужа и детей у нее не было, и это было очень удобно для всех. Она твердо стояла на земле, но уж слишком твердо, так что казалось - совсем не видела неба. 
Она  любила барина искренне. Но очень жаль, что ее понимание любви - в отличие от легкой, воздушной Аграфены, всегда готовой учиться, читать книги, как бы смотреть вдаль, - было совсем другим. Она кормила хозяина вкусной едой... и давала ему свои ласки...  кормила хозяина вкусной едой... и давала ему свои ласки...
Она мигом оградила Дмитрия Ивановича своим кольцом, приблизила своих родственников и знакомых, выгнала всех, кто был рядом с ним раньше. А поскольку имением было огромным, то эта борьба имела реальный смысл. 
Клеопатра? Самое обидное для Кати, что и она, - не сразу, но тоже была отодвинута на приличное расстояние.   
Дмитрий Иванович все это понимал и часто кричал на свою Таисью... Такие ситуации тоже были часты у помещиков в то время... 

Одна... перед лицом звезд...

А что же Катя? Оставалась одна? Да, хотя был отец, - который уже не уезжал в Москву, - были ее сводные брат и сестра (сложно было представить - в кого они вырастут, дети Аграфены - воспитанные Таисьей), были гости их дома, были часто приезжавшие мать и Смирнов, которые, конечно, совсем не влюбили Таисью. Были могилы Аграфены и Никиты - у которых она часто молилась. 
Одна... Словно она ждала кого-то? Или думала уйти в монастырь? Чтобы там молится за всех. За Никиту... за Аграфену... за маму и Смирнова... за братьев... за себя...
С другой стороны, она поняла, что лишь законы нашего общества предписывают, что женщина должна выйти замуж, или постричься в монахини (очень многие делали это от безысходности, или по злой воле родственников). И она была вынуждена с этим смириться.    
Но... чем плохо быть одной...
Она читала, думала, ходила. Освоила Новый Завет и мистиков  - таких, как Сен-Мартен. Но уже более «спокойно», не как сразу после гибели Никиты. К ней приходила мудрость, пусть ей и было 19 лет. 
А еще ей были интересны книги по астрономии и астрологии. У отца был очень хороший - по тем временам, - дорогой телескоп. И вот они с двумя подругами-соседками ее ровесницами - смотрели ночью на звезды. Общение с подругами - или у помещиков с друзьями - тоже играло большую роль. Если ты уже вдова и тебе лет 50 - что тебе еще остается? Вы вместе читаете... вяжете одежду для мужчин-родственников - для внуков. И говорите, говорите, обсуждаете, сплетничаете. Что там у жены соседа? Что там в столице у императора и императрицы? Что там в Париже? Иногда такие отношения с подругами превращались в совсем близкие, что происходило как бы анонимно, почти без отражения в документах и литературе того времени, потому что это было запрещено (то же относилось и к мужчинам-друзьям).
Катя понимала, что она не хотела превратиться в «говорящую даму». Но они с подругами - все время кричали, спорили, хулиганили. Хотя после Никиты градус этих споров у нее стал намного ниже. А вот у ее подруг нет. Но они были ей нужны. Хотя ясно, что с годами и они станут «светскими»... Подруги почти не читали книг, а только газеты.
Катя смеялась над ними, и они иногда обижались на нее. Тем не менее, - чтобы не боятся ночной темноты, - она брала их с собой на площадку перед усадьбой - смотреть в телескоп на небо. Особенно часто - летом. 
Они глядели на звездное небо...
Тут даже ее подруги молчали.
В благоговении.
Галактики... миры, созданные Богом...
Как же хочется с ними говорить. 
И уже когда они расходились, и она лежала в кровати одна, она снова и снова вспоминала. 
Почему?
Почему?
Лишь это слово - могло выразить ее чувство. Причем - без ответа. 
Почему?
Почему?
Можете ли вы со мной говорить?
И ведь даже смотреть на них - то же самое, что молиться. Такое же растущее в груди чувство восторга, покоя. 
Дмитрий Иванович рассказывал ей, что Платон и Пифагор верили, что звезды - это души людей, которые живут там до своего рождения, и вернутся после смерти (к божественной жизни или к наказанию – вновь родиться). 
Днем все слишком стабильно.
Есть небо, земля, люди и Катя среди них.
И лишь ночью - мы можем увидеть тот мир. И то не всегда. 
Мы каждый раз забываем - что за этим небом космос, что там что-то происходит.
И каждый раз это напоминает о величии Бога, каждый раз это молитва.
По сути, наше сознание - это сознание человека, которое «упаковано» в то, что он смотрит на небо, ходит по земле. Он своим взглядом все вокруг себя выстраивает. Отец говорил, что, по философии Канта, наш разум - не открывает истину, а есть лишь результат приспособления. Это и есть наше дневное, не-космическое сознание. Сознание «эгоиста», нарцисса - по отношению к миру. 
Звезды... звездочки...
Мы молимся на вас, принимаем вас за «тот» мир, как его проявление.
Но что если и наши миры для вас тоже предмет молитвы?
Звезды... звездочки...
Ответили они Кате?
Она этого не знала. 
Но говорила с ними все чаще. 
Звезды... звездочки...
Звезды... звездочки...
Мы своими несовершенными словами и мыслями - лишь обозначаем вас, лишь мысленно касаемся вас, перенося на вас свой человеческий мир. И даже мысли Платона и Пифагора, – такие же, пусть они и очень глубоки. Но для вас это все смешно... слишком по-человечески... 
А что если она видит там Никиту?
А вот это – вам совсем не смешно, потому что здесь не мысль... а ее любовь...
(Катя ревела.) 
Она безумная?
Ну и что... 
И Аграфена тоже там?
И я там буду?
И папа,  и мама, брат и сестра.
А Таисья?
Она улыбнулась.
Да.
Бог все равно всех любит. 

В эту «фразу»  Катя засыпала.
Бог все равно всех любит.
Бог все равно всех любит.
Бог все равно...

 
 
Жертвоприношение 
 
Это был сон Григория.
Ему почему-то вспомнились рассказы о «дикой» Америке миссионеров и конквистадоров. Хотя им, видимо, не во всем можно доверять, но все же так оно и было. Сохранились рисунки ацтеков. 
Они ежемесячно приносили в жертву богам солнца человека. Якобы те не могут без крови. 
Жутко. И все же за этим суеверием что-то есть.
И вот ему снится, что это он - приносится в жертву. 
Ему дают пива и кактус для успокоения нервов. 
А потом... жрец торжественно убивает его на вершине храма.
Его сердце извлечено.
Он в это время – бог.   
Бог приносится в жертву богу. 
И солнце... всходит на следующий день...
И солнце... приходит после зимы весной...
Все это благодаря жертве.   
Миссионеры говорили, что Христос - это бескровная жертва за всех людей и что после нее другие жертвы не нужны.
Это правда, но с другой стороны, - разве сами испанцы не убивали язычников ради Христа?
Так что получалось, что жертва все равно приносится.
Такой же жертвой были и евреи в эпоху Средневековья. 
Во всем этом есть что-то жуткое, роковое. 
Конечно, неправильное, не-гуманное, но вот таков человек. 
И разве наши раскольники, когда сжигают себя, когда делают эту жуть, - ссылаясь на преследования, - разве не делают это тоже не ради Христа на самом деле?
То же самое и мученики... 
И вдовы мужей в Индии - идя за умершими на костер. 
И японские рыцари ради своих господ и их чести.
В том самом ацтекском жертвоприношении - которое ему снилась - есть жуткая правда о нашем мире. Наш мир - и есть эта жертва. Потому что он в конце времен распадется. Но потом - будет новый мир. Потому что боги принимают эту жертву. Разъятие... распад... хаос... смерть... И потом - новое единство, порядок. Вот что значили те жуткие сцены. 
И еще.   
Благодаря христианству, по всему миру распространился образ распятия. Он на всех иконах, статуях, храмах, картинах.
Почему это так?
Мы привыкли созерцать распятие и крестную жертву Христа. У нас для этого целые особые дни, и особые песнопения. В одной службе говорится, что «крест -основа вселенной».
По сути, крест - это некая «перекладина» между небом и землей. 
Это и есть человек. 
Мы - распятие между «верхом» и «низом». 
Наша жизнь и есть такое распятие.   
И снова - смерть.
Христос умер на кресте.
По сути, это знак и человека, и всего мира.
Вот почему это так волнует. 
Мир умирает на кресте... 
Он когда-нибудь кончится, распадется.
И смерть человека тоже подобна этому распаду. 
В образе Христа все сходится.
Но после смерти приходит новая жизнь. 
Мироносицы приходят ко гробу, а он пуст.
Их встречает ангел и говорит им:
· Что ищите живого с мертвыми?
Это великий знак того, что весь мир однажды будет пустым, как эта гробница. Будет другой мир. Именно об этом говорит ангел.
О том же - пусть и дико, - говорили ацтеки.   
И в этом новом мире - новой вселенной - все будет другим. В том числе и сам человек. Каким мы не знаем. 
В этом смысл великого обновления. 

(При этом он почему-то не относил этот сон о жертве к самому себе.)
 
 
А вот и он сам...
 
Григорий Эмиров был далеким родственником одного из соседей Акимовых. В его предках был и кто-то из татар (отсюда эта фамилия), но уже очень отдаленно. 
В 20-м году было 25. Родился под Москвой, так что его семья жила и в том имении, и в самой Москве. Нельзя забывать, что Москва в то время не была столицей. Она была более душевной, чем холодный «немецкий» Петербург (хотя он стал таким окончательно не при Александре, а при Николае).  Москва родила Пушкина, а Петербург его убил - и эта фраза действительно имеет смысл. 
Москва в то время была не только более русской и традиционной, но и в то же время, более легкомысленной и свободной. Иногда это принимало и жесткие формы - в революцию 1905 года именно здесь были знаменитые баррикады, и сопротивление на них было долгим. Хотя во времена Кати - это больше относилось к моде и разговорам. 
Эмиров-старший был военным. А его жена - милым, хотя и ограненным человеком. Таким же был и отец.
Григорий тоже пошел во военную службу. Они вместе с отцом воевали с Наполеоном и занимали Париж. Для поколения отцов это было чем-то невероятным, во что с трудом верилось. Потому что Наполеон казался непобедимыми, а Париж был столицей мира. Что же дальше даст Бог русскому оружию? Стамбул? Об нем потом и мечтали весь тот век. 
А они, - совсем юные – видели все по-другому. Отцы, участвовавшее в войнах Екатерины, при великом Суворове, как бы передавали им - через эти победы - и всю страну. И они принимали эту ответственность.   
Но при этом они не могли не видеть, что в самой Европе жизнь среднего человека - много лучше, чем в России. Крепостное право отменялось... В Англии был конституционная монархия еще с XVII века. Еще более близким примером была та самая Франция. Русских, долго живших за границей, - жило много в обоих этих странах.  Декларация прав и свобод 89-го года – читалась с почти подростковым восхищением... Хотя - опыт революции в чем-то мог пугать, и консерваторов, и просто гуманных людей. Ведь Наполеон,  - который сам напал на Россию и совсем не во имя свободы, а во имя империи, - и был далеким отголоском Французской революции. Легко можно было запутаться. И при этом сам Александр заставил нового короля принять некую хартию, которая ограничивала его власть.
И еще тот самый наш император нередко говорил о том, что России тоже нужна свобода. Однако его приближенный Сперанский, - который и продвигал все проекты реформ - был уволен еще даже до войны. А уж после нее... Учитывая, что Россия - и он сам - были победителями по всей Европе - сам порядок вещей привел к тому, что Александр все меньше думал и говорил об этом. А когда ему донесли, что по всей стране собираются дворяне, которые обсуждают освобождение в духе кто - республики, а кто - конституционной монархии, - то он в 22 году запретил все «тайные общества». Что вряд ли их остановило, они просто стали делать это полу-подпольно. И все эти люди ссылались на его же прежние слова.
Григорий был среди этих самых людей. Было понятно, что свобода - дело молодых. Что старшее поколение - немного запуталось в реализации. Англия шла к ней постепенно. Хотя ведь и в ней тоже казнили короля. В Америке - свобода реализовалась наиболее легко, и это понятно. Но она далеко, ее жизнь не сильно соотносится с нами, в отличие от Англии и Франции. Хотя они все были молоды - но они знали много языков, читали, думали, обсуждали. Наконец, среди них были и из старшего поколения, и они тоже вносили свой вклад. 
Главная проблема была в том, что идеал, идея - это одно, а жизнь другое. Легко верить в идеал. И в каком-то смысле, легко отдать за него жизнь. Но вот как провести его в жизнь? Что делать с  императором? 
Обществ  было много... (Эмиров принажал к Северному, которое было более умеренным). За все эти годы были высказаны и предложения о том, чтобы арестовать и даже убить императора. Многих это пугало. Кого-то - подзадоривало. 
Но главное было не в этом. Об этом говорили не так уж часто (хотя потом Следственная комиссия делала акцент именно на этом, и декабристам казалось, что следователи видят все только сквозь «очки преступления», «холодного баланса»). 
Было решено - «нести» в общество свои идеи. Об ограничении монархии. Об отмене всех сословий. Об отмене крепостного права.   
Впоследствии, после 25 года, когда все они будут «разнесены» - кто на каторгу, кто на поселение, - они поймут, что само их общение тогда было самым главным в их жизни (и ведь получалось так, что и в жизни страны тоже). Старшее поколение - и отец Григория тоже, - имели опыт просто светского общения. Но им этого было мало. Одного из декабристов звали Муравьев-Апостол, и они, конечно, шутили, что мы все здесь апостолы (а тот отвечал, что шутка эта уже несмешная...) 
Но в них и правда было что-то от апостолов. Здесь нужно вспомнить, что все английские революционеры были фанатичными протестантами. Они горячо верили, что Бог сотворил человека, чтобы он был свободен, и значит, монарх своей абсолютной властью нарушает мою свободу. Русская церковь относилась к любым заговорщикам однозначно - предавала их анафеме. Но кто знает, что такое церковь? Храмы... здания... Или живые люди, которые верят, что   Бог дал людям свободу и обсуждают пути реализации этого идеала? При этом ясно, что Пугачев - не относился к этому, он просто поднял жуткий бунт, его надо учесть, как опасность, предостережение. 
Они же делали все разумно и в свободном обсуждении, в научных исследованиях, в спорах. Они «несли» дальше, для своего времени и своей страны - идеал человека и свободы. Который зародился в христианской цивилизации. Они продолжали дело Христа в новых условиях.
И снова – Бог обновляет мир. Они были Божьим огнем, а Николай – возводивший величественный, но слишком помпезный «Исаакий» во имя Бога – хотел его погасить. Не понимая, что и Христос в свое время был таким огнем. Чем прочнее, чем «каменнее» у вас соборы – тем меньше в них Бога?   
Они не были преступниками – как это показано в одном современном российском сериале.   
Григорий любил говорить в обществе о том, что так называемые «подлые» - на  самом-то деле, люди.   
· Но они же.... воняют...
· Да. Так может, мы сами в этом виноваты. 
Империя рухнет потому, что дворяне не смогли преодолеть свою брезгливость (и это сохранится - несмотря ни на что, - до начала следующего века). Многие декабристы давали волю своим крестьянам. Мог дать и сам Григорий, но он еще не владел ими по праву. А уговоры отца ни к чему не привели. Но он, по крайней мере, перевел их с барщины на оброк, устроил  больницу и небольшую школу. А уж когда приходил голод, то он постоянно следил, чтобы давать им необходимое. 
Да, голод... И это тоже было - в конечном итоге, - следствием всей системы крепостного права. Такие вещи имели место и в самом конце этого века, что уж говорить о его начале. Тогда на это не так уж сильно обращали внимание. А еще это было результатом коррупции, что тоже требовало изменена строя. 
Декабристов казнили за гипотетическое желание убить царя, - а тысячи голодных детей умирали в голод в деревне. 
Народ... Они соприкасались с ним. Одно дело просвещать своих дворян или чиновников, - эти люди хотя бы газеты читают.   
Да, они его любят, и сделают свой переворот во имя него. Но знают ли они его? Что народ может породить? Пугачева? Да, они этого боялись. Это и хотели предупредить. Хотя их потом обвиняли как раз в обратном.   
Когда придет декабрь 25-го года, то солдатам придется говорить, что мы идем за «Константина и Конституцию, его жену»... Это называется - разные уровни понимания. Многие из декабристов знали несколько языков... а на русском говорили с акцентом... (и это было характерно для всех  дворян).   
Проще умереть за народ, чем попытаться его понять? 
Ясно, что они все равно были частью системы (а вот революционеры в конце XIX века, как бы мы к ним ни относились – уже не были, были словно из будущего). Они пытались быть свободными в несвободной империи. В этом их величие и героизм, трагедия. Но  и комедия. Над ними и смеются тоже... Грибоедов сказал после 25 декабря: десять прапорщиков захотели изменить всю Россию... Его «Горе от ума» – и о декабристах тоже (но и о нем самом).
В последнем историческом суде они все равно остаются борцами за человека и свободу. 
Лики друзей... разговоры до утра... мысль, которую ты  высказывал сразу, налету... приход в общество новых людей...
Вот как они жили. 

Весной 20-го года Марина и Смирнов снова давали премьеру. Начинался сезон. Всем было интересно. Среди зрителей были и Дмитрий Иванович, и его «страшная царица» Таисья, и его дети, и Катя. Давали «Фигаро» Бомарше.
К ней подошел незнакомый молодой человек в темно-синем пальто, причем было видно, что он раньше служил. 
И сказал:
· Отлично играют. 
· Да. Неплохо. Это поставили моя мама и ее хороший друг месье Смирнов. 
· Мхм... А Вы знаете, что «Фигаро» давали во Франции незадолго до революции?   
· Да. И что?
· Я просто подумал, что, все-таки, французы слишком многословны... Да, они открыли нам идею свободы. Но ее же и потопили в крови. Многословен Бомарше. Многословны были и Робеспьер, и Сен-Жюст. Мне кажется, что к свободе нужно подходить более серьезно, без шума. Как делают англичане или американцы. Для них это святыня, что-то религиозное.  Это больше нам соответствует. Нам, русским, славянам. 
· Да как ни подходи, все равно кончается одним. Жертвами. Просто в Англии это было давно, а в Америке жертвы - местное население. 
Он помолчал.
Она высказала их общую мысль:
· История - очень непредсказуема. Подобна вулкану. Все равно надо пытаться что-то предпринимать. Не терять надежду.  Бог нам все это дал - силы, и видение будущего, и совет с другими людьми. Главное - видеть  не будущую идею, а самого человека, и не забывать, не предавать этого человека. 
Она взяла его под руку, и они пошли дальше. А вокруг была весна... и они оба были так молоды... 
 

Григорий в Акимовке 
 
Он стал все чаще у них бывать. Молодой, высокий и красивый, бывший военный. Ее родители слышали о его семье Эмировых, знали, что это уважаемое семейство. И доход у них был неплохой, пусть и ниже, чем у Марины.
Ему все больше нравилось это место. А в нем нравилась она... 
Но кто она? Несчастная Катя...  Девушка, которая закрылась в книги... в ночные бдения... в телескопы... Все это интересно. Но - от чего  и от кого она закрылась?
Однажды он так ее и спросил. Она заплакала. А он продолжал:
· Знаете, у нас у многих в России - отцы погибли в войну с Наполеоном. Или у многих - матери умерли во время родов, или просто от болезней. 
Она как будто уходила от него. А погода стояла такая чудесная. Апрель... солнце на небе... ни облачка. Так что казалось, - что он  заставляет ее плакать своими вопросами.
· Но у Вас родители не умерли. Слава Богу. Однако они оба живут так, что делают Вас несчастной. 
· Но разве они не имеют на это право? Мы с Вами оба молоды, и можем этого не понимать... Они живут так, как могут... а по-другому не могут... Кто знает, может, и мы с Вами будем такими же? 
· Да... А суть в том, что Ваша мама - самая богатая в двух губерниях. И богаче, чем Ваш отец, пусть по закону он формально и владеет. Но это формально. 
И что же я вижу?
Мадам Марина устраивает спектакли... 
Говорит о свободе, о гуманности к крестьянам. 
Но забывает отнестись гуманно к собственной дочери.
А месье Димитрий  - вынужден с этим мириться. Его я виню меньше. Но тоже виню. 
Он вполне мог подать на Вашу маму прошение в дворянский суд. Такие дела в нем  - решаются постоянно. Но он этого боится. Боится скандала? А еще привык к своему положению, и зависит от своей Таисьи, девки из крестьян, которая обращается со всеми - и с Вами тоже - как фаворитка в гареме. 
Я ничего не пропустил?
А... Есть еще  отец Геннадий, который все это тоже покрывает. А ведь он должен отвечать за это перед Богом и людьми. И терпит Таисью тоже.   
· Зачем Вы так все описал? Как будто я жертва.
И тут же подумала: «я жертва... именно так это называется...»
Григорий ее обнял. А потом поцеловал в губы. Его мужской мир  - война, планы изменить Россию - все это пахнуло на нее. Они соединились. И сам Бог в этот момент  их соединил. И  звезды - невидимые днем - тоже что-то им шептали. Что выразить в словах было сложно. Они почувствовали свое будущее. Оно было прекрасным... но и трудным... 
Самое удивительное, что как только Григорий появился здесь - все в ее семье не сразу, но изменилось. 
Таисья именно с ним не могла быть «мегерой», и говорила теперь с Катей почтительно. Вот она, - крестьянская низовая сила... но и она уступала этому авторитету, который при этом был основан не на сословии, а на чем-то другом. Поэтому они все чаще с Дмитрием Ивановичем жили в Москве.
То же самое - пусть и меньше, - чувствовала и Марина. Смирном рядом с ним совсем терялся и говорил мало. 
Григорий ни словом их всех не упрекал,  это было невозможно, но все чувствовали его взгляд. В котором была не злоба, а жалость и обида за Катю. 
Через полгода отец Геннадий их обвенчал. Марина со Смирновым тоже все реже бывали в имении. У самого Григория - был дом в Москве, но они не торопились туда ехать.   
В какой-то момент мать сказала Кате:
· А что если он взял тебя из-за денег? 
Та пожала плечами. 
· Так можно сказать про любого на его месте. Но не про моего Григория.
И при этом Катя подумала то, что не сказала:  «а на тебе отец женился не из-за денег?» 
Первый год был годом их особого счастья. 
Катя поняла, что росла в разорванной семье. И пусть она любила маму и папу, и они ее любили - все-таки, это было так. Ее семья была «разбитым корытом», и она даже не осознавала это, не проговаривала, хотя и была уже умной и читала много книг. Но она бежала от этого разрыва, не могла оглянутся на него, вся ее жизнь была таким бегством и невозможностью развернутся... Иногда она просыпалась и не чувствовала себя собой... Как будто ее души нет - а есть лишь разорванная жизнь родителей. 
А Григорий? Может, это он во всем виноват? Он приехал и все назвал, как Адам в раю. И все-таки, он был прав. Ты ценна перед Богом.


Его тайна 


Акимовка стала их эдемом. Они любили. И с каждым днем становились сильнее. По ночам они часто вместе смотрели на звезды. И они иногда думали, что именно они - царь и царица всего этого огромного мира. 
А днем - он решал дела по имению. Причем так, что крестьяне были очень довольны. Если ее отец все решал в сторону прибыли, то Григорий  - не только в эту сторону, но и их интереса (причем часто одно совпадало с другим). И всем становилось все более и более понятно, что крепостное право  - моральное и юридическое уродство, которое нужно отменить, иначе она пустит свои метастазы и это  будет плохо для всей России. Личные усилия таких, как Григорий, - недостаточны. А она в этом  плане вспоминала о своем Никите - и все так же молилась за него. И мужу тоже о нем рассказала. 
Если другие дворяне охотились, то он этого не любил (ему была жалко и  жертв-зверей, и собак, кстати, часто крестьяне тоже погибали в этих забавах). Но он любил - сидеть  с удочкой у большого пруда. 
На дворе было лето. Катя прибежала к нему на этот пруд. Он отвел ее под большой навес от жары. И они там долго целовались. 
· Много поймал?
· Так...
· Знаешь, я там невольно посмотрела на одно твое письмо.
· Ага... Провинилась перед мужем? Будешь строго наказана. 
Она улыбнулась:
· Ну и накажи! Да я только конверт видела, мон шер. Он необычный. 
· А... зеленый?
· Да. 
Вообще переписывался он много. Она понимала, что это было связано с делами реформ. Но вот такое видела впервые.
· Не знаю, говорить ли тебе или нет...
Она посмотрела в его глаза. И ответила уже серьезно:
· Говори. 
· Я масон. 
· Масон? Этого мне только не хватало!
Мало того, что он участвует в обществе, где говорят об освобождении, он еще и у «них». Все тайные общества запрещены. Но это - с другой стороны, - лишь подзадоривало нездоровый интерес. Слово «масон» уже тогда было чем-то скандальным. Чем они там занимаются? Людей кушают?
По сообщениям, многие французские революционеры были масонами. Ватикан - очень долго с ними боролся (вплоть до XX века).
· Ты мне, между прочим, не сказал, что масон.
· Да, не сказал, мон шер, виноват.   

Он стал им пять лет назад.
Наша армия возвращалась с похода. У них все было... Слава, благоволение императора, любовь женщин... 
Но чего-то очень важного не хватало. Об этом очень важном говорили в церкви, но он ей - как и очень многие дворяне, - не доверял.
И вот однажды он встретил некоего Стешнева - это был человек старше его годами, а вот званием не самым высоким. Но он был необычным офицером и это было сразу видно. Он не посещал девок, не пил, и лишь трубка у него в привычке.   
Стешнев сразу все понял по его взгляду и сказал ему:
- Вам может быть интересно - строительство храма...   
· Какого храма, месье?
· Храма единого архитектора вселенной. Храма Бога. Но такого, который выходит за рамки всех конфессий. За рамки католиков, протестантов, и православных. 
Это было что-то невозможное. Из мечты? Ведь Европа еще лишь недавно воевала из-за веры. И наша русская церковь так же воинственно смотрела на «инославие».  С другой стороны, именно так -  поверх барьеров - и нужно было молиться Богу в наше время? 
И они стали общаться. Григорий читал книги, особенно Сен-Мартена.
А потом - его приняли в ученики, в подмастерье. Это было еще заграницей, в Пруссии. Это было самым сильным опытом в его жизни. В центре огромного полутемного зала он увидел циркуль, череп и Библию. И услышал голос за кулисами:
«Помни о смерти. Строить храм всего человечества - нужно с себя самого. С познания себя и любви к ближнему».
Григорий тогда подумал: «а может, и храм всей вселенной?» 
Его мастером и стал Стешнев. Так Григорий обрел некий стержень, и именно это и стало позднее так очевидно для всех - и для семьи Кати тоже.
А Стешнев стал его близким другом, «братом» - как и называли всех в ложе. 
Позднее, - когда он приехал  в Москву, то увидел, что здешние масоны нередко шли в ложу для того, чтобы повысить свой статус в обществе. 
Но он знал, что всегда будут такие, как Стешнев и он сам, - которые искренне проходят свой путь. И что эта линия не оборвется. Что и далее человечество - будет строить великий храм истины и любви. Несмотря на все свои безумия... что в XIX веке, что в XXI-м...

В полученном письме ему сообщили, что его друг и брат - умер от оспы. Причем Григорий знал, что тот не был жанет и детей у него не было.
Григорий рассказал все Кате. 
· Вот так кончаются мечты. Познать Бога. Построить всемирный храм... Познать истину...
· Нет... нет... не кончаются, Гриша... Ты понесешь это дальше. И я буду тебе помогать.
Они  долго молчали. Потом она сказала:
· Я беременна, мон шер Гришенька.
· Правда?
· Да. 
· Я рожу тебе масона! 
 
 
Ребенок... переезд в Москву... 
 
Но она родила девочку. Чудесную Машу. Это был  22 год... Ее крестили в акимовском храме. Все видели в ней великое будущее. И лишь Григорий и Катя предчувствовали, что оно будет и трудным тоже. 
· Я родила тебе масонку.
· К сожалению, в ложах есть только братья, а не сестры.
(Это было правдой... И лишь в одной ложе в конце века допустили женщин – конечно, во французской...)
· Это же какой-то позор.
· Да. Согласен.
Катя - в отличие от своей мамы, - сама кормила ребенка. Она нередко плакала из-за того, что будущее их было неопределенным.   
Вот лежит в колыбели их Машенька. Как и она сама 23 года назад - о чем-то думает, что-то видит, молится, мечтает. Как она - и в то же время, - по-новому. Чудо природы и Бога... чудо обновления...
Как же она не хотела бы, чтобы Машенька пережила то же самое, что и она в отношениях со своей мамой и папой. Как же они - а особенно Марина - могли такое допустить? Когда Григорий приходил и видел ее плачущей - то понимал, почему. Это был плач и за свое будущее, и за будущее своего ребенка, и за свое детство. Все это он схватывал и крепко ее обнимал. Учитывая, что она еще была после родов и они не спали вместе,  - это тем более было нужно.
· Прости, что наше с тобой будущее -  тоже совсем не гарантировано. 
У Григория был еще некоторый пророческий дар - так она считала - и она ему верила.
Почему у нас в России все так? Если ты хочешь изменить жизнь к лучшему, сделать людей более просвещенными, благополучными и свободными, - то ты сразу становишься врагом? 
Что это за судьба такая?
Но было ясно, что так же - по-своему - было и в Европе. 
А у нас...
Ей почему-то вспоминался Иван Грозный и его опричники. И ведь тогда же вышел том «Истории» Карамзина - о нем. Безумие и адская жестокость... А это ведь был первый венчанный на царство русский царь... Нашлись и защитники. Они говорили, что все эта «черная слава» - происки врагов, а между тем - Генрих VIII или Карл IX - убили еще больше. Отличный аргумент, - думали они оба. Нашего тирана нельзя осуждать, потому что были и другие тираны. 
Не хотелось думать, что именно трон того самого Грозного и занимает сейчас Александр, так всегда кичившийся своей галантностью и просвещенностью. И все наши правители венчаются в том самом Успенским соборе Кремля. Собор и правда - чудесный.... Во имя Богородицы - пренепорочной Девы...
Что же это за ужасы, Господи?
И где гарантии?
Гарантий не было. 
А для кого-то это приводило к мысли, что и Гарантирующего - тоже.
Но Катя и Григорий понимали, что он есть. Однако отношения с ним связаны не с внешними храмами (что и подсказывал им пример отца Геннадия). А с твоим выбором - в пользу добра и света, в той или иной ситуации - которую тебе Бог посылает. (Об этом, по сути, писал и Сен-Мартен, об же было и все масонство). 
Было ясно, что в этой ситуации  - ты и будешь пытаться изменять твою страну к лучшему, к свободе. Пусть ты и совсем не уверен - какими путями это нужно делать, и не уверен - не встретишь ли ты - и со стороны народа, - непонимание.
И что же получается, мученичество? Ведь  только так и можно общаться с Богом - в служению ему и людям. А иначе - все потеряется в ритуалах, все станет «местом запустения». Только так можно быть вместе с людьми и с ним. 
Получается, что даже ее родители - просвещенные для своего поколения люди - все равно предали того самого Бога. Живого, а не мертвого. Потому что не боролись за братьев. Отец «ушел» в еду и секс с Таисьей, - которые и стали его привычкой, его будущим посмертным адом. А Марина - в иллюзии театра.
Получается, что только распинаясь, - можно чувствовать Бога.
Вот только Катя все чаще не могла спокойно смотреть на крохотную Машу.
И как только прошел год после рождения, она стала просить мужа переехать в Москву. 

Они поселились в великолепном эмировском доме на Арбате. Так что теперь он принимал ее как гостью. На дворе был 23 год.   
Он отлично понимал, зачем она это делает. Потому что реально ее любил. Переживания после родов у нее органично перетекли в переживания за их будущее. 
Она хотела развлечься. И это было понятно. Москва в то время как раз для такого и подходила. Потому что если Петербург был слишком холодным и в буквальном смысле - официальным, чиновническим - был некой площадкой, где встречали послов и государей, а особенно он станет таким при Николае - то Москва была совсем другой. 
Хотя она была разной. В ней все можно было найти. Недалеких молодых дворян, которые просто топили со скуки время - в безумствах, а потом женились и уезжали в свои имения. Но там же были театры... балы... выставки... салоны... 
В которых читались и обсуждались книги, как правило, заграничные, но - после войны, которая сделала всех патриотами – и свои, русские. Был еще жив и писал Державин. Хотя приходило новое поколение - Карамзин с его «Бедной Лизой», Жуковский с его  романтическими балладами, со «Светланой». Наконец, все читали в списках совсем «преступника» - сосланного на юг, но уже имевшего популярность Пушкина. Он писал о том, что «Россия воспрянет ото сна...» а также называл себя «афеистом», что тоже шокировало. 
Во все это они погрузились. На балы Катя не ходила, - но часто бывала на чтениях. На них она сразу узнавала его «соратников». Иногда они могли быть недалекими и крикливыми (как Якубович, тот самый, который вызывался убить царя), но такое бывало редко. Особенно ее радовали совсем юные и наивные мечтатели. «Юные русские мальчики... вы всегда были и всегда будете, вы закваска, вы - соль, пусть вас и преследует государство. Но всегда придут следующие юные мальчики, новый посев». Разговоры ее бодрили, выводили из благой, но все-таки изоляции в Акимовке.
Но она при этом - в отличие от многих девиц, которые пропадали на балах - не потерялись. Потому что у нее были Григорий и маленькая Маша... и она никогда их не предавала во имя «света»... Ей была нужна Москва, но и она была нужна Москве. Все увидели, что Эмиров - нашел счастье, радовались за него. Хотя была и опасность - предать ради него «дело». Именно поэтому многие будущие декабристы вообще не заводили семей (как, например, Лунин). 
Как бы то ни было, однажды они встретили некую Нину Сергеевну. Она была просто героем - в представлении их круга. Потеряла мужа на войне... А два ее сына - оба были в их движении... И она им сочувствовала, была согласна, пусть и была из старшего поколения. Лет 50-ти, худая, высокая, она всегда была одета без пафоса, но тоже красиво. Ее заглаза называли «Девой Марией». 
И вот они с этой Ниной Сергеевной все больше сближались. Говорили о новостях, о книгах, о будущем, пусть и реже.
Однажды они сидели с Катей вместе немного в стороне от общей беседы - и просто заплакали. Нина Сергеевна обняла ее. А Катя ее.   
Вот что ей было нужно в Москве. Так Бог все устроил. Словами, объятьями (ласками, - если говорить о ее муже) - мы поддерживаем другого. 
Свидетельствуя, что Бог есть и что он нас не оставит.   

Но только не хотелось думать, что если для дворян Москва была развлечением - то для их крепостных и  слуг - чем-то совсем противоположным. И даже у Нины Сергеевны и Кати они были, пусть они и обращались с ними как с полноценными людьми. Островок света... пир во время чумы...   
 


Быть «Сашкой»
 
Он и был одним из таких людей. Это был слуга Григория, данный ему еще его отцом (а его отец тоже им служил). 
Высокий красивый сильный мужчина. В 24 году ему было 30-ть. Он служил «барину» еще в самом его подмосковном имении, служил - тоже как слуга, но, по  сути, как солдат - во время войны, что еще больше их сблизило. Во то время  Саша не раз спасал его жизнь. Но и сам Григорий тоже его спасал. Такое делало систему «глухих» сословий - совсем абсурдной. Как можно просить слугу о том, чтобы он тебя одел, если буквально вчера...
Какой было его жизнь? Каким был его мир? 
Саша все чувствовал, но не мог сказать об этом. Не мог как бы «отделиться» от той ситуации, в которой он был. 
Он, например, должен был, по сути, подождать с браком, потому что был нужен как быстрый и ловкий слуга (впрочем, о его отношении к браку мы еще поговорим). 
Быть слугой... 
Что это значит? 
Ты как бы являешься видимой и невидимой важной частью личной жизни некоего человека, твоего «барина». 
Ты человек и одновременно не человек. Ты - подставка для жизни других, твоих господ. 
Они живут, а ты даешь им жить, не отвлекаясь на бытовые нужды. 
Они любят, страдают, и умирают...
А ты вместе с другими обставляешь это неким миром, достойным для благородного человека, - в зависимости от его статуса.
Они там любят и ждут... разочаровываются и иногда даже кончают с собой, стреляются на дуэлях... Но слуги должны все это им обеспечить. 
У тебя нет времени и возможности любить и разочаровываться, впадать в очарование и даже в тоску - и писать об этом стихи и философские трактаты. 
Ясно, что в какой-то степени, - такое неравенство оправдано самой природой. Но в очень небольшой. 
Что видел Саша?
Что его хозяин и его жена - хорошие господа, относятся к нему как к человеку. Он понимал, что Григорий и его друзья - предлагают освободить крестьян... И его это радовало. Но у него возникал вопрос: кто же будет при воле служить барину и его жене? 
А ведь были баре, которые издевались... продавали всех людей за карточные долги...   
Что было в его духовном мире? 
Опять-таки, он метально не был способен «отделиться». 
Саша был грамотным, читал и писал. Его религиозные понятия были усвоены от родителей. В его душе мир с барами и слугами был создан Богом. А мы должны терпеть. Именно об этом говорили на проповедях священники (и отец Геннадий в Акимовке тоже), так они «досылали» до «толщи» народа свои послания, - чтобы не было нового Пугачева. 
И лишь в другом мире - все будут равны. Лишь в том мире, все будут судиться не по происхождению, а по реальным делам (ясно, что и это было оправдано лишь отчасти). 
Однако в жизни Саши правление Александра многое изменило. Если для дворян - таких, как Григорий, - была важна свобода - то для него она тоже была важна, но все это казалось слишком далеким и трудно достижимым... А вот то, что Александр в 10-х годах организовал перевод Библии с древнеславянского на русский - казалось народу важнее. 
Европейские протестантские организации продвигали идею доступности Библии для простых людей. Ведь и лидеры Реформации переводили ее с латыни. Ясно, что и для русского народа Библия была такой же «закрытой», ее могло читать лишь духовенство (впрочем, простые священники в провинции могли и не уметь читать). Александр верил в единство европейских народов (это был некий «глобализм» своего времени). Все это и выразилось в Священном союзе Англии, Пруссии и Австрии. Большая часть нашего духовенства были резко против перевода Библии. Тем не менее, было создано Библейское общество - и процесс начался. Огромную роль в нем сыграл московский митрополит Филарет. Он поддержал идею перевода (или был вынужден это сделать, когда увидел, что все неизбежно). 
Как бы то ни было, перевод был осуществлен. Тот русский перевод, который мы с вами читаем до сих пор, был сделан именно в ходе этой борьбы. 
Противники говорили, что полу-грамотные крестьяне прочтут Писание так, что будут толковать его по-своему. Что секты начнут расти как грибы... Это и произошло...
Поразительно, как относилась власть к Библии! Она ее преследовала. Если простые крестьяне ее читали, то вызывали жандармов. (И это сохранится до 17 года). 
Александр не смог освободить тела крестьян... Но он смог начать процесс освобождения их душ. Если сломить сопротивление дворян он не смог, то с духовенством было много проще. 
И вот тогда Саша - как и другие крестьяне, слуги - начал читать Библию. На русском... Не в храме, а дома... Что он почувствовал? Что император видит во всех них людей, уважает их, ценит их мысль, их воображение. 
Русский народ открывал своего Бога. Последствия были непредсказуемыми. Дальними были и Февраль 17 года, и даже Октябрь - при всей его внешней нерелигиозности. 
 
 
Скопцы. Русский духовный «трэш» начала XIX века 
 
К чему привела эта свобода? Имперскую администрацию не особо жалко, она все равно все сводила к цензуре (особенно при Николае). Но иногда жалко русский народ, который слишком одичал. 
Или нам сложно об этом судить нашим разумом?
Именно при Александре появляются скопцы. Их основатель Кондратий Селиванов - прочел Библию и обратил особенное внимание на слова Христа о том, что есть скопцы, которые сами себя такими сделали, во имя Царствия. Селиванов кастрировал себя. 
Он воспринимал себя как воплощение Христа. И еще у него была - также кастрированная - Богородица. У них становилось все больше последователей. 
Поздние песни скопцов сообщали, что к ним приходил даже сам Александр. И хотя это легенда, но правда в том, что Селиванов жил в Петербурге, а император очень интересовался западной мистикой, и русской тоже. В столице же был мистический салон Татариновой, и к ней Александр точно ходил.
При Николае все это будет прекращено. Библейское общество закрыто (но перевод все равно был закончен), Татаринова выслана из столицы, Селиванов - посажен в психлечебницу. Все это было связано не столько с ортодоксальностью Николая, сколько с его просто не чувствительностью к тому, чем увлекался его брат. Это казалось ему «позорным» (в чем-то это можно было понять), так он еще ему и мстил.   
Как бы то ни было, скопцы ушли в подполье и существовали дальше (так же, как и другая популярная секта - хлысты). 
Что это такое?
Русский «трэш»? Русское изуверство?
Здесь можно еще вспомнить, что раскольники часто сами себя сжигали (в XIX веке этого было меньше, но все равно случалось). 
Русский крестьянин - кастрирует себя.
Это жуткий символ положения народа в империи.
Мы - кастраты. 
Вы владеете нами. 
Ведь именно такими и были крестьяне и слуги, - особенно до 61-го года. 
А еще в этом - нелюбовь к себе и своему телу. Христос в этом кошмаре занимает место барина. Он требует отдать - саму жизнь, мать-землю, тело, продолжение рода. 
Психология жертвы. Психология массовой жертвы. 
Но если Христос принес себя лично и добровольно, то они - отдают все скопом, толпой. (И это мы тоже увидим в XX веке). 
Популярность скопцов говорит о том, что простой народ не чувствовал свою жизнь, не воспринимал ее как данную Богом  - вместе с телом.
Скопец как бы говорил Богу: ты мне это дал... но меня это пугает...
Очень быстро сложилась структура: белые голуби и голубые. Белые - это сами скопцы, а голубые - служат им и помогают, поют песни о Селиванове и его богородице. Это очень характерное для русских «замещенное сознание»: что где-то там есть истинные подвижники. Мы здесь все - ненастоящие. А началось это с раскола. Ненастоящая церковь и царь. Ненастоящее мы.
Если с первым можно согласиться, то второе как раз и говорило о том, что русским трудно было создать свой мир, - который бы они считали законным – со всех точек зрения. По факту они его создавали. Но он был очень неглубоким, духовно неподкрепленным. Старообрядцы говорили о временах до Никона... а скопцы - Селиванова. Вся их духовная энергия уходила на борьбу.   
Саша и был «голубым голубем», очень симпатизировал скопцам. Читал Библию на русском, интересовался.
А Григорий этого не замечал. Он не мог «переключиться» в его душу. При том, что они, в каком-то смысле, были родными. Для Саши воля - что-то желанное, но и невозможное. Это дадут не люди, а сам Бог. Это будет царствие Божие на земле, конец света. «Мы же можем лишь приближать это царство. И делают это не такие, как мой барин, а такие, как «Христос»-Селиванов».
А ты... - спрашивал он себя, - можешь ли ты это сделать - получить печать белую?
Ведь именно это приблизит царствие... волю.. Эдем... ведь Адам и Ева были скопцами...
Неужели так сложно - пострадать за Христа, за народ Божий?
Что эти женщины могут тебе дать, кроме греха? Вот они - красивые барыни, специально одеваются, чтобы похоть очей воспалять... 

Вот что его волновало. Истинная жизнь в его душе была связана с умалением, с отсутствием, с тем, чтобы стать идеальным инструментом - в руках барина, или в руках Бога.
.
 
 

























Часть 2. Один день свободы
 
Явление свободы 
 
Конечно, это не совсем так... И все же - для всех них 14 декабря - стал самым важным днем. Который их память сохранила. К которому она возвращалась. Думали, как все там происходило. И - как могло бы происходить. Ясно, что с годами память становилась все более податливой - к тому, как все могло бы кончиться - если бы они победили. И точно так же - самым главным днем это стало и для Николая. И так же  - у него всегда были мысли о том, что было бы, если бы они победили. 
В ноябре в Таганроге умирает Александр I... Он был загадочным, скрытным человеком. Под конец правления - его решения становились все более лихорадочными, одиозными. Есть красивая легенда, что он не умер, а  ушел... и стал в Сибири подвижником Федором Кузьмичом.   
Сыновей у него не было. И по  закону - все начали присягать его брату Константину, который жил в Варшаве. Никто не знал, что был тайный манифест, по которому не Константин должен был править, а Николай. Этого не знал и сам Николай. Такое у нас было в то время «четкое», «эффективное» государство. 
Виноват в этом был Александр. Он, видимо, не до конца ощущал себя государем. Что не мешало ему быть неограниченным властителем. Есть Госсовет, есть Сенат, есть советники - прежде всего, Дибич, - которые должны были сказать ему что-то вроде такого:
· Ээээ ваше величество... Все мы под Богом ходим. Если есть тайный манифест, который объявляет наследникам Николая, - то это должно перестать быть тайной. К этому все должны быть готовы. И общество, и Николай (который об этом лишь догадывался). 
Пока тело Александра доставляли в Петербург, пока Константин писал письмо с отречением из Варшавы, пока митрополит Филарет обнародовал в Москве тайный манифест... Все это и привело к междуцарствию. Стало окончательно ясно, что нужно присягать Николаю, и сам Николай -  тоже окончательно это понял. (Интересно, - а присягал ли сам себе...)   
14 декабря на Сенатской площади и были собраны вся гвардия и высшие чиновники. 
А ведь, по сути, - слова, закон, присяга - это не что-то абстрактное, это люди. То же самое и Бог. (Что кого-то может привести к мысли, что Бог и сводится к людям, хотя это и не так). Живые люди. 
Столетиями гвардия, армия, солдаты - проходили здесь парадом. Парады особенно любил их отец Павел. Но и сам Александр тоже.   
В чем-то их можно понять. В России, где много хаоса - парады создавали ощущение, что, наоборот, - все под контролем. И страна тоже. Провел парад в далеком, западном Петербурге - и вся огромная страна тебе подчиняется. 
Четкость и эстетика полковых расчетов... Такая же эстетика формы солдат и офицеров. Их внешний вид - прописан указами. При Павле - было определены даже размер косы у солдат, за этим строго следили. 
В то же время, это была и форма общения со страной. И с дворянами, - которые были офицерами, и с крестьянами - которые были солдатами. Гвардию (и в целом армию) императоры всегда особенно любили. С ней они прошли войну с Наполеоном, дошли до Парижа. И это было не так уж давно. 
Отвечала ли гвардия взаимностью? По крайней   мере, - так казалось власти. Хотя два года назад произошла история в гвардейском Семеновском полку, где один полковник с немецкой фамилией Шервуд - издевался над солдатами -  и те резко взбунтовались. Полк расформировали. В этой истории - как в микромире - отразилась суть империи. Она была не только сословно-закрытой, но еще и неким «социокультурным монстром»... Немцы играли в армии и в администрации большую роль. А французский - был самым ходовым языком всей элиты. 
Наблюдая из Зимнего, как рано утром строятся полки гвардии, Николай вдруг услышал, как ему доложили, что есть полки, которые не хотят ему присягать... Он вздрогнул и нервно надел перчатки на руку... То, что бунтует – живо... Дышит... 

Катя осталась в Москве. А Григорий уже после известия о смерти Александра приехал в Петербург. Она перекрестила его на дорогу и сказала, что будет молиться. (То же самое говорили близкие и Николаю - но насколько это было искренним, учитывая, что он император еще и, по сути, был глава русской церкви? Проходят ли такие молитвы к Богу? Не натыкаются ли на какие-то препятствия? Именно их и пытались разрушить декабристы.) 
Будучи коренным москвичом, он не очень любил Петербург. По дороге он почему-то все  чаще вспоминал о «Путешествии из Петербурга в Москву» Радищева. Эта книга ходила в запрещенных копиях,  а сам автор – при Екатерине был сослан в Сибирь, при Павле - возвращен, а при Александре – он,  все же, покончил с собой из-за угроз одного сенатора. Радищев... мы идем по твоему пути...
Почему он не любил столицу? Холодная, чухонская... Она казалась ему искусственно нависавшей над остальной страной.  Петр создал это как окно в Европу. И в этих дворцах, соборах, в пригородных парках - была высокая поэзия, была мечта - о Голландии и Венеции, о Париже. И Пушкин потом все это восхвалит. Москва же - выросла сама, с ее храмами и дворцами. И хотя если «копнуть глубоко» в ее историю - что-то жуткое в лице Грозного найдешь,- но это было так давно. Может, Петр и убегал от такой вот жуткой и закрытой, скучной Москвы - в мечту о Европе? (Да во всех города мира, если их «копать», можно найти очень много... Нам нужны новые города..)   
Как бы то ни было, сегодня столица стала не мечтой о Европе и открытым окном - а реализованной мечтой  аристократов и чиновников. Вот  во что превратилась она за сто лет. Открытость к Европе уже не была главным.  Главным было - «производить» светскую жизнь, и управлять остальной страной. И это - сливалось в единый процесс. Балы, коронации, дни рождения императора и членов его семьи (а их было очень много...). Знакомились на балах и становились чиновниками. Никто и не отрицает, что это иногда работало, - но это не могло спасти всю систему.   
Интересно, что храмов в столице было намного меньше, чем в Москве. И они тоже были официозными. Можно ли было молиться в «Исаакии»? Конечно, можно вообще  везде, но Исаакий мешал своей помпезностью. Уж легче в тайге без храма – чем в таком.   
Григорий въезжал в столицу  уже вместе со своими друзьями, с которыми он встречался на постоялых дворах. Везде лежал снег... Северная страна. Вот, в Испании офицеры тоже недавно совершили переворот, они и этим примером вдохновлялись. Можно ли бороться за свободу в такой холод? Николай, гвардия, и они, борцы - все должны быть в этом спектакле истории. Чтобы их потом поместили в учебники и на знаменитой гравюре.
Неужели все это и правда было?
Да.
Это были живые люди? 
Такие, как Григорий?
Да, Паша, такие, как я.
И такие же живые, как вы там... 
Они пытались донести свободу до других людей.
Войска восставших стояли напротив верных Николаю. Иногда о чем-то кричали, иногда обменивались пулями. 
Григорий никогда не забудет этот день. Когда в этой имперской столице можно было смотреть на младших офицеров и солдат и говорить им, что мы стоим  за  ограничение власти царей, за волю для крестьян.
Солдаты оборачивались:
· Ты... ваше благородие, за мою волю стоишь? 
· Да. 
Как правило, они этому не верили. Уж проще было для них понять, что они за Константина и против Николая. Но, конечно, это был лишь повод. Ясно, что для солдат воля - это что-то совсем чудесное, в буквальном смысле - потустороннее, - что дадут не люди, а сам Бог. И все же... Пример того, что вот эти дворяне - образованные, общавшиеся друг с другом больше на французском (и ведь точно так же было и при дворе и в семье самого царя, вот что это был за монстр)  – что они с акцентом, по-русски, говорили им о воле - тоже на них влиял, «падал» в их души и потом давал плоды.
В тот день много было нелепого с обеих сторон... Революционеры еще не умели совершать революции. Администрация еще не умела их подавлять. Борьба с Пугачевым была принципиально другой. Это был бунт казаков, и он происходил в провинции. 14 декабря – рождалась русская революция. Только жаль, что она потом пошла по пути жестокого насилия, тогда как декабристы не так уж были склонны к нему прибегать.      
Много нелепого...
Назначенный восставшими диктатором князь Трубецкой вообще не пришел на площадь.
Декабрист Панов - не смог арестовать Николая утром, когда тот еще был слаб -  и пропустил его с небольшим отрядом в Зимний.
Самая большая нелепость, что декабрист Каховский смертельно ранил из пистолета Милорадовича  - генерал-губернатора, который приехал уговаривать их сдаться. Впрочем, губернатор и сам был виноват. 
А когда пришли сумерки, то явились пушки. И в них начали стрелять картечью. 
Обе стороны знали, что это означало полную гибель. Кто-то вспомнил, как такое делали с французами при Бородино. 
Один из их солдат сказал:
· Что же... мы враги государю? Если стоим тут за волю?
Многие стали в панике разбегаться от удара в вечерние улицы, которые окружали Сенатскую площадь. А прямо за спиной была коварная Нева - и в не все и должны были прыгать, сносимые ударами. (На следующее утро - река была полна выплывающих трупов). 
Григорий был в самом центре этой толпы и бежать не мог. Рядом с ним были те самые сыновья Нины Сергеевны и многие солдаты. Все они не успели отбежать, даже если бы захотели.
Вот чем для него кончался день свободы. 
Солдаты говорили:
· Прими нас, Господи...
И крестились. 
Григорий делал то же самое. Если бы он вспомнил, что у него есть жена и дочь, он бы мог изволочиться, оттолкнуть людей, - и вылезти на боковую улицу. Но он понимал, что это они привели солдат вот к такому состоянию. Он был с ними одним целым. 
Еще удар картечи... и еще... и еще... А Нева уже совсем рядом... ее темная вода дышит им в спину... ждет... 
Оба брата уже были мертвы, и все солдаты тоже.  Григорий был ранен - и завяз в их телах.
«Простите меня», думал он, и молился, чтобы Бог не дал ему упасть в реку. В таком положении он бы точно погиб. Но удары прекратились. Потому что все были убиты или ранены - как он. В свете далеких фонарей он видел мертвые лица братьев и солдат. И думал о том, что и его лицо тоже станет мертвым... его лицо тоже станет мертвым... его лицо тоже станет мертвым...
Вдруг он услышал знакомый голос.
· Эй! Барин! 
Это был тот самый Саша, которые приехал с ним и сейчас ждал его. 
Вот так слуга снова – как и на войне - его спас.   

В  далеком XXI веке наше телевидение создаст фильм про этот день 14 декабря, где показано, что бороться за свободу для молодых людей - опасно для жизни... за это по тебе «фигачат» картечью из царских пушек... А ведь 14 декабря, - это наш «68-й».

Суд 

Потом в Петербург приехала и Катя, - оставив дочку в Москве. Вся Россия уже обо всем знала. И из газет,  и из слухов. Нина Сергеевна хоронила своих сыновей. Она как будто вся ушла не в отчаяние, а в молитву и внутренний диалог. Она могла бы уйти в монастырь, - но не очень им всем доверяла. Она и так с ним общалась.
Кого-то хоронили. А трупы в Неве долго плавали. 
Всем запомнились похороны сыновей той самой их «Девы Марии» для декабристов Нины Сергеевны. Она «отплакала» свое уже раньше, заранее все понимая, так что теперь ее лицо стало просто тенью. У нее никого больше не осталось... Через год она и сама умрет с печальной благословляющей улыбкой. К Богу и к своим детям... И как здесь было не вспомнить старинные иконы Успения Богородицы. И всегда, когда Катя их видела, она вспоминала Нину Сергеевну и ее сыновей. Во всем этом была не смерть, а победа над смертью.
Слуга Саша и Катя - жившие с Григорием в гостинице, - ухаживали за ним, принимали врачей и давали лекарство. У него была ранено бедро, пулю вытащили, и последствия не были большими. 
Но ему было обидно, что расследование и суд проходили - когда он был в таком состоянии. 
· Радуйся, что вообще живой, - говорила ему Катя и крепко обнимала. 
Приехали и его родители, - они были рады, что он живой, но в шоке, что он оказался «бунтовщиком».   
Он просыпался, смотрел в хмурое снежное утро и думал: «неужели это все было на самом деле?»
То же самое думал и Николай. Так он вступал на трон... 
Чем больше шло следствие, тем больше понимали, - сколько же было в обществах людей. Кто-то - отрекался и обещал полное повиновение. Но большинство -  наоборот - подробно говорили, что уже давно в обществе, и что разделяет его идеи, и в чем они заключаются. Многие - приезжали сами и сдавались. 
Из всех программ был составлен экстракт - и он будет потом частью осмысления Николаем доставшейся ему страны (хотя было понятно, что эти идеи не будут реализованы). 
Кульминацией стал суд, оглашение приговора и казнь. 
На дворе было стояло лето 26 года. 
Судили сто человек. Всех лишили дворянского звания и чинов. Большую часть сослали в Сибирь. Пятерых, - как известно, - повесили. 
Судили и Григория. Он еще не до конца отошел после ранения и хромал на правую ногу. Лишение дворянства. Пять лет каторги. Его родители смотрели на него с разочарованием. А Катя - с любовью. 
И вдруг он понял, что это  - на самом деле, - награда. За этим приговором - бессилие. Они все стали словно вне государства, и чуть ли ни вне его территории. И хотя это будет унижение для его родового самолюбия, но он это стерпит, смирится. Мы не знаем, кто вы - говорили им. Но точно не дворяне. Решайте уже сами. Другое дело, что страна все равно была сословной и это декабристы изменить не могли. Чем хуже для нее. Она слепа и не знает, куда их поместить.
Изгои... Юродивые... Святые... Такими многие из них стали в Сибири. А ведь начинали они со вполне светской жизни. Вот в чем был их подвиг. И это было сильнее, чем само 14 декабря. Вернее, это было его продолжение. Сенатская площадь – в Чите и Хабаровске. За ними была правда, история, Бог. Они его своим подвигом доказывали, а не учебники «Закона Божия», которые все сводили к повиновению «царям и священникам». Словно не замечая – как видно, даже на уровне названия -  самого Христа... Но тот все равно улыбался со своими словами о том, что царство его - не от мира сего. Когда какой-нибудь декабрист в Сибири видел потерты Николая – то он почему-то мигом это понимал. 
Хорошо, что Григорию разрешили – по причине ранения, - ехать вместе с Сашей. 
· Я не могу тебе приказывать, Саша. 
· Я все равно с Вами буду, ваше благородие.
· Да я уже и не ваше благородие. А просто Григорий. 
· Григорий Савельевич... 
Ему было так жалко своего бывшего барина.
Они оба заплакали. 

Без него

Плакала и она. Этот эпизод прощания стал в ее душе - как начало другой жизни, другой ее формы. Лето, Москва... застава, Сибирский тракт... (Железных дорог тогда еще не было, тем более на восток). Партия из арестантов. Половина из них - уголовные, половина - декабристы. Жарко и душно, но они все равно идут в цепях.  И лишь единицам - кто был ранен или болен - разрешили без них. Среди этих единиц был и Григорий.  Очевидно, что в таком состоянии они, скорее всего, умрут. Вся надежда была на Сашу. Отец Григория не пришел провожать, а его мать была. Но лучше бы не приходила? Потому что ясно, что ее сын погибнет. Так что они с Катей только молились и дали денег Саше и строго наказали смотрителям, что они отвечают за него. Главный из них сказал:   
· Да я за всех отвечаю! И потом  - кто он такой, ваш Эмиров? Он уже не господин, не месье.... А просто человек. А у меня таких тысяча! 
Позднее, когда Григорий начнет приходить в себя, он думал: «вот что значит быть просто человеком в России. В ней просто человеком быть нельзя. И невольно вспомнил свои сны о жертвоприношении и о распятии Христа. Тот тоже хотел быть просто человеком». А что им здесь оставалось? 
Катя уехала из ставшей ей ненавистной Москвы в родную Акимовку. 
Получалось, что Григорий промелькнул в ее жизни метеором. И от него осталась Маша. 
Им оставалось молиться за него. Слава Богу, - что Саша им писал. Пусть почта тогда и не особо работала, и каждый раз это было случайно. Мать Григория заказывала молебны за здравие. А его отец говорил: «может, надо уже за упокой?»
Между тем, в церкви к ним относились резко негативно. Называли их безбожниками, хотя официальной анафемы вроде бы не было. Почему такая ненависть? Катя подозревала, что духовенство завидует. Богатые.. высшее сословие... устроили какие-то «разборки» с царем, как при Павле. Не видя разницу. Ведь декабристы попытались что-то сделать во имя свободы... А они? Неужели они довольны тем, что император, - по сути, - является их главой? Напомню, что в Англии и США – борьба за свободу всегда была связана с верой. Именно разрыв между этими сферами привел потом к тому, что русская революция в XX веке была настолько атеистической и что рушились храмы... А началось все с досужих рассказов о том, что матери декабристов видели во сне - не рожать своих детей... Отсчет начался.   
Так что она молилась сама. Так же, как и другие в ее положении. 
Женщина, которая не поет, не танцует, а плачет. Вот что у нас всегда было.
Плач Ярославны... Это у нас происходит с женщиной. И как же хотелось - чтобы ее князь обернулся волком, соколом и прилетел к ней.   
Тогда плач Ярославны... А потом будет - плач жен убитых опричниной, а потом жен раскольников, стрельцов. 
И вот - они. Как будто весь этот мир не может быть без их плача. 
Так он обновляется?
Да нет, это безумие. 
Еще вчера вы были вместе. Спали вместе. И смотрели на свою дочь.
И вот теперь - вместо него - пустота. Что это значит? 
Что весь мир - пустота.
И что однажды - и сама Катя будет пустотой. 
И Маша тоже. 
Пустота. Небытие.
Вот что они все - лишенные своих близких - познавали. 
Не на что опереться. 
Нечем вздохнуть. 
Чем дышать? 
...
Кто в этом виноват? 
Он, император.
У нее вся жизнь впереди. Ей 27 лет...   
Она уже знала, что некоторые жены осужденных просятся ехать к ним в Сибирь. И что администрация - после больших уговоров - разрешает. Царь и этим был недоволен, он видел и в этом некую демонстрацию против себя. 
Она бы тоже могла. Но ведь у нее Маша, которой в 26 было всего три. И Катя всегда помнила, как страдала без любви родителей. Здесь надо сказать, что   жены декабристов могли оставлять и совсем маленьких детей. Правда была в том, что  в то время дворянки часто не занимались сами детьми, а сразу отдавали их кормилицам. Но у Кати была одна Маша, и она изначально ее кормила. Других детей у нее не было. Нужно было подождать хотя бы пару лет. 
У нее вся жизнь впереди. Ей 27 лет...   
Или не вся?
Кто в этом виноват?
Император? 
Или сам Григорий?
Его она винила, но очень редко.
Ей морально помогали отец и ее сводные братья и даже та самая Таисья. Она говорила, что царь согрешил, наказав таких людей, как ее муж. Ясно, что они пострадали за правду. А значит - блаженны.
· Да, ты права, - отвечала Катя.
А сама думала: «а как насчет жены и дочки блаженных, они ведь тоже страдают?»
Но потом молилась и просила прощения у Бога. 
Ей 27 лет...  у нее вся жизнь впереди...
Так прошел год. 
И ей было уже 28. 

Однажды у них появилась Аксинья - новая горничная девушка. Лет 22, с длинными светло-рыжими волосами, с симпатичным тонким лицом. Однако замуж ее не брали - на что она постоянно жаловалась и просила барыню ей помочь. И все время бубнила:
· Ну когда же кто-нибудь меня возьмет? А все потому, что у моего тяти - одна корова. А я вот на святки гадала, и на масленицу гадала. Барыня, Катерина Дмитриевна, когда же кто-нибудь меня возьмет?
Она все время это бубнила. И вот как-то она чуть ни уронила ее Машу. Они были одни в доме, в котором пахло сжатой недавно рожью и медом. (Странно думать, что им с мужем принадлежало не только дом и рожь, но и вот эта самая Аксинья тоже.)    
Маша заревела.
· Вот дура!
Катя принялась успокаивать девочку. Аксинья дрожала и говорила:
· Простите, простите. Вы можете сказать приказчику - и пусть он меня накажет. 
Они оба знали, что наказывала барыня реже - и поручала это все приказчику. Маша успокоилась и легла в свою кроватку, стала засыпать.
Катя начала наступать на горничную:
· А все из-за тебя! Дура! Глупая! Скажи спасибо, что Егора не зову.
· Спасибо. Буду за вас Бога молить.
· Ты что, думаешь, что мне легко? Без него? Без Григория? Да я каждый день  убиваюсь. Не знаю, как он там и что.   
· Да, понимаю Вас, Катерина Дмитриевна. 
· Понимает она. Ты здесь долдонишь - замуж не берут, замуж не берут. Корова одна, корова одна. Да мне бы твои беды! 
Хотя разумом она осознавала, что это вообще не соответствует той пропасти, что была между ними.
· Мы все Вам преданы. 
И вдруг Аксинья посмотрела в лицо своей госпожи. А потом уверенной рукой - крепко обняла и прижала ее к себе. 
· Ты что? - среагировал разум Кати, - так нельзя. 
· Мне Вас очень жалко, очень жалко. Я делаю что умею и как умею.
Она поцеловала барыню в губы. А ведь уже год с лишним как никто к ним  не прикасался.  Был ли жив Георгий - никто этого точно не знал. 
Ночью они лежали в постели. И любили. Такая любовь - все равно не может быть без замещения мужчины, без некоего воспоминания о нем. Мужчина в ней «сведен» к образу, но он все равно есть. 
Когда они закончили, то лежали и смотрели в потолок. 
· Как же мне хорошо! - говорила Катя.
· И мне! 
Аксинья была искренней. Но не говорило ли в ней извечное крестьянское желание угодить? 
Здесь нужно понять, что в XIX веке, - а тем более еще раньше - «расстояние» между людьми было намного меньше, а жизнь со слугами была обычным явлением. (То же мы видим и в таком явлении, как фрейлины при дворе, они существовали не столько для красоты - сколько для «непосредственной службы».) Слуги ночевали с господами в одной комнате, особенно если их мужья или жены - отсутствовали. Каждый искал поддержку - как мог. Все они оставались людьми, которым нужно было тепло... и которым было одиноко...


Без нее   

То же самое и Григорий. 
Мы не будем говорить о нем здесь подробно. Его сознания тогда было мутным, полу-обморочным, что и понятно, он еще отходил после ранения. 
Он не думал о жертвоприношении как главном содержании жизни – ведь это уже реализовалось.   
Тракт... Боль в ногах.. Жара... А потом - осенний, и, наконец, зимний холод... (Они дошли до места каторги только через год). 
У него не было сил ни думать, ни писать Кате. 
Бог его хранил. 
И - Саша. 
Это именно он подкупал смотрителей, охрану, давал Григорию отдохнуть, кормил его и лечил. И писал Кате. 
Засыпая, они часто крепко обнимались. А когда ему было совсем тяжко, то Саша «помогал» ему своими руками - «вспоминать» Катю. В эти минуты он знал, что она рядом. Как и она «вспоминала» его с Анисьей. 
Так они были - друг без друга, но вместе.
Так гендер играл с ними в свои отражения. 
И им было все равно - как это называется. 
Они знали, что их любовь - растет... играет... завоевывает пространство... 
Побеждает. 
Человек слаб... но и силен... жаждет соединения... и не может его найти...
Жаждет.
Жаждет.
Жаждет.
Другого. 
Небо все видит и ничего не осуждает. 
(Кроме убийства.) 


Император

Зачем Катя приехала в этот город, который почти убил ее Гришу и убил многих его друзей и все его дело?
Быстро ли они забыли трупы в Неве и кровь на Сенатской? 
Она и правда не знала - зачем. Свою Аксинью она взяла с собой, а дочь Машу, конечно, оставила в Акимовке.
Николай... 
Император... 
Что он мог без этого города? Через который ему подчинялась вся Россия? Без его холода и льда? 
Все они были сыновьями своего отца Павла, немного безумного. 
Если Александр витал в своих мечтах и все ему мешали, то Николай - выстроил город - наполнив его солдатами. Вся Россия должна была подчиниться уставам. Город солдат и чиновников. В котором юный, приехавший из южного региона Малоросски Гоголь чуть ни сошел с ума.   
В ответ на Французскую революцию с ее «Свободой, Равенством, Братством» - Уваров формулирует свои «православие, самодержавие, народность». Что это? Реакция на революцию в восточно-европейской окраине? Франция вообще была его отрицательным фетишем. А между тем, церковь была в загоне, а народность - могла поднять голову - приняв лик Пугачева. Да и само самодержавие - ведь это всего лишь люди... привычка... Николай - успел стать привычкой и правил почти 30 лет.
Именно при нем гимном России стал «Боже, царя храни». С него начинали день в учреждая и в гимназиях. Если ты этого не делал - тебя могли уволить или посадить. Как относился к такому - Бог, заповедавший воздавать Богу Богово, а кесарю кесарево?
Указами предписывалось - цвета домов в губерниях (уж не говоря о Москве и Петербурге). Университеты были полностью подчинены государству. 
А цензура - запрещала вообще любые политические обсуждения! Не только социалистов или либералов  - но нередко и славянофилов... консерваторов  - которые защищали строй. Православный философ и богослов Хомяков писал глубокие книги о Боге - вполне ортодоксальные -  но поскольку он не был священником и не служил в духовной академии, то его книги издавались только заграницей. 
Сам Христос иногда казался цензорам бунтарем - потому что критиковал власть  цезарей. А ведь их наследниками и считали себя все европейские государи. 
Что он мог без этого города?
И поэтому он так почитал его основателя Петра и начал воздвигать Исаакий - в честь святого царя Петра. 
Исаакий...  Он многое ему прощает. С другой стороны, в  Исаакии не было «полета». Во всем его виде слишком много притяжения, гравитации. 
Что она искала здесь, в этом городе? 
И вот Катя видит императора. В конце 20 годов - тот еще молод и красив. Он появляется в публичных местах и на балах. Везде - со своей любимой супругой, которая тоже была красивой и молодой. Он и правда ее любил, что не мешало ему сделать из этого некую «придворную конъюнктуру». 
В 30-х годах приедет французский публицист де Кюстин и напишет потом, что Николай -  единственный умный человек в России. Он вынесет над нашими с вами предками свой строгий суд. Дворяне - заботятся не о чести, погружены в интриги - чтобы получить у государя больше. Крестьяне - живут непонятной русской жизнью. Петербург - столица фасадов. И даже Пушкин - не такой уж великий поэт... 
Все это было во многом верно, пусть и односторонне. Взгляд из далекого Запада, из Парижа. По сути, Кюстин увидел, что в России уже не европейцы, а монголы? Здесь уже не Европа, а Азия? И хотя ясно, что именно в этом он был не прав, но его чужой взгляд на «наше болото» был полезен. Он и сейчас актуален. Чиновники также озабочены не Россией, а интригами. А президент - требует верности себе, словно он монарх.
Когда его книга вышла - то вся наша дипломатия была направлена на опровержение. На издание этих газет тратилось очень много.   
Петербург был огромным спектаклем, - где император играл главную роль.
Такая у него была утопия, - которая в чем-то была реальна, но во многом и нет.
Катя ходила по балам... Танцевала со знатными кавалерами... А вечером рассказывал все Аксинье... 
И вдруг она поняла, зачем приехала.
Она что, хотела его убить? Отомстить?
Женщина, которая мстит... Это тоже архетип. 
Он идет еще с рассказа о Медее, - убившей даже своих детей, чтобы отомстить мужу. 
Медея... Вот так видят нас мужчины? И мы сами? 
Женщина колдует и мстит за себя и свою семью. Так делала и Екатерина Медичи. 
Быть реакцией на события...
Месть привлекала тем, что вводила женщину в мужскую историю как «полноправного участника». 
Ну она же женщина - и мстит. Им все понятно. А то, что целые войны начинались как мужская месть, – не учитывалось. 
Тем не менее, соблазн был слишком велик. 
Вот он - император.
А вот я.
А вот Григорий - мучается в Сибири.
Господи... Господи.. Господи...
Ты мне поможешь. (вот так и составлялись заговОры.) 
Она уже начала думать об оружии (оружие, даже его запах – это что-то из мира мужчин). 
Но ей помешал...

Живой поэт

Однажды она увидела Пушкина. Он был ее ровесник, - молодой, с чуть темноватой кожей, с большими баками.
Пушкин был единственным живым в этом холодном городе. Николай снял с него опалу. А что ему еще оставалось? 
Царь и поэт - заключили некий не до конца сформулированный договор... совсем не союза... а «сосуществования». А учитывая последствия 14 декабря - он нуждался в поддержке дворянской интеллигенции. Царь закрывал глаза на то, что у него в стране есть живой поэт.
Пушкин, в свою очередь, закрывал глаза на то, что Россия была относительно замкнутой страной с неграмотным закрепощенным населением, которое нужно освободить и просветить. (Он однажды сказал: «черт меня догадал родиться с умом и талантом в России».) Этого и хотели декабристы, и лишь случайность не привела поэта на Сенатскую... Николай это знал. Но требовал от него лояльности, не понимая, что она всегда будет внешней.
Поэт воспевает в Полтаве - любимого Николаем царя Петра. А в Капитанской дочке - показывает Пугачева «как русский бунт - бессмысленный и беспощадный» (впрочем, страшный и для него, как дворянина). 
Царь не понимал - какой это был огонь. 
Пушкин все равно победил. В Евгении Онегине и в стихах, в прозе и драматургии - он создал наш национальный литературный язык. С ним, а не с царем, был Бог. 
В Дубровском, в образе Троекурова, он показал, каковы были дворяне. Но показал и то, что путь мести и насилия в ответ – тоже неприемлем. Заранее предсказав тупик «трэша» Октября 17.   
Все отодвинутые неразрешимые противоречия - вернутся в его жизни позднее. И «возьмут за горло». 
Тогда - радостный, что его отпустили из ссылки - он был веселым и беспечным. И много танцевал, влюблялся, сочинял.
Акимова была еще довольно красивой, и он ее заметил. В поэте было столько жизни и силы, и в то же время, мудрости служителя  муз.
Так что Катя просто забыла про императора. Хотя он напоминал о себе постоянно, ведь с каждого угла неслось «Боже, царя храни». 
Она возвращалась в свою Акимовку спокойной. 
Пушкин ему отомстит, а не она. 
Музы и  Апполон отомстят. 
Бог отомстит.
На ее глазах были слезы... не отчаяния и мести, а покоя...
Потом Пушкин напишет:
«И милость к падшим призывал».   


Серафим 

Однажды Катя приехала к нему, к подвижнику Серафиму, что жил в Сарове. 
Потому что все равно было плохо без мужа. Кроме прочего, она хотела  спросить, может, ей стоит, как и другим женам «бунтовщиков», - оставив дочь, - тоже к нему поехать? Потому что прошло три года.  Маша уже не была младенцем, хотя и оставалась ребенком. А Григория уже перевели с каторги на поселение (это находилось сразу за Уралом, в Западной Сибири). 
Серафим был известным по всей России. Когда был жив император Александр, он его посещал. Катя слышала о нем отовсюду - особенно от крестьян и слуг (и от своей Аксиньи тоже). 
Церковь и духовенство... Парадокс был в том, что власть относилась к ним как слугам, а народ - как к кровопийцам. Потому что вся империя была в «напряжении недоверия». Народ не мог простить и царям, и “попам” - кровавый террор против раскольников... то, что его принуждали работать на них и ходить в церковь. У того же Пушкина есть «Сказка о попе и работнике его Балде». И он это не придумал, она имела народный характер. (После объявления свободы совести в 1905 году тысячи крестьян перестанут ходить в церковь).   
И при всем этом - народ почитал некоторых подвижников, молитвенников... Считалось, что без таких людей мир не стоит. Даже если бы их не было - они все равно должны быть. (С другой стороны – не было ли в этом культе подвижников подмены Христа – так же, как и с иконами, во имя которых назывались целые храмы, так что какой-нибудь протестант вообще не узнавал в этих братьях своих?)
Серафим был уже совсем старым, ему было 77. Да, он принял этот путь от великой цепи: от Сергия Радонежского... и далее в древность - от Антония Великого. Он молился все время.   
Серафим  был из купцов. Основал здесь, в Сарове, свою пустынь. Говорили, что он регулярно кормит медведя. Однажды его хотели ограбить воры, и сильно его избили (при этом ничего ценного не нашли). Но он простил их и запретил сажать в тюрьму. После этого он хромал.
Когда Катя к нему приехала - на дворе был сентябрь 30 года. Какой же она была красивой.   
 «Ну вот... в каждой религии должны быть такие люди, которые просто медитируют на имя ее основателя. И выполняют все его заповеди строго». А ведь, например, ее родители - верили, но не так чтобы сильно, они к таким людям не ездили. У них был перед глазами «пример» - отца Геннадия... 
А уж что там говорить про ее дедов и бабушек, живших в прошлом веке и нередко бывавших - пусть и показными, «книжными» - вольтерьянцами... В России все немного книжное - и вера, и атеизм. (Такими же «книжными» будут потом и большевики).   
Монастырь представлял собой несколько деревянных изб - и два - тоже деревянных - храма. Гостей в этот день было мало. И вот Катя видит его. Из храма вышел старик, который опирался на посох (он хромал после избиения). Он посмотрел на нее - сухое, сжатое лицо, но в нем была обращенность к каждому. 
Серафим негромко произнес:
· Ну что, радость моя...
Да, он был настоящий. А ведь это зависит не только от того, кто это говорил, но и от того, к кому он обращался. Надо было с верой это делать.
Она стала коротко говорить о муже и 14 декабря... и о  том, что она хотела бы поехать жить к мужу... 
При этом она почему-то подумала, что вполне могла бы и сама стать монахиней - Серафим основал рядом женскую обитель.   
· В монастырь тебе не нужно, радость моя. А что касается мужа... то он, значит, бунтовщик? Это нехорошо.
· Эти люди верят, что Россия должна стать свободной. Разве Бог не дал нам свободу? И разве крестьянам не нужна воля? Они сделали это не ради себя... а ради ближних своих... За это и пострадали. Они сделали - как умели. Они так сделали - потому что императоры отгородились от всей России, нету связи... Вот почему.
· Ты, значит, их защищаешь?
· Да. Я и сама так думаю.
Они оба знали, что за такие разговоры можно было попасть в тюрьму. Но они были наедине. 
Он рукой предложил ей пройтись по дорожке. Просто по его привычке.
· Не знаю... Вижу, что ты и правда любишь своего супруга. И веришь в его идеи. Я подумаю об этом потом. Думаю, что ты и правда можешь к нему ехать. Не бойся  уже за дочку. Молись за нее. И я тоже буду. 
Он тыкал концом своего посоха по красивой осенней листве, и улыбался.
· Весело, да?
· Да, батюшка.
· Хочешь сама попробовать? 
Он редко кому давал свой посох. Она взяла. Дерево было согрето его рукой. И тоже стала тыкать им в листья. Это и правда было чудесно.   
И вдруг она... упала в эту кучу... Она делала так только в далеком детстве. Чудесно было лежать на тёплой осенней земле.   
· Ну ты даешь, раба божия Катя.
Она засмеялась. 
· Мы вот беспокоимся за крестьян. А вдруг и эти листики тоже от нас страдают, но не могут этого сказать? И вся земля наша от нас страдает? Бедные... бедные листики...
У нее даже появились слезы на лице. 
И тут Серафим тоже лег... в метре от нее... 
· Да, я как-то не думал об этом. Тоже буду думать. Хорошо здесь. Никогда не смотрел на мир и небо снизу. А ведь Бог и дает такое - когда ты видишь все по-другому, совсем по-другому.
Они еще долго говорили. Один из посетителей, что их видел -  тоже лег на землю, решив, что Серафим делает так всегда (вот так культы и существуют). А тому было все равно, что о нем подумают.

Через пару лет он отошел к Богу. Сохранились записки его почитателя Мотовилова, в которых тот спрашивает у него:
· Как стяжать Святой Дух?
А Серофим в отвечает:
· Очень просто.
И кладет на его плечи руки. Через это Мотовилов все и почувствовал.
Руки одного человека на плечах другого... Вот так все и должно быть. Сила Бога переходит через прикосновение. Так же - как и в поцелуе влюбленных или в самом акте любви, когда зачинается новый человек. Так «работает» жизнь, вселенная.
А во всех писаниях и культах – лишь жалкий человеческий след этого огня.

Спустя годы монахини Дивеева монастыря утверждали, что именно в Дивеево будет канавка, через которую не пройдет антихрист. (То есть, они сделали свои выводы).


Отъезд 

Еще целый год ушло на то, чтобы ей все разрешили. Связи.. Подкуп... Все это было употреблено ею и ее родителями. Администрация не хотела отпускать жен. Видели и в этом протест. Отец Геннадий - много раз говорил ей, что она совершает грех (его заставили в консистории). А вот его отец ничего не хотел о нем знать. Если бы он не отрекся от него, - то его лишили бы пенсии, а главное - уважения в свете. Это было еще болезненнее. Были молодые люди, «запятнавшие» себя - и просившие Николая отправить их на трудную службу. Их отправляли служить на Кавказ или чиновниками в Сибирь.   
Наконец, разрешили. Она ехала на Пасху 31 года. Вся природа пела в этом апреле. Отец Геннадий пришел к Кате накануне и сказал:
· Я все равно буду за вас молиться.
· И за него?
· И за него.
«Но чего будут стоить эти молитвы?»
И вот ее провожали из Акимовки...
Весь день вокруг бегала Маша.
Аксинью она не брала. 
· Спасибо Вам, Катерина... за все... 
· Спасибо и тебе. Я говорила с папой. Он найдет тебе хорошего мужа... И вот держи на рубль. Будет у тебя не одна только корова.
· Спасибо - еще раз сказала та.
· Книги хоть какие-нибудь почитай... 
Они засмеялись. 
· Будешь за меня молиться? И вообще за нас с Григорием?
· Буду.
Вот ее молитвы - пусть они и нарушали с ней что-то - будут искренними. Они обнялись - с тайной обоюдной мыслью о том, что женщины... не должны сдаваться... 
Аксинья заплакала и отошла. 
А потом подошла Маша. Ей было уже 7. Она поручалась ее родителям - Дмитрию и Марине. 
Девочка и раньше чувствовала, что мама, видимо, уедет, что ее к этому готовят. Но не хотела об этом думать. Худая, с длинные черными волосами и небесным взглядом.
Катя мола бы сказать: «прости меня», но поняла, что так не нужно. 
· Я хочу, чтобы ты знала, что я любою тебя. Я еду к папе.
· К папе? А вы вернетесь?
За этот вопрос и взгляд, - которыми она в этот момент на нее смотрела, - Катя снова захотела убить императора. 
· Вернемся. Но не знаю, когда. Мы с папой тебя любим. Молись за нас. И мы будем за тебя молиться.   
Бог - всегда поминается в таких случаях. Когда кто-то умирает, или расстается с близким. Катя была благодарна маме и папе, что те увели дочь с дороги.   
Куда она едет? Ее карета - это просто гроб... Она сама будет мертвой. И он уже умер там, в Сибири. И в этом гробу кареты прозвучал ее голос:
· Пошел...   
И хотя денщик еле расслышал, но тронул лошадь.
А за окном - крик Маши. 
Ты в этом виновата. 
Ты - сама так мало получавшая любви - поступаешь с ней так же.
Она стала перекрикивать:
· Пошел... пошел...

Разрыв. Вот что происходит в этом мире. 
Разрыв между любящими. 
Между родителями и детьми. 
Между такими, как они, декабристы, - и такими, как его отец.   
И наконец... между телом и душой... 
Но вот он нас, - настрадавшихся, - уже обрадует?
...
Все, что она могла, представлять его не сильно пострадавшим, и - ждущим ее.   
А еще иногда думала: «может, в следующим веке их потомки... будут страдать от таких же разрывов. Но тем сильнее они будут ценить то, что их исцеляет: молитва... верность человеку и идее...»   
 
 






























Часть 3. Вместе с Гришей в Сибири 
 
Дорога

Но она успокаивалась.... Понимая, что Маша будет в среде, где ее любят. И что она сама - с Божьей помощью - будет «собирать» себя как личность. И ее папа, и ее мама - стали более спокойными, и она знала, что они ей не повредят - как ей, когда она родилась. Трагедия с Гришей и 14 декабря в целом - очень многое изменили. Это событие - прокатилось по салонам, по гостиным, и дворяне как будто на миг оставили карты... И были вынуждены - обернуться на тебя - сделать выбор.  И как не вспомнить слова Библии: делающий зло пусть еще делает... а делающий добро - тоже. Восстание подавили. Но ценой морального падения дворян. И вот - миг прошел, и они вернулись к своим картам... а дамы к своим разговорам... Не понимая, что над ними занесен меч. И это меч не человеческий, а истории, меч Бога. 
Она верила, что с Машей все будет хорошо. И ведь после 25 года - она и так была лишена отца. А с детьми туда не пускали. 
Пункт назначения - каторга в районе Минусинска. Там ее Гриша три года работал на заводе, правда - не рабочим - а неким «инженером», так что ему повезло. А после трех лет - ему разрешили перейти на поселение рядом, в районе, где жили хакасы... недалеко от Абакана... 
Надо сказать, что наказания зависели от поведения декабристов. Была, например, удивительная история с Луниным, который стал писать сестре письма - с критикой Николая... В итоге, его и в Сибири снова судили и посадили в тюрьму - где он очень быстро - странным образом - умер  (скорее всего, его убили). По сути, он был мучеником, и шел на это сознательно. Хорошо, что у него не было жены и детей, он понимал, что тоже этим пользуется. 
Но вот ее Гриша.... все-таки, вел себя спокойно. С другой стороны, он не предавал их идеал - и никогда бы не пошел служить в гражданскую или тем более военную службу. Администрация понимала, что он хочет отбыть свой срок - и увидеть хотя бы жену, если не дочь. Ясно, что вернуться в Акимовку - он сможет тогда, когда Маша - наверное, уже выйдет замуж. Если вообще выживет.   
Гриша... Гриша... 
Неужели она его увидит? Неужели она это все не придумала? Может, его уже нету, а их верный слуга Саша - ей этого  не пишет?
Но она должна была - терпеть. 
Терпеть. 
Терпеть. 
Любить его и терпеть.
А ведь дорога к Абакану была огромной. 
Железная дорога еще только возводилась в Царском Селе. Тракт между Москвой и Петербургом - в относительно спокойном состоянии - вызывал у людей скуку... желание пить водку и спать... А что уж говорить - про восточные, сибирские дороги. Это вот на карте было легко все написано - Москва -  Минусинск... Абакан... 
А в реальной жизни - это было мученичество. На это тоже рассчитывало правительство. Вы хотите приехать к своим любимым? Ну так езжайте... мы вам не запрещаем... По сути, дорога в России была сама по себе целым миром, из средства давно превратилась в цель. В дороге люди, наверное, даже могли пожениться. Умереть. Для такого проезда - нужно было быть богатым, или - чиновником. И Катя воспользовалась своим преимуществом. Она все делала с умом. У нее было достаточно денег (а еще большую сумму она получит в банке  уже в самом Абакане - от отца). 
У нее была мощная - как танк - карета, которая проходила везде, где можно. Три скакуна. А денщик - нанятый ими специально Иван - был матерым сорокалетним мужиком - который управлял тройкой, как бог. 
Она сроднилась по дороге не только с ним, но и с самими лошадьми. Что это были за кони... Для человека того времени конь был почти родным существом. Он спасал человека в непогоду. Или - воина на войне. Мужчины нередко говорили, что они больше любят лошадей, чем женщин, и те это понимали (и могли так же сказать о мужчинах). Москва была полна ездоков - до самого появления трамваев-конок, а потом и автомобилей. 
«И разве не очевидно, - думала иногда Катя, глядя на своих скакунов и как Иван ими управлял - что их верность, красота, - тоже свидетельствуют о Боге?»
Сколько раз русский человек - крестьянин или дворянин - умирал рядом с одной только лошадью. И говорил с ней. Сколько в этом беззащитности, оставленности, но и нежности, упования на Бога. Об этом и песня «Степь да степь кругом». В этом - Россия, а в не пресловутой уваровской триаде. В той лишь желание досадить Франции с ее революцией, страх перед Западом, тем более странный - в  городе, который был создан как окно в  Европу... Николай хотел закрыть это окно? 
Учитывая, что они выехали весной, но ехали год - то однажды пришла и зима. Карету выгодно поменяли на сани, а лошади - так же их несли. И когда было совсем холодно, - то и согревали. Иван выпивал водку, и она тоже, и они засыпали - прижимаясь к горячим телам лошадей. Иван, наверное, думал: «вот, значит, как она любит своего Григория». И плакал - хотя с ним никогда такого не водилось.
Да, она могла ради него идти и на такое. И кони - тоже ее понимали, сохраняя их от холодной смерти. 
И не только от этого. Катя заранее знала, что важнейшая опасность - разбойники. Разбойники на дорогах  - это тоже был свой мир. С ними боролись, как с пиратами. У Ивана  было два ружья. А у самой Кати был мощный пистолет. Отец научил ее стрелять и заряжать. Вот какой она была вынуждена стать. Кони тоже часто уносили их от разбойников. Иногда  в пути - за плату - их сопровождали солдаты.   
Разбойники... Кто это такие? Она знала, что Шиллер написал целую трагедию с таким названием. Ее, кстати, часто ставили в театре у мамы. Эх... какая же Катя была юная в то время. Какой была дурой? Она думала о платьях, а вот теперь, - стреляет в разбойников.
А одного она однажды убила наповал. Он появился внезапно - парень с топором. Иван его не заметил. Она выстрелила и убила. Тот свалился в снег, и его кровь стала жутким цветком красного цвета... «Ты ответишь за это перед Богом», - сказал ей голос внутри. 
Иван потом уже вечером, - дал ей для спокойствия водки. 
· В первый раз, да?
· Да.
Он поставил на снег их довольно  теплую палатку и они должны были засыпать. 
· Скажи, разбойники - откуда они все?
· Да откуда только ни есть, Катерина Дмитриевна. Беглые они все. Кто - от господ, или с заводов, или раскольники (о них он сказал с уважением - как это и было принято в народе, это гонимые, мученики). 
· Сколько же их? 
· Никто не знает. У многих жены есть, дети.
Мы живем с ними в разных мирах. И сам Иван - ближе к ним, чем к ней. Ему легко было бы к ним попасть, пусть на дороге они и были врагами. 

Денщик Иван 

Они уже почти год вместе. Он спасал ее жизнь. А по сути, - они не так уж и много говорили. Когда ситуация позволяла - она просто любовалась природой,  «присутствовала», молилась. Или читала книги (которые она тоже везла). Причем многие из них были вообще не на русском. И при этом знала, что Иван не умеет читать даже на русском, вот какое это было время - эпоха декабристов. Именно поэтому их восстание было как бы опосредованным, «зеркальным». Оно было - не столько для народа, сколько против царя и аристократии, которые не хотели совершить реформы. 
Уже скоро будет Пасха 32-го. Весна в Сибири была еще более чудесной и важной. Они уже проехали Уральские горы. И впереди были Саянские. Они не верили, что уже через месяц будут на месте. 
Да, дорога делает тебя созерцателем, философом, и если раньше ты был озабочен деньгами, выживанием, разбойниками, то теперь все это казалось не таким уж и важным.
Так что они оба улыбались и шутили. Бог - а еще лошади, и они сами - им помог. И дальше поможет.
Однажды утром она сказала :
· Давай я научу тебя грамоте?
· Зачем... барыня?
Стена... И как ее преодолевать?
На самом деле, он был совсем не против.
Она начала его учить - этого матерого волка, сорокалетнего денщика, - у которого лицо не было видно из-за бороды. 
И он хорошо усваивал. Иногда она его ругала, но чаще хвалила. 
Через неделю он по складам прочел две детские сказки. Он в самом деле понял, что это что-то важное. Знание... Со временем он с может и Библию прочесть. И книги про историю, например, какого-то там дворянского «Плутарха». «Плутарха»! И газеты? Он понял, что грамотность - это власть. Вот почему многие попы были против образования для народа. 
В его душе что-то озарилось. И все это дала она. Она ему заплатила, но вот такое - бесценно. Главное, что такие, как они - любят и верят в них.
Так что он не мог не поделиться этим переживанием с кем-то. 
Но с кем делиться – кроме нее самой? 
Они сделали это однажды ночью - в ее палатке. Он был таким нежным - как ни с кем раньше. У него такого никогда не было. А она - дарила ему свою любовь. Все страхи дороги - уходили. 
Потом это не повторилось. Но это было и не нужно.
Вот что бывало на дороге. 
Такого с «тургеневскими девушками» не случалось. Но в этом плане - они были выдуманными. Русские дворянки читали Тургенева - и жили в реальной жизни, где могло происходить и такое.
Стена между дворянами и народом - могла преодолеваться в литературе, в научных исследованиях, в политике. Но и так тоже. Катя ни на секунду не забывала про Гришу. 
Они просто поняли, что Бог дал им эту весну, и эти горы, и эту дорогу. Это была трагедия общества того времени, что стена была такой огромной, что крестьяне и слуги и вся их жизнь были «ошметками системы». 
Вот так относиться к своему денщику, - значит, закончить их путь к цели, и показать, что мы все люди. И все мужчины и женщины. (Уж не говоря о том, что они могли погибнуть.)   
Это путешествие -  сделало Ивана другим. Позднее - он ушел из денщиков, ему дали вольную, и он стал мелким купцом. 
С другой стороны, если бы такие отношения были связаны не с дорогой, а с чем-то  более глубоким, с любовью, и желанием создать семью, - в то время система бы их просто раздавила, и не оставила ничего от их жизней. Такое было  юридически    невозможно. (А Французская революция 89-го года и отменила такую систему).   


Встреча 

Прошел еще месяц. И уже в мае - они, наконец, приехали. 
Меднорудный завод, на котором он работал пять лет, - находился рядом с горой, недалеко от Абакана. Гора возвышалась над людьми... Они казались мелкими муравьями, которые вгрызаются в ее тело, чтобы использовать его, превратить в «полезную функцию». Однако во всей губернии было известно, что гора берет за это очень много. Смертность рабочих на заводах была огромной. Рабочие на казенных заводах - известная категория людей в империи, это самые парии. Именно они присоединились к Пугачеву, чем значительно увеличили его армию. Так что то, что многие декабристы были отправлены в такие места - нормально. 
Порядок наказания у всех был такой, что если ты хорошо отработал, то тебя определяли на поселение - в той же губернии. Это значит, что ты был под надзором - но уже не очень пристальным.  Тебе давали небольшой кусок земли (земли в Сибири они пожалели!). С него ты и должен кормиться. И вот - бывшие дворяне и аристократы - возделывали землю, и продавали на рынках свой продукт. Впрочем, тебе уже разрешалось принимать членов своей семьи. Если они до тебя доедут.   
Каким был этот край? Каким он ей предстал? 
Горы... кедры... олени... косули... май.... русские в робах... солдаты и офицеры... И много местных, в своей особой одежде – с черными узорами. Они были похожи на татар.
· Кто это? - спросила она у проходящего  солдата. 
· Хакасы. 
· Они крещеные?
· Да. Но совсем недавно.
Как же ей не терпелось увидеть его. Какой он? Жив ли? Она ехала к нему, казалось, всю жизнь... По дороге она корила себя, что уже  успокоилась по поводу Маши из-за ожидания мужа. И Иван - все это видел. Так и работает вселенная. Из-за этого она и началась. Так она каждый раз обновляется. И так будет потом создана другая? 
И вот она его видит.
Григорий был худым, с темными пятнами на лице, а еще он хромал на правую ногу. Но было видно, что он не сдался. 
Они плакали. И как будто их тела отвыкли от объятий, а глаза - смотреть в глаза.   
· Саша погиб. 
· Наш Саша?
· Да. 
· Когда? 
· В феврале. 
· Мне потом говорили, что он замерз, и упал в снег. Мимо проходили солдаты - но они, зная, что он слуга бывшего арестанта, - его не подняли. Так мне сделал зло майор Гвоздицин. Который здесь главный и всем управляет.   
Она заревела по Саше. А ведь он был 30-летним человеком. Она знала, что именно он его спасал, кормил, писал ей. И поехал он с ним добровольно. 
Вот так ее Гриша здесь выживал. 
· Да... Майор Гвоздицын. А ведь на войне я был подполковником, - сказал он с грустной улыбкой. 
Саша оказался - еще одним «незаметным» для системы  русским слугой. На следующий день, когда она устроились, они сходили на его могилу. Бывший дворянин ухаживал за могилой бывшего слуги. 
Они помолились. Катя коснулась креста на могиле и сказала слова благодарности. 
В  тот же вечер она отпустила Ивана. Принесла свои вещи и прибралась в его бедной, хотя и большой русской избе. 
· Не верится, что ты здесь. Не верится, что ты свободен.
· Почти свободен. 
· Как же ты выжил? Остался человеком?
· Молился. Я же масон. Кстати, многие из осужденных в Сибири - тоже масоны. И мы с ними переписываемся. 
· Не может быть.
· Да. Правда.
· Масоны даже на луне есть?
Она засмеялась. Ее смех звучит в его избе... Вот это действительно что-то космическое. Звучит, очищая всю боль и тьму, что здесь была.   
· Ты оставила дочь?
· Да. 
· Ради меня?
· Да. 
А потом они легли спать. 

Как же я скучала по тебе. 
Как же я скучал по тебе. 
По твоим глазам... по твоему голосу... 
По твоим глазам... по твоему голосу... 
Слава Богу за все.
Слава Богу за все.

На следующее утро казалось, что земля,  и небо, - как будто тоже изменились. Словно - «встали на свои места». 

Каково быть просто человеком в Российской империи 

В эти и следующие дни - они лежали и говорили. Лишь иногда делали что-то по хозяйству, ведь у него, кроме поля, были еще куры и свиньи. (Позднее она наймет на эту работу местных слуг). Он рассказывал ей все. А она - словно проживала вместе с ним. 
Гора... какое же это Божье чудо. Как и все, что нам дано в природе. 
И как же люди - не соответствуют этому чуду. Как и такому чуду, как кедры, косули. Мы все это используем и убиваем. И этим - убиваем себя. 
Пять лет он работал на заводе. И хотя он был инженером, но это все равно было очень тяжело. Рабочие погибают постоянно.   
Так что если бы не  помощь Саши, - который кормил его и ухаживал - то он бы не выжил. Поэтому он и расстроился так после его смерти. А ее приезд - тем более все изменил. 
Насилие... над своим телом... и над телом другого человека... вот что  было на заводе. А ведь масоны верят именно в то, что нужно уповать на Бога - и помогать всем людям. Сейчас их общий начальник Гвоздицин. А там - на заводе - начальником был еще более страшный - Растанин.   
· Был? 
· Да. 
· Был. Слушай дальше. И ведь - я был тогда в заключении, у меня был другой статус. И вот...  Мне все чаще стали говорить местные - о какой-то Хозяйке медной горы. 
· И ты этому верил? Ты - образованный человек?   
· Сначала не верил. Но потом... я ее увидел... 
· А ты здесь, значит, Гриша, зря времени без меня не терял, да?

Он заплакал. Как же ему и правда было одиноко без нее. А ей - без него. Почему этот мир стал таким, что они не могут быть в Акимовке, и все втроем. 
· Не знаю, может быть, - мы все там сходили с ума, от спертого воздуха, от меди. Но я и правда ее видел. 
· Какая она?
· Красивая. Молодая. Царица. Она смотрела на нас  - и становилось легче. Намного легче. И это я - инженер... образованный... и у меня есть жена и дочь. Представляешь, как к ней относились рабочие? Которые были там - как жертвы на заклании. Обреченные. Неграмотные, бобыли, нередко - это вообще были подростки и дети. 
· Не может быть. 
· Так и есть. 
· Вот что люди устроили из чуда природы. Они сделали  из него - человеческий ужас. И какие еще ужасы мы из этого еще придумаем? Когда они там умирали, - то наверняка ее видели. И как бы уходили в ее свет, в ее глаза. Говорят, что этот мир наполнен красивыми алмазами. И находится он на самой большой глубине. 
Нередко рабочие приносят ей жертвы, тоже камни, - чтобы она их сохранила. А ты понимаешь, что все наши расчеты - о том, куда идти и где работать, - очень слабые.  Я по должности этим и занимался.
· И значит, ты - разумный человек - пасуешь перед Хозяйкой медной горы? 
Она смотрела на него с испугом. Она его потеряла? Получается, что царь победил? Он довел своих врагов до безумия?
· Я знаю, о чем ты думаешь, Катя. (Как приятно произносить ее имя - не во сне и в забое, а когда она рядом). А что если - она меня и спасла? Однажды был огромный обвал. И я был ранен, но выжил. И видел ее лицо. 
· Ну... какое оно?
· На тебя похоже. Я просто понял, что весь мир живой. Что наша планета живая. Местные это знают. И всегда знали. Мы тоже знали, но забыли. И вот здесь - в горе, - люди тоже это видят. Ты напугана - но со временем и ты привыкнешь, и поймешь. 
· И увижу?
· Не знаю. Она не всем себя показывает.
· Ну конечно!
· Ее можно увидеть необязательно в забое, но и на горе... в самых разных местах... А что касается того начальника Растанина... То он был страшен. Люди говорят: на нем креста не было. Он посылал детей и молодых в самые рискованные места забоя. Понимаешь? За это они все получали свои барыши. Огромные барыши. В свои карманы.
· Да. 
· И вот я как-то - немного смеясь над рабочими, - говорю, мол, ну что же ваша хозяйка его не накажет?  А они молчат... Зря я это делал. Как бы то ни было - однажды Растанин - упал в забой, и его там раздавило до смерти. Страшно было смотреть на него.
«Бедный мой Гриша...»
А потом назначили другого начальника завода  - и вот он ведет уже не так. При нем погибают намного меньше. Вот... А того, прежнего, - хозяйка взяла. Она сделала то, что должны были сделать мы, люди!
Они  стали любить.
Потом он сказал:
· А что если хозяйка медной горы - свергнет нашего императора?

Они засмеялись. Как хорошо было смеяться вместе. 
 
Хозяйка медной горы

Спустя пару лет Катя и сама ее увидела. Или это значит, что и она становилась безумной?
Их жизнь - из-за того самого майора Гвоздицина - не была безоблачной. И вот когда она плакала, то и увидела на горе старушку... которая мигом превратилась в молодую девушку. (Именно так ее иногда описывали.) Такой вид как бы говорил: все преходяще, главное - Бог и твоя любовь к Грише.
Наконец, она произнесла:
· Держись, Катя, все будет хорошо.
Грише она об этом не говорила. 

Хакасы 

В эту Хозяйку - иногда ее так и называли одним словом, - верили русские... скорее, со страхом, что они ей вредят, и уж конечно, местные - хакасы. 
Не-русские... Они были во всей империи. И назывались «инородцы» и «иноверцы». В  XXI веке  консерваторы будут говорить, что империя не колонизировала Сибирь, как Англия Индию или тем более Америку. Ясно, что геноцида - как там, - у нас не было. Правда в том, что мы и завоевывали, и осваивали. Но был один народ, с которым мы  реально воевали в XVIII веке, - чукчи. И об этом  Москва сегодня вспоминать не любит. И когда в Китае подняли восстание против всех европейцев - мы тоже с ними воевали. Просто русские более спокойные и ленивые - в отличие от тех же англичан. (И связано это с тем, что их государство - небольшой остров, а наше - огромный континент.) Мы так же отбирали у местных налог - пушнину, чем и славилась вся Сибирь. 
Инородцы в России. Любили говорить о том, что они якобы пользовалась правами - даже если не переходили в православие. Отчасти это так. На самом деле - русификация и христианизация все равно происходили. Она была неизбежной, как каток, и лишь отчасти оправданной. 
Дело в том, что империя всегда была «национальным монстром». В Петербурге сидели «русские» - которые при этом говорили по-русски с акцентом... а родным их языком были немецкий и французский,  на западе страны - финны и поляки, в Сибири - местные народы, как чукчи и хакасы. Петр,  история придали этому некий импульс - но что будет дальше? Консерваторы  в конце XIX века верили, что этот синтез сработает. Но уже в 17 году - все развалилось, чтобы потом собраться вновь - но уже на других, более современных,  началах.   
Первоначально хакасы пугали и его, и позднее - ее. Тюркского вида... В одежде с черно-белыми элементами... почти не говорящие по-русски. “Крестили” их совсем недавно, при Александре, и понятно, как они это восприняли. Ясно, что они так и будут прикрывать своих богов - под этими русскими названиями. (Против этого они потом все и выступят в революцию  - потому что она всех уравняет - русских и местных). 
А ведь Гриша еще и масон. Масонство родилось в далекой Англии - среди дворян. Но при этом - они всегда говорили, что они построят храм для всего человечества. Для всего. И они - тоже могут быть частью этого храма? Ведь достояны же этого - с его точки зрения - русские крестьяне. А хакасы -  нет? Чужой язык... чужие обычаи... Язык, который уходит в века - когда татары воевали с нами. Чужие... Но ведь - для своего времени и Христос был чужим и защищал чужих. В этом и было его послание. А совсем не в том, чтобы убивать чужих - как это делали с чукчами.
Впрочем, первые годы - он был на заводе и выживал, ему помогал Саша, такой была его жизнь. Но как только его перевели на поселение, то он стал все чаще с ними встречаться в тех поселках, которые были  рядом, - невольно. 
Однажды - за год до приезда Кати - он встретил молодую пару хакасов. Какие же они были красивые... Лет 20, было видно, что они были женаты - но детей, видимо, еще не было. Гриша шел с рынка - где купил себе хлеба и сала, они лежали у него в ранце. Когда он увидел эту пару, стал на них смотреть, и понял, что мы - из разных миров. Если со слугой - они, все-таки, - русские, - то с ними... Что он - если бы захотел, - смог бы понять в их мире? Христианизация и русификация - это просто  грубая попытка проникнуть в этот мир, проникнуть за стену, сделать их «людьми», именно у нас в церкви это называлось. Что могло бы дать даже чтение про их жизнь и мифы? Это все равно будет перевод. И все люди на земле - разные. Все живут в своих мирах. И лишь Бог может понять все эти миры, соединить нас. 
Но при  этом - я гляжу на них - и понимаю, что они люди.
Они тоже обратили на него внимание, и приблизились . Они начали общаться на их скудном русском. Его звали - Соян, а ее КочЕ.   
И вот они все чаще встречались, они узнавали русский, а он - их язык. Ему - сидевшему на поселении, да еще и ждавшему Катю  - это стало очень важно. И для них тоже.
Он понял, что они и правда относятся ко всему по-другому. Для них природа была живой, в ней все пело, и они тоже пели. Мы сидим там в Европе - и слишком разумные, по сравнению с ними. И даже его масонство - тоже. Масоны и мистики говорили о духовном блаженстве, которое основано на морали и самосовершенствовании. Но не похоже ли это на схемы, на учебник, в котором тебе говорят, что небо синее? Кстати, так же можно отнестись и к русскому богословию. Тот самый Филарет Московский написал учебник по богословию.
А вот они рядом с ним - Соян и Коче. У них нету никакого учебника (а если он появится, то он все разрушит).  Они верят в своих богов и приносят им жертвы  - это могут быть еда или животные. Да, какой-нибудь философ - и тем более богослов - сказал бы ему - что он их «придумал», тем более что он еще не свободен.
Но что значат эти слова перед фактом их существования - такого органичного, насыщенного. Мы там - строим империю или воюем с ней. А они - живут и любят.
Через полгода - когда пришла зима, Новый год и Рождество - то он присутствовал на их Новом году. Их общение было уже тесным. Обе стороны понимали языки друг друга (причем если раньше Соян и Коче видели в его языке язык завоевателя - то теперь они видели, что русские могут общаться с ними из интереса, не презирая их, и поэтому делились многим, пускали его  в свой мир). Он пришел к ним в их деревню. Там было несколько юрт.
Они сказали ему, что если каждая семья не принесет  богу свинью, то солнце весной не вернется. (Он тут же почувствовал, как Филарет в Москве стал над ним смеяться, как и братья масоны.) 
Все хакасы - их было человек 40 - собрались на некоей главной площадке. И стали убивать свиней ритуальными ножами. 
Тут он и вспомнил свои очень давние сны. 
О том, что жертвоприношение - в основе всего мира, и всех религий. И ведь и в христианстве важнейшее событие - распятие, крест, и в одном песнопении говорится, что крест - это основа вселенной. А смерть жертвы - это символ смерти вселенной, всего нашего мира. А воскресение Христа - символ новой вселенной. И эта жертва свиньями - тоже символ не только возрождения нашего мира весной, но и вообще другого мира, новой вселенной.
И разве его жизнь - тоже не жертва во имя нового мира?
Лица у всех были сакрально-серьезными. 
А рядом с ним стояли Соян и Коче. Они тоже верили. 
Кстати, он знал, накануне  некоторые в их племени высказались против его прихода. Но его новые друзья - отстояли его и он был им за это благодарен.
Итак, все они верили, что если не принесет эту жертву - то весна не придет. 
А он?
Он тоже верил. Несмотря на масонов и богословов.
Потому что главное в жизни, - призывать вместе Бога. Пусть он и понимал - в отличие от них, - что во всем мире его называют по-разному. Масоны и богословы пишут об этом учебники. А вот ему Бог дал - быть с ними рядом.
После жертвы все ели эту свинину и пили хакасскую медовуху, вино.
И не было у него «теснее» и радостнее - этого дня. И разве - в другой форме и в другой культуре - не то же самое было и на Тайной вечере? Ты вместе вкушаешь еду и вино, прославляя Бога и говоря с ближним... (и не то же самое было у евреев в шабат?) 
Все они уже смотрели на него не как на чужого, русского. Он и правда - оказался чужим для русских.
Это и значит - быть всего лишь человеком в Российской империи. 
Теперь он был уверен, что после зимы придет весна, а после нашего мира - придет другой...   
И к нему скоро приедет Катя.

Загадка Федора Кузьмича

И вот, когда она, наконец, приехала, то тоже стала погружаться в их мир. Сначала она тоже пугалась, но это быстро прошло.
Соян и Коче были так красивы, и в то же  время она так же, как Гриша - всей душой страдала, что они «чужие» и что их презирают. (А тот самый Филарет в учебнике по сути и обосновывал - такое презрение, и всю нашу колонизацию, хотя по виду и не скажешь...)
Первый месяц ее приезда они говорили с хакасами меньше. А потом - Соян и Коче очень часто просто сидели в их доме. Особенно - если за окном была зима. Русские, кстати, учили их читать на русском (такое делали многое декабристы). У них сложился свой мир. И Катя думала, что Акимовку можно ощущать и находясь очень далеко от нее... (и Царствие Божие тоже будет такой Небесной Акимовкой?)
И вот если бы кто-то услышал их разговоры в этом доме, - то подумал бы, что они там безумны? Или, вернее, что они преступники,  - о которых нужно доложить тому самому майору Гвоздицину?
· Послушай, мон шер. Соян хочет рассказать нам забавную историю.
· Да?

И далее был голос хакаса с акцентом:
· На самом деле - наш великий император не умер, а стал в Сибири старцем Федором Кузьмичом.
· Я слыхала об этом.
· Но правда в том, что он был не  старцем, а шаманом. И очень сильным шаманом.
Потом был сильный общий смех.
· Ты веришь в это, мон шер?
· Конечно. Это многое объясняет. Победитель Наполеона и Парижа - стал шаманом. Именно так он и смог до конца найти себя в этом мире... удовлетворить свою духовную жажду...
· Он смог успокоиться, - уже более серьезно ответил Гриша, как будто завидуя этому состоянию, пусть и в связи с выдумкой Сояна.
Как писал Пушкин, «я сам обманываться рад». И ведь правда, быть шаманом - значит, прежде всего, позволить стать себе шаманом, позволить себе вспомнить, что ты шаман. Александр и вспомнил?   
А потом у молодых родились дети - мальчик и девочка. И это сделало отношение к ним Кати - еще более «вовлеченным». Она откровенно им завидовала и столь же откровенно скучала по Маше. Из-за чего она плакала и часто брала их детей домой. Сам Григорий тоже иногда плакал и думал: «Господи, прости, что - наша Маша там одна. Помоги ей там не потерять себя. Во имя этих детей».
Поскольку хакасы были формально крещены, то Соян  и Коче должны были крестить своих детей. Все это теперь контролировалось духовенством. Но они вдруг поняли, что могут предложить стать крестными тем, кому они доверяют. Ими стали Григорий и одна их русская знакомая. В крещении детей нарекли русскими именами. Но в жизни их все равно так не звали - и сами русские тоже. Причем факт наличия у них таких имен вызывал у русских еще больше презрения. Вот такой и была наша империя. 
После крещения они сказали Григорию:
· Ты научишь нас православию?
· Может, вы научите меня своей вере?
Они все засмеялись.
· Если серьезно, я думаю, что вам можно прочитать Библию. И составить свое мнение. Мы все свободны. А мое понимание, - что Бог един для всех... Главное - уважать и любить других людей (это было, по сути, масонское понимание). 
· Уважать и любить? - переспросил Соян, - то есть делать то, что русские не делают - ни к своим, ни к нам? 
Однако Гриша и Катя - тоже были русскими. Но при этом - изгоями. 


Майор Гвоздицин 

Но их жизнь, конечно, не была безоблачной. За это, видимо, и отвечал майор Гвоздицин. 
Высокий и толстый, он любил есть и выпивать, постоянно играл в карты. В его большом доме было много дорогих вещей, которые он просто отнял у местных заключенных. И у него менялись красивые девушки из хакасок, причем местное духовенство это не возмущало (еще и потому, что у них была своя доля).
Григорию было ясно, что именно его люди  - или даже он сам - не спасли в февральский мороз его преданного слугу Сашу. 
В 32 году приезжает Катя. Чему так радовался наш герой.
Но обрадовался этому и майор. 
· Какая же у тебя красивая жена... и преданная...
Вот так - на «ты» - он к ним обращался. 
Гриша и Катя, - которая быстро поняла, что к чему - старались жить незаметно. Возделывали с помощью нанятых слуг землю. Продавали плоды на рынке. Правда, их общение с хакасами - уж слишком бросалось в глаза... Они там - долгими зимними вечерами,  или в другие сезоны - сидят и смеются вчетвером. Пусть и учили местных грамоте (то есть, делали вроде благое дело). Как можно радоваться и любить, - если ты на поселении?
И вот майор все чаще говорит Кате, - оставаясь с ней наедине, - что она должна поделиться этой их радостью.
· А Вы понимаете, что он мой муж, и у нас в дочь там, на Орловщине.
· Понимаю. 
· Совесть у Вас есть?
Для нее он и был государством - и даже именно государем. Вот он там сидит в столице, и все им любуются, к нему приезжают губернаторы и послы... Но все это ложь, обертка. На самом деле, - он вот этот майор Гвоздицин.   
И вот она - вынуждена была к нему приходить. Знал ли об этом Гриша? Догадывался. Хотя они об этом не говорили.
Вот что значит - быть женой декабриста в Сибири. В XX веке появится немного пафосный советский фильм «Звезда плетельного счастья» про жен декабристов - и там этого не будет, но по-другому быть не могло.
А ведь она делала это и с денщиком Иваном. Но это было добровольно... А с другой стороны - тоже ведь неизбежно, учитывая холод и опасность от разбойников.
Два года она к нему ходила.
Два года - Гриша знал и не знал об этом.
Вот что значит - для женщины в XIX веке - быть до конца преданной и любящей и идти против течения.   
Система хочет вытравить именно эту любовь и преданность, где бы она ни была - в Европе, в Африке или в Америке. 
Два года она молилась в темноте и отчаянии.
Спустя два года - он перестал ее вызывать. Он все больше пил и играл в карты, и даже местные хакаски ему были не нужны. 
Спустя еще три года -  он умер. 
Они боялись, что приедет новый начальник, у которого еще будут силы. Но уже и самого Григория потом отпустили. 
Однако у нее остался вечный вопрос к Богу. Почему он это допустил. Как Бог отвечал ей на этот вопрос - я не знаю. Примерно так же не знал и Гриша. Тот только крепче обнимал и молчаливо просил прощения. 
· Я все равно тебя люблю. И в этом безумии тоже, - словно говорил этим он.
· И я тоже тебя все равно люблю.
Иногда она думала, что Бог - мужчина, и не может ее понять. 
Или просто люди себя до такого довели. Может быть, не стоит так уж верить в человека? Если есть такие, как майор Гвоздицин? И Николай, который его покрывает?
Хорошо, что у них была любовь - пусть майор и пытался ее раскрошить, убить, изнасиловать, - были горы и их Хозяйка, были Саян и Коче.

Хакасы читают  Библию

Как вообще изменилась их жизнь? По-разному. Половину жителей их деревни переселили из их юрт в деревянные дома. Это делали уговорами, но часто и принудительно. 
Соян и Коче тоже стали так жить. Это вроде бы был прогресс - многое теперь стало более удобно. С другой стороны, они уже не так был зависимы от охоты и рыболовства, от тайги, порывали с ней непосредственную связь. Это тоже было и хорошо, и плохо. Их детям было удобно. В итоге, они с Гришей и Катей стали жить в одной деревне. Крещение и изучения русской грамоты тоже было звеньями этой цепи. Как бы то ни было - они так же собирались в  доме их русских друзей, или уже в их собственном доме.
Соян и Коче читали Библию. Иногда Гриша жалел, что посоветовал им это.   
Ветхий Завет очень часто их шокировал. Книга Бытия - интересна и познавательна. Но вот Исход... Как же там Бог проклинает язычников. А в книге Исайи - и самих евреев за то, что они его предают. По большому счету, Бог в ней проклинает вообще все народы?   
Гриша и Катя - вроде и так все знали, но были удивлены. Они как бы видели это все глазами невинных хакасов. Это было странно, и будет иметь свои последствия. 
В глазах Саян и Коче был вопрос:
· Вот, ради этого Бога вы, русские, нас и крестили? 
И еще одна мысль: понятно, почему вы так часто несут всем зло, - и себе, и другим.
Однако они нашли и Песнь песней. В которой просто говорится о любви мужчины и женщины. Это тоже был важный процесс самопознания, который им, все-таки, не давала их культура. (Да и вообще - у них не было своего писания, потому что и письменности не было).   
Когда же они все дошли до Нового - то русская пара облегчённо вздохнула. Бог-то нас не подвел.
Христос был совсем другим... Это было так очевидно для хакасов. Он не проклинал, а благословлял. И евреев, и другие народы.  Призывал к любви. Но вот евреи его за это и распяли. И для хакасов это было неудивительно. 
По сути, они оба свели Библию - к Песни и евангелиям. 
Поэтому когда много лет спустя на одном вечере Осан и Коча стали наизусть цитировать некие библейские слова,  - то многие священники были шокированы.
· Что это за непотребства?
· Это Песнь песней, Ветхий завет, - защитила их Катя. Выяснилось, что не все из них это помнят. 
По сути, в сознании хакасов Библия стала неким странным калейдоскопом, диковинным и затейливым. Простые крестьяне тоже понимали Библию по-своему. Хотя их видение - было в чем-то предсказуемо. Бог скоро явится и отдаст народу волю и землю. 
А вот душа и сознание хакасов было более непредсказуемым, чем-то похожими на фейерверк.   
Понимание же писания духовенством - напоминало огромную реку, но  она застоялась. 
В этом плане и народное видение - и таких, как хакасы, нерусских народов - подтачивало  его. По-разному и с разных сторон. 
Но несмотря на то, что Катя часто смеялась их наивности, – все равно, вера хакасов была более живой и веселой. 
Иногда Катя и Гриша  думали, что Бог - послал нам Песню  песней. И больше вообще ничего? 
Причем она говорит и об обычной любви, и о любви Бога и человека, одно другому не мешает. 
И любили. 
Тем более крепко, что они были «в руках» майора Гвоздицина.
Бог все равно сильнее.
Любовь все равно сильнее. 
Она пробьет этого майора - как пробку, и выбьет его из состава людей.
Так и произошло.   

Дуэль

С другой стороны, произошло так, как она не ожидала. Итак, вместо Гвоздицина пришел другой начальник. Его звали Петров, и он казался им всем - и декабристам, и хакасам - ангелом. Полный, и тоже любитель поесть. Но вот людей он не ел. Он никому не пакостил, жил с одной молодой хакаской, и был в этом постоянным. Он не вредил, а часто помогал Грише и Кате. 
А Гвоздицин как будто исчез со сцены, его куда-то перевели. И прошло уже года три. Они о нем не говорили, старались забыть. Особенно она. 
И вдруг Гриша ей говорит:
· Я его убил. 
· Кого? - спрашивает она и в то же время понимает, о ком он.
· Его. Гвоздицина. 
· Как убил?
· На дуэли. 
Дуэли... Мы с вами еще живем в век дуэлей. Совсем недавно - в 37 - на дуэли убили Пушкина. Потом чуть позднее убьют Лермонтова. Но если в отношении них можно сказать, что дуэль использовалась как средство убийства неугодных (и это были неединичные случаи), то в отношении таких, как Гвоздицин - ситуация совсем другая. Здесь дуэль использовалась как форма казни. 
Дуэлей в столицах было много. Существовали бретеры - люди, одержимые вызовами, получавшие от них адреналин. Даже тени ссоры с таким человеком - боялись. Так что ее первая реакция была: 
· Зачем ты взял этот грех на душу?
И ведь она понимала, что масонство и дуэли, тем более бретерство - несовместимы. Посыл масона в нравственном совершенстве.
Гриша начал ей рассказывать.
Он узнал, что Гвоздицина перевели в другое место, не очень далеко, при этом его повысили. Он стал военным губернатором соседнего крупного города. И он вел себя там так же. За три года испортил жизнь - таким же декабристам и хакасам. Пусть он уже и не мог быть никому насильником. Гриша слышал постоянные жалобы на него. Но что эти категории населения могли сделать?   
Гриша как будто сам все это пережил. Чувство мести мутило его. И его сложно было отличить от чувства справедливости. В масонских книгах по мистике и нравственности - все было так четко. И ему казалось, что их мир далек. Это мир благополучных  немецких городов, или хотя бы Петербурга и Москвы. А не Сибирь, где люди как бы пропадают в холоде и снегу, и где уже не существует ценности жизни и чести...
Однажды он сказал Сояну, который был в курсе всего:
· Что делать?
· Убей его... Григорий. И не мучайся. 
По большому счету - это чем-то было похоже на тот же выбор - что и с царем на Сенатской в 25 году. 
Но здесь все более конкретно. Нужно ли убивать злого  человека? При том, что ты знаешь, что он не только тебе и твоей жене сделал зло, но будет делать и другим? Это очевидно. Он долго молился. Но все равно не мог бы сказать, что слышал ответ Бога. Он знал о библейских словах: не убий... мне отмщение и аз воздам... Он только о них и думал.
Была весна 39 года. И вот однажды утром он встретил Гвоздицина на дороге в том самом городе, где он был военным генерал-губернатором. Никого рядом не было. Он оказался там, потому что сам его организм   - его сюда привел. И Гриша не смог его остановить. Не глядя ему в лицо, он сказал:
· Я хочу Вам передать поклон от моей жены. И ото всех моих друзей. 
Гвоздицин усмехнулся. Узнал ли он его? А может, таких передающих поклонов было много?
Он усмехнулся:
· Я приму Вас завтра утром.
Дуэли были запрещены, так что нужна была конспирация. Раз такое дело - Гриша позвал секундантом Сояна, хотя он не был дворянином, но лишь ему он доверял. Черт с ним,  с Гвоздициным, какая ему разница при ком умирать или убивать. 
Накануне они провели время с Сояном. Гриша спросил у него:
· А как вы относитесь к убийству?
· Людей мы почти не убиваем. Казним преступников. А вот наши предки были великими героями и боролись с татарами. 
Хакас стал петь ему очень красивые национальные песни. И этим очень утешил его. Утром Гриша молился: «Господи... прости и помоги мне... если есть на то твоя воля». Иногда ему казалось, что абстрактный Бог масонов не очень его слышит... А вот просто  «Господь» - да. (Хотя с другой стороны - одно другому не мешает). 
Они явились. Секундант Гвоздицина смеялся над Сояном. 
· Ну Вы и удумали!
Гриша отрезал:
· Давайте уже начинать.  А то я и Вас убью потом. 
Грише хотелось поскорее - убить его. Или быть убитым самому? И вот Катя - узнает о его смерти... А какое было чудесное весеннее утро.
Соян не слушал оскорблений, смотрел на него, как будто уверенный в успехе. Мол, ваш библейский Бог - конечно, непредсказуем, но вот тебе он поможет. Пусть это и убийство.   
Надо напомнить, что Гриша долгие годы служил, прошел войну, и вспомнил все свои навыки. 
Сейчас ты убьешь человека. 
Нет, сейчас ты убьешь Гвоздицина.   
Сейчас ты убьешь человека. 
Нет, сейчас ты убьешь Гвоздицина.   
Главное - не видеть его лицо, глаза. И ведь то же самое было и с французами. Но они были врагами, была война, а Гриша тогда был совсем молод и не был масоном. 
А здесь - все рядом. 
Убийство. 
Очищение земли от негодяя.   
Он выстрелил... и сразу попал... 
Гвоздицин рухнул на траву.
Убийство. 
Убийство.
Убийство.
Второго голоса уже не было. 
Тем не менее, как же он был рад. Ты сделал  это - за Катю... за ее честь и красоту... как рыцарь на турнире... 
Он крикнул:
· Вы оскорбили моего секунданта! Хотите и Вы драться? 
Тот заткнулся.  И увез в карете тело Гвоздицина. 
Ты сделал это за Катю. И что там тебе будет - куда ты попадешь после смерти, - какая уже разница. 
Как странно, что у человека есть власть убивать. И что для этого создан целый мир – мужской мир оружия. Вот к этой власти он и прибегнул.
Он все ей рассказал.   
· Я понимаю, что так ты показываешь, что любишь меня. Но это как будто и на мне тоже висит. 
«Вот мы и вляпались со своими масонскими книжками о храме всечеловеческого братства - в реальную жизнь, в Сибирь, в убийство, в мысль о возможном не-прощении».
У них был один выход - молиться... и любить по ночам... 

Конец ссылки и отъезд   

Весной следующего 40 года - они уехали. Новый начальник Петров уже очень давно хлопотал об этом, писал бумаги о его примерном поведении. 
И вот - случилось. Гриша прожил здесь - почти 15 лет, из них 5 - без нее. Николай добился своего. Гриша здесь даже убил человека - из-за своей жены. И в то же время - нет? Он стал более мудрым, матерым. Если Христос был человеком - во всем, кроме греха, - то Гриша - и грех тоже прошел. Он смирился. Но не перед системой, а перед Богом. Он видел раньше человека - сквозь масонские книжки, а теперь - в реальности. Но это - в конечном итоге, - не заставило его отказаться от своего идеала, а сделало его более глубоким, объемным. Нужно делать  этого человека лучше - добром, просвещением, и просто примером. 
15 лет в Сибири... Которую люди превратили в место наказания, и еще будут превращать. А они с Катей - даже когда ее не было рядом,  - пытались сделать это местом любви. Их дом останется в памяти. 
Что их там ждет? Высшее общество - которое живет все так же, - приемами и балами. Дочь Маша, - которая начала их забывать, особенно его. Им дают свободу. Но принесет ли она счастье и радость? Так что они нередко выпивали накануне отъезда. 
Но друзья их поддерживали. И Петров, и декабристы. И, конечно, - Соян и Коча. Именно с ними они больше всего породнились. Такое бывало в Сибири с другими декабристами. (Один даже женился в Сибири на местной девушке). Кому еще доверять? Народу вообше мало. Русские - либо тоже заключенные, либо  солдаты и офицеры. А местные племена - были как бы в стороне от всего. И они тоже интересовались декабристами - этими пришельцами из столицы - пусть и наказанными. Это было похоже на титанов: гигантские борцы с Олимпом - были обрушены в «тартар». 
Как же им хотелось позвать Сояна и Коча с собой в Акимовку! Но  это было невозможно. И потому, что природа там совсем другая. И потому, что общество это вообще не примет. Они станут – «экзотическими слугами» (а таких было много). Лишь в таком статусе они могли бы там существовать. 
Их провожали вся деревня. Петров... русские друзья... Соян и Коча - со своими чудесными детьми, которым было уже года по три.   
Катя подумала:
«Снова весна и снова дорога». 
Все крестили их на дорогу. Они договорись, по крайней мере, переписываться с хакасами - и это сподвигнет тех научиться лучше писать (что и произойдет потом).
И вот они ехали уже вдвоем. И не верили. 
· Я должна тебе сказать... что когда ехала сюда - провела ночь с денщиком. 
Такие вещи происходили с дворянами часто. Пусть об этом и не писалось в романах.
· Прости меня.
· Прощаю. 
Все понятно - незнакомая Сибирь, разбойники и волки, мысль, что ты вообще не доедешь.
Им обоим стало грустно... 
Но чем ближе они были к России, - а вокруг была еще и весна - тем больше улыбались. 
Да как же Бог нас любит. Он нас и там не оставил. Да, у нас и там были страдания...  и убийство на дуэли... 
Все это - тонет в потоках любви. Уже потонуло. А какие чудесные Саян и Коче... Абакан и хакасы... Хозяйка медной горы...  и то, что они всегда вместе... 
Сибирь - чужая сказка, пусть в ней и было зло, привнесенное людьми.
А Россия - своя родная сказка. Хотя и в ней есть зло. 
У Бога всего много. 
И не нужно бояться возвращения.
У них все впереди.
И Маша их ждет. 
Они снова любили. Но уже не от отчаяния, - как после дуэли, - а от избытка, от легкости, от неведомо откуда взявшейся силы. 
Так что нанятый денщик все удивлялся их смеху и считал их безумными, хотя и добрыми господами. 
Так же будет и на том свете - своя жизнь? Своя сказка? 
У Бога обителей много.






Часть 4. В родной Акимовке 

Смерть живого поэта 

Сразу нужно сказать, что в Москве и Петербурге Грише была находиться запрещено. 
Так что они весной 41 года приехали в Акимовку. 
Еще по дороге они почему-то нередко вспоминали о Пушкине. В феврале 37 - тот был убит на дуэли Дантесом, когда они были там, на поселении. Вся Россия об этом говорила. 
Катя ему рассказала, как именно Пушкин спас ее от навязчивого желания убить Николая. Пушкин был единственным - легким, веселым... И она просто забыла обо всем... Они танцевали.
· Танцевали, значит?- спрашивал и улыбался Гриша.
· Хватит уже.
Да... Пушкин был ее одногодкой, они родились в последний год прошлого века. И именно сейчас - спустя годы - они видит его масштаб. Они с Гришей - были одного с ним поколения, времен Александра (пусть Пушкин его и не любил),  времени победы над Наполеоном, времен декабристов, времен намного более свободных, чем то что устроил из страны Николай. Вот что они чувствовали. Уходит их поколение и приходит другое, Маши и ее сверстников. Еще вчера она сама «боролась» со своей мамой, и вот уже...
Их поколение уходило - в казнях и ссылках декабристов. И вот еще - последняя яркая гибель. Это угнетало. 
В 30 годы - когда они с Гришей были погружены в дела по приезду к нему, -по главам публиковался «Евгений Онегин». И это было открытие. Поэму читала вся Россия.  И пусть Катя и Гриша были не очень настроены на поэмы, потому что сами их проживали... Но позднее - они все и по много раз читали.
«Онегин» показал, что можно описывать стихами русскую жизнь такой, как она есть, во всех мелочах, в ее добре  и зле, и она при этом будет интересна. Читатели как будто спрашивал: а так можно? мы же не в Англии с ее Байроном? и не в Пруссии с ее Шиллером? А Пушкин отвечал: можно... 
Так всегда в жизни бывает. Живой поэт всегда на подозрении. А вот уже умерший -  «архивируется», становится «рукописью». Ее можно запретить или цензурировать (что и происходило с наследием Пушкиным).   
Парадокс в том, что Пушкин и правда был слишком живым для своего времени. Именно как живого поэта Катя его и запомнила. И вот - он умирает. Парадокс. Противоречие.   
Им как бы говорили: все, дальше будет еще уже, еще тише, еще без-кислороднее. И мы отправимся туда - желательно уже без вас. 
По дороге они нередко читали книгу его стихов и плакали.
Пушкин создал для нашей культуры пространство жизни и слова, мысли. 
Он умер - оказавшись погруженным в какие-то нелепые слухи о своей красивой жене Наташе. Николай сделал все, чтобы похоронить все попытки докопаться до истины. Но было ясно, что за этим стоял высший свет и его интриги.
Очень показательно было запрещение хоронить Пушкина публично и то, что его тело тайно перевезли в Святогорский монастырь. Николай не хотел каких-то мероприятий во время похорон.   
Катя говорила в слезах:
· Это называется - я ваш император! Я распоряжаюсь не только вашими живыми телами, но и мертвыми? 
Гриша ей отвечал:
· Это называется: я ваш император, а не он, потому что он всего лишь поэт.   
Власть принадлежит не этим болтунам, а таким, как я. 
Вот что еще показал Пушкин. Новая власть - слова, мысли, образа, воображения. Слова - которые произносил императора или духовенство (тот же Филарет) - имели другое значение. Они были частью системы.... ее стабильности и спокойствия...  А Пушкин впервые в нашей истории масштабно показал, что может быть и другая власть, другие миры. Миры свободного вдохновения. Внушенные музами и Апполоном. А поскольку попытки декабристов изменить систему провалилась, - тем сильнее было желание уйти в эти миры, что читатели и делали.   
И вел в эти мира за собой Пушкин.  Николай понимал, что «империи» нужен поэт. Так же как огромные дворцы и соборы. Но не понимал - будучи, скорее солдафоном, - что поэты - это не здание. Пушкин написал Полтаву. Но написал и Медного всадника. Полтаву печатали, а Всадника, конечно, нет. 
Николай - намного больше получил от Пушкина проблем, чем выгод. Он понял, что его время войдет не как время Николая,  а как время Пушкина. И как время - Николая, который чуть ли ни стоял за его убийцей Дантесом. 
Светлого, родившегося в легкой и свободной в то время Москве поэта - убили в северном февральском Петербурге. 
Но он...
 
 ... памятник себе воздвиг нерукотворной
К нему не зарастет народная тропа
Вознесся выше он главою непокорной
Александрийского столпа
 
Главою непокорной. Непокорной власти и ожиданиям толпы, но послушной музам и Аполлону. Богу в его самом широком понимании. 
«Так же и мы: умрем - но от нас останутся наши слова и дела, - думали со Гриша и Катя. - И дети...”


Первые впечатления

Они были противоречивыми, настроения менялись, как «лице земли». 
Маша... А ведь ей в 41 году уже 20 лет. Красивая, с длинными черными волосами - как  и Катя в ее время, «акимовская порода». 
Все они не верили, что они здесь и что правительство больше не будет его преследовать. 
Она выросла здесь почти без них - у ее родителей Дмитрия Ивановича и Марины. Которые уже постарели.  Здесь же - сводные брат и сестра Кати - им уже лет по 30. А вот та самая Таисья, которая была любовницей из народа у ее отца - которая всех «строила» - уже умерла. Отголосила, отбегала... Ее похоронили рядом с Аграфеной и тем самым Никитой - который погиб из-за глупости Кати. И она всегда  поминает его в молитве. 
Маша была такой же, как она - думала о нарядах, о светской жизни. И так же ходила на спектакли к Марине - своей бабушки. Как и в оперу в Москву и в Петербурге. Книг почти не читала, лишь газеты и женские журналы. По возрасту - ее вполне можно было бы выдавать замуж.   
Уже на второй день они говорят с ней откровенно. Гриша призывает ее читать, не быть «глупой». А Катя спрашивает про женихов. 
· Знаешь, ведь они не спешат за меня, -  из-за папы.   
Так оно и было - такие вещи были у многих декабристов. 
· Почему вы меня бросили? Почему дедушка и бабушка не живут вместе? 
Этот вопрос звучал и гласно, и  молчаливо. А еще выходило, что если бы они не приехали - то она бы так и бегала беззаботно. Родители - лишь причиняют детям боль? Они оба долго ей все объясняли. Иногда Катя просто обнимала ее и плакала. Марина устроила спектакль в честь прибытия зятя и дочки. Но он тоже никого не помирил. 
И тогда Катя и Гриша - переехали из усадебного дома -  во флигель, который стоял в километре от главных домов. Они стали быстро его обустраивать и превратили в полноценный дом. 
Они хотели уйти подальше ото всего. Такие проблемы были у многих декабристов. Кто-то вообще остался в Сибири, переехав из городов, - в которых они были на поселениях - в другие.   
Не все, но были дворяне-соседи, которые не хотели их знать.
Вот и вернулись в родную Акимовку... в Россию... 
Что тяжелее - быть на заводе, или в родном имении - но где тебя никто уже не понимает?   
Они только вдвоем друг друга понимали. И все больше замыкались. Им служило несколько слуг. 
Гриша как будто забыл, что  он масон. Они все чаще пили вино и играли в карты.
Вот так на них подействовала Россия в то время.
И даже любовь по ночам не спасала, как в Сибири, - и случалась все реже. Там у них был враг. А здесь он - размыт по гостиным. 
Как воевать с равнодушием в глазах? 
Как воевать с усмешкой дочери - над всей твоей жизнью?


Деятельность

И вдруг они получают письмо... от Саяна и Коче.
“Дорогие Григорий и Екатерина! 
Мы продолжаем читать и изучать нашу (подразумевают - вашу) христианскую веру. И поняли, что в ней есть Бог-отец, Бог-сын, но  должна же быть жена у Бога... И получается, что она есть - Богородица. Мы видим, что русские очень ее почитают и находим это весьма разумным. Есть иконы, есть храмы, ей посвященные. Как и мы раньше почитали Хозяйку медной горы, или других женских богинь.”  И далее в таком духе. (Куда приведет это своеобразие потом - было неизвестно).
Но как же они оба были рады, что получили от них письмо. Они как будто снова были рядом с ними... с их молодыми голосами и голосами их детей... 
Но не следует так глупо попадать между разными частями своей жизни. Не следует так не-мудро реагировать на то, что происходит. Царь Соломон - к фигуре которого восходила вся масонская философия - это бы не одобрил.
И они поняли, что должны делать. 
Тут же, недалеко от их дома  - возводится небольшое здание школы, к которому примыкает также маленький медицинский пункт. 
Учились в ней - дети их крепостных людей. Первоначально их было 100 человек. Директором и главным учителем был сам Гриша. Ему помогали Катя, ее отец Дмитрий Иванович, и Марина. На все это нужно было получить разрешение. Ясно, что за ним - как  за декабристом, -  смотрели. Несмотря на все, оно было получено. При условии, что будет и Закон Божий. И учил ему отец Геннадий, тот самый, который был просто почти любовником бабушки Кати... Ему было 60. Но выглядел он бодро. Он поначалу злился на господ, что они нарушают его покой. Но потом тоже «включился». 
С другой стороны - Гриша и Катя были этому не рады. Потому что - помимо чтения и письма, давалась еще география и ботаника, все это тогда называлось «естественные науки». Кстати, новое поколение - чаще всего выбирали в университетах именно это отделение (а их поколение больше интересовалось историей, открытой Карамзиным, и даже теологией, в связи с масонами и мистиками). А тогда по всей Европе гремела слава французского ученого Ламарка. Именно он первым создал теорию эволюции живого мира. И - ту самую классификацию живых существ, которая сохраняется и сегодня. (Дарвин придет чуть позже и принесет идею борьбы за существование). И вот - этого самого Ламарка - которым зачитывалась вся Европа, - наша церковь не любила, а цензура запрещала. 
И отец Геннадий - начинает «битву». Единственное что, он, все-таки, не доносил на Гришу. Потому что совесть не позволяла? Скорее всего, потому, что он   - боялся Акимовых, Кати, пусть она и была женой декабриста. Ведь он, с другой стороны - зависел не столько от консистории, своей церковной администрации, сколько от них. 
Ученики были поначалу невежественными. Но уже на второй год - их уровень поднялся. И их количество возросло до 200. Так что рассказывать им о том самом Ламарке - стало возможно. «Да... - думали они, - вот это и есть наш народ...» А ведь родители учеников нередко ругали школу. Говорили, что баре устроили свой каприз, и что они отрывают детей от работы. Одновременно выяснялось, что детей бьют, а еще - парни бьют девочек, и со всем  этим - как и с невежеством - тоже боролись.   
И все-таки... Как радостно было видеть - жажду познания в детских глазах. И сознавать, что именно тебе Бог дал это знание. Дальше - несмотря на все препятствия - они пойдут этой дорогой сами.   
Гриша рисовал картинки  с животными, которые были раньше, и всем многообразием - которое есть сейчас. Тот самый мир, в котором крестьянские дети жили непосредственно - отстранялся в науке и знании. Они по-другому смотрели на коров, коз и свиней. Говорили своим родителям о том, что узнали и что думали сами. Потому что роль человека - познавать, вводить в мир понятия, видеть в нем историю и законы. Сначала были динозавры и реликтовые леса - и уже из них образовалась вся наша фауна и флора. Для крестьян это было немного похоже на сказку, на дивный мир, а сказочник - он сам, Григорий. Но смысл был в том, что каждый сам мог  быть таким познающим сказочником. 
Отец Геннадий - давал свой Закон Божий. На уроках он не спорил с Гришей и Катей, но проговаривал, что мир создан за шесть дней, а животные - за один день, и названы Адамом. 
Закон Божий... Другого названия они не нашли. Есть закон государя, и закон Бога. Есть жандармы государя, а священники - полиция Бога? Богословие из религиозной поэзии давно превратилось в приводной ремень системы. Шаг в сторону - ссылка или тюрьма. Это было видно на примере раскольников. Для народа - священником были палачами раскольников, для просветителей-дворян - просвещения. Так что ясно, что одно могло накладываться на другое.
А вот вне уроков - отец Геннадий постоянно с ним спорил. 
· Если права ваша эволюция, то значит, не Бог создал мир и животных, а сама природа. 
· А я не вижу здесь никаких противоречий. 
Он, будучи масоном, и правда не видел. С ним была согласна и Катя.
· Вы только посмотрите - указывала она на картинки, - сколько там всех было. Динозавры, ящеры. Все они были живыми душами. Жили, боролись за выживание... Их следы мы и видим в нашей почве. Как будто это одна живая душа. 
Она и правда это чувствовала. 
· И разве весь этот мир не восхищает нас в том плане, что Бог все это создал? Так мы познаем мир, себя и Бога. 
Отец Геннадий в гневе толкнул рисунки. 
· Раньше у нас  были иконы со святыми. А вы даете им вот это! 
И ушел. 
Катя закричала:
· Животные-то здесь причем?   
Ей показалось, что Геннадий их всех оскорбил. А ведь они все были, и все они как-то связаны с людьми... 
Их споры стали известны во всем имении. (Хорошо, что соседи еще об этом не знали). 
И тут... к ним в школу пришла Маша. И стала тоже спорить на стороне родителей  и против Геннадия. Молодая, горячая, красивая - и не такая уж и глупая! Ясно, что она смотрела на все заинтересованно, как дочь, а еще - так она просила прощения у родителей за то, что ругалась с ними.
И она тоже стала учителем в их школе. 
Это было время счастья. 
Их дом и школа - стали местом, куда люди уже приходили без боязни. И даже Геннадий стал меньше с ними спорить. 
А они все чаще любили по ночам. 

Во всем виноват Ламарк

Так прошло два года. Но было ясно, что в той системе счастье, связанное с наукой  и любовью, с просвещением - было невозможно. Пусть Маша и не хотела это видеть. 
Летом 44 года - их дом любви и знаний, молитвы - сгорел. Все были шокированы. Полиция определила, что дом сгорел из-за того, что слуги неосторожно обращались с огнем. Все были слишком подавлены, чтобы думать на эту тему. Тела Гриши и Кати были еле обнаружены и захоронены - в акимовском склепе. Отец Геннадий их отпел. Приезжал  и масон, он тоже произнес свою речь о том, что Григорий прошел свой духовный путь. 
Мало кто обратил внимание, что Геннадий все время был смущен. Это приписывали скорби. Но за этим стояло большее. В последнее время он меньше с ними спорил - просто потому, что пошел «другим путем». Подговорил одного недовольного родителя из крестьян, и даже дал ему денег, чтобы тот совершил поджег. Тот  все спрашивал:
· Угодно ли это Богу, батюшка?
· Угодно. Угодно!
И вот это произошло. Однако после убийства - как это часто бывает с совсем не преступниками, - он вдруг понял, что это и правда убийство. Не будет больше Гриши и Кати. Этих таких странных людей. Которые просто любили друг друга,  и  верили в того самого Бога, о котором он только говорил, и которым он лишь пугал народ, который заменился у крестьян «Николой» и «Параскевой», молебнами о дожде. А что если такие, как Катя и  Гриша, - просто по-новому все познают? Для них человек и Бог - не просто слова, они думали и искали смысл. И кто он такой, чтобы убивать их? Наняв этого крестьянина - он сам убил Бога в его душе. И в своей?
Так что отец Геннадий сразу же изменился. Уже через год  -  он все бросает и уходит в монастырь. Правда, он был пожилым. На его место приходит молодой священник. Геннадий заповедал ему «не сопротивляться наукам и новым веяниям». Тот удивился, но запомнил.
На похоронах были все. Приехали не только мать Гриши, но и его отец, который лишь сейчас - простил его за «бунт». 
Люди говорили, что Кате и Грише не было даже 50-ти... Впрочем, такие пожары в то время были частными. И еще все чувствовали, что они были как будто слишком другие, словно с далеких звезд. Поэтому и любили друг друга. Но поэтому - и такая у них была жизнь (мысленно добавляя) - и такая же была и смерть.
Ее отец Дмитрий Иванович - после ее смерти оправиться не смог. И умер через два года. А мать Марина жила дальше, но уже никаких спектаклей не устраивала. Так получилось,  что ее друг-любовник Смирнов к тому времени тоже умер, так что она была в постоянном трауре. 
Прислали письмо с сочувствием Саян и Коче. Они писали, что будут за них молиться.

Больше всего ревела Маша. Она и в горе была красивой.
Но уже через неделю она сказала родным:
· Школу мы закрывать не будем. Я все обдумала. Формально директором станет дедушка. Но я готова реально все брать на себя. 
Все поняли, что именно так они почтут память Григория и Кати. Отец Геннадий хотел все погасить. Но - он лишь подбросил дрова в топку. 

«Молодец, дочурка. 
Живи, люби, ищи, ошибайся... 
Мы здесь. Мы с тобой.
Мы присутствуем».
 
 
   
 
Январь - апрель 2025 года,
Петербург