Сияние Софи. Часть 2. Глава 3
Глава 3.
К шумному зданию аэропорта подъезжает серебристая "Ауди". Сквозь стекло видно, как на переднем сиденье Александр протягивает руку водителю:
— Ну, пока, Михаил Сергеевич. Спасибо, что подвезли. Если будут какие проблемы — сразу к генеральному, без стеснения.
— Счастливого пути, Александр Григорьевич! — с уважением отвечает водитель, крепко пожимая протянутую руку.
Александр выходит из машины, обходит её и открывает багажник. Достаёт объёмную тёмно-синюю дорожную сумку. Аккуратно захлопывает крышку багажника, снова машет водителю рукой и неспешно направляется ко входу в аэровокзал.
Автоматические двери раздвигаются, впуская его вовнутрь. Зал аэропорта встречает гулом голосов, звоном чемоданных колёс и запахом дешёвого кофе из ближайшего автомата.
Над головой гремит динамик:
— Начинается регистрация и оформление багажа на рейс пятьсот три, следующий по маршруту: Прибалтийск – Иркутск – Белоснеженск – Петропавловск-Камчатский. Регистрация проводится у стойки номер семь.
Александр ненадолго задерживается у табло вылетов, затем, кивнув себе, уверенным шагом направляется к нужной стойке.
Примерно через час ТУ-154 с рыком отрывается от взлётной полосы и, плавно набирая высоту, уходит в крутой вираж, беря курс на Восток. Под крылом мелькают огни вечернего города, быстро исчезая в клубящихся облаках.
Александр сидит в салоне самолета, расслаблено откинувшись на спинку кресла. Он полусонно глядит в иллюминатор — за стеклом в темноте плывут редкие огоньки, мерцающие внизу словно звёзды на земле. От вынужденного безделья тянет в сон.
Из полудрёмы его выводит вежливый голос соседа в очках:
— Извините, вы не подскажите, во сколько мы будем в Петропавловске?
— Даже не знаю, — отвечает Александр, поворачиваясь к нему. — Я сам до Белоснеженска, а оттуда ещё дальше, на Север. Домой еду, на родину, — добавляет он с какой-то светлой улыбкой, ожидая понимания. — В отпуск. Больше десяти лет там не был, представляете?
— Ну как же, всё понятно, с лёгким кивком откликается сосед. — Ностальгия?
— Она самая.
Они замолкают. Минует минута тишины — сосед углубляется в кроссворд, а Александр прикрывает глаза. Но тот вдруг вновь подаёт голос:
— Вы подскажете слово к вопросу: "Примета весны"?
Александр задумывается и начинает перебирать:
— Оттепель… Сосульки…
— Нет, не подходит. Семь букв надо.
— Тогда, может, подснежник? Или… ледоход?
Сосед сверяется с кроссвордом и оживлённо восклицает:
— Вот! Ледоход подошёл!
Александр чуть улыбается:
— Да… ледоход — это уже настоящая весна. Самая середина. Прекрасное время…
Он вновь откидывается назад и затихает, о чём-то надолго задумавшись. А вспомнилась ему та далёкая весна…
* * *
Перед началом первого урока в классе Александра стоит привычный гомон. Кто-то спорит, кто-то бегло списывает домашнее задание, кто-то уткнулся глазами в учебник.
Но тут в дверях появляется учительница — худощавая и строгая математичка лет пятидесяти. В тот же миг класс замолкает, и ученики дружно встают из-за своих парт. Её не боялись, и даже немного уважали, так как она, не смотря на свою строгость, почти никогда не жаловалась директору, не вызывала родителей и держалась с учениками просто, как армейский старшина со своими бойцами.
— Здравствуйте, — говорит она, останавливаясь у двери.
— Здравствуйте, — хором откликаются ученики.
Разрешив сесть, она подходит к учительскому столу. Ученики открывают портфели, шелестят тетради и учебники. Через несколько секунд, когда привычный шум утихает, учительница спокойно, но чётко говорит:
— Сегодня, как вы знаете, в стране проводится коммунистический субботник. После нашего урока — все по домам, переодеться и возвращаетесь к школе. Будем прибирать территорию.
Услышав, что будет всего один урок, класс радостно загудел.
Но учительница, охлаждая их восторг, резко стучит указкой по столу.
— Всем тихо! — строго произносит она, и взгляд её останавливается на последнем ряду. — А ты что, Глотов?
Сидящий за дальней партой круглолицый, плотный весельчак, который за несколько секунд до этого подрыгивал на парте от избытка эмоций, застывает. Съёживается.
– Ты что на парте прыгаешь, как обезьяна в клетке? К доске захотел? — продолжает она с холодной иронией. — Так дождешься у меня. Субботник-субботником, но этот урок ещё никто не отменял. А раз так, мы продолжим тему предыдущего занятия. Для этого я напишу на доске одно уравнение, которое, я надеюсь, вы все хорошо усвоили по вчерашнему уроку.
С этими словами она подходит к классной доске и берёт в одну руку мел, в другую — тряпку. Задумчиво помяв её пальцами, окидывает класс слегка прищуренным взглядом.
— Та-а-к… — медленно произносит она. — Кто у нас сегодня дежурный по классу? Я что-то не вижу ни у кого повязки?
Все притихли…
— Мне еще долго ждать? — настойчиво произносит она, скрещивая руки на груди.
Из-за третьей парты неспешно встаёт Александр. Молча достаёт из бокового кармана пиджака скрученную в рулон красную повязку, аккуратно разворачивает её и, не торопясь, натягивает на левую руку.
— Кузнецов, — ввинчивает в него свой взгляд учительница, — почему тряпка к уроку не готова?
В стоящей мёртвой тишине, она делает несколько шагов в его сторону, и продолжает:
— Что-то ты, я смотрю, слишком рассеянным стал в последнее время. Уж не влюбился ли ты?
По классу проносится сдержанное хихиканье учеников, но тут же замолкает под её взглядом.
— Сейчас же возьми её, — протягивает она тряпку Александру, — спустись на первый этаж и намочи.
Внезапно покрасневший Александр выходит из-за парты, молча забирает тряпку из рук учительницы и быстро выходит из класса.
На первом этаже, проходя мимо стенда с надписью: "ИМИ ГОРДИТСЯ ШКОЛА", он замедляет шаг. Взгляд скользит по чёрно-белым фотографиям учеников и учениц и замирает на одной — Татьяны. Он уже давно вынашивал тайные планы снять её на память, но всё не решался.
Александр отводит взгляд и подходит к бачку с водой. Открыв краник и намочив под ним тряпку, быстро направляется к лестнице.
Вбежав на второй этаж он резко замирает — с противоположного конца коридора ему навстречу идёт Татьяна. В руках у неё свёрнутые рулоны наглядных пособий. На полпути один из рулонов выскальзывает, за ним — ещё один, и вот уже вся охапка с шорохом падает на пол. Татьяна останавливается и растерянно прижимает ладони к лицу.
Александр делает шаг — потом второй. Он уже почти рядом, готов наклониться, помочь ей…
Но в этот самый момент дверь его класса приоткрывается и в проёме показывается строгий профиль учительницы.
— Кузнецов! — недовольно восклицает она. — Тебя ещё долго ждать с тряпкой?
Бросив в её сторону злой, почти взрослый взгляд, Александр быстро направляется к открытой двери.
Сидя за партой, Александр почти не слышал, что говорила у доски учительница. Он подсчитывал в уме, сколько раз он видел сегодня Татьяну. Получалось, что за каких-то полтора часа таких случаев было шесть: утром она шла впереди него в школу, потом в раздевалке, у школьного расписания уроков, поднималась впереди него по лестнице, стояла у двери класса. Но всё это со спины. И вот, эта последняя встреча в коридоре… Лицом к лицу… Никогда такого не было.
— "К чему бы это?" — тревожно подумалось ему. Не могло же всё быть просто так.
* * *
На уборку школьной территории в этот субботник привлекли мужскую половину учащихся из средних и старших классов, а на наведение порядка в школе — женскую.
Александр и Леонид несут очередные носилки, доверху загруженные мусором. В этот момент мимо них с визгом и смехом пробегает группа пацанов. Среди них Александр замечает младшего брата Николая. Он окликает его:
— Степан? А ну стой! Вы куда это намылились с субботника?
— Мы на котлован пошли, на льдинах покататься! — весело перекрикиваются мальчишки.
— Я вам покатаюсь! — сердито бросает Александр. — Не знаете, что это опасно? Или забыли, как прошлой весной один утонул?
Затем обращается уже напрямую к Степану угрожающим голосом:
— А Кольке я скажу, чтобы он тебе хорошенько всыпал за это, понял?
Но мальчишки, не дослушав его нравоучений, убегают прочь.
…Раньше Александр и сам был большим любителем покататься весной на льдинах, плавающих в котлованах. Но дело это было крайне опасное, так как случись сорваться со скользкой льдины в ледяную воду, то шансов спастись было очень мало. Льдины, если их много, тут же смыкаются над головой, а намокшая одежда тянет на дно. И тут всё решают ловкость и сноровка. Став повзрослее, он бросил это никчёмное и опасное занятие.
Проходит минут десять-пятнадцать, как со стороны котлована, куда унеслись мальчишки — того самого, что находился примерно в двухстах метрах от школы и за это прозван "Школьным", — раздаются отчаянные детские крики:
— Помогите!.. Сюда!.. Помогите!..
Все, кто находился во дворе, мигом замирают. А потом, не сговариваясь, бросают грабли, лопаты и мётлы — и бегут в сторону котлована.
Александр и Леонид подбегают первыми. На берегу стоят трое мальчишек — мокрые по пояс, дрожащие от холода. Губы синие, глаза растерянные.
— Где Степан? — кричит Александр, уже чувствуя, что случилось что-то неладное.
Дети разом заливаются слезами и тычут пальцами в сторону воды…
Александр смотрит туда. Посреди продолговатого котлована, шириной метров тридцать, среди льдин торчит голова Степана. Он отчаянно барахтается, судорожно пытаясь ухватиться за край ближайшей и влезть на нее. Но руки снова и снова соскальзывают по скользкому льду, и он погружается в ледяную воду, чтобы в следующий миг вынырнуть — всё слабее, всё медленнее.
В это время к котловану подбегают другие ученики, за ними — учителя. Все начинают суетиться: кричат, бегают вдоль берега, что-то советуют друг другу, но толком никто не знает, что делать в этой, казалось бы, безвыходной ситуации.
Один из парней хватается за длинный шест, которым обычно отталкиваются от дна, когда катаются на льдинах. Он старается
подтянуть ближнюю льдину к берегу, но шест то и дело соскальзывает и с плеском падает в воду.
Александр стоит неподвижно. Его взгляд прикован к барахтающемуся в ледяной воде Степану. Мальчик слабеет на глазах.
И вдруг он резко скидывает с себя тёплую куртку, вязаную шапочку, сбрасывает кирзовые сапоги. Оставшись лишь в брюках и рубашке, Александр с разбегу прыгает в воду.
Нескольких сильных взмахов руками хватает ему на то, чтобы достичь края льдины, за которую хватается Степан. Подплыв к ней, он делает одну, потом вторую попытку взобраться на неё… Но льдина тут же накреняется и уходит под воду.
До Степана всего ничего — метра четыре, и он с той стороны тоже делает отчаянные попытки взобраться на неё. Но силы, по-видимому, его уже оставили.
И вот — сначала голова, а затем и соскользнувшие с кромки льдины руки ребёнка, медленно исчезают в воде.
Александр ныряет под льдину — и спустя пятнадцать долгих секунд выныривает в полынье, где только что был Степан. Он держит мальчика на руках и пытается затолкать его на льдину. Но та предательски накреняется, и они снова уходят под воду.
Стараясь не выпустить мальчишку, Александр инстинктивно поворачивается несколько раз. И вдруг с ужасом осознаёт: он не понимает, в какую сторону плыть. До этого всё ощущал телом, держал в памяти направление, но теперь — пустота.
Он распахивает глаза — и встречает кромешную темноту. Правая, свободная рука, лихорадочно шарит вдоль скользкого, шершавого дна льдины, пытаясь найти хоть какую-то опору… Острые наросты льда вспарывают ладонь…
Но воздух и силы уже на исходе. Александр опускает правую руку, крепче обхватывает ею Степана, и они начинают медленно опускаться на дно.
— "Бросить — плыть?.. Бросить — плыть?.."
Эти слова в доли секунды делают тысячные обороты в его мозгу. Он ещё может спастись один. Ещё может… Надо просто разжать руки…
И тут — свет!
Яркий столб света вдруг пронизывает толщу воды, высвечивая на илистом дне ровный, почти круглый просвет. Александр из последних сил рвётся к этому свету.
Секунд через пять они выныривают с другого края льдины. Александр прижимает Степана к себе и плывёт к противоположному берегу, который маячит всего в каких-то шести метрах.
Все, кто был на берегу, бросаются на ту сторону котлована.
Учителя выхватывают из рук Александра мальчика и начинают делать ему искусственное дыхание. Когда он задышал, укутывают его в чьё-то сухое пальто. Физрук берёт его на руки и бежит в сторону школу.
К Александру подбегает испуганный Леонид, поспешно набрасывает ему на плечи куртку.
— Ты что так долго не выныривал? Мы уже думали, что всё вам…
Александр с трудом поднимается на ноги.
— Темно было… — спокойно, почти отрешённо произносит он. — Не знал, в какую сторону плыть. Если бы солнце не выглянуло…
Леонид растерянно смотрит на него, приподнимает брови:
— Какое солнце? — он тычет пальцем вверх. — Ты глянь на небо!
Александр поднимает взгляд. На лице мелькает тень недоумения. Над ним — тяжёлое, низкое небо, сплошь затянутое серыми облаками. Ни малейшего просвета.
* * *
Александр сидит в кресле самолёта с закрытыми глазами. За иллюминатором — только серое марево. В салоне гудит ровный, чуть приглушённый звук двигателя. Воздух сухой, с примесью запаха пластика и подогретой еды.
Кто-то осторожно касается его плеча.
Он открывает глаза и поворачивает голову. В проходе стоит стюардесса с тележкой.
— Вы что будете — рыбу, мясо? — спрашивает она, едва заметно улыбаясь.
— Рыбу, пожалуйста, — отвечает Александр, голосом чуть хриплым от сна или раздумий.
Он откидывает столик, слышится лёгкий щелчок фиксатора. Стюардесса протягивает коробочку — пластиковую, аккуратно запечатанную. Александр берёт её и ставит перед собой.
Пахнет рисом, тёплым соусом, чем-то знакомым… и почему-то вдруг — водой. Холодной, сырой. Он на мгновение замирает, потом глубоко втягивает воздух и отворачивается к иллюминатору.
Там всё так же — серо и пусто.
Свидетельство о публикации №225122100063