1. Царство без царя

Московские Самодержцы. II часть: ИВАНОВО ДЕТСТВО.

1. ЦАРСТВО БЕЗ ЦАРЯ. На исходе 1533 года закончилось правление «природного» московского царя Василия III. В ночь со 2 на 3 декабря 1533 года великий князь скончался в страшных мучениях. В 1534 год Русь вошла с царем-ребенком Иваном IV, еще несмышленышем. Повторилась «схема» времен Василия Темного: на престол взошел свой, «природный» царь, но - отрок, а страной от его имени управляли бояре и вдова прежнего правителя - мать нового царя и, «по совместительству», литовская княжна. Все помнили, чем это закончилось в прошлый раз, потому никто не ждал ничего хорошего и ныне. Бояре личные интересы всегда ставили выше государственных, а «литвинке» в первую очередь приходилось беспокоиться о собственной безопасности. Получилось это у нее в итоге не особо... Вернее, вообще не получилось. Но поначалу все, казалось, шло своим привычным уже чередом. Народ выжидал, а верховники пока еще только начали прощупывать друг друга, искать возможных союзников, дробиться на «партии». 

При агонии мужа великая княгиня не присутствовала. Но, увидев митрополита с боярами, шедших в ее покои, Елена, как и положено, изобразила скорбь, «упала замертво и часа с два лежала без чувств». Впрочем, более, чем вероятно, что длительный обморок Елены был всего лишь данью веками устоявшемуся этикету. Не прошло и сорока дней со смерти законного мужа, как вся Москва открыто заговорила о фаворите государыни Иване Овчине-Телепневе-Оболенском. Да они оба не очень-то это и скрывали. Уже в начале января 1534 года Овчина получит чин боярина.

Не имея пока собственного авторитетного в стране и за ее пределами голоса, Елена в деле управления громадной по меркам того времени державой, к тому же постоянно находившейся в войне с кем-нибудь, была вынуждена опираться на Боярскую Думу, в которую входили: князья Бельские, Шуйские, Оболенские, Одоевские, Горбатый, Пеньков, Кубенский, Барбашин, Микулинский, Ростовский, Бутурлин, Воронцов, Захарьин, Морозовы. Ребята то были далеко не самые последние на Руси, деньгами и делами ворочали немалыми, «кланяться бабе», да еще литвинке, им было зазорно, и потому фактическим правителем страны, чтобы, значит, обычаи старины не нарушать, стал дядя великой княгини Михаил Глинский. А чуть позже к нему подтянулся и первый в истории России фаворит, князь Иван Федорович Овчина-Телепнев-Оболенский. Что уж у них там с Еленой на самом деле было, историки такими фактами не обладают, но подозревали его именно в любовной связи с вдовой царицей, а не в какой-то там платонической симпатии с ее стороны.

Правление Глинских началось с торжественной церемонии венчания трехлетнего Ивана Васильевича на московский престол, которое произошло в Успенском Соборе при огромном стечении простого люда московского, знати и духовенства. На этом праздники, собственно, и закончились, немедленно сменившись суровыми российскими буднями. Бояре, избавленные от страха перед почившим царем-батюшкой Василием, тут же занялись любимым делом, которое у них во все времена получалось и получается лучше всего – начали, мягко говоря, наглеть или, выражаясь словами одного могущественного президента одной, будем надеяться, могущественной страны начала 21 века, стали «борзеть». Прошла от силы неделя после торжеств в Успенском Соборе, как в высших эшелонах власти воцарились суетливая возня, беготня и ругань, как это чаще всего и бывает, закончившиеся доносами, посадками, ссылками и казнями. Главным виновником всех этих мало приятных событий стал беспокойный и весьма склочный князь Андрей Шуйский, уже отмотавший один срок при Василии за свой побег в Дмитров. Желание Глинских жить в мире со всеми московскими боярскими кланами привело, к тому, что Андрей был милостиво выпущен на свободу, где он тут же поделился с князем Борисом Горбатым своей идеей свержения малолетнего Иоанна и возведения на престол его дяди Юрия Ивановича Дмитровского. Горбатый был до глубины души возмущен подобным вероломством и немедленно отправился докладывать правительнице о своем разговоре с амнистированным, но не вставшем на путь исправления боярином-рецидивистом.  Попытка Шуйского исправить собственную оплошность и свалить всю вину за несостоявшийся заговор на самого Горбатого, закончилась безрезультатно - ему просто не поверили. Андрей снова отправился в подвал к крысам, а на дмитровского князя и его окружение посыпались опалы. 

Доказательств вины Иоаннова дяди Юрия, в пользу которого строился весь заговор Шуйского, у правительства не было, однако его все равно сочли опасным. 11 декабря, то есть спустя восемь дней после смерти Василия ІІІ, сам Юрий и 11 его бояр от греха подальше были взяты под стражу. Причем, Юрий был заключен в ту же самую камеру, где незадолго до того уморили несчастного внука Ивана ІІI, Димитрия. Ударившихся вдруг в бега князя Симеона Федоровича Бельского и окольничего Ивана Лятицкого, к которым правительство никаких претензий вроде как поначалу не имело, изловили уже не границе с Литвой. Побег сочли достаточным доказательством участия обоих в заговоре в пользу Юрия, и беглецы немедленно отправились под замок. Дмитрия Бельского и князя Воротынского не тронули – то ли не смогли доказать их вину, то ли они и впрямь ни в чем не были виноваты.

На какое-то время на Москве стало тихо. Союза Елены с московским боярством не получилось. Боярство рыпнулось, Елена в ответ была вынуждена применить силу, чтобы показать всем свою власть и решительность. А вскоре досталось на орехи и её главному советнику и родному дяде Михаилу. Михаил Глинский крайне неосторожно и, видимо, при свидетелях высказал племяннице свое мнение по поводу её «неуставных» отношений с Овчиной-Телепневым-Оболенским, прочитав ей лекцию о «стыде разврата». «Ночной царь» Ваня Телепнев на это тут же обиделся и, пару раз хлюпнув носом, пожаловался правительнице на свою судьбу злодейку. Не в меру разговорчивого Глинского немедленно взяли под стражу, обвинили в подготовке заговора против государыни, ослепили и заперли в ту же темницу, где он сидел до того. Вместе с другом загремел в каземат и Михаил Семенович Воронцов. Воронцова, правда, вскоре выпустили и выслали из столицы, но вот родного дядю Елена из своих коготочков живым уже не выпустила. Там, в сыром каменном мешке он вскоре и умер.

26 августа 1536 года в темнице голодной смертью умер Юрий Иванович Дмитровский. Другой брат Василия III, Андрей Старицкий, узнав о свершившемся злодеянии, немедленно начал вооружаться, усилил дружину и увеличил число телохранителей. От приглашений правительницы приехать в Москву он упорно уклонялся, сказываясь больным, а затем и вовсе начал созывать служилых дворян и, сколотив немалую рать, отправился походом к Новгороду, чтобы укрыться за его крепкими стенами. Успокаивать своего напуганного и рассерженного деверя Елена отправила «ночного царя» Ивана Федоровича Овчину-Телепнева-Оболенского, будучи уверенна в том, что уж этот-то на сторону мятежного старицкого князя не переметнется. Телепнев подругу не подвел – он заверил Андрея, что претензий к нему у властей нет, и что он может свободно и безбоязненно перемещаться по стране, куда ему вздумается. Андрея даже пригласили на примирительные семейные посиделки в Москву, куда он, поразмыслив, и отправился в итоге вместе с женой и сыном. Как и следовало ожидать, «посиделки» и для самого Андрея Ивановича, и для его близких закончились посадками. Андрей с семьей попал под замок, где на него надели не только цепи, но и некое подобие железной маски - «тяжелую шляпу железную», его приближенные были разосланы по монастырям, а 30 верных ему дворян были развешены по деревьям вдоль Новгородской дороги. Через полгода доверчивый Андрей был убит и с царскими почестями похоронен рядом с братом Юрием.

Теперь у Елены Глинской и её маленького сына Иоанна сколь-нибудь весомых соперников в стране не осталось. Приумолкли и озадаченные такой решительностью и коварством «литвинки» бояре. А значит, ни что уже не могло помешать правительнице заняться наконец государевыми делами.

Утвердив свою власть внутри страны, правительница вернулась к активной внешней политике, какую вел её покойный муж.

Одним из первых мероприятий нового правительства стал сбор по стране денег для выкупа пленных, захваченных Саип-Гиреем, а может, и тех, что были захвачены до него. За кого именно степнякам «долг» возвращали, в летописях не указано.  Известно только, что на это вполне себе благое дело скидывались без преувеличения всем миром. Немалые суммы должны были внести бояре, города и даже Русская Церковь. В церковных летописях так потом и запишут: «приходили в прежние годы татары на государеву украину и взяли в плен детей боярских, и мужей, и жен, и девиц, и потом возвратили плен вспять, а за то просили у государя серебра. И князь великий велел своим боярам серебро дать, а хрестьянские души у иноплеменников откупить». Можно себе только представить, сколь многочисленном был тот полон, раз государству стоило таких огромных усилий собрать серебро на его выкуп.

Учитывая, что главными направлениями русской внешней политики по-прежнему оставались Литва, Таврида и Казань, эти странам в первую очередь и решено было сообщить о том, что государь на Москве поменялся. От имени юного Иоанна IV Елена предложила союз Саип-Гирею Крымскому, мир Сигизмунду Польскому и покровительство Еналею Казанскому.

Посольство в Казань оказалось удачным. Уже в апреле в Москву к ИвануIV приехали казанские послы и «грамоту написали, как с отцом его было с великим князем Василием». А вот на двух других направлениях у новых русских властей не склеилось. Король Сигизмунд, надеясь на малолетство Иоанна, мириться вроде как не отказывался, но взамен потребовал от Москвы возвращения всех потерянных им при Василии III городов, а затем, особо-то и не скрываясь, начал вдруг собирать войска и через своих послов принялся склонять к союзу крымского хана. Крымский хан тоже решил, что король гораздо сильнее московского ребенка и на союз с ним согласился. Посол Иван Челядищев сразу сообщил в Москву, что «царь крымский не захотел дружбы и братства с великим князем», но «захотел королю дружить, а на великого князя быть с ним заодин».

Той же весной крымцы совершили очередной набег на «украину». 8 мая татары азовские и крымские вместе явились в Рязанскую Землю на берега Прони и принялись разорять тамошние села. Что именно они там искали, сказать сложно, ведь южный русский рубеж после недавнего вторжения крымцев был неплохо защищен, и на Окском рубеже были теперь сосредоточены значительные силы. По июльской росписи 1534 года, московские воеводы с полками стояли в Коломне, Серпухове, Рязани, Боровске, Мещере, Стародубе, Туле, Новгороде-Северском и Путивле. В результате воеводы Пунков и Гатев с князем Семеном Федоровичем Хрипуновым настигли и побили степняков там же на берегу Прони, взяв их не столько числом, сколько внезапностью. Всех захваченных в плен азовцев и крымцев воеводы отправили потом на Москву к великому князю в качестве подарка, чтобы порадовать и самого хлопца и его своенравную маманю.

Все понимали, что одним набегом дело не закончится, ибо отношения с союзной Крыму Литвой становились все напряжённое. Помимо нерешенных территориальных споров, дело усугублялось повальным бегством из Литвы на Русь крепостных холопов, уставших уже от панского гнета. Русские помещики охотно селили их в своих вотчинах, что не могло не раздражать короля и его вассалов. Напряжение на русско-литовском рубеже нарастало. Москва ждала войны, готовилась к ней, стягивала войска к западной границе.