1917

Странички из дневника Владимира Салазкина
(Альтернативная история)

24 октября, около 11 вечера

   Папа вернулся домой лишь около девяти, и на протяжении всего ужина говорил о Керенском с таким ехидством и нескрываемым раздражением, что стало даже неприятно. И непременно называл его Александром Четвёртым. А по мне он ничего, я однажды слышал его выступление. Хорошо говорил: красиво, убедительно, с энергией. Рассказал тогда папа, а он только рассмеялся: «Говорить он мастер. Если бы ещё что-то делал, так ему бы цены не было. А так – сыплет обещаниями налево и направо. Сам же ничего не делает, другим поручает. И никогда не проверят – выполнено, или нет».
   Затем папа спохватился и грозно потребовал, чтобы я ни на какие митинги носа не показывал.
   А у нас все ходят, даже наши барышни. Лена Скворцова на митинге работниц какой-то фабрики даже подралась с кем-то.
   У семиклассников порою до половины не приходят в классы. Учителя ругаются, грозятся снизить оценки по поведению. Отец Спиридон призывает к благоразумию.
Не успел папа закончить ужин, как пришёл Иван Андреевич, который тоже товарищ министра. Закрылись в кабинете и дверь плотно прикрыли. Но я обрывки их разговора я слышал. Отец был очень возбуждён и ругал Керенского неприличными словами. Говорил, что ещё вчера надо было ехать, но…
   По отдельным репликам я понял, что Александр Фёдорович собирается завтра на фронт, за подмогой, а отец и Иван Андреевич считают, что времени не осталось, ехать нужно в сию минуту, раз уж он вчера не поехал, хотя ему говорили. И всё это потому, что завтра большевики открывают съезд Советов, в котором у них большинство.
   Ма пыталась отправить меня спать, но я сказал, что ещё не закончил уроки и вернулся в свою комнату.
В одиннадцать вечера приехали ещё три человека. Усидеть на месте я не сумел. Сделал вид, что мне нужно в уборную и проскочил мимо гостей. Одного успел рассмотреть – военный министр Алексей Алексеевич Маниковский. С ним был ещё полковник, третий гость был мне так же незнаком.
   Полковник имел зычный голос, так что я из своей комнаты услышал многое. Они обсуждали предстоящее заседание правительства, которое будет проходить не в Зимнем, а в Николаевской академии, что на Суворовском проспекте. По этому случаю охрана академии будет усилена эскадроном Дикой дивизии. Другой эскадрон будет разбит на два полуэскадрона и куда-то отправлен, я не сумел понять, куда? Затем они долго обсуждали Зимний дворец, причём, как-то с жалостью, словно ему что-то угрожало. Последнее, что я слышал – так это очередную порцию оскорблений в адрес Александра Фёдоровича, и что пора избрать новым Председателем правительства Коновалова.

25 октября, 11 ; вечера

   Утром ма потребовала, чтобы я зашёл за Костей Верченко, чтобы мы шли в гимназию вместе. И назад – тоже. Если – не дай Б-г, услышим стрельбу – немедленно прятаться.
   Костя, наверное, получил такие же инструкции, и потому ждал меня около дома.
В отличие от меня, Костя был почти что революционером. Бегал на митинги, распространял листовки и прокламации и даже иногда продавал газеты. И с гордостью рассказывал, что долго колебался между меньшевиками и большевиками, и в конце концов выбрал последних.
   Папе большевики не нравятся. Говорит, что они уважают только силу и плюют на законы. Разве сила – это свидетельство ума? Вот, Косин, что работает дворником в 11-от доме. Силы – лошадь поднять может. А по жизни – дурак дураком.
   Я с папа солидарен. Главное – законы.
   Рассказал Косте о ночных гостях. Но поскольку Костя симпатизирует большевикам, а мы с папа – нет, то слукавил: сказал, что усилят охрану Зимнему.
– Здорово! – тут же отозвался он. – С тех пор, как твой отец стал товарищем министра, ты находишься почти что на передовой и всё знаешь! Я тебе завидую, но чистой, белой завистью, не волнуйся, на нашей дружбе это не отразится.
   Подумал, что, наверное, зря я рассказал ему про эскадроны Дикой дивизии. Попытался перевести разговор на другую тему, но Костя не унимался.
– Два эскадрона? Откуда они взялись?
– Ну да, два. Ко Зимнему два подхода: один со стороны Адмиралтейства, другой – с набережной. Поэтому два.
Костя задумался, словно пытался разгадать какую-то загадку.
– Ты знаешь, – неожиданно сказал он, когда мы уже подходили к гимназии. – Не пойду я сегодня на учёбу. Надо мне сбегать… Может прийду, но потом. Ты придумай что-нибудь!
   И скрылся.
   День прошёл, как обычно, лишь в конце занятий в класс зашёл Андрей Ильич, директор, и предупредил, что в городе беспорядки и нам нужно сразу же бежать домой, обходя скопления людей, если таковые (не дай Б-г!) встретятся по дороге.
Папа ночевать домой не пришёл. Предупредил, чтобы из дому не выходили, если будет стрельба, то ни в коем случае не подходить к окнам, а пережидать в коридоре. Если будут много стрелять – лечь на пол.
– Господи! – сокрушалась Наташа. – Если царь поменялся, значит стрелять надо?
   Она не разбиралась в политике и была готова, как и папа, считать Керенского Александром четвёртом. Это даже смешно, что у них с папа совпали политические установки.
   Перед ужином ко мне забежала на минутку Ирина Прохорова из нашего класса и рассказала, что большевики пытаются взять штурмом телеграф, но неизвестно откуда появившиеся солдаты и кавалеристы им не дают.

26 октября, 10 утра

   Ма не пустила в гимназию. Папа велел. Говорит: опасно выходить на улицу. Ночью сожгли Зимний дворец. Папа дома не ночевал. Наташа с гордостью сказала, что у нас дома еды достаточно, хоть неделю на улицу не ходи.
   Приходил Саша Егоров. Он очень любопытный, но телефона у него дома нет, поэтому ходит по товарищам, выясняет – кто что знает. Ну и делится тем, что услышит. Ма считает его сплетником, но я не согласен.
   Наташа, несмотря на всё, принесла свежие газеты – «Речь» и «Новую жизнь». В них писали, что большевики ночью пытались свергнуть Временное правительство, но так его в Зимнем не оказалось, то попытка переворота сорвалась. В «Речи» написали, что революционеры подожгли дворец от злости. В «Новой жизни» написали, что пожар начался случайно, из-за того, что у части штурмовавших дворец были факелы (Электричество во дворце в какой-то момент отключили). В «Речи» писали, что съезд Советов планировали начать вечером 25-го, но так шли споры – брать Зимний, или нет, начало несколько раз переносили, и съезд открылся лишь под утро, когда половины делегатов уже не было. В «Новой жизни» рассказывали о том, что Советы пытались создать своё правительство, но у них не получилось.

10 ; вечера

   В город вошли войска. Стреляют более в центре, у нас безопасно, хотя пуля может пролететь целую версту. Звонил папа, рассказал, что арестовали главного большевистского революционера – Троцкого.

27 октября, 10 утра

   Звонил папа, говорил, что с ним всё в порядке.
   В городе продолжается стрельба. Гимназия закрыта до понедельника. Не понятно, то ли это наш гимназический воевода так решил, то ли ему велели.
   Приходили Егоров и Мулявский. Рассказывали, что попытка переворота сорвалась не из-за того, что Временное правительство спряталось в Николаевской академии, а из-за того, что большевики не знали об этом. Они прослышали, что охрана Зимнего будет усилена, и бросили на дворец все силы. А когда выяснилось, что это ловушка, было уже поздно. В Зимнем были запасы вина (Мулявский уверял, что специально для бунтовщиков заготовили) и многие большевики тут же упились до такой степени, что на месте и улеглись. Пожар же был не такой уж большой, большая часть здания уцелела, только несколько десятков в дыму задохнулись.

11 ; вечера

   Гром и молнии. Приехал папа. И сразу ко мне. Я почувствовал недоброе.
Он затащил меня в свой кабинет, цыкнул на ма, чтобы не заходила, и буквально бросил меня на стул, и стал ходить передо мной взад-вперёд. Наконец, выдал:
– Кому ты рассказал про эскадроны Дикой дивизии? Я знаю, ты слышал.
   Рассказать о том, что Косте – означало сознаться в подслушивании. Плюс, прослыть трепачом. Плюс…
   Пока я размышлял, у папа лопнуло терпение, и он отвесил мне такую оплеуху, что я чуть не слетел со стула.
   Значит дело гораздо серьёзней, чем я думал. И тут же вспомнил, что папа не раз говорил, что ложь является самым тяжким преступлением. И я выдавил из себя:
– Косте…
– Верченко? Это тот, у кого отец – врач?
   Я кивнул. Отец сплюнул на пол. Ещё одна красная черта позади. Я сжался в комок.
– Ты понимаешь, что это твоя болтливость стоила жизни десяткам? Понима-а-а-а-ешь??? – он плюхнулся на свободный стул.
   Я еле удержался от слёз и сбивчиво пересказал наш разговор. Слово в слово.
Папа отдышался.
– Ты всё на грань поставил! Слава богу, что соврал! Если бы они узнали, что правительство перебралось на Суворовский, то сейчас бы во главе страны был бы Троцкий или Ленин. А мы бы…
   Из его рассказа я понял: никто не знал о нескольких эскадронах Дикой дивизии, что тайно были размещены на окраине. Даже Александр Фёдорович не знал, ему не рассказали, потому что трепач и демагог. Благодаря мне, через Костю, большевики узнали. Хорошо, что я соврал. Большевики решили усилить отряды, которые должны были взять Зимний, вышла заминка, к открытию съезда Советов, которому они придавали важное значение, не успели. Только начали штурм, уже поздно вечером, как выяснилось, что в Зимнем правительства нет, только Карташёв, министр вероисповеданий, остался – для приманки, создавал вид, что правительство работает. Его чуть не убили, когда поняли фокус.
   Ещё я понял, что большевики очень надеялись на крейсер «Аврора», он действительно один раз выстрелил по Зимнему. Полагали, что это всё решит. Но артиллеристы батареи Дикой дивизии шарахнули разок по Смольному, где заседал съезд и предупредили, что если «Аврора» продолжит стрелять, то от Смольного останутся одни камни. Часть депутатов тут же сбежали.
   Короче, у большевиков всё пошло не по плану. Так что у нас всё то же правительство с Александром четвёртым – папа не удержался от того, чтобы напомнить, что о нём думает, во главе.
   Ну а мне…
   Не буду писать.
   Я под замком. К телефону подходить запрещено.

28 октября, 10 вечера

   Весь день был в подавленном настроении. Получается, что если бы я передал Косте, то, что услышал, сейчас бы во главе страны был бы Троцкий? Или Ленин? Я мог изменить историю?
   Должно было захватить дух, а стало страшно. Одно, маленькое, казалось бы, совсем пустяшное событие, и история мира идёт уже иным путём?
   Я вспоминал Александра Македонского, Наполеона, других великих. Разве только они делали историю? Такой малозаметный человек, как я, всего лишь пятиклассник, и тоже мог изменить историю?
   Спросить у Некнязя?
   Говорят, что 25-26 погибли тысячи. Неужели часть из них – по моей вине? Почему папа сказал «десятки»? И добавил, что виноваты не солдаты, которые исполняли свой долг, а те, кто устроил бунт. Из этих тысяч на моей совести несколько десятков?
   Не понимаю.

29 октября, 11 вечера

   Папа вернулся домой в превосходнейшем настроении. Казалось, танцевать будет. Мы с ма и Наташей недоумевали, пока он не объявил, что сегодня скинули (именно так он сказал) Александра четвёртого. Завтра во всех утренних газетах будет сообщение, что новым Председателем правительства избран Александр Иванович Коновалов.
– Как он на рояле играет! – восхищался отец, как будто для главы правительства это самое главное. – Его учителем был сам Рахманинов! И не забывайте, у него за плечами физико-математический университет в Москве и экономический – в Германии!
   Первым же указом правительство Коновалова велело освободить Быховских заключённых – генералов Корнилова, Лукомского, Деникина, Эрдели и других, кто два месяца назад добивались введения военного положения в столице.
– Эти наведут порядок! – громко, как на митинге, говорил папа. – Больной зуб нужно удалять разом, а не тянуть, доставляя лишь мучения. Власть, чтобы её уважали, должна показать силу! Если бы в августе Керенский позволил Корнилову ввести в Питере военное положение, не было бы того, что случилось. Власть должна быть сильной, чтобы её уважали! А он компромиссы искал! С большевиками? Чем проще и необразованней человек, тем меньше он понимает, что такое компромисс. А большевики наполовину пьяницы и бездельники.
   Наташа слушала, затаив дыхание. А потом выпалила:
– Так теперь Коновалов будет Александром пятым?
   Немая сцена не по Гоголю.

30 октября, 7 часов вечера

   Возобновились занятия в гимназии. Нас строго предупредили – ни слова о политике. Но как можно? Все перемены были посвящены ей самой. Даже девочки участвовали. Костя на занятия не пришёл, никто не знает, где он. Я размышлял – не зайти ли к нему после гимназии, но, вспомнив ту выволочку, которую устроил мне папа, решил, что пусть это сделает кто-то другой. На улицах полно патрулей. Гимназистов не останавливают, но смотрят на нас с подозрением.
   Газету «Правда» закрыли на месяц. Но участвовать в выборах не запретили, что очень возмутило папа. По слухам, один из лидеров большевизма, Ленин, бежал за границу. Наверное, в Германию. Теперь в то, что он германский шпион поверили и те, кто раньше сомневался. В меньшевистской (!!!) газете «День» статья, в которой рассказывается о том, как Ленин и его друзья по партии через Германию добирались до России.
   Вагон с большевиками прибыл на Штеттинский вокзал около 7 ; утра 29 марта (в Германии это 11 апреля). А в портовый Засниц, где их ждал пароход, вагон отправился лишь около семи вечера того же дня. Спрашивается, могло ли быть такое, что все эти одиннадцать часов с лишком обитатели вагона не выходили из него? Хотя бы по нужде? Значит, врали о «запечатанности» и об особой охране, поставленной возле вагона, чтобы никто не выходил.
   Как говорили в Древнем Риме: «Сui prodest?» - кому выгодно? Конечно, Германии. Они проигрывают войну. За последние месяцы к Антанте присоединились Североамериканские штаты, Греция, Бразилия, Куба, Панама и даже далёкие Китай и Сиам (Какой от двух последних толк будет – не представляю. Неужели начнут китайцев на фронт посылать?) Июльская резолюция Рейхстага о мире без аннексий и контрибуций – это вопль: «Не наказывайте нас за то, что мы начали войну!»
   Папа сказал, что Антанта никогда не пойдёт на такой мир: Германия должна быть наказана.

2 ноября, 9 вечера

   Петроград на военном положении. Действует комендантский час с восьми вечера до шести утра. Впрочем, Наташа уже выяснила, что можно и пять часов выходить, никто не остановит. Разве что, если возле правительственный учреждений.
   Костя рассказывает, что теперь он поддерживает не большевиков, которые не оправдали его надежд, а меньшевиков, которые поумнее. Я делаю вид, что ничего не случилось, но стараюсь общаться с ним поменьше. Понял: он из тех, кто с лёгкостью меняет убеждения, пытаясь угадать, кто победит.
   Объявили окончательную дату выборов в Учредительное собрание – 12 ноября. Папа ругается, говорит, что страна к выборам не готова, непонятно, как будут голосовать солдаты на фронте, и тут же разводит руками – ничего не поделаешь. Тянуть больше нельзя, иначе всякие бунты, вроде октябрьского будут повторяться. Тем более, что лишь некоторые из большевистских лидеров попали в тюрьмы: Троцкий, Каменев и ещё кто-то, кого я не знаю. Многие – в бегах, никто не знает, где они.
   В газете «День» ещё одна непривычная для них статья: о Ленине. Преподнесли, как сенсацию, что он потомственный дворянин. Ну и что? Кого этим сейчас удивишь? И то, что у него есть немецкая кровь, и что дед его – выкрест, короче, всё собрали. И как он с лёгкостью обманывает, предаёт друзей и всё в том же духе. Действительно, вырисовывается крайне неприятная картина человека, готового на всё ради власти.
   Наш Некнязь (то есть учитель истории Николай Николаевич) на переменке, хотя это и не полагается, встрял в наше обсуждение этой статьи о Ленине, и объяснил, что меньшевики пытаются всеми силами перетянуть на свою сторону тех, кто поддерживает большевиков. И хотя и те и другие – эсдеки, но между собой ладят, как кошка с собакой.
   Папа рассказал, что в Петроград тайно прибыл посланник от Кайзера: просят помощи России в организации переговоров о мире. Сулят, если удастся добиться мира без того, чтобы Германия понесла весомые потери, списание долгов и множество других прелестей. Папа тут же объяснил мне, что Россия на это не пойдёт по простой причине: российские долги Великобритании и Франции значительно больше, чем Германии. После победы обе эти страны долги спишут.

16 ноября, 8 вечера

   Выборы в Учредительное собрание состоялись.
   Шок: по данным телеграмм с 90% избирательных участков большевики получили 18% мест, став второй по значимости партией. Я полагал, что их песенка спета. А партия кадетов, которой папа посвятил столько сил, всего 5%. Папа надеется, что новое правительство будет составлено из социалистов – российских и украинских (это уже половина), плюс меньшевики и кадеты. Уже 60%. Можно ещё надеяться на поддержку мелких партий, вроде Крестьянского списка или грузинских социалистов.
   Другая неожиданность – низкая явка. Примерно половина. Папа объясняет это войной.
Во главе правительства скорее всего окажется Чернов, к которому отец относится с некоторым пренебрежением. Говорит, что это мастер ломать, а не строить. Папа и его партия будут проталкивать идею, чтобы Чернов получил должность Председателя Учредительного собрания, а главой правительства оставили бы Коновалова, поскольку последний хорош не только в делах политических, но и в предпринимательских. Мне про него папа столько замечательного рассказал, что я поражаюсь – разве можно желать во главе страны кого-то другого?
   Наверное, будет введена должность Президента – как во Франции или в Американских штатах. И уже есть кандидат – Владимир Галактионович Короленко. Папа называет его эталоном честности и предрекает, что никто не посмеет выступить против.
   В гимназии тоже говорили о Короленко. Наш Карандаш (Иван Никанорович) на вопрос о Короленко сказал похоже: кристальной честности и большого ума человек. Такая характеристика от Карандаша много стоит.

28 ноября, 6 вечера

   Сенсация: Наташа собралась замуж. Ма тут же ахнула и сказала что-то вроде «В тихом омуте черти водятся». Но в этом желании Наташи ничего странного нет, какая девушка замуж не хочет? Старой девой её не назовёшь, хотя ей уже двадцать четыре. Тут же пожелали ей счастья.
   На радостях она привела показать нам жениха. Александр Богданович, родом из Житомира, малорос, прапорщик. Был на фронте, после ранения и госпиталя оказался в штабе Петроградского военного округа, телеграфист. Два Георгия. Живёт пока в казарме.
   Ма тут же договорилась, чтобы Наташа не уходила сразу. Нас в семье осталось трое: папа, ма и я, так что хлопот много не создаём. Тем более, что папа (по словам ма) в доме – редкий гость. На это Александр Богданович отозвался, что и у него такой статус: приходится торчать в штабе от зари до зари. Деваться некуда: служба.
   После его ухода ма тихонечко шепнула, что этого прапорщика можно звать Александром шестым. Папа чуть не упал со стула.

9 декабря, 8 вечера
   Был на дне рождения у Иры Прохоровой. Самая симпатичная девочка в нашем классе, и самая юная, ей только сейчас исполнилось 13. Я был очень рад, что она меня пригласила. Подарок для неё выбирала ма, купила хорошо иллюстрированную книгу про природу. Мальчиков из нашего класса было всего двое: я и Алёша. Был ещё какой-то Ирин двоюродный брат, семиклассник, который пытался смотреть на всех нас сверху вниз. Заносчив и самолюбив до предела. Я чуть было не сцепился с ним, Ирочка вмешалась. И хотя мы условились политики не касаться, этот её родственник успел поделиться интересным, как он сказал, наблюдением: издание газеты «Правда» возобновилось неделю назад, но до сих пор в ней не было ни одной статьи Ленина. Пытались проверить, не скрылся ли он под другим именем, но нет, стиль его известен и узнаваем. Понимаю, что этот семиклассник пересказывал лишь чужие наблюдения, но новость приятная. Не люблю людей, для которых власть превыше всего.

17 декабря, 11 вечера

   Папа вернулся с заседания Учредительного собрания расстроенный.
Его уволили с должности товарища министра. У нового министра будут другие товарищи. Всё логично, каждый набирает себе помощников по собственному разумению.
   Я хотел спросить, а что с другими товарищами министра? Уже набрал в лёгкие воздуха, но вдруг подумал, что если кто-то из товарищей остался, то реакция папа будет [следующее слово закрашено чернилами]
   Папа ходил взад-вперёд и сам себя успокаивал: этого следовало ожидать.
– Но ты же остаёшься в аппарате министерства? – пыталась успокоить его ма.
– Раньше я бы был спокоен. Я уже 26 лет на государственной службе, а это очень уважаемый срок. У меня есть право на пенсию, если мне не найдут новую должность и придётся подавать в отставку. Но сейчас всё меняется, непонятно, что будет.   Большевики продвигают закон об отмене гражданских чинов и сословий. И социалисты их поддерживают. Я и сам понимаю, что в наше время деление на сословия выглядит архаикой, но отмена чинов… Конечно, у существующей системы есть недостатки, но топор – не лучшее средство от головной боли.
   Папа продолжал ходить взад-вперёд и обсуждать сам с собой предстоящую отмену чинов. Затем остановился и объяснил нам, что закон о пенсиях могут изменить, но никак не отменить. Тысячи, десятки, сотни тысяч не оставят без пенсий. И его пенсии хватит, чтобы продолжать нормальную жизнь, пусть и более скромную. Но он уверен, что с его опытом и знаниями не будет проблем найти достойную работу.
   После рюмки коньяка прибодрился и поделился хорошими новостями. С третьей попытки Коновалова утвердили главой правительства. Очень помогли рассказы приехавших из Вичуги, где находится мануфактура Коновалова. Они рассказали, что ещё в 1900 году он ограничил рабочий день 9 часами, затем построил из своих денег больницу для рабочих, школу для детей, богадельню для престарелых и много-много другого. То есть вёл себя, как настоящий социалист. Сердца эсеров дрогнули, и они объявили свободу голосования.
   Теперь у нас по субботам обедает Александр шестой. Конечно, при Наташе мы так не говорим, а обращаемся к нему, как полагается: по имени-отчеству. В его присутствии Наташа порхает, как бабочка, меня это смешит, но ма остаётся серьёзной.
   Я получил от него в подарок немецкий кинжал в самодельных ножнах. Кинжал – острее бритвы. Папа объяснил, что в Германии умеют делать очень качественную сталь, и что в новой России будут делать не хуже. 

19 декабря, 9 часов вечера

   Костю поймали с большевистскими прокламациями. И это после того, как он трепался, что более большевиков не поддерживает! Наверное, исключат из гимназии. Ма случайно разговорилась с его отцом – доктором Иннокентием Верченко. Тот в шоке. Собирается отправить сына в более спокойный город. У них в Риге есть родственники.
   Большевики постоянно бузят. Не умеют проигрывать с честью. Папа говорит, что скоро это кончится. Социалисты предложили земельную реформу, вроде бы толковую. Если пройдёт – интерес крестьян к большевикам упадёт.
   Папа говорит, что войне скоро конец. Дело нескольких месяцев, или даже недель. Всё решается не на фронте, а в тылу. В Германии был плохой урожай, но и тот не собрали, потому что некому – всех мужики на фронте, в тылу лишь старики да калеки. Скоро там начнётся голод, и они сдадутся.

23 декабря, 6 часов пополудни

   Принесли ёлку. Большую, пушистую и вкусно пахнущую лесом. Ко мне пришли Ира и Вадим из нашего класса, и мы вместе стали её украшать. Ёлка такая высокая, что нам даже лестница потребовалась. Наташа купила в магазине цветной бумаги и лент. Из бумаги мы вырезали фигурки, приклеивали ленточки и вешали на ёлку. Затем вешали орехи и яблоки, завёрнутые в фольгу. Ма достала из коробки несколько больших стеклянных шаров, их мы вешали с величайшей осторожностью.
   Папа пришёл на удивление рано и угостил всех шоколадными конфетами фабрики «Эйнем». Затем не удержался и порадовал нас сообщением, что в Москве арестован Ленин.
   Ма устроила ужин для всех, во время которого папа неожиданно достал бокалы и налил всем вина. Себе – порядком, ма – меньше, а нам – по капельке. Торжественно поднял бокал и провозгласил:
– Я верю, что 1918 год будет лучше и ярче, чем любой из предыдущих годов этого века!

Сочельник

   С утра ма и Наташа не выходят с кухни. Сварили огромную кастрюлю рисовой каши с медом, орехами, изюмом и укрыли её несколькими полотенцами, чтобы она «доходила под шубой».
   Мне разрешили пригласить нескольких друзей. Я спросил – «Сколько?» и получил неожиданный ответ от папа: «Да хоть десять!» К моему удивлению, ма не возражала.
   Десять человек я, конечно, не собрал, такие предложения делаются заранее, но шесть или семь придут, включая Иру.
   Днём меня ма послала в магазин Полякова со списком: докупить всякие мелочи, о которых забыли.
   У магазина неожиданно встретил Зину – младшую сестру Кости. Она хотела увернуться, но я поймал её за руку и спросил, где Костя. Он не появлялся в классе с тех пор, как его поймали с прокламациями. Зина не хотела говорить, и тогда я напомнил:
– Мы же были товарищами. Забыла, сколько раз я приходил к вам?
   Она остановилась, испуганно посмотрела на меня и выпалила: «Уехал!»
   Я отпустил её руку, и она убежала.
   Вернулись тревожные воспоминания.
   Если бы я сказал Косте правду —Россия стала бы другой?
Неужели в самом деле из-за меня погибли люди?
   Или ни в чём не виноват, это само всё так вышло? И никто не виноват, все мы винтики большой машины. Но если никто не виноват, значит, никто и не отвечает?
   Папа говорит, что историю делают великие люди.
А я подумал: может её делают те, на кого мы не обращаем внимания?
   Я записываю это мысли и боюсь: вдруг когда-нибудь выяснится, что именно я сделал?