Сирень

Всех ждёт дерьмо — вопрос лишь в том, как мы к нему отнесёмся.

Царьвилль. Серый город, утонувший во мраке индустриальной революции. За несколько лет здесь было построено столько фабрик и заводов, сколько во всём мире за век не сыщешь. Дым заслонял собой небо, а о растительности в городе давно можно было позабыть. Местные власти совсем не заботятся о моральном благополучии граждан, не осознавая, что это может привести к упадку рабочей силы, а, соответственно, и краху всему великому экономическому плану. Правительство слишком занято войной с соседями, чтобы заниматься нуждами простого народа. Комнату заполнил едкий дым табака из старой трубки. Молодой, а уже ветеран военного морского флота Оскар Кильт, в отставке по ранению, раскуривал трубку, глядя на «пейзаж», открывшийся из разбитого окна, осколки которого всё ещё лежали где-то в углу. Дым табака совсем не отличается от смога на улице. Единственное, что отличает Оскара от других жителей Царьвилля, — ветеранство и возможность не работать, в связи с полученными ранениями.

Звучит сирена.

Толпы маршируют с перекуров обратно по станкам. Серые лица, лысые головы — всё это уже в печёнках сидит, но ничего не исправить.

Урчание в животе отрывает взор Оскара от кучи рабов и направляет его на остатки вчерашнего обеда на столе. Докурив трубку и выдохнув последнее, что осталось от некогда великого, изменившего мир, растения — табака, он промямлил себе под нос:

— Пора бы на рынок сходить.

Стряхивая остатки табака из трубки, произносил Оскар и потянулся к трости. Уперевшись руками в трость, что подарил Оскару его сослуживец, старый и единственный друг, когда тот отлеживался в госпитале, Оскар с небольшим усилием поднялся. Он стиснул зубы от боли, стрельнувшей в рану на ноге. Он окинул взглядом окно и картину, что творилась за ним, после чего закрыл его, хотя большой роли это не играло: оно ведь разбитое. Ветер продолжал гулять по комнате. Пускай атмосфера города очень нагнетала, тем не менее она подняла среднюю температуру в городе на десяток градусов, так точно. Посему разбитое окно не сильно мешало нашему герою. Кое-как доковыляв до коридора, он свободной рукой потянулся к вешалке, на которой пылилось старое пальто. Оскар снял пальто с крючка, накинул на себя, обул туфли и, казалось бы, побрёл на улицу, однако внезапно вспомнил, что оставил на столе кошелёк. В нём валялись пара, толком ничего не стоящих, купюр — остатки от пенсии. Прошлую задержали недели на три. Схватив кошелёк, Оскар наконец покинул квартиру. Закрыв за собой обветшалую дверь, перед ним открылась картина подъезда, который, на вид, был хуже, чем слякоть, пропитанная смогом. По лестнице вниз к Оскару спускалась пожилая соседка.

— Чего ты, внучок, далеко?

— Здравствуйте, баб Кир, — с ноткой усталости в голосе произнёс Оскар. — Я вот на рынок собрался.

Он слегка хлопнул свободной рукой себя по животу, карикатурно изображая объедение.

— А то дома есть совсем нечего.

Бабушка Кира, спустившись, протянула Оскару руку, а затем сказала:

— Понятненько. Дай-ка, Оскар, мне ручку свою.

Он протянул руку. Старушка взяла ее и накрыла второй рукой сверху.

— Болезненно выглядишь, сынок. Всё хорошо у тебя?

На самом деле удивительно, как люди в таком городе умудряются дожить до стольких лет. Бабушку Киру можно было с уверенностью назвать очень мудрым и сильным человеком.

— Да всё хорошо, жизнь как жизнь, — ответил Оскар. — А кому сейчас легко?

Женщина опустила его руку вниз, по швам, и произнесла:

— Тебя ждёт очень интересное будущее, но ты его не примешь.

Бабушка закрыла глаза, словно что-то представила, тяжело вздохнула и направилась по своим делам, добавив напоследок:

— Береги себя.

Оскар продолжил своё шествие к магазину. Взглянув на улицу не с высоты 5 этажа, на котором он жил, а с глаз простого, в среднем ростом около метра и семидесяти сантиметров, работяги, Оскару казалось, что время остановилось: из-за очень густой застройки ветер не касался даже крон облысевших ив и сосен. Пройдя небольшой путь мимо жалкого подобия парка и местной «школы», где готовили очередных рабов на фабрики и мануфактуры, Оскар добрёл до рынка. Полупустые прилавки, антисанитария, кругом кто-то, словно в средние века, выбрасывает мусор и прочие отходы из окон — всё это происходит на улицах Царьвилля с начала промышленных революций.

Люди здесь давно забыли, что такое улыбка, цветы и цвета. Шустро набрав скромненькую корзину всех необходимых продуктов питания, Оскар постарался как можно скорее вернуться домой.

Пришедшее чувство ностальгии вынудило его направиться к месту, где в прошлом он проводил много времени за отдыхом с сослуживцами. Это было единственное место во всём Царьвилле, которое ещё не успела до конца осквернить промышленная революция. Холм, на котором возвышался одинокий куст сирени. Сейчас он как раз зацвёл. Обычно сюда никто не приходит — нет времени. Но не Оскар, которому по закону необходимо отлынивать.

На подходе к холму Оскару в лицо внезапно прилетел лист бумаги, а затем послышался девичий голос:

— Чёрт, и где же она?

Она явно что-то искала. Оскар снял листок с лица, и только он попытался на нём что-то прочитать, как в голову влезло джентльменское воспитание.

— Прошу прощения, — произнёс он, подойдя к даме. — Не это ли вы ищите?

Он поднял взгляд на девушку. Пред взором предстала чистая, опрятная, яркая и красивая леди. Оскару понадобилось время, дабы переварить увиденную красу. Он было ушёл глубоко в себя от сего зрелища, до тех пор, пока его идиллию не перебила, непосредственно, сама дама.

— Спасибо большое! — ярко, жизнерадостно и с облегчением воскликнула девушка. — Я так боялась, что потеряла её…

Она мгновенно забрала бумагу, которая оказалась какой-то то ли справкой, то ли ещё чего-то.

— Да не за что, — с каплей смущения произнёс Оскар, будто снова проваливаясь куда-то в себя. На секунду показалось, будто вечная боль в ноге отступила.

Девушка искренне улыбнулась — он не видел подобного очень давно.

— Необычно красиво здесь для Царьвилля-то, правда? — убирая справку в сумку, оглядываясь вокруг и словно желая поддержать диалог, произнесла девушка.

— Это единственный островок, — ответил Оскар, окончательно покинув свой ступор, — на котором ещё можно встретить такую улыбку. Нельзя сказать, что девушка не заметила этого комплимента. Разговор у цветущей сирени продолжался ещё некоторое время, пока девушка вскоре не покинула место судьбоносной встречи. На следующий день, в понедельник, в то же самое время Оскар вновь явился к кусту сирени. Не обнаружив там её, он уже было собрался уходить, но в самый последний момент послышался отдалённый крик:

— Погодите! — прокричала она, бегом приближаясь к сирени и Оскару. — Я уже бегу!

В этот момент мир Оскара снова заиграл красками.

— Очень рад вас видеть, — слегка склонив голову в знак приветствия, произнёс Оскар.

— Я совсем забыла спросить ваше имя! — отдышавшись после небольшой пробежки, воскликнула она.

— Оскар, — он очень старался сохранить серьёзное лицо, но глупая улыбка явно выдавала его смущение.

— Василиса! — представилась она в ответ и протянула руку.

Оскар поцеловал ладонь и сказал:

— Рад знакомству с вами. Не могу не сказать о том, насколько мне нравится ваше чудесное, небесное платье.

Удивительно, но он говорил явно не о том сером небе, что обычно властвует над Царьвиллем. На следующий день Оскар всё так же пришёл на то же место, в то же время. Но Василисы там не оказалось. Простояв какое-то время там, любуясь красотами последней цветущей сирени, он побрёл домой. По пути он стал замечать, что, оказывается, и в городе кое-где поблёскивали травинки, а в лужах отражалось местами пробивающееся через смог и облака солнце.

В среду Оскар, сохраняя традицию, пришёл всё к той же сирени. Василисы всё не было. Дома Оскара тревожило практически всё, что окружало его: осколки окна, пальто на вешалке, туфли, пустующий кошелёк.

В четверг Оскар, уже не обладая какой-либо надеждой на встречу, всё же пришёл к сирени. Василиса уже ждала его там. Мучившая Оскара со вчерашнего вечера тревога мгновенно исчезла, когда он увидел её.

— Где же вы пропадали? — спросил Оскар. — Я себе совсем места не находил.

— Простите меня, — она явно засмущалась, Оскару послышался лёгкий смешок. — Я совсем забегалась за эти пару дней.

Шли дни. Василиса всё ещё пропадала иногда, но в общем и целом они виделись достаточно часто, чтобы наконец полюбить друг друга и привязаться. Оскар стал замечать, что работяги в курилках довольно часто улыбаются и шутят, тёплый ветер колышет деревья, а дети выходят на отдых и играют. Жизнь обретает краски: дом, что раньше казался серым, как и всё вокруг, на самом деле оказался слегка желтоватым. Июнь подходил к концу. Каждый раз, когда Василисы не оказывалось на месте, Оскар замечал, что промышленная революция и смена сезонов потихоньку дотягивают свои костлявые руки и до их уголка: сирень лысела, а трава вокруг тускнела. В один из дней начала июля Оскар, уже совсем не обращая внимания на боль в ноге, предвкушая встречу с Василисой шёл к уже ставшему родным и тёплым месту. Однако в этот момент он заметил, что её выражение лица вызывало небольшую тревогу: она была, по ощущению, слишком заперта в себе, уставилась в одну точку и совсем не улыбалась, как раньше. Оскар, несмотря на травму, как можно быстрее подошёл к ней и спросил:

— Что-то случилось?

Волнение ударило в голову так, как не ударит даже гидравлический пресс.

Василиса очень резко и обеспокоенно обняла его. Оскар чувствовал её страх, сердцебиение и печаль. Ощущение, что случилось что-то очень серьёзное. Она обнимала его так крепко, словно змея, которая душит свою жертву, медленно прижимаясь ещё сильнее на выдохе. В какой-то момент Василиса отодвинула Оскара от себя, держа его за плечи. Она смотрела в его глаза словно в последний раз. Тогда внутри Оскара что-то сломалось.

— Да что та… — он не договорил. Она перебила его:

— Давай уедем! Прямо завтра! Из Царьвилля!

Она кричала это, Оскар совсем не мог понять, что происходит.

— Погоди, — произнёс Оскар, желая разобраться в ситуации.

— Нет, нет! Нет времени ждать. Прямо сейчас покупаем билеты и завтра же уезжаем.

Она поцеловала его, не желая слушать ничего в ответ.

Оскар не мог вставить и слова. Он был вроде даже рад и счастлив такому повороту событий, но страх и неизвестное чувство тревоги не давали покоя. Они купили билеты в город, от которого после планируют поехать в провинцию, куда пока ещё не дотянулась война и индустриализация. Вернувшись домой, Оскар очень долго не мог заснуть. Ночью было необычно холодно. На следующий день, удерживая в одной руке трость, в другой — чемодан с основным багажом, он пошёл к вокзалу. Время шло необычайно медленно, волнение не покидало его. Циферблат часов на вокзале размывался в глазах Оскара, из-за чего он не мог точно знать время. Оставалось смиренно ждать.

Поезд уже ушёл, но Василисы всё ещё не было. Оскар простоял на вокзале до вечера. Вернулся домой абсолютно пустой. Снова лысые головы, марширующие с завода, убийственный смог и дым, гнилые деревья и дома, и ни единой травинки. Она скончалась в день отправления из-за туберкулёза. В доме у Оскара осталось только его тело, чемодан и осколок окна, которым тот распорол себе горло. Царьвилль. Промышленная революция уничтожила всё живое.

Всех ждёт дерьмо — вопрос лишь в том, как мы к нему отнесёмся.

Павел Дудинков. 21.12.2025 г.