За други своя

Когда мне бывает трудно, я часто вспоминаю своего деда Виктора Герасимовича, деда Витю, его простую крестьянскую, но очень верную житейскую мудрость. Вспоминаю его доброту, лёгкую улыбку, его рассказы о жизни, о людях, с которыми сводила его судьба.

Особенно мне вспоминается один из летних дней в деревне, где я, уже школьник, горожанин, проводил каникулы. Набегавшись, наигравшись, накупавшись вволю мы, с соседскими пацанами и девчонками, пришли в дедов двор попить воды. Бабушка Анастасия Яковлевна, милая баба Настя, увидев нас, предложила откушать своих свежих пирогов. Конечно, мы не стали отказываться от такой вкуснятины.
Дед Витя сидел на завалинке и чинил «мордушку» на пескариков. Мы разместились вокруг него, поесть и посмотреть, как он работает.
- Дедушка, а это вас на войне ранило? – спросила Анька, внучка бабки Субботихи, показывая на страшный застарелый шрам на руке старика.
- На войне, милочка, - вздохнул дед.
- А вот я кино смотрел, - затараторил непоседа Генка Лапшов, - Там взрывы: ба-бах, ба-бах! А наши солдаты как побегут в атаку: ур-ра-а!
Дед Витя снова вздохнул, посмотрел на Генку и покачал головой.
- Дед, расскажи о войне, - попросил я.
- Кхе-х. Что ж рассказать? Страшное дело, война. Холод, голод, грязь, постоянный труд, - дед Витя пригладил седые усы большим пальцем с пожелтевшим ногтем.
- А вот знаешь ли ты, внучок, что на войне главное?
Шустрый Генка Лапшов, соседский пацан, выкрикнул, стараясь опередить всех:
- Пулемёт! А… нет, танк – главнее!
- Ну, сказанул! – рассмеялся Костя, сын тёти Гали, самый старший из нас. – Самолёт. Реактивный самолёт. Летает высоко, у него и бомбы есть и ракеты. А у твоего танка только пушка. Самолёт главнее.
- Не-ет, - смущаясь, протянула Люда, внучка Макаровича, старого учителя. – Командир, самый главный. Правда, деда?
- Командиры, они, конечно… - качнул головой старик. - Только я не про то. И командиры, и техника были и у наших врагов. Но мы победили в Великой Отечественной войне. За счёт чего? Я считаю, в большой мере за счёт стойкости и взаимовыручки наших солдат. Как говорится: «сам погибай, а товарища выручай». Очень верная эта мудрость!
Когда началась война мне ещё и 18 годов не исполнилось. А работал я в плотницкой артели. Призвали меня в Красную Армию. Из-за того, что ремеслом владею, зачислили меня в сапёры.
Из винтовки палить дело нехитрое – одно слово, пыли, пехота! А вот сапёрные и инженерные части другое дело, они очень важны на войне. Кто делает аэродромы для самолётов, мосты для танков, штабы для командиров, крепости для солдат? Мы, сапёры. А ещё мы можем мины ставить в обороне и вражеские снимать при наступлении.
Зачислили меня в отдельный инженерно-сапёрный батальон, он как раз в тылу армии стоял на переформировании после тяжёлых оборонительных боёв. Бойцы были в основном немолодые, опытные. Нас, безусой молодёжи, в роте по пальцам можно было пересчитать. Взял надо мною шефство дядя Фёдор Пузанов, сержант, командир отделения. Он уже повоевал с лета 1941 года, был ранен, имел медаль «За боевые заслуги». Вот он и учил нас как правильно траншею полного профиля оборудовать, блиндаж построить, да и минному делу тоже. А ещё учил, как жить на войне, и выжить.
Наступление нашего фронта началось в конце зимы. Необходимо было преодолеть реку и атаковать позиции фашистов. Река не самая большая, но довольно широкая. Лёд был ещё толстый, не таяный, но во многих местах пробит снарядами и ослаблен. Сапёрам была поставлена задача: с началом нашей артподготовки навести колейную переправу для танков. Мы заранее сколотили из толстых досок щиты, подвезли к передовой брёвна. Как только загрохотала артиллерия, солдаты понесли на лёд щиты, стали их скреплять. Фашисты сначала молчали, но, когда переправа уже была готова и по ней тронулись танки, прилетел самолёт-корректировщик, заговорила и их артиллерия. Один из крупных снарядов разорвался прямо на колее. Два деревянных щита разметало в щепки, соседние сдвинуло с места, а главное – посреди переправы образовалась большая полынья. Советские танки встали, сгрудились у берега.
- Сапёры… в душу! – ругался командир танкистов. – Сейчас пикировщики налетят! Переправу мне, срочно переправу!...
Солдаты батальона при помощи пехотинцев бегом понесли к реке запасные щиты, брёвна, стали сколачивать мост через полынью.
Я, как молодой и ловкий, сидел на краю льдины, принимал брёвна, забивал обухом топора скобы в твёрдое заледеневшее дерево. Близкий разрыв очередного снаряда встряхнул недостроенный мост. Я бултыхнулся в ледяную воду, перехватило дыхание. Слышу, дядя Фёдор кричит бойцам: «за ноги меня держите!». Меня уже затягивало под лёд, но он успел ухватить за полушубок. Солдаты вытянули нас на берег, повели к разожжённому костру, переодели в сухую одежду.
Переправа была восстановлена. Танкисты прорвали оборону врага.
Наступление советских войск продолжалось. Главная линия немецкой обороны была прикрыта мощными минными полями. Нашему батальону командование поставило задачу сделать проходы в минных полях гитлеровцев.
На разминирование пошли ночью. Шёл мелкий сухой снег, крутила позёмка. Самая хорошая погода для разведчиков и сапёров. Работали три часа и, несмотря на мороз, всем было жарко. Тем временем снег прекратился. Немцы, что-то почуяв, начали пускать осветительные ракеты, а затем открыли неприцельный миномётный огонь. Наши сапёры как работали парами, так стали возвращаться в свою траншею. Растирали окоченевшие пальцы, притоптывали, согревая ноги, пехотинцы скручивали им махорочные самокрутки.
- Фёдор! Где Фёдор Пузанов?
- Не знаю, - растерялся я. – Он ведь полз за мной. Может, сбился в темноте? Я сейчас сбегаю за ним, я помню, где ползли.
- Не задерживайся долго, - крикнул вослед лейтенант, - скоро светать начнёт. Да на мину не напорись.
Дядю Фёдора я нашёл метрах в двухстах от наших позиций в небольшом овражке. Он лежал ничком без сознания. На спине, на белом маскхалате чернела лужица крови. Я потащил раненого к своим. Товарищи, увидев нас, поспешили на помощь.
В траншее Фёдор пришел в себя.
- Спасибо, братцы! Витя, спасибо! Замёрз бы среди мин, если бы не вы. Эх, угораздило…
Дядю Фёдора отправили в медсанбат, потом в тыловой госпиталь. След его я потерял, но науку старого солдата запомнил. Так и воевал до Победы.

Рассказ деда Вити припомнился мне однажды много лет спустя.
Ослепительное азиатское солнце раскаляло камни, жарило воздух.
Я поболтал в руке фляжку – на дне ещё плескалась вода. Все другие фляжки уже были пусты. Я капнул немного воды на запекшие губы Сашки. Он судорожно глотнул и открыл глаза. В них была только боль. Парни, сколько осталось, встали рядом.
- Всё, привал закончен. Перевалим эту горку, там небольшой спуск и будет плато. «Вертушка» сможет приземлиться – и домой.
- Постой, - сказал Сашка. - Дай мне пистолет, а лучше гранату. Я их задержу. Уходите без меня, так быстрее.
- Нет. Ты солдат, и мы солдаты. Никто здесь не останется, уходим все. Парни, берите раненого на брезент. Идём максимально быстро, где можно бегом. Меняемся по одному через сто шагов. Замыкающий прикрывает. Марш!
Я поднял со щебёнки АКМС и пропустил группу вперёд. Оглянулся на рыжие враждебные горы, на выцветшее небо без единого облачка. Где-то там, на севере есть зелёные поля, леса, реки воды, голубое небо с облаками.
А где-то там, за облаками смотрят на нас дед Витя, ещё кто-то в полотняной будёновке с красной звездой, в кожаном чёрном кивере, стальном шлёме, и ещё, и ещё…
Они верят, что мы тоже дойдём до победы!

* - из Евангелия от Иоанна 15 стих 13: «болши сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя».