Кладбище

Год назад.

Обычный городской вечер, духота автобуса, привычный ритуал.
 Водитель, не глядя, протягивает руку к компостеру:
—До какой едете?
Ответ вырывается сам собой,автоматически, как отражение в зеркале:
—До кладбища.

И вот она — та самая, знакомая многим, микроскопическая пауза.
 Лишь миг, в котором успевает родиться и пронестись целая вселенная невысказанного.
Пауза, где сталкиваются два мира: утилитарный и экзистенциальный.
 Я всего лишь назвал точку на маршруте, географический ориентир.
 Но в воздухе повис незримый шлейф иного смысла, тяжелого и конечного, будто я невольно выдал сокровенную тайну не только о своей поездке, но и о путешествии вообще.
Ведь в метафизическом смысле, не правда ли, мы все в конечном итоге едем «до кладбища»?

В этой бытовой неловкости раскрывается магия и коварство языка.
Слова — не просто ярлыки для вещей.
 Они — сосуды, которые мы наполняем житейским содержанием, но которые всегда готовы пролиться гранями философии, иронии или абсурда. Остановка «Кладбище» в расписании — это просто пункт.
 Но стоит произнести это слово вне контекста расписания, как оно мгновенно сбрасывает утилитарную оболочку и являет свой изначальный, всеобъемлющий смысл.
Возникает почти что шекспировский момент в духе «Гамлета» с его шутками на костях Йорика — напоминание о бренности, вплетенное в самую прозу жизни.

Можно было бы, конечно, сгладить углы, тут же поправиться:
 «Ой, я имел в виду остановку с таким названием!».
 Но в этой маленькой коммуникативной осечке есть своя горькая поэзия.
 Она обнажает двойную жизнь языка, который обслуживает и наши сиюминутные нужды, и наши глубинные, часто неосознанные мысли о вечном. Автобус тронулся, водитель кивнул, диалог исчерпан.
Но эхо от той двусмысленности осталось — тихое напоминание о том, что даже в самой обыденной фразе может таиться бездна.