Как маршал Конев закопал ген. Штеммермана

Маршал Советского Союза Иван Степанович Конев вошел в историю Великой Отечественной войны как полководец очень жесткий, энергичный, нелицеприятный, готовый на любые средства, чтобы выполнить задание Ставки ВГК. "Дипломатией заниматься не умел", - единодушно вспоминали его сослуживцы и подчиненные (С.Е. Михеенков. «Солдатский маршал» Иван Конев).
Тем не менее, в ходе Корсунь-Шевченковской операции 1944 г. именно Коневу принадлежит авторство важной переговорной инициативы советского командования, предложившего окруженной немецкой группировке капитуляцию на вполне гуманных условиях, чтобы избежать напрасной гибели солдат с обеих сторон. В этом акте тем более отчетливо вырисовывается моральное превосходство советского комсостава над гитлеровским генералитетом, что к февралю 1944 г. страшные преступления нацистов на советской земле были известно куда шире, чем перед тем же Сталинградским ультиматумом. Однако старшие командиры Красной Армии поставили принципы правосудия (для военных преступников в плену) и человечности выше. Но, если враг не сдается, его уничтожают. Так было и на завершающей стадии Корсунь-Шевченковской операции 16-17 февраля 1944 г., принявшей формы яростного и кровавого ближнего боя и ознаменованной противостоянием двух командующих - советского генерала армии И.С. Конева и немецкого генерала от артиллерии Вильгельма Штеммермана.

"Когда в товарищах согласья нет" (с).
К 31 января 1944 г. в районе Корсуня-Шевченковского частями 1-го Украинского фронта под командованием генерала армии Николая Федоровича Ватутина и 2-го Украинского фронта под командованием генерала армии Ивана Степановича Конева было завершено окружение сильной группировки немецких войск. В "котле" оказались XLII и XI армейские корпуса врага (командиры соответственно ген.-лейт. Теобальд Лиеб и ген. от артиллерии Вильгельм Штеммерман) в составе 4 пех. дивизий, корпусной группы "В", эсэсовских 5-й танковой дивизия "Викинг" и 5-й добр. штурм. бригады "Валлония", а также ряд разрозненных подразделений. Фактически они представляли собой полноценное и боеспособное, хоть и возникшее "не от хорошей жизни" войсковое соединение, насчитывавшее около 60 тыс. человек, 59 танков (вкл. PzKpfw VI "Тигр" и PzKpfw V "Пантера") и до 250 артиллерийских орудий.
Серьезную проблему для Красной Армии представляло то, что расстояние от окруженной группировки до линии фронта составляло всего около 30 км. Таким образом создались опасно сближенные "внутренний" и "внешний" фронты блокады. Противник в лице (если немецкую рожу можно так назвать) командующего гр. армий "Юг" генерал-фельдмаршала Эриха фон Манштейна не преминул воспользоваться этим и последовательно ввел в наступление с "внешней" стороны дивизии 1-й танковой армии генерала "панцерваффе" (танковых войск) Ганса Валентина Хубе, не менее 259 танков, с весомым усилением за счет державших фронт немецких корпусов - до 80 тыс. чел. Окруженная группировка отчаянно рвалась им навстречу. С воздуха ее снабжали боевыми материалами трехмоторные Ju-52 3-й транспортной эскадры с сильным истребительным и бомбардировочным прикрытием, сбрасывавшие в сутки от 130 до 250 тонн грузов; советской авиации и силам ПВО никак не удавалось разрушить этот "воздушный мост".
Два советских фронта могли противопоставить немцам около 255 тыс. бойцов, примерно 600 танков и САУ при поддержке более 5 000 орудий и двух воздушных армий. Силы более чем внушительные, тем более закаленные в боях войска Красной Армии третьего года войны были объективно сильнее изрядно потрепанных и начавших деморализовываться "фрицев".
Однако сложное положение то ли наступающих - то ли обороняющихся, растянувшиеся в ходе январского наступления тылы и коммуникации, сильно пересеченная местность и тяжелая погода - то слякоть, то заморозки (немцам они, кстати, тоже мешали) поставили 1-й и 2-й Украинские фронты в сложное положение. Настоящей бедой стало недостаточное взаимодействие между соединениями и частями, усугублявшееся проклятым "человеческим фактором". Командующие фронтами - горячий порывистый Конев и флегматичный вдумчивый Ватутин, а также командир наиболее сильной 5-й гвардейской танковой армией (2-го Украинского фр.) генерал-полковник П.А. Ротмистров еще со времен битвы за Москву накопили друг к другу серьезные претензии и общались с трудом. "Искры летели пр встрече!" - вспоминали современники (С.Е. Михеенков. «Солдатский маршал» Иван Конев).
Совокупность всех факторов привела к тому, что к 11 февраля авангарды 1-й танковой армии "вермахта" глубоко вклинились в оборону войск Ватутина на участке 27-й армии, захватили мост через реку Гнилой Тикич, главную водную преграду на пути к деблокаде окруженной группировки, и создали плацдарм. Рубеж наибольшего продвижения им навстречу немецких "окруженцев", т.н. "стеблевский выступ", был всего в 7 км. Контрмеры Ватутина успеха не имели. Конев, дивизии которого действовали успешнее, не скрывал недовольства "соседом".
А Манштейн влажно загрезил не только о деблокаде Корсунь-Шевченковской группировки, но и об ответном окружении части советских фронтов.

Сосредоточение командования "сильными лидерами".
Мнения историков и мемуаристов о сосредоточении командования советскими войсками на завершающем этапе Корсунь-Шевченковской операции в руках генерала армии Конева до сих пор рознятся. На основании "Воспоминаний и размышлений" Г.К. Жукова преобладает версия, что взбешенный неудачами Ватутина, командующий 2-м Украинским (Конев) позвонил лично И.В. Сталину и добился получения полномочий руководства боевыми действиями по разгрому окруженной немецкой группировки. Жуков и, разумеется, Ватутин были против, но возразить Верховному не смогли. И.С. Конев вспоминал, что "Сталин позвонил сам, так как Ставка имела сведения о продвижении врага в полосе 27-й армии, и поинтересовался обстановкой и принятыми решениями. Чуть позже Сталин позвонил вновь и предложил вышесказанное (общее руководства Конева)". Н.Ф. Ватутина же ждал детальный разбор ошибок в телеграмме Ставки: «Во-первых, не было общего плана уничтожения корсуньской группировки противника совместными усилиями 1-го и 2-го Украинского фронтов.
Во-вторых, слабая по своему составу 27-я армия не была своевременно усилена. В-третьих, не было принято решительных мер по выполнению указаний Ставки по уничтожению в первую очередь стеблевского выступа противника, откуда вероятнее всего можно было ожидать попыток его прорыва».
Товарищ Сталин в очередной раз подтвердил репутацию мастера работы с кадрами: чтобы "обойденный" Ватутин не обиделся, а "повышенный" Конев не зазнался, и в итоге взаимодействие фронтов не стало бы еще хуже, курировать его было поручено Г.К. Жукову, а этот бывший кавалерист умел "объезжать" самых норовистых подчиненных. Ближайшее будущее подтвердило мудрость выбора Сталина: Корсунь-Шевченковское окружение быстро превратилось из угрозы для советских войск в могильное поле для немецких.
Тем временем со стороны противника также произошло аналогичное событие - инициативное занятие командования окруженной группировкой наиболее амбициозным старшим командиром. 7 февраля командир XI армейского корпуса Вильгельм Штеммерман отправил в штаб 8-й армии "вермахта" радиограмму, требуя назначения единого командующего всеми окруженными силами. Между строк читалось: он предлагал себя, и наглость стала для немецкого генерала не вторым, а первым счастьем: на следующий день он был назначен командовать и в довесок заработал высшую гитлеровскую военную награду - Ritterkreuz ("рыцарский крест"). Хотя второй окруженный командир корпуса, Лиеб, в отличие от просидевшего штабные стулья Штеммермана, просидел четыре года в траншеях Первой мировой и водил дивизию во Второй, имел больше практического командного опыта и был лучше "на поле".
Вильгельм Штеммерман, классический штабист старой кайзеровской школы, генерал от артиллерии, битый и убитый противник генерала армии И.С. Конева под Корсунем-Шевченковским, часто преподносится в западной историографии и некоторыми отечественными либеральными писаками в качестве этакого "тевтонского рыцаря без страха и упрека". Отрицать неплохие боевые качества многих гитлеровских генералов во Второй мировой войне бессмысленно и, более того, оскорбительно по отношению к славной Красной Армии, на выходе поставившей их на колени. Однако Штеммерман был в этой среде весьма банальным персонажем.
В 1908 г. он поступил "вольнопером" в 14-й Баденский полк пешей артиллерии, вскоре выслужился в лейтенанты и в этом звании принимал участие в Первой мировой войне. Недолго воевал на фронте и даже был ранен, после чего переведен на службу в генеральный штаб кайзеровской армии. В этом качестве дослужил до перемирия 1918 г. Затем, уже капитаном и кавалером "железного креста" обоих классов, продолжил службу в "рейхсвере" Веймарской республики - улыбчивых и уживчивых штабных увольняли менее охотно, чем неудобных храбрецов-окопников. Никаким противником нацистов (хоть это заявляют некоторые биографы) Штеммерман ни разу не был и приход Гитлера к власти в 1933 г. принял с большими ожиданиями, как и абсолютное большинство старого кадрового офицерского корпуса Германии. В 1939-40 гг. участвовал в Германо-Польской войне - номинально, краткая командировка генштабиста на фронт, и во Французской компании в качестве начштаба XIII армейского корпуса. Во Франции Штеммерман свершил свой первый задокументированный "рыцарский подвиг". Он был среди немецких офицеров, 20 июня 1940 г. под Шассели близ Лиона принявших решение расстрелять около 50 чернокожих солдат Французской армии и раненого капитана-француза (выжил, как и двое рядовых) из 25-го полка сенегальских стрелков в отместку за упорное сопротивление (Edward G. Lengel. Murdered Warriors: The Chasselay Massacre, June 1940. The National WWII Museum). Показательно для характеристики генерала, он был тогда "не при исполнении", а приехал к знакомому из 3-й танковой дивизии, но не отказал себе в удовольствии "пострелять черномазых".
Какие военные преступления водятся за Штеммерманом на Восточном фронте, остается только догадываться. В агрессии гитлеровской Германии против Советского союза он участвовал уже в генеральских чинах с июня 1941 г., сначала в штабе IV армейского корпуса, а затем, после "неделового" ранения в январе 1942 г. и длительного периода прохлаждения в тылу, с декабря 1943 г. получил командование XI армейским корпусом.
"А в целом это был обычный малый" (с), зиговавший перед "фюрером", отчаянный карьерист и хладнокровный убийца, "отличный семьянин, беспощаден к врагам рейха" (с). Один из тех выхоленных стареющих генералов "вермахта", которые принесли в СССР звериный образ войны, навсегда сделавший для русских людей слово "немец" именем нарицательным...
В советском художественном фильме "Если враг не сдается" (1982), посвященном Корсунь-Шевченковской битве, генерала Вильгельма Штеммермана сыграл блестящий актер Валентин Гафт.
Ультиматум под предполагаемый французский коньяк.
Несмотря на временные успехи в пробивании коридора для деблокады, положение гитлеровских войск в "котле" под Корсунем-Шевченковским постоянно ухудшалось. К 8 февраля вся территория, занимаемая ими, простреливалась советской артиллерией. Как неоднократно бывало при окружении крупных группировок войск до и после (Дюнкерк, Сталинград, Дьенбьенфу, Дебальцево и др.), катастрофически падал моральный дух и шло расслоение частей на сражающихся и просто пассивно выживающих. По признанию самих немецких офицеров, активных бойцов оставалось чуть более роты на полк. В хаосе оборонительно-наступательных боев между двумя пылающими рубежами потери хваленого "вермахта" были огромны, тяжелую убыль терпели и части Красной Армии.
Дочь маршала Конева Наталья Ивановна вспоминала, как отец рассказывал ей, что это было настоящее побоище, каких он еще не видел за всю войну: «Он не видел такого поля битвы, как это было под Корсунь-Шевченковским. В самый разгар боев наше командование предъявило немцам ультиматум для того, чтобы избежать страшных жертв».
Ультиматум заслуживает быть приведенным как образец военного гуманизма, столь редкого в беспримерном ожесточении Второй мировой:
"8 февраля 1944 г.
Во избежание ненужного кровопролития мы предлагаем Вам принять следующие условия капитуляции:
1. Все окруженные немецкие войска, во главе с Вами и с вашими штабами, немедленно прекращают боевые действия.
2. Вы передаете нам весь личный состав, оружие, все боевое снаряжение, транспортные средства и всю технику неповрежденной.
Мы гарантируем всем офицерам и солдатам, прекратившим сопротивление, жизнь и безопасность, а после окончания войны возвращение в Германию или любую другую страну по личному желанию военнопленных. Всему личному составу сдавшихся частей будут сохранены: военная форма, знаки различия и ордена, личная собственность и ценности, а старшему офицерскому составу, кроме того, будет сохранено и холодное оружие. Всем раненым и больным будет оказана медицинская помощь. Всем сдавшимся офицерам, унтер-офицерам и солдатам будет обеспечено немедленное питание (...)". (Сообщения Советского информбюро. Т.6. М., 1944)
Для вручения ультиматума радиообменом между советским и немецким командованием было условлено временное прекращение огня (нарушенное немцами несколько раз). В 14.00 8 февраля 1944 г. по дороге, идущей от Корсунь-Шевченковский через Стеблев из Хировки выехали на автомобиле под белым флагом представители Красной Армии - полковник А.П. Савельев (некоторые немецкие авторы ошибочно называют парламентером генерала бронетанковых войск М.И. Савельева), переводчик ст. лейтенант А.В. Смирнов, ординарец красноармеец А.Р Кузнецов и, для подания условленного сигнала - трубач сержант М. Ковальский.
По другим данным, внезапная оттепель сделала дорогу непроезжей для автотранспорта, и советские парламентеры добирались верхом. Эсэсовцы, державшие фронт на этом участке, связали им руки, завязали глаза и поставили к какой-то стене. Трубач Ковальский, бывший польский капрал в Сентябрьской войне 1939 г., предположил, что их сейчас расстреляют, сказал: "Прощайте, товарищи!" и начал читать католическую молитву. Однако спустя некоторое время гитлеровцы подогнали вездеходный тягач Sd.Kfz.9 и доставили полковника и переводчика в штаб; сержант и красноармеец так и простояли у стенки до возвращения командиров.
Со встречей советских парламентеров в немецком штабе связана забавная легенда, получившая широкое распространение благодаря немецкому автору Гельмуту Фогелю, кстати, также "произведшего" советского полковника в генералы (Гельмут Фогель. Потерпевшие победу. Немцы в Корсунь-Шевченковском котле): "Парламентеров встретил Йоханн Сапаушке, начальник штаба XXXXII армейского корпуса. Когда предмет переговоров был исчерпан, но Сапаушке хотел произвести впечатление сравнительно хорошей обеспеченности немцев запасами, он спросил советского генерала, не желает ли он французского коньяка. Савельев согласился без колебаний. У Сапаушке не нашлось рюмок, но у него было несколько стаканов для чистки зубов, которые он и наполнил до краев. (...) Они осушили стаканы, и Савельев спросил еще один. Сначала Сапаушке решил дать русскому генералу выпить столько, чтобы он непроизвольно раскрыл бы какую-нибудь ценную информацию. Однако, поскольку не было возможности проверить правдивость его слов, немец отказался от этой идеи. Когда стаканы снова оказались пусты, советский генерал предложил налить также переводчикам, и молодые офицеры выпили, после чего советская делегация отбыла тем же путем, по которому приехала."
Полковник А.П. Савельев в своих воспоминаниях пишет, что гитлеровский "герр обст Фукке" (еще одна версия о том, кто вел переговоры) предложил пообедать: "В соседней комнате денщик уже накрывал на стол, и, судя по запахам, яства были вполне аппетитными. Но сесть за один стол с фашистским офицером?!" Также советские офицеры беспокоились о судьбе своих младших товарищей, оставшихся в руках эсэсовцев, и торопились назад. Историю о коньяке он не опровергает и не подтверждает.
Раздумывать о жизни в прямом смысле немцам было предоставлено до 11.00 9 февраля. Тот же корпусной начштаба Сапаушке предлагал генералу Штеммерману воспользоваться паузой в боевых действиях и атаковать советские войска. Это было бы грубым нарушением законов и обычаев войны, однако на "вермахте" к 1944 г. пробы бесчестья уже было ставить негде, такие себе "солдаты как все", ни дни им, ни покрышки. На подготовку этого подлого плана у "гансов" банально не хватило времени, мифическое "рыцарство" тут не при чем.
Ультиматум генерал Штеммерман отклонил. Что ж, враг сознательно выбрал уничтожение.

Прокляты, убиты и зарыты.
Деятельность перехваленного в историографии генерала Штеммермана на посту командующего гитлеровскими "окруженцами" под Корсунем-Шевченковским, если оценить ее объективно, нельзя назвать удачной. Подготовить прорыв из "котла" измотанных, дезорганизованных, замерзающих и испытывающих острый недостаток снабжения частей - задача крайне трудная. Самоуверенный, но мало командовавший войсками штабист плохо справился с ней. План прорыва из окружения он начал разрабатывать только с началом дня 15 февраля, когда советским войскам удалось в целом погасить наступательный порыв немецкой деблокирующей группировки. Показательно, что роковой ночью 16-17 февраля на сколько-нибудь значительный рывок навстречу "окруженцам", несмотря на небольшое расстояние, войска генерала Хубе оказались неспособны.
После нескольких немецких обеспечивающих операций 15 февраля, общий прорыв "всех, кто мог идти", генерал Штеммерман назначил на 23.00 16 февраля. В этой связи он разразился приказом следующего содержания: "Нам придется действовать следующим образом: все окруженные силы двинутся на Лысянку. За прорыв будет отвечать генерал Лиеб. Мы пойдем тремя колоннами, имея армейские части справа, войска СС слева и 72-ю дивизию в центре. 576-я и 88-я дивизии составят наш арьергард. (...) Солдаты группы прорыва пойдут в атаку с незаряженными винтовками. Любая ненужная стрельба – это преступление, ставящее под угрозу прорыв в целом. Каждого солдата, который увидит перед собой противника и немедленно не атакует и не убьет его, следует самого бесшумно убить. Это должно быть доведено до каждого. На кон поставлены более серьезные вещи, чем жизнь отдельного человека". На фоне человечного предложения советского командования о сохранении жизни сдавшемуся врагу, оперативное творчество генерала Штеммермана можно сформулировать кратко: "Побольше пушечного мяса!"
"Фантазии ни разу не ходившего в штурмовую атаку, - немедленно прокомментировал этот текст испытанный окопный волчина генерал Лиеб. - Молчание при прорыве переднего края соблюсти не выйдет, первый выстрел будет за противником. Люди с незаряженным оружием станут легкой жертвой и ничего не решат" (Douglas E. Nash. Hell's Gate: The Battle of the Cherkassy Pocket, January–February 1944.). И своей ответственностью отменил приказ вышестоящего командира "не стрелять" в своем XLII корпусе.
Диспозицию Штеммермана "в идеале" обрисовал пленный офицер связи XI армейского корпуса: «В 23.00. 16 февраля начался прорыв из котла. На фронте в 4,5 км в первом эшелоне шли три колонны: 5-я танковая дивизия СС «Викинг» (11 500 человек, включая бригаду «Валлония») слева, 72-я пехотная дивизия (4 000 человек) в центре и корпусная группа «В» (7 430 человек) справа. В арьергарде шли 57-я (3 534 человека) и 88-я (5 150 человек) пехотные дивизии. Штаб XI корпуса оценивал число оставшихся в котле людей, которые могли идти в бой, в 45 000 человек. Кроме того, было ещё 2 100 раненых, из которых почти полторы тысячи неспособных передвигаться самостоятельно было решено оставить в Шендеровке». Своих раненых "благородный тевтонский рыцарь" генерал Штеммерман бросил по средневековому принципу: "Пусть черт забирает отставших"; а от 200 до 300 пленных красноармейцев, находившихся в расположении окруженной группировки, немцы жестоко убили холодным оружием - боеприпасы экономили... (Jan Fleischhauer. Nazi War Crimes as Described by German Soldiers. Spiegel online, April 8, 2011) И хотя документально командная ответственность Штеммермана за это военное преступление не зафиксирована, кто еще мог отдать приказ?
Попытка прорыва немцев из Корсунь-Шевченковского котла достаточно изучена в военной литературе, чтобы пересказывать эти события подробно. Удар "боеголовки" прорывающихся гитлеровцев под командой твердого вояки Лиеба пришелся на позиции советских невезучей 27-й и, частично, 4-й гвардейских армий. Прорваться к реке Гнилой Тикич удалось примерно 20 тыс. "фрицев". Генерал армии Конев быстро оценил сложившуюся обстановку и сконцентрировал основные усилия своих войск не на сдерживании, а на преследовании/уничтожении группировки противника. 18-й и 29-й советские танковые корпуса и 5-й гвардейский Донской казачий кавкорпус генерал-майора А.Г. Селиванова устроили толпам деморализованных немецких солдат, увязавшей в снегу технике и обозным колоннам настоящую бойню. Некоторые танковые экипажи буквально врезались в порядки противника, уничтожая его пулеметным огнем, тараном и наматывая на гусеницы. "Казаки отличились вовсю при попытке врага выйти из окружения. Пожалуй, что это был один из редких случаев за всю войну, когда конница действовала открыто в конном строю и смело рубила неприятеля", - вспоминал И.С. Конев (По: Пятый Донской: Воспоминания ветеранов 5-го гвард. Дон. Казачьего кавалер. Краснознам. Будапешт. корпуса. Ростов н/Д., 1979).
Множество гитлеровцев потонули при попытке форсировать ледяные воды речки Гнилой Тикич на подручных средствах (еще один минус командованию генерала Штеммермана: знал, что придется преодолевать водную преграду, но не обеспечил плавсредств) или околели после этого в обледеневшем на морозе обмундировании.
Якобы "личная храбрость" вышеупомянутого Штеммермана при прорыве давно стала в литературе притчей во языцех. Однако факты вещь упрямая, и свидетельствуют о том, что, как и в командовании, так и в доблести под огнем он ничем выдающимся себя не проявил. При прорыве штабы немецких войск двигались в середине боевых порядков, где штабам при подобном виде боевых действий, собственно, и место. Когда командир высокого ранга ведет своих подчиненных в атаку в первых рядах - это скорее эмоциональный героизм или признак отчаяния, чем разумный выбор. Однако и в этой позиции Штеммерман умудрился "накосячить", оторваться от своего штаба и, следовательно, потерять последнюю возможность управления хотя бы частями "своей" колонны, если в хаосе разгрома под Корсунем-Шевченковским управлять вообще было возможно. Последний раз незадачливого генерала от артиллерии видел его адъютант (впоследствии попавший в советский плен) на подходе к переправе через реку между населенными пунктами Журжинцы и Почапинцы близ высоты 239.0, откуда вели интенсивный пулеметно-минометный огонь советские пехотинцы; а еще беспорядочную толпу горе-"нибелунгов" накрывала советская артиллерия. Вильгельм Штеммерман уныло брел в распахнутой шинели и без головного убора, уже не пытаясь командовать охваченным паникой стадом своих подчиненных. Здесь он и встретил бесславный конец - то ли от осколков снаряда, попавших в спину, то ли от пулеметной очереди через грудную клетку и живот (пулевых отверстий на фотографии не заметно).
Труп генерала был подобран похоронными командами только через три дня среди 1 750 убитых в окрестностях высоты 239.0 немецких солдат и офицеров и опознан военнопленными. Командующий 2-м Украинским фронтом генерал армии И.С. Конев приказал, чтобы немецкие пленные закопали Штеммермана отдельно от остальных у села Журжинцы. Никакого особенного "почтения" к гитлеровскому генералу в этом приказе не содержится - установившиеся веками законы и обычаи войны предполагают, что убитого вражеского полководца хоронят в отдельной могиле. Иван Степанович Конев продемонстрировал только то, что придерживался воинских традиций.
Корреспондент "Правды" и известный советский писатель Борис Полевой, побывавший тогда на Корсунь-Шевченковском побоище и присутствовавший при "последнем акте" генерала Штеммермана, охарактеризовал его в своем дневнике следующим образом: «Как бы то ни было, он не бежал на самолете, как это сделали высшие офицеры его штаба, не оставил солдат. Он остался с ними и погиб солдатской смертью». А что ему еще оставалось? Проклят, убит и зарыт. Обычный удел немецкого захватчика на советской земле. Ничего особенного.
***
Вырваться 17 февраля 1944 г. из окружения с генералом Лиебом, согласно наиболее правдоподобным данным, смогли не более 9 000 немцев, из которых чуть менее половины - "отмороженные" эсэсовцы. Манштейн, впрочем, утверждал с расшифровкой по соединениям и частям, что итоговая цифра прорвавшихся достигла ажно 40 420 солдат, офицеров и "хиви"; но он учел всех покинувших "котел" на стадии его образования. Немецкая техника, тяжелое вооружение и обозы в окружении были полностью уничтожены или захвачены Красной Армией.
Потери гитлеровцев на ледяных полях Корсунь-Шевченковского побоища по советским данным составили примерно 55 тыс., по немецким - от 19 до 30 тыс. (допускают и более серьезные) убитых и пропавших без вести, плюс еще 20 тыс. (около 11 тыс. - немецкий подсчет) при попытке деблокирования "снаружи" (Niklas Zetterling, Anders Frankson. The Korsun Pocket: The Encirclement and Breakout of a German Army in the East, 1944). Не менее 18 тыс. "фрицев" серыми колоннами поплелись под конвоем подразделений НКВД по снежным просторам в советский плен, который они так высокомерно отвергли 9 февраля.
Потери Красной Армии в Корсунь-Шевченковской операции оцениваются в 24 286 бойцов и командиров погибшими и пропавшими без вести и 55 902 ранеными, обмороженными и заболевшими.
"Второго Сталинграда не произошло, но перестали существовать два немецких армейских корпуса", - признал немецкий автор Алекс Бухнер (А. Бухнер. 10 сталинских ударов глазами немцев).
А знаменитый советский публицист и историк С.С. Смирнов прямо назвал Корсунь-Шевченковскую операцию "Сталинградом на Днепре".
Мастер же выразительной аналогии Уинстон Черчилль, сравнивший Сталинградскую битву с победой Ганнибала при Каннах, отвел Корсунь-Шевченковской операции роль его битвы при Треббии.
___________________________________________Михаил Кожемякин.