Глава 8. Марафонец 2

— Покурим?
— Почему ты никогда не покупаешь сигарет? — спросила Алёна, протягивая пачку.
— Зачем? — ответил Глеб, прикуривая.
— Действительно…
Глеб не лукавил, искренне не понимал необходимости тратиться. Он мог и любил подымить после снятия сексуального напряжения, в состоянии алкогольного опьянения за философской беседой и размышлениями, в компании одноклассников на перемене, когда есть риск быть пойманными. Но вместе с тем мог не курить по целым дням и неделям, чувствуя себя при этом комфортно и свободно. Ну, так ему, по крайней мере, казалось.
— Куда, интересно, твой верный пёс подевался? — спросила Алёна, туша хабчик.
— Какой пёс, ты о чём?
— Шики, какой ещё-то. Второй день не видать.
Глеб внимательно посмотрел на Алёну:
— А что, почему это тебя волнует?
Девушка замешкалась и не сразу нашлась, что ответить.
— Запала?
— Нет, конечно! Он хоть и симпатичный, но жалок и смешон. Сам знаешь…
— Да? А покраснела-то чего?
От необходимости отвечать Алёну спас приближающийся шум, вульгарный смех, грубый мат. Так вольно приближались недруги: Емельян и два Ивана. Запахло жареным. Глеб напрягся. Не за себя, но за Алёну. Не видя количества противников, не имея данных об их вооружении, он не имел права рисковать. Нужно было срочно, экстренно и незамедлительно действовать. Бежать, однако, некуда, ибо они были в чердачном тупике, где все выходы, кроме одного (от которого приближалась угроза), были заперты. Прятаться негде, найдут, да ещё и на смех поднимут. Оставалось одно…
— Петушару санного опускаем. Делаем ему Факин Маус, а потаскушку его по кругу пустим! — нарочито громко говорил Емельян.
— Чур, я первый, — забил очередь Боженко.
— А можно я ей биту в попу запихаю? — спросил Пушкин, размахивая снарядом.
— Не можно, а нужно, — поправил Емельян.
Когда сия весёлая компания вырулила из-за угла, то, кроме сигаретного дыма, ничего не обнаружила.
— Спрятались, мыши, так я и думал. Бог, ты прочёсываешь левую сторону. Пушкин — правую. Мой — центр. Глядеть в оба, они где-то здесь.
Десятиминутные поиски увенчались неудачей. Ни Глеба, ни Алёны обнаружено не было.
— Что за мистика? — не понимал Емельян. — Лично видел, как поднимались. Накурено, опять же. Нет, тут дело нечисто, продолжаем искать.
Ещё четверть часа прошли вхолостую.
— Пацаны, отвечаю — мистика.
Мистикой на самом деле и не пахло. Глеб и Алёна ушли верхом. Забрались на балку перекрытия и медленными, но верными шагами проскочили незамеченными, чему способствовало плохое освещение и противоположные приоритеты поиска.
— Что это за идиоты были? — спросила Алёна, оказавшись на улице.
— Так, местные клоуны.
— А что такое Факин Маус?
— Глуши Мышь, — дословно перевёл Глеб и был таков.

Вечером того же дня Ваня П. в комнате-библиотеке, где две стены были полностью заставлены книгами, орудовал ножницами (поправлял неправильную), когда его побеспокоил Шики.
— Здравствуй, Иван.
— Увы.
— Чего — увы?
— Ты в чёрном списке. Увы.
— Что? Не понял.
— Лютый запретил нам с тобой общаться.
— Гм.
— Ничего личного...

Очередной философский вопрос разрешал Аркаша, когда к нему в гости заглянул кузен.
— Здравствуй, брат.
— Шики.
— Поможешь мне, ладно?
— Увы.
— Чего — увы?
— Денег нет.
— Да нет, советом.
— А-а, у меня сегодня как раз акция — два совета по цене одного, — пошутил Аркаша, после чего разразился прокуренным свистящим смехом.
Шики вежливо улыбнулся.
— Меня волнует вопрос интимного характера.
— Молодость, гормоны, понимаю, — с лукавой ухмылкой, освещающей наполовину беззубый рот, сказал кузен. — Разувайся, проходи.
На кухонном столе стояла откупоренная бутылка портвейна («Три топора») и тонко порезанный лимон.
— Угощайся.
Сморщив нос, Шики отрицательно покачал головой.
— И это правильно. Меня всегда восхищала в людях сила воли отказать соблазну, — сказал Аркаша, нацедил полстакана, хряпнул. — Внимательно.
— Да. Судя по рассказам, ты опытный ходок в амурных делах.
— И?
— Подскажи, как мне совратить девушку?
— Смотря какую. Если неискушённую…
— Деревенскую.
— Тьфу ты! Тратить моё драгоценное время на такие пустяки! — Аркаша опрокинул ещё полстакана, закусил. — Записывай: напоить и задоминировать. Стопроцентный верняк, отвечаю.
— И всё? Так просто?
— А чего ты хотел? Пойми, Шик, бабы любят наглых…

В словах Аркаши Шики узрел истину: наглости — вот чего ему так остро не хватало по жизни. И это справедливо и закономерно, если ты живёшь в мире, где правит естественный отбор, эволюция, слабые не выживают. Отсюда следовал напрашивающийся вывод: хватит быть травоядным. Пора подниматься в пищевой цепочке. Пришло время стать хищником. Лютым, свирепым волчарой, а не жалкой скулящей псиной.
Сиюминутное настроение Шики расценил как душевный перелом, что чуть не сыграло с ним злую шутку. Подходя к дому, он увидел, как Барсика, любимца семьи, загнал на дерево соседский питбуль.
— Эй, шавка, какие-то проблемы?
Одного взгляда хватило собаке, чтобы остудить волчий пыл.

Вечером перед сном Шики обдумывал детали своего коварного плана, который, как и всё гениальное, был прост: совокупиться с Алёной. Он искренне верил, что успех операции причинит боль как Глебу, так и Насте, а, возможно, в качестве бонуса — и Лизе. Ещё одной (если не ключевой) неосознанной мотивацией было поквитаться со своими принципами. Что-то из разряда чувственного мазохизма. Не получается, мол, созидать — будем крушить. Да, ломать — не...
В успех операции, однако, Шики верил с натяжкой. Делал ставку на алкоголь и удачу. И чтобы её испытать, оставалось разрешить две маленькие, незначительные задачки: достать денег для спонсирования вечера и на время данного вечера ликвидировать соперника. В общем, сущие пустяки.

На следующий день Шики впервые прогулял школу. Червонец, выданный отцом на обед, сын потратил на пачку сигарет. Чтобы произвести на Алёну впечатление крутого парня, мало было создать образ — нужно было стать им. Пришлось учиться курить по-настоящему.
Спрятавшись в соседнем дворе, Шики приступил к делу. На третьей подряд сигарете, делая более глубокие затяжки, он почувствовал опьянение, головокружение, а затем и тошноту. Организм сигнализировал об отравлении, изнасиловании ядом, но Шики сознательно шёл на эту жертву, ибо цель оправдывает средства.

Когда мать ушла на работу, Шики вернулся домой. Выложил из ранца учебники и тетради. Вместо школьных принадлежностей положил свёрнутый клетчатый баул и пассатижи. Оделся в тёмное и неприметное, накинул на голову капюшон. Прежде чем выйти на улицу и отправиться на дело, заглянул в зеркало.
— Что ты творишь? — не узнавал себя Шики. — Что Ты Творишь?
Ответа не последовало.

Дорога заняла полчаса. Да, всё верно: Шики шёл добывать металл в знакомый читателю цех по очистке воды. Ничего не предвещало беды: погода ясная, мысли радужные, настроение боевое. Однако Шики караулила неудача в виде маленькой, но очень горластой дворняжки. Её посадили на цепь с внутренней стороны подкопа, и когда металлоналётчик просунул голову, четвероногий страж громко, заливисто затявкал, выполнив тем самым вверенный ему долг. В паническом ужасе Шики спешно ретировался.
Несмотря на провал и пережитый страх, Шики не спешил выкидывать белый флаг, ибо о других источниках шального обогащения он не ведал. Мало ли в городе водопроводных труб! Надо просто найти другое надёжное место и сделать всё по красоте: быстро, тихо, без суеты.

Полтора часа ушло на поиски надёжного места. За воинской частью, в лесной безлюдной глуши, решил попытать счастья Шики. Прежде чем приступить к делу, он выкурил сигарету, откашлялся, намеренно не прикрывая рта. Прислушался и ещё раз осмотрелся кругом — ни души (ни духа).
Полчаса интенсивного труда, и три листа сняты, четвертованы, смяты и аккуратно уложены. Заполнив баул, Шики решил перекурить. Он делал маленькие затяжки, тут же выпускал горький дым, смотрелся при всём при этом очень глупо и нелепо, хоть и думал иначе, считая, что сигарета придаёт ему брутальности и роднит с такими кумирами, как Джон Маклейн, Данила Багров и, конечно же, Саша Белый.
— Молодой человек, сигареткой угостите? — раздался голос из-за спины, принадлежавший человеку в форме (прапорщику).
— Пожалуйста, — протянул пачку Шики и, увидев звёзды на погонах, совсем растерялся.
Заметив конфуз, служивый почуял неладное. Беглый осмотр окружающей местности подтвердил опасения.
— Что тут, чёрт возьми, происходит?
Поняв, что пойман с поличным, Шики решил действовать незамедлительно. Благо у него была фора в отношении военного, который страдал лишним весом и за резвым юнцом в силу физического дефекта поспеть не мог.

Несмотря на то что удалось спастись бегством, радоваться Шики не спешил, ибо баул с нажитым товаром и пассатижи (а ещё и пачку сигарет) пришлось оставить на месте преступления. Потерпев два фиаско кряду и лишившись инструмента, от затеи с металлом волей-неволей пришлось отказаться.
В любое другое время, при любой другой ситуации Шики бы плюнул и поставил крест на этой затее, обвинив небеса в незаслуженной жестокости и бессердечии. Но сейчас им двигала стальная мотивация, страсть и азарт, потому он не спешил опускать руки и сдаваться.
Накидывая варианты лёгкого и быстрого заработка, ничего лучше, чем воспользоваться услугами банального бартера, Шики не придумал. Однако сразу же встал вопрос: что и кому продать?
Единственное, что можно было продать, что представляло ценность (да и то, только в глазах Шики), был кассетный плеер, но за него много не дадут, да и лишать себя последнего источника радости…

— Сын, ты пассатижи мои не брал? — прервал размышления вошедший в комнату отец.
— Нет.
— Уверен?
— Конечно. Зачем мне?
Пристального взгляда Шики не выдержал, и тогда отец начал обыск комнаты. Очень напряжённый и волнительный момент был, когда Михаил Васильевич осматривал шкаф с одеждой, где была припрятана контрабанда (журнальчики для плохих мальчиков), которых отец то ли не заметил, то ли попросту закрыл глаза, что вероятнее всего, на счастье Шики.
— Что за мистика, куда же они подевались? — не понимал Михаил Васильевич, после чего залез под диван и четверть минуты спустя вылез, держа в руке золотое кольцо с розовым изумрудом. — Это что такое?
— Это моё, — сказал Шики, с жадностью взирая на решение своих финансовых проблем.
— Откуда?
Шики подумал и решил, что нет ничего постыдного в том, чтобы сказать правду (слегка её приукрасив).
— Купил на заработанные летом деньги, чтобы порадовать свою девушку.
— А у тебя есть девушка?
— Конечно. Да. А как же…
— Гм. — Новость, что сын не безнадёжный онанист, да ещё и не смалодушничал, не поскупился на дорогой подарок, отца приятно удивила. — Альтруизм, сынок, хорошее качество, молодец, — похвалил он, возвращая кольцо.

На следующий день вместо школы Шики повернул в ломбард, где обменял Настину радость на 300 российских рублей.
Денежный вопрос был только половиной пути, далее предстояло подумать о том, как устранить соперника. Этим Шики хотел заняться по приходе домой, за распитием чая с французскими вафельками. Небеса, однако, смилостивились раньше, и решение данной задачи пришло оттуда, откуда не ждали. Глеба встретил Шики, выходя из гастронома.
— Привет, — протягивая руку, сказал Глеб. — Чего счастливый такой?
— В смысле? — насторожился Шики, крепко пожимая ладонь.
— В прямом — улыбка на всё лицо. Настя, что ли, дала?
— Не совсем. Шутку смешную вспомнил, — объяснил Шики и поспешил сменить тему. — А ты чего не в школе?
— А ты?
— Болею.
— Чем?
— Не знаю, отравился походу, — сказал Шики, а выражение лица сразу приняло мученический вид. — Слабость, тошнота…
— М-м. Вот, значит, почему несколько дней не заходил?
— Да. Именно поэтому.
— Жаль. Хотел тебя сегодня вечером в «Галактику» позвать.
— Зачем?
— Финал турнира по КС смотреть. «Теремок» с «ДНК» играют. Будет жарко.
— Увы, не получится. А во сколько начало?
— В шесть.
— Хорошо. Если самочувствие позволит, может, заскочу.
Сознавая, что лучшего случая исполнить акт мести может не предвидеться, Шики принял твёрдое решение: «Сегодня!». От одной мысли, что до этого (речь идёт о возможной интимной близости) остались считанные часы, захватывало дух, а по коже шли мурашки.
— Сегодня…

В 18:00 по московскому времени Шики стоял в доме напротив, давил кнопку звонка коммунальной квартиры. На случай, если Глеб окажется дома, была заготовлена нехитрая легенда: «Дружище, мне легче, идём за «Теремок» болеть». Звёзды, однако, непривычно располагали – двери отворила Алёна.
— Привет, — с искусственной хрипотцой в голосе (для особого шарма и сексуальности) сказал Шики.
— Глеба нет, — грубо отрезала Алёна и уже стала закрывать дверь, но Шики успел поставить ногу.
— И это хорошо.
— Не поняла.
— Я к тебе пришёл.
— Ко мне? На кой это?
— Посидеть, попить пивка, познакомиться, так сказать, поближе.
— Что, пивка? — подозрительно спросила Алёна, ища подвоха. — Угу – за мой счёт?!
— Зачем за твой? Я угощаю, я же мужчина.
Алёна колебалась ровно секунду:
— Чеши в магазин тогда, пока отец с работы не пришёл, мужчина…

Советы Аркаши работали – стоило включить режим «Альфа», как все двери стали распахиваться. В магазине Шики взял джентльменский набор: пива, снеков, пачку сигарет. Когда расплачивался, по радио заиграла песня Филиппа Киркорова «Ой, мама, Шика Дам!», а воспалённый мозг Шики слышал: «Ой, мама, Шики дам, Шики дам…», что придало уверенности, и Шики, даже ни разу не моргнув и не покраснев, отважился попросить пачку презервативов.
— О-у, у кого-то намечается ночь волшебства, — подмигнула кассирша.

Пока Шики отоваривался, Алёна успела освежиться в душе и прибраться в комнате. Меблирована комната была незамысловато, скромно: вдоль правой стены стояли сложенные салатного цвета софа и кресло-трансформер, вдоль левой располагались шкаф из ДСП и сервант из дуба, у окна стоял раскладной стол-бабочка и пара стульев, на полу лежал синтетический палас бордового оттенка, а освещало всё это благолепие одиноко висевшая на потолке лампочка, да не простая, реквизитная и агитационная «В космос»…
— А у тебя ничего так, уютненько, — сказал Шики, разуваясь.
— Благодарю, — ответила Алёна, принимая пакет. — Проходи, располагайся и рассказывай.
— Что рассказывать?
— Всё: где пропадал, как дела с Настей и с чего вдруг такой интерес к моей скромной персоне?
— А ты мне, Алёна, сразу понравилась. Ты какая-то необычная, привлекательная, загадочная… Отец во сколько приходит?
— В восемь.
— В таком случае не будем терять времени, — сказал Шики, разлил по стаканам пиво, протянул один (что пополнее) Алёне. — За знакомство.
— За знакомство, — чокнулась Алёна.

С каждой выпитой кружкой, с каждым новым глотком мир вокруг становился всё красочнее и ярче, а Алёна — привлекательнее и желаннее.
Поначалу у Шики присутствовал страх, что, имея в багаже скудный опыт общения с противоположным полом, он не сможет поддержать качественной и увлекательной беседы. Опасался, однако, напрасно. Взяв инициативу в свои руки, Алёна начала исповедь о наболевшем (тягостях и лишениях сельской жизни), да так увлеклась, что Шики требовалось лишь поддакивать или молча кивать болванчиком, изредка вставляя наводящие вопросы.
— А ты хороший собеседник, с тобой приятно поговорить, — заключила Алёна, излив душу.
С повышением градуса в крови Шики снимался со всех якорей, что помогало чувствовать себя вольно и непринуждённо. Он начал отпускать остроты, местами безобидные, а местами грубые и недвусмысленные. То, что три четверти шуток «пуляли», свидетельствовало об успехе, а ту четверть, что «ушла в молоко», Шики великодушно списал на ограниченность ума и интересов собеседника.

Когда пиво было выпито, а время близилось к восьми, Шики решил пойти ва-банк:
— Ну что, Алёна, на чердак? — в лоб выдал он.
— Зачем? — напряглась девушка.
— А зачем вы туда с Глебом ходите?
— Курить.
— Вот и мы… покурим, — многозначительно сказал Шики, улыбаясь одними глазами.
— Не знаю, не уверена…
— Да, хорош, чего ты?
Алёна красноречиво молчала, показывая всем видом, что тщательно взвешивает столь щекотливое предложение. Видя, что Алёна сомневается, Шики решил действовать более тонко, сыграть на женской слабости:
— Чего тебя смущает? Посидим, покурим, тайну, если хочешь, одну открою.
— Что за тайна?
— Про Глеба.
— Конкретнее.
— Пошли и узнаешь. Это тебя, между прочим, тоже касается.
— Гм. Ну, ладно, — по инерции взяла пустой стакан Алёна. — Только сначала в магазин.

Когда сладкая парочка оказалась на чердаке, на улице уже совсем стемнело. Лунный свет, проникавший в помещение через слуховые окна, создавал интимную атмосферу и приватный антураж.
— Угощайся, — протянул пачку Шики.
— Оу, Камел, да ты крут, парень.
Крутой парень сделал глубокую затяжку, выдержал паузу, выпустил дым. Краем глаза пытался оценить, какое впечатление производит. Алёна, однако, оставалась равнодушна, о чём-то глубоко размышляя.
— Спасибо, Шики.
— Пожалуйста, кури на здоровье.
— Ты первый молодой человек, который меня угощает, — не замечая насмешливого тона, сказала Алёна. — Непривычно, нежданно, но жутко приятно.
— Да? А Глеб?
— Ха-ха, Глеб! — в голосе зазвучали истерические нотки. — Что за тайну ты хотел рассказать?
— Да, сейчас, — сказал Шики, затушил хабон, хлебнул пива. — Вынужден тебя разочаровать, но Глеб оказался бессовестным мерзавцем.
— Так, подробнее?
— Он воспользовался моментом и посягнул на мою любимую девушку, прекрасно зная, какие я к ней испытываю чувства. А после, смотря мне в глаза, уверял, что у них ничего не было. Кто он после этого?
— Да, он странный: то весь горит, нежный и ласковый, то безосновательно груб и холоден. По-моему, он нас тупо использует.
— Согласен. Поэтому мы должны отомстить. Здесь и сейчас.
— В смысле?
— Мы должны переспать, — сказал Шики и от слов перешёл к действию, положил правую руку на спину Алёны, медленными, нерешительными движениями стал поглаживать плечи, опускаясь постепенно всё ниже и ниже.
— Шик, не надо, — попыталась освободиться Алёна.
— Прости, — сразу же отступил Шики.
— Дай сигарету.
Угостив папиросой, Шики подумал, что надо дожать, что рано сдался, что если бы Алёна была категорично против, влепила бы пощёчину, в возмущении ушла, ан нет, сидит, курит, ждёт…
«Думай, думай, думай!»
Шики напряжённо ломал голову, перебирая варианты наступления и, как только Алёна потушила огонёк сигареты, пришло озарение.
— Алёна, ведь ты не подарок…
— Чё?
— Ты до невозможности избалованный ребёнок, но при этом, Алёна, ты самая поразительная, очаровательная, удивительная девушка из всех, что я встречал.
— Шики, прекращай…
— Нет-нет, дай мне высказаться. Ты просто… — тут Шики глубоко выдохнул и продолжил. — Я не идиот, я знаю, как устроена жизнь, у меня только пять рублей в кармане, мне нечего тебе предложить, я знаю это, я понимаю. Но теперь я в ответе…
— Заткнись, — устала терпеть этот цирк Алёна (это, как ни странно, тоже был её любимый фильм) и, видя, что Шики собирается продолжать, сама заткнула ему рот поцелуем. За сим дело не встало…
Как Шики ни пытался, ни мучился, самостоятельно приписюнить не получилось. Благо, Алёна оказалась небезучастна, помогла, и волшебство случилось, контакт состоялся. Исторический момент…

Одна мысль в самом начале процесса внушала тревожный страх, притупляя остроту ощущений. Шики боялся фальстарта, скорострела, преждевременного финиша. Опасался, однако, напрасно – всё вышло с точностью до наоборот. Это был долгий марафон с несчётным количеством женских оргазмов, литрами пролитого пота, тысячей сожжённых калорий.
Во время акта Шики пару раз показалось, что его ногу кто-то трогает. Решив, что это мыши или крысы, Алёне он ничего говорить не стал, дабы не давать законного повода прекратить процесс раньше времени.

– Удовлетворил, что называется, по полной, – тяжело дыша и прикуривая сигарету, сказала Алёна.
– Это потому что я такой. Я… я… я альтруист.
– Кто? Аутист?
– Мазохист, мля! – раздался внезапно голос Емельяна Малютина, вырулившего из-за угла в сопровождении свиты. – Надо любить боль, иначе мне сложно объяснить ваш наглый и дерзкий визит в мои владения.
– Мы ничего не делали, мы только курим, – запаниковала Алёна, увидев биту.
– Звездит, – внюхивался Пушкин. – Пахнет сексом.
Смешанные чувства испытывал Шики в тот напряжённый момент: с одной стороны, ему льстило, что засвидетельствовали его постельные подвиги, с другой – пугали возможные последствия.
– Лютый, ребята, вы чего? Это же я – Шики. Алло, очнитесь! Мы же сто лет дружим, вы чего творите-то?!
– Грустно, Шики, грустно. Но рассуди сам – я должен тебя наказать, иначе люди не поймут.
– Лютый, давай не будем горячиться и ломать дров? Пойдём, я тебе наедине всё объясню.
– Поздно, Шик. Если бы ты этого действительно хотел, зашёл бы раньше. А сейчас будь мужчиной, прими удар достойно, – сказал Емельян, после чего два Ивана пошли в атаку.
Хищный оскал и бесинка в глазах кричали о серьёзности намерений. Понимая, что дело дрянь, закрыв Алёну спиной, Шики пятился назад. Когда отступать было некуда, жертвы закрыли лицо руками, зажмурив от страха глаза…

В самый последний момент из темноты появился Глеб, схватился в прыжке за балку, нырнул вперёд ногами и нанёс двойной удар. Получив с пятки в лоб, Иваны упали дезориентированные. Далее точечным ударом с вертушки аккурат в бородавку был положен Емельян.
— Уходим, — скомандовал Глеб, и шокированные происходящим Шики и Алёна последовали за своим спасителем.

— Что ты там делал? – оказавшись на улице, спросил Шики.
— А вы? – обезоружил Глеб встречным вопросом.
— Мы просто курили, — сказала Алёна.
— Да-да, слышал уже…
— Так, давайте вы сами разберётесь, а мне уже давно домой пора, — сказала Алёна, после чего бесцеремонно удалилась.

Когда юноши остались наедине и молчание затянулось неприлично долго, Шики сказал:
— Это ты меня за ногу дёргал?
— А кто ещё-то, не крысы же? – ухмыльнулся Глеб.
— Гм. И как долго ты там… шкерился?
— Если тебя волнует, слышал ли я, как вы ласково обо мне отзывались, то вынужден огорчить...
— И что скажешь?
— Грустно, Шики, грустно, — сказал Глеб и тяжело вздохнул. – Может, покурим? Крутых сигарет…
Поняв намёк, Шики протянул пачку.
— И зажигалку, пожалуйста. Благодарю, — подкуриваясь, сказал Глеб. — Пройдёмся?

Как только они синхронизировали шаг, Глеб сказал:
— Виноват, каюсь. Но прежде, чем меня осуждать, позволь исповедаться.
— Валяй, — сказал Шики как можно безразличнее.
— Я целовался с Настей, было. Но я так устал ждать французского поцелуя, устал смотреть, как ты весь вечер сидишь и тупишь, тупишь и сидишь, что вначале, идя в комнату, хотел только заставить ревновать тебя, хотел таким способом тебя растормошить…
— Ну-ну, оставим благородные мотивы, дальше.
— Дальше? Ну, я был пьян, а Настя… так чарующе привлекательна…
— И что? Это тебя оправдывает?
— Нет, не оправдывает. Смягчает, может быть?
— Гм.
— Ладно. Это был первый опыт в моей жизни, — признался Глеб и многозначительно замолчал. Смысл сказанного медленно доходил до сознания Шики.
— Не понял! То есть ты был…
— Да, такой же, как и ты, неопытный.
— Значит, и Алёна была первой?
— И Алёна.
— Гм.
Шики не верил ушам. Получалось, Глеб был точно такой же желторотый, как и он сам. Это, если и не оправдывало его полностью, то как минимум сближало и роднило.
— Честно скажи, дальше поцелуя дело зашло?
— К сожалению, нет.
— К сожалению?
— А ты бы об этом не жалел? — сказал Глеб, смотря удивлённым взглядом. — Это она меня стопорнула, сам бы я не устоял. Мы даже не заметили, как вы ушли, но стоило дать больше воли рукам, как она велела тормозить. Я не сразу послушался, думал, капризничает, цену набивает, но она была убедительна, отрезвила пощёчиной. Потом, когда заметила, что вас нет, вежливо, но категорично попросила оставить её одну. Было видно, что она сильно расстроена и подавлена, так что в этом плане я тебе не врал.
— В смысле?
— В прямом. Думаешь, она из-за Лизы так расстроилась?
— Гм…

Глеб говорил ещё долго, куря сигарету за сигаретой, но Шики его уже не слышал. Три вещи занимали его ум: грех был, но копеечный; друг искренне раскаивается, и нет причин ему не верить и нет поводов его не простить; с Настей ещё не всё потеряно…
Мысли были созвучны сердцу, окрыляли, но вместе с тем что-то Шики смущало: какая-то неосознанная деталь, какой-то момент, исторический и бесповоротный.