Глава 2. Жена Бенедикта Арнольда

- У тебя разделённое сердце, - сердито воскликнула мистрис Трайон, - никакого сочувствия!
     Маргарет Арнольд обратила к ней бледное лицо.
- Не говори глупости, Гортензия, - взволнованно сказала она, - ты прекрасно знаешь, что я лоялистка, всегда была – видела бы ты, как я открывала масленичный бал в Нью-Йорке в паре с майором Андре, ты бы не сомневалась.
- Тем не менее, ты – жена Бенедикта Арнольда, - возразила Гортензия, - соратника и друга мистера Вашингтона.
     Мистрис Арнольд промолчала; в душе она лелеяла надежду на то, что её влияние постепенно вернет её мужа в ряды сторонников короля Георга, но не считала разумным сообщать об этом невестке губернатора Трайона.
     Обе дамы сидели в маленькой гостиной мистрис Арнольд в доме, который командующий Филадельфии избрал своей штаб-квартирой; мистрис Трайон, со многими сопровождающими, вскоре должна была отбыть к своему мужу в Нью-Йорк, куда он уехал прежде Клинтона, и теперь она пришла попрощаться со своей подругой, женой мятежного генерала.
     Нетерпеливо барабаня по подлокотнику своего кресла, она недовольно вздохнула.
     Зима британской оккупации оказалась чрезвычайно приятной, и Гортензии Трайон было очень досадно думать, что успех мятежников положит веселью конец.
     Правда, у неё были и другие заботы, которые заставляли её морщить лоб и нервничать.
- У меня нет и минуты покоя, - объявила она, - с тех пор как этот негодяй, секретарь Дика, переметнулся к мятежникам.
- Мистер Вашингтон не обращает внимания на его слова, - сказала Маргарет, - Он проявил внимание и заботу, оставив Бенедикта здесь – из-за его всё ещё слабого здоровья.
     Гортензия посмотрелась в зеркало на стене и поправила гребень, удерживавший её золотистые локоны.
- Может быть, он и верит ему, - заметила она, как бы между прочим.
     Маргарет слегка вздрогнула.
- Не думаю! – воскликнула она торопливо. – Эта ложь слишком … нелепа.
     Гортензия состроила гримаску.
- Конечно, Дик никогда не говорит со мной о делах, но должна сказать, вполне возможно, что он затевает что-то такое с мятежниками, чтобы свалить мистера Вашингтона.
- Слухи про Бенедикта – лживы, - холодно сказала Маргарет, - и мистер Вашингтон доказал это, поручив ему командование здесь.
     Гортензия внимательно посмотрела на неё.
- Если ты такая верноподданная, как говоришь, - заметила она, - тебе должно понравиться, если эти слухи окажутся правдивы.
     Мистрис Арнольд горячо возразила:
- Я могу желать, чтобы мой муж вернулся к своему долгу. Я думаю, что его действия ошибочны, и горько сожалею о них – но неужели ты думаешь, что я хотела бы, чтобы он обманул доверие своего друга?
- Но ты должна была бы хотеть, - сказала Гортензия, - если ты верна королю.
     Маргарет закрыла лицо руками.
- Я в ужасном положении, - прошептала она. – Но я никогда не буду склонять его к предательству.
- Не думаешь ли ты, - легко сказала Гортензия, - что он уже предатель?
- Я знаю, что он не предатель! – пылко возразила Маргарет.
- А! – Гортензия скривила ротик и доверительно наклонилась через ручку кресла. – Я скажу тебе лишь одно, дорогая: Конвей, Гейтс и Ли все заодно.
- Откуда ты знаешь? – Маргарит смотрела на неё, напряжённая как струна.
- Ну, я кое-что заметила, кое-что слышала.
- Я не верю, - непроизвольно вскрикнула Маргарет.
- Почему же? Для тебя в этом нет ничего неприятного. Это всё на пользу Англии.
- Это … ужасно.
     Гортензия безмятежно накручивала на палец свой длинный локон.
- Это поможет закончить войну, - сказала она убеждённо. – Все говорят, если сместить мистера Вашингтона, революции придёт конец в один день. Что до меня, я мечтаю об этом.
     Маргарет не отвечала.
- В чём заключается этот заговор? – наконец, спросила она.
     Гортензия пожала плечами.
- Я не знаю. Как я сказала, Дик не разговаривает со мной о таких вещах – он только сказал мне, что очень скоро мистер Гейтс будет на месте мистера Вашингтона, и тогда войне конец. И я знаю, что мистер Конвей и мистер Ли его друзья.
- Это интрига против мистера Вашингтона лично? – спросила Маргарет. – Они не пытаются предать мятежников в руки англичан?
- Ах, я не знаю, - утомлённо сказала Гортензия. – я только хочу, чтобы побыстрей кончилась война, и мне всё равно как.
     Маргарет не знала, что сказать; безразличие и даже озлобленность Гортензии по отношению к человеку, которому она была обязана всем, и этот заговор американских офицеров против героического главнокомандующего – всё это казалось ей отвратительным.
     Гейтс, англичанин, примкнувший к мятежникам, был тщеславен и слаб; Конвей был ирландский авантюрист, давно ненавидевший Вашингтона; Ли колебался, не знал, на что решиться, и был нетерпелив. Таких вожаков заговора Маргарет не могла не презирать. Она только надеялась всей душой, что её муж не в числе заговорщиков.
     Она и не верила в это – разве между ним и мистером Вашингтоном не было личной приязни и доверия? И после такого знака доверия со стороны Вашингтона, как назначение Арнольда командующим в Филадельфии, могла ли она сомневаться в своём муже?
     Но эти небрежные намёки Гортензии – они терзали, причиняли боль. Подруги распрощались довольно холодно, и Маргарет осталась в унылом настроении.
     Вскоре вошёл её муж, и хотя она ожидала его, она так растерялась, что вскочила, опять села, снова встала и пересела в другое кресло.
- Бенедикт, - испуганно пробормотала она.
     Он испытующе поглядел на неё. Уже некоторое время на их отношениях как будто лежала тень. Она и раньше была, вызванная разностью их убеждений, но в последнее время усилилась, и каждый в глубине души чувствовал страх, как бы она окончательно не разрослась и не ввергла их в полный мрак взаимного отчуждения. Этот страх владел Арнольдом и сейчас, когда он взял протянутую руку жены и вопросительно посмотрел в её любящие глаза.
- Я должна поговорить с тобой, - сказала она. – Я уже несколько дней хочу это сделать – но сейчас некоторые слова Гортензии заставили меня, наконец, решиться…
- Эта глупенькая Гортензия, - прервал он нетерпеливо, - у неё на уме только развлечения. Что она вообще может сказать?
     Маргарет забрала у него свою руку.
- Меня тревожат не только её слова, - отвечала она, - этот груз лежит у меня на сердце давно.
     Он нахмурился. Он прекрасно знал, о чём она хочет говорить с ним. Итак, настало время обсудить тот предмет, которого они избегали касаться. Отчасти он чувствовал облегчение, отчасти боль.
     Сцепив руки за спиной, он подошёл к окну и остановился там, глядя на неё, ожидая, что она скажет. Беспокойство было написано у него на лице.
- Бенедикт, - сказала Маргарет, - ты знаешь, о чём я хочу спросить тебя?
     Он ещё сильнее нахмурился.
- Думаю, что знаю, - ответил он, - но я хочу услышать это от тебя…
- Тогда слушай! Я прошу тебя присоединиться к лоялистам. Я хочу, чтобы ты отказался от командования.
     Так как он не возразил, она, приободрённая, продолжала более твёрдым тоном:
- Тебя не устраивает твоё нынешнее положение. Ты находишь его нестерпимым. Конгресс придирается к тебе, твои обязанности очень тяжелы, вознаграждение не окупает твоих трудов,  а ведь ты никогда не горел таким энтузиазмом, который превращает все трудности в ничто. Какую награду ты получил за то, что едва не погиб в сражении при Саратоге?
- Вашингтон, - ответил он, - всегда был справедлив ко мне. Он всегда на моей стороне.
- Но этого недостаточно! Он – твой друг, да, но у тебя могут быть и другие друзья среди англичан.
     Он пристально посмотрел на неё.
- И кого же я там найду? А главное, что я там встречу? Холодной приём и снисходительное прощение? Они не нуждаются во мне. Зачем я им?
     Их взгляды встретились, затем она потупилась.
- Бенедикт, - сказала она. – Я не прошу тебя обманывать доверие, но взвесить…
- Почему ты мне это говоришь?
     Она подняла глаза и храбро посмотрела ему прямо в лицо.
- Из-за слов Гортензии. Она сказала, что её муж ведёт общие дела с Гейтсом, Ли и … с тобой.
- Эта же история была преподнесена генералу Вашингтону. Ты сама знаешь, поверил ли он в неё. Ли и я, мы оба, на высоких постах.
- Да, я знаю – но всё равно сомневаюсь – вдруг ты - в гневе, в раздражении, может быть – написал мистеру Трайону.
- Женские фантазии! – прервал он презрительно.
     Она попыталась заглянуть ему в глаза, но он отвернулся.
     Она не получила ответа на то, что её волновало. Напротив, ей стало даже хуже. Нет, так нельзя оставить! Надо ещё попытаться!
     Всем сердцем желала она, чтобы муж перешёл на ту сторону, где лежали все её интересы, где находились её семья и друзья, где, она твёрдо верила, находится всё самое лучшее, правильное, благородное,  освящённое многовековой традицией.
     С самого начала она знала, что дело мятежников не зажигает его, он оставался к нему прохладен, и потому она надеялась оторвать его от него раньше или позже.
     Но она хотела, чтобы это было сделано открыто и честно. Возможность того, что он может предать своего друга, была хуже в её глазах возможности того, что он навсегда останется мятежником.
     Тем не менее, она знала, что, сыграв роль предателя, он может получить от британцев больше выгоды, чем если он открыто перейдёт на их сторону. В последнем случае, его действительно ждёт лишь холодный снисходительный приём, как он и сказал. Вот в чём его сомнения, решила она, и страстно воскликнула:
- Не делай этого, Бенедикт! Что бы там ни было, не делай так!
     Гневная краска бросилась в лицо Бенедикта Арнольда.
- Что ты хочешь сказать? – хрипло закричал он.
     Она шагнула к нему.
- Не впутывайся в этот заговор…
- Так ты веришь, что я в него впутываюсь?
- Нет, нет, тысячу раз нет…
- Тогда зачем говоришь так?
- Потому что я вижу искушение…
- Вот оно что! Искушение! – с презрительной горечью воскликнул он.
- … потому что я знаю, что с тобой обошлись несправедливо – и потому ты можешь…
     Она вдруг замолчала и поднесла руку ко лбу. Она хотела бы сказать ему что-то убедительное, красноречивое, властное, но не находила слов.
- Так ты не присоединишься к англичанам? – это было всё, что она могла жалко пролепетать.
     Он рассмеялся и пожал плечами.
- У меня нет такого намерения.
- Это из-за генерала Вашингтона? – спросила она.
- Нет – это из-за того – не знаю, - его досада усилилась, - это невозможно выразить словами! Люди не меняются. Я сделал свой выбор – давай оставим этот разговор, Маргарет!
- Я не могу оставить, - сказала она печально.
     Он молчал; она искала слова, могущие его убедить, не нашла, и произнесла первые попавшиеся:
- Подумай обо мне. Моё положение – ужасно.
- А! ты сожалеешь, что вышла замуж за мятежника!
- Да нет же! Никогда! Мой дорогой, ты знаешь, - я отдала тебе всё – всё остальное…, кроме моей веры… Друзья, родители, деньги, мой статус – от всего этого я отказалась и не жалею. Но я просто хочу, чтобы ты был с нами, с моими людьми.
     Ей показалось, что он заколебался, и быстро подойдя к нему, она протянула к нему руки, глядя на него умоляющими глазами:
- Бенедикт, ведь мятежники не могут быть правы.
- Как знать, кто тут прав? – пробормотал он, отвернувшись.
- Неверность, неисполнение долга – это всегда плохо, дорогой.
     Арнольд не отвечал.
     Она робко положила руку на рукав его американской униформы, которую так ненавидела.
- Возвращайся под наш старый флаг, - сказала она. – Это твоё дело свободы обречено. Им не выстоять против Англии. Ты сам видишь, это безнадёжно.
- Может и вижу, - процедил он сквозь зубы. – Да, тяжёлая борьба. Но Вашингтон никогда не сдастся…
- Зачем выбирать Вашингтона? Почему не выбрать меня? Почему не поддержать мою веру, мои желания? – спрашивала она.
     Он вдруг наклонился и поцеловал её в лоб.
- Ты просишь слишком многого, Маргарет, - торжественно произнёс он. – Если хочешь идти к своим людям, иди одна.
- Ты же знаешь, - страстно возразила она, - что я не смогу этого сделать…
     Он снова поцеловал её и вышел из комнаты.
     Маргарет застыла на месте, безуспешно пытаясь побороть сомнения и опасения.
- Он так и не сказал, что он не предатель, - прошептала она.