Генетический долг

Пока жена рылась в холодильнике, Семеныч подкрался к буфету. Стеклянная дверца звякнула о фарфоровую солонку. Он стремительно налил себе рюмку водки и решительно выпил её, крякнув так, что заболело под ложечкой. Постояв немного, прислушиваясь к шуму холодильника, он нарочито шумно достал графин...

— Валя, а где наш мальчик? — спросил Семеныч, выпив первую из двух официально разрешённых ему рюмок. Выпивание второй отложил на конец обеда, для тренировки воли и выносливости.

— Он пошёл на станцию пить пиво в буфет, — ответила Валентина, вытирая полотенцем тарелки.

— А почему он пошёл туда с моим микроскопом? — уточнил Семеныч.

— Он хочет разглядывать в него своих собутыльников, говорит, что там собираются на редкость низкие люди, практически сволочи. Он говорит, что после незначительной дозы алкоголя он их не замечает, требуется специальное оборудование.

— Какой хороший мальчик! — воскликнул Семеныч. — Но зачем он ходит пить пиво на станцию, раз там одни подонки? Ведь есть ещё много мест, где собираются хорошие люди хорошенько выпить, например, аллея шахматистов у ДК «Молодёжи». Все играют и выпивают.

— Он не умеет играть в шахматы, — ответила жена. — Эта игра его раздражает своей медлительностью и тем, что от играющего ничего не зависит.

— О как! Странно, а от чего же зависит? — удивился Семеныч.

— Гены, происхождение, участие родителей в детстве потерпевшего, — назидательно сообщила Валентина. — А вот если этого нет, тогда конец, будешь ходить на аллею шахматистов только чтобы выпить.

Семеныч почесал голову:

— Конечно, мы перед ним в огромном генетическом долгу. Но что я мог ему передать по генам? Незаконченное высшее образование? Свою дырявую голову, медленную сообразительность, осторожный характер. Такие в шахматы не играют!

— Да, от меня тоже радости не жди, — добавила усталым голосом Валентина. — Сам знаешь, всю жизнь считала себя полным ничтожеством, ни на что не способной.

Они помолчали. Валентина принялась убирать со стола.

— Вся надежда на мою бабушку по матери, — грустно сказала Валентина.

Оба замолчали, вспоминая разные эпизоды боестолкновений с бабушкой Валентины.

— Вся надежда на неё. А так неее... — подтвердил Семеныч.

Вечером долго укладывались.

Семеныч уже засыпал, когда услышал, как вернулся сын.

По доносившимся из коридора звукам он понял, что сын открыл шкаф и поставил туда что;то тяжёлое.

«Микроскоп вернул», — подумал Семеныч.

Потом услышал, как сын на кухне наливает воду в литровый графин. Пил долго, жадно, прямо из горлышка. Поставил — не попал на место, стекло звякнуло о стекло. Семеныч замер. Потом — скрип кровати, тяжёлый вздох. Потом он ещё долго прислушивался к звукам, доносившимся из;за двери, отслеживал все моменты укладывания сына.

Когда всё затихло, Семеныч усмехнулся:

— Не... тут валькиной бабкой и не пахнет, какой;то другой ген живёт.

…«Какой же всё;таки хороший у нас мальчик!» — шепнул он в темноту, и слова повисли в воздухе не утверждением, а вопросом, на который не было ответа. И, может быть, просьбой.