Приятная жизнь в деревне Избихино

     Избихино - милая сердцу деревня на тверской земле, между Тверью и Ржевом, в Старицком районе, а Старица на Волге. Так что речь пойдёт о Верхневолжье. Расположена деревня компактно, толково на левом полого-наклонном берегу небольшого чистого ручья. Одна улица, дома на которой с одной стороны, а через дорогу, с другой, сарай, бани, гаражи, теплицы и дальше, к ручью, сенокосные угодья. Выше домов по склону в сторону водораздела двух ручьёв - картофельные огороды. У домов - сады, овощные огороды. Всё правильно, всё радует глаз.
     Автору довелось ездить в Избихино с середины 1970-х годов. На надёжном «Жигулёнке» 260 км от дома до избы за 4 часа по красивой и в целом неплохой дороге - удовольствие с чаем посреди пути на берегу реки Шоши при её впадении в Волгу.
     Со своими друзьями, хозяевами дома в деревне, бывало 2-3 раза в год приезжали в Избихино. В грибную пору- непременно, обязательно зимой, перед мартом, чтоб снега для лыжных занятий было побольше. Приезжали и по первому снегу поохотиться на зайцев. Их тогда там было много. А теперь, забегая вперёд, волков там много и, было дело, медведь- шатун похаживал вдоль по улице, собак с цепи походя срывая. О волках и медведе потому, что это были явные признаки умирания деревни, затухания сельской жизни и исчезновения с неплохих земель сельхозпроизводетва.
     Приезжали в Избихино трудиться. Праздной жизни там не было: летом - грибы, ягоды, орехи, сенокос; зимой- заготовка дров и лыжные удовольствия до 30 км в день. Тогда на всё хватало сил: и берёзовые брёвна попилить, а потом поколоть, сложить как надо, чтоб сохли и не мокли. Весной и осенью попадали на посадку картофеля и его уборку - тоже приятное занятие с большой пользой для домашнего хозяйства.
     Деревенские жители не очень-то привечают городских, их зовут дачниками. К нам отношение было иное. Мы деревенских старушек баловали по их просьбе селёдочкой, белыми московскими батонами. Они нас угощали молочком, яичками. Никогда не отказывали им в помощи, если было надо. Спокойный деревенский уклад мы своим скромным трудолюбивым поведением не нарушали. Всегда с уважением к местным старикам. Вечерами в часы отдыха садились на скамейке у дома, любовались немудрёным и по-своему красивым устройством деревни. Подходили к нам один-два ветерана колхозного движения потолковать за жизнь, справедливо поругать власти от местных до самых высоких. И было за что. К примеру, по глуповатой инициативе Хрущёва объявили Избихино неперспективной деревней. А ведь в своё время в Избихино был самостоятельный колхоз. Был скотный двор, машинный двор с техникой; поля засевали льном, овсом, рожью, т.е. тем, что там давало добротный для тех земель и климата урожай. Жители были при деле, ежедневно увозили куда надо молоко; сдавали на откорм телят, выращенных тут же; на льнозавод сдавали лён - он хорошо тут произрастал; сдавали в заготзерно овёс, рожь Удобряли поля- привезённой из Москвы земля нечернозёмная , требовала ухода и платила тем, что на ней хорошо росло. Скот растили, сена хватало. Так бы могло быть и дальше, но грянула кукурузная лихорадка. Поля, засеянные кукурузой отдачи не давали. Пахотных земель было мало -их отвоевали у лесов, у тайги. Да да у тайги. По научному граница между лесами и тайгой проходила по северной оконечности Московской области. А ведь при разумном подходе надо бы посмотреть, что сеют в тех краях на приусадебных участках местные крестьяне. А они даже на корм скоту её там не сеяли, а в Краснодаре, Воронеже сеяли Может быть из-за неумного политического решения стали беднеть тамошние колхозы-землю заставляли засевать «королевой полей», а дохода от неё никакого и, может быть, с этого неверного хода и появилась мысля о неперспективных деревнях.
     О кукурузе в бесперспективных деревнях говорено-переговорено, писано-переписано и |можно бы и не вспоминать, если бы не очень важное обстоятельство - деревня Избихино вымерла, погибла. Зимой гам никого из коренных жителей нет. Одновременно е нашей деревней обезлюдели десятки тысяч подобных деревень в стране и не везут теперь из них ни молока, ни мяса, и ни льна с рожью и овсом. Молоко, сметану и творог везут из Финляндии, Прибалтики и Белоруссии и платят за это валютой. Перемороженное деревянное мясо везут из Бразилии и Аргентины, а австралийскую кенгурятину под видом. говядины—из-за океанов через Польшу, обзывая её в Польше говядиной и на этом наваривают польские спекулянты, Вот тебе читатель и итог неумной политики 1960-х годов. При этом поля зарастают осинником, не лесом, а именно осинником, из которого даже дров не напилишь. Осинник подошёл к деревне вплотную и волки прямо из зарослей выходят на избихинскую улицу. Благодать волчья! А благодати-то для них и нет: в безлюдной зимой деревне ухватить нечего.
     Летом за счёт дачников деревня оживает. Сажаются огороды, слышны детские голоса, шашлычным дымком нередко тянет. Кое-кто из дачников ходит по грибы, собирают малину, чернику. В деревню приезжает автолавка - частная инициатива, понимаешь. Грустно, однако, и печально. Труднее всего исправляются ошибки идеологического плана и если человек до 15-20 лет не держал в руках лопаты, то уж и потом не увидишь его с лопатой. Тут речь не о патриархальности, а о привычке к «труду благородному». К труду, закаляющему не только тело. Это как спорт, формирующий характер, организованность и другие нордические черты.
     Немного воспоминаний. Автору после полувекового юбилея, ещё в советское время. Как ветерану труда с 35-летним стажем выделили в садоводстве шесть соток, Это для выходца из крестьян стало событием весьма приятным. Надо было обустраивать земельный надел. Землю дали на краю болота. С первых же дней, зная что делать, стал создавать плодородную почву. Тонны торфа, песка, навоза плюс нелёгкий труд и через два года и клубника плодоносила, и картофель дал неплохой урожай. Земле нужен труд. Это же истина. Но вот спустя 20 лет после начала освоения участков только один садовод выращивает картофель. Остальным проще его купить и есть напичканный нитратами и за почвой при этом следить не надо. В маленьком садоводстве происходит всё так же как в большом, государстве.
     Кроме заботы о земле надо было строить. Дом типа деревенской избы, рубленный по классическим плотничьим правилам. С мансардой. Затем сарай, душ., летняя кухня, навес для дров, навес для машины, забор, дорожки. И всё в одни руки, и всё в удовольствие, сил хватало и на то, чтоб строить, и на то. чтоб стройматериал добывать. Добывать было где. Своим трудом—недорого. Было принято решение: сруб изготовить в Избихино из елей, которые были выписаны с оплатой в «Меж-колхоз-лесничестве». С корня было срублено почти 100 елей разной высоты и диаметра. Заготовка брёвен была выполнена за одну зиму. Срубленные стволы были притащены волоком на пустырь в деревню. По весне это было ошкурено. В деревне снятие коры не считалось работой. С этим трудно согласиться. За зиму стволы подсохли, кора покрепче прилепилась к древесине и содрать её было непросто. Топором, согнувшись, а возраст уже более 50, Сил хватало, спина ныла, было неприятно. Производительность была низкая. И тут то ли от лени, то ли от ума возникло рационализаторское решение. На козлы высотой по метру но слегам закатывалось бревно и обыкновенной, хорошо заточенной прямоугольной специально вогнутой лопатой как рубанком на верстаке ловко и не так уж тяжело, как прежде, снималась кора. Производительность возросла в три раза. После очистки всех стволов коры в овраг было вывезено две тракторных телеги в там сожжено. Так велели аборигены- тогда они ещё были. Помню ветеран войны и труда Сашка Федос - грубоватый, хамоватый, одним словом сиволапый мужик, увидев, что лопатой снимается кора, заявил, что это не дело, так в деревне не работают. Ему было сказано, чтоб не мешал работать, а если будет мешать, то с ним вежливо говорить не будут. Федос почесал репу и ушёл, блестя потёртыми штанами. Тут надо сказать, что Федос был самым неприятным мужиком в деревне. Фронтовик, он мог бы рассказать о войне, но не умел. Иногда в зимнее время он заходил к нам потолковать, задавали мы ему вопросы о войне, но не умел он говорить связно. Бывало, угощали его рюмкой-другой, крякал он. закусывал и уходил. Неинтересный был человек.
     В конце лета того же года было начато изготовление сруба. Был тогда в деревне плотник Алексей, профессионал. Помогал он мне, учил, подсказывал. Благодаря его преподаванию плотницкого дела сруб получился ладный, даже красивый. По окончании он. был перевезен в Подмосковье и была построена изба с печным отоплением. Садовый участок, о каком тут речь, находится рядом с добротным лесом. Удалось договориться с лесничеством о санитарной рубке елей и можно было далее претендовать на оплату труда по санитарной чистке леса, но тогда стволы нельзя было брать себе . Нашли приемлемое решение и вопрос нехватки двух-трёх- пяти стволов для сарая и навесов был решён без вреда для леса, а наоборот. На очищенных от загустения участках за 15-20 лет поднялись 20-метровые красавицы, а под ними грибы разные, для глаз приятные.
     При сооружении сруба распорядок дня был строже, чем: в армии. Лето. День длинный, подъём в пять. Работа топором до 12, потом купание в пруду. Плотный обед, совмещённый с завтраком: и- крепкий сон до 15 часов. Затем ланч, как теперь модно, и опять с топором почти до темна, купание в пруду, добротный крестьянский ужин и глубокий сон до пяти. Ни телевизора, ни радио у нас там не было.
     В зимнее время, натопив печь, читали. Лёжа, расслабившись после 20-25 км на лыжах, а с утра колка дров. И так день за днём, а ещё баня по-чёрному. Топил баню родственник -моих приятелей, Юрий Васильевич, местный житель, уроженец этих мест- натуральный абориген. Топил умело и по готовности бани заходил в избу и говорил: «Господа лыжники, баня готова!» он знал, что посте бани будет 0,5 на троих, но не поровну—ему за труды и умение- побольше, да и нам с утра дрова колоть и бежать на лыжах, режим не нарушали. Потом Юрик - так его деревенские звали—рассказывал о разных случаях из деревенской жизни. Мы внимательно слушали его и это ему нравилось. По мотивам одного из его устных рассказов Борис  Григорьевич Самсонов написал интересный рассказ -повесть.
     Немного о бане по-чёрному. Помещение, срубленное из толстых отборных брёвен, от пола до потолка не более 2-х метров. Толстые, из плах, двери, маленькое окошко и печь-каменка, над которой в потолке дымоход из досок. Дымоход через потолок и утеплённый мхом чердак,. Топили берёзовыми дровами, большие камни-валуны нагревались докрасна (со стороны огня). По окончании топки, непосредственно перед мытьём парная проветривалась до полного удаления угарного газа. Дело это нехитрое: если глаза не слезятся, значит газа нет. В парилку делали 3-4 захода, между заходами отдых в предбаннике, зимой в нём вода в ведре льдом покрывается. Любителям париться холод в предбаннике нипочём. Чуть остывали и опять туда, где 90-100 градусов. Парились вдвоём- в парилке было тесно. И в этой тесноте был смысл: в просторную баню зимой до 100 градусов не натопить. Наш приятель, Анатолий Егорыч, женившись на деревенской даме, построил баню по- белому, просторную, светлую. Пригласил нас как-то. замёрзли мы в ней (дело было зимой), а топил он её полдня. Не учёл он мудрости деревенской. Алексей, мой плотницкий учитель, позвал нас попариться к нему в баню по белому. Мы и там замёрзли, а у Алексея была ещё старая баня по-чёрному, вот там мы, было дело, попарились как надо. После больших физических нагрузок баня должна, быть непременно для того, чтоб молочную кислоту выгнать из мышц. А как выгонишь, то ощущение такое будто и вправду как заново родился, необыкновенная приятность и в теле, и на душе.
     И ещё совсем немного о жизни в Избихино. Здесь упоминался Алексей, мой учитель плотницкому делу. Было время, он подростком вместе со своим дядей ходил по деревням рубил избы, бани, т.е. всё то, что требовало плотницкого умения. Жена его Раиса в описываемое тут время работала завклубом в селе Братково. что в 1.5-2 км от Избихино. Было её лет 45. Любила нарядиться и пройтись по избихинской улице с одного конца, где она жила, на другой конец, куда в обед пастух на дневную дойку пригонял стадо. Там же на другом конце, жил Анатолий Егорыч. У Раисы к нему был трудно скрываемый интерес. В деревне вся жизнь как под микроскопом. К корове надо бы идти в скромном платье с фартуком, а тут яркое цветастое, ну просто нарядное. При это проходила она мимо Федоса, сидящего на скамье возле своего дома, и уж без его комментариев тут не обойтись. Раиса не обращала внимания на его пошловатые замечания. Егорычу её намёки были ни к чему. Мужик он строгий и в небольшой деревне мужнина жена - это совсем ни к чему. Мой литературный тренер и беспощадный критик Борис Григорьевич так говорил: « Вот ведь зараза. Значит ей надо два мужика, а кому-то ни одного. Это неправильно!
     Примерно лет через 15-17 наступило время, когда в деревне на одном конце жила одна Раиса, а на другом- один Анатолий. Зимовали два человека на всю деревню. И тут бы им проявить интерес друг к другу. Но нет1. Возникла у них неприязнь, видеть не хотели друг друга. Правда было к тому времени им обоим за 70. Какая уж тут приязнь?
     Может и невесело, но на этом рассказ кончается, а в деревне последнюю зиму зимует один Егорыч, а он москвич. Так что деревня умерла.