Рассказы Любовь Колчака

                День завершает ночь.

 В декабре 1903 года 29-летний лейтенант Александр  Колчак после многолетний северных путешествий  отправился в обратный путь в Петербург, где собирался обвенчаться со своей невестой Софьей Федоровной Омировой. Неподалеку от Иркутска его застало известие о начале Русско-японской войны. Он вызвал отца и невесту телеграммой в Сибирь и сразу после венчания отбыл в Порт-Артур.
  К этому времени он уже подал прошение о его переводе на  Тихоокеанский флот, что говорит об огромном патриотизме Колчака. Впрочем, этот случай в биографии Колчака описывается по-разному. Иногда в книгах очень серьезных авторов я находил утверждения, что Софья Федоровна одна поехала к мужу в Иркутск. Иногда, что со свекром, но именно свекр убедил ее немедленно ехать в Иркутск, в противном случае свадьбы вообще могло не случиться. Ведь Александр Васильевич уезжал на войну и только бог знал, что его там ждало.  Но теперь мы знаем, что он на войне тяжело болел, был ранен и попадал в плен.  5 марта 1904 года Александр Колчак и Софья Омирова обвенчались в Градо - Иркутской Михайло-Архангельской церкви. Сохранилась она или нет к сегодняшнему дню, сказать не могу.  Но место теперь для истории России памятное.
 В любом случае в Иркутске они с женой провели вместе всего три дня. Судьбе  любого  моряка, а Колчака особенно, в семейной жизни не позавидуешь. Иногда супруги не видятся годами. О какой счастливой семейной жизни может идти речь?
 Александр Васильевич женился, когда ему было двадцать восемь лет, а помолвка у молодых людей состоялась за четыре года до этого. Александр Васильевич сначала плавал по северным морям с Толлем, потом искал следы экспедиции Толля.   А это случилось лишь через год, как они с Толлем расстались в Ледовитом океане. Пишут, что Софья Федоровна  терпеливо ждала свадьбы. Хочется надеяться именно на это. Хотя в большинстве своем женская похоть  жен моряков пересиливает супружеский долг.
   Все это время будущий муж помогал финансово  будущей жене. Она очень много времени, годами,  проводила на юге Италии, где любила отдыхать. И ни в чем в те времена не нуждалась. Будущий Адмирал обеспечивал ее деньгами в изобилии. В это время он писал ей в одном из писем.
  - Прошло два месяца, как я уехал от Вас, моя бесконечно дорогая, и так жива передо мной вся картина нашей встречи, так мучительно и больно, как будто это было вчера. Сколько бессонных ночей я провел у себя в каюте, шагая из угла в угол, столько дум, горьких, безотрадных… без Вас моя жизнь не имеет ни того смысла, ни той цели, ни той радости. Все мое лучшее я нес к Вашим ногам, как к божеству моему, все свои силы я отдал Вам…
   Он действительно любил Софью Федоровну. Именем первой жены он назвал остров в архипелаге Литке и мыс на острове Беннета. Эти суровые скалы среди северных морей и ветров стали символом будущей жизни самой Софьи Федоровны. Соня – так звал ее Колчак в своих письмах. Без слов «дорогая» и «любимая» ни одно из писем не обходилось. И всех других слов, для подобных случаев. В русском языке их очень много.
   После войны  с Японией они до 1914 года жили вместе, конечно, периодически.  Такова судьба моряка. Когда его поставили во главе Черноморского флота, они жили как все нормальные семьи,  в Севастополе.
   С 1917 года адмирал уехал в Америку, якобы  учить тамошних вояк ставить минные поля, и больше супруги не встречались. Что он там делал на самом деле и о чем думал, можно только догадываться.
   Когда я при,  подготовке книги о Колчаке, знакомился с жизнью Софьи Федоровны в Париже или в  его предместьях, пришел к выводу, чем старше она становилась, тем больше говорила о Колчаке. Хотя не видела его уже десятки лет.  Мечтала. О новой совместной жизни с ним, пока не узнала, что его расстреляли.  Годы уплывали, она не только формально, но и фактически все больше и больше погружалась в одиночество.
  Ей  хотелось, чтобы прах его нашли, и они были бы  похоронены вместе  в Петербурге, где в свинцовых гробах лежат две его дочери. Но желания и  фантазии никогда не стояли в одном ряду с правдой жизни. Это совсем разные категории человеческой судьбы. В каком месте на дне  Ангары лежат косточки защитника Отечества   никто не знает.  О каких его похоронах могла идти речь?  Ленин сделал все, чтобы никто и никогда не нашел тело адмирала.   И за свою скотскую жестокость Ильич теперь лежит в мавзолее.
   Самые страшными для Софьи Федоровны были годы, когда муж уехал из Севастополя в столицу, а оттуда сразу отправился в Америку. Потом Дальний Восток и, наконец, Омск… 
  Задуренные красными палачами матросы, каждую ночь грабили в городе  квартиры офицеров и убивали их семьи.  Все это заранее было задумано в Америке. Так планировалось убить волю русских офицеров.   Перед убийствами, офицеры, их жены и дети подвергались самим изощренным издевательствам. Об этом уже много написано.  Частично можно найти в интернете.  В том числе о подлом уничтожении красными офицерских семей в Уяре, тогда станция Клюквенная.  Я уже писал об этом.  При отступлении белых у них не было возможности дальше ехать со своими семьями. Пришлось оставить их на станции Клюквенной, ныне она переименована в Уяр.
   Все дети офицеров, включая младенцев, были порублены шашками. Жены, матери офицеров и другие их родственники изнасилованы, раздеты до исподнего и умирали с долгими мучениями. Тут постарались  воины интернационалисты, нанятые китайцы и уголовники Кравченко и Щетинкина.    Почти у всех женщин были вспороты животы. В том числе у беременных.  У мужчин и подростов выбиты глаза и отрезаны половые члены.
   Еще страшней  семье Колчака было, когда  к власти в Петербурге пришел палач позвонче Петра Первого -  Владимир Ленин, а Колчак возглавил Белое движение. Легко представить, что могло быть с Софьей Федоровной и ее сыном Ростиславом по  велению «самого доброго»  в мире дедушки  Ильича и брата его по партии - Сталина.  19  апреля 1919 года французская газета «Эко де Пари» сообщала.
 - Жена адмирала Колчака вынуждена была писать из Севастополя  в Сибирь.
   - Прибыли благополучно, самочувствие хорошее. Твоя, всем сердцем.
    Конечно, без опыта общения с «нужными» людьми, да еще в таких сложных делах, как  собственное выживание, Софья Федоровна не могла организовать собственную  поездку в Париж. Это сделал сам Александр Васильевич. У него было достаточно возможностей и средств, чтобы обеспечить жене выезд за границу. Колчак, пока жив был сам, каждый месяц посылал ей по пять тысяч франков. С января 1920 года «Русская миссия» выплачивала ей  ежемесячно по 15000 франков. Совсем неплохие деньги для безбедной жизни вдовы с сыном. Увы и ах. Софья Федоровна никогда не умела вести свою семью и была совсем далека от семейных обязанностей…  И уж тем более, не умела экономить деньги на черный день.  Она, с  помолвки с адмиралом, любила всегда чувствовать себя легко и свободно, ни в чем не отказывать себе. Зарплата мужа позволяла.
   Сына она отдала на воспитание в колледж иезуитов, жила одна. Колледж уже в то время  был старейшим учебным заведением Франции. С начала 1923 года финансирование семьи Колчака было урезано до 300 франков. Только, чтобы выживать. И не больше.  Семья переехала в совсем бедный район Парижа. Где Софья Федоровна и прожила до скончания своих дней. Здесь, в Париже, она и отошла ко господу. 
В 1927 году Ростислав окончил колледж, ему нужно было учиться. Денег дома не случилось. Софья Федоровна  рассылала всем, кого вспоминала, письма с просьбой помочь. В том числе и знаменитому норвежскому полярному исследователю еврейского  происхождения  Фритьону Нансену. Колчак как-то проходил у него обучение во время полярной экспедиции. Он дал денег на обучение из расчета тысяча франков в  месяц. Очень солидная поддержка. Софье Федоровне также помогали генерал Юденич, сокурсник мужа по Морскому корпусу контр-адмирал А.А. Погуляев. «Морской журнал» собирал средства на завершения образования Ростислава.
    Личная жизнь адмирала пока не исследована  достаточно правдиво.  Очень много пишут о его любимой женщине Анны Тимиревой. Но излагаются только факты, без анализа.  Скорее всего, часть этих фактов просто выдумана.
   Давайте почитаем письма так любящих друг друга людей. О достоверности этих писем и мысли не может быть.
  - Милый Александр Васильевич, далекая любовь моя… Я думаю о Вас все время, как всегда, друг мой, Александр Васильевич, и в тысячный раз после Вашего отъезда благодарю Бога, что Он не допустил Вас быть ни невольным попустителем, ни благородным и пассивным свидетелем совершающегося гибельного позора. Я так часто и сильно скучаю без Вас, без Ваших писем, без ласки Ваших слов, без улыбки моей безмерно дорогой химеры.
Анна Тимирева, 7 марта 1918 года.
 
  - … Где Вы, радость моя, Александр Васильевич? На душе темно и тревожно. Я редко беспокоюсь о ком-нибудь, но сейчас я точно боюсь и за Вас, и за всех, кто мне дорог… Господи, когда я увижу Вас, милый, дорогой, любимый мой Александр Васильевич. Да хранит Вас Господь, друг мой дорогой, и пусть Он поможет Вам в Ваши тяжкие дни. До свидания — если бы поскорей.
Анна Тимирева, 21 марта 1918 года
 
  -  …Милый Александр Васильевич, я буду очень ждать, когда Вы напишете мне, что можно ехать, надеюсь, что это будет скоро. А пока до свиданья, милый, будьте здоровы, не забывайте меня и не грустите,  и не впадайте в слишком большую мрачность от окружающей мерзости. Пусть Господь Вас хранит и будет с Вами. Я не умею целовать Вас в письме.
Анна Тимирева, 17 сентября 1918 года.
 
  - Но я же живая и совсем не умею жить, когда кругом одно сплошное и непроглядное уныние. И потому, голубчик мой, родной Александр Васильевич, я очень жду Вас, и Вы приезжайте скорее и будьте таким милым, как Вы умеете быть, когда захотите, и каким я Вас люблю.
Анна Тимирева, 14 февраля 1919 года.
   C момента  знакомства  до минуты ареста прошло пять лет. Бoльшую часть этого времени они жили порознь. У каждого  была  своя семья. Подолгу - месяцами, а однажды целый год - не виделись. Она жила в Ревеле, он командовал Черноморским флотом, потом она осталась в России, а он, это было в 1917-1918 годы,  объехал вокруг земного шара.
 
 - Прошло два месяца, как я уехал от Вас, моя бесконечно дорогая, и так [еще] жива передо мной картина нашей встречи, так же мучительно и больно, как будто это было вчера, на душе… без Вас моя жизнь не имеет ни того смысла, ни той цели, ни той радости. Вы были для меня в жизни больше, чем сама жизнь, и продолжать ее без Вас мне невозможно."
Александр Колчак, лето 1916 года.
 
  - …В минуту усталости или слабости моральной, когда сомнение переходит в безнадежность, когда решимость сменяется колебанием, когда уверенность в себе теряется и создается тревожное ощущение несостоятельности, когда все прошлое кажется не имеющим никакого значения, а будущее представляется совершенно бессмысленным и бесцельным, в такие минуты я прежде всегда обращался к мыслям о Вас, находя в них и во всем, что связывалось с Вами, с воспоминаниями о Вас, средство преодолеть это состояние."
Александр Колчак, 9 мая 1917 года.
 
  - Только о Вас, Анна Васильевна, мое божество, мое счастье, моя бесконечно дорогая и любимая, я хочу думать о Вас, как это делал каждую минуту своего командования. Я не знаю, что будет через час, но я буду, пока существую, думать о моей звезде, о луче света и тепла — о Вас, Анна Васильевна. Как хотел бы я увидеть Вас еще раз, поцеловать ручки Ваши.
Александр Колчак, [6 июня 1917 года.]
 
-  Для меня нет другой радости, как думать о Вас, вспоминать редкие встречи с Вами, смотреть на Ваши фотографии и мечтать о том неизвестном времени и обстановке, когда я Вас снова увижу. Это единственное доказательство, что надежда на мое счастье существует… Когда-нибудь я получу от Вас несколько слов, которые так бесконечно для меня дороги, как все, что связано с Вами.
Александр Колчак,  21 августа 1917 года
 - Моя милая, дорогая, обожаемая Анна Васильевна.
Господи, как Вы прелестны на Ваших маленьких изображениях, стоящих передо мною теперь. Последняя фотография Ваша так хорошо передает Вашу милую незабываемую улыбку, с которой у меня соединяется представление о высшем счастье, которое может дать жизнь, о счастье, которое может явиться наградой только за великие подвиги. Как далек я от них, как ничтожно кажется все сделанное мною перед этим счастьем, перед этой наградой…
Александр Колчак, [август 1917 года.]
 
 - Дорогая, милая, обожаемая Анна Васильевна.
…У меня нет слов, нет умения ответить Вам; менее всего я мог предполагать, что Вы… так близко от меня. Получив письмо Ваше, я… отложил его на несколько часов, не имея решимости его прочесть. Несколько раз я брал письмо в руки и у меня не хватало сил начать его читать. Что это, сон или одно из тех странных явлений, которыми дарила меня судьба. Ведь это ответ на мои фантастические мечтания о Вас — мне делается почти страшно, когда я вспоминаю последние. Анна Васильевна, правда ли это или я, право, не уверен, существует ли оно в действительности или мне только так кажется.
Александр Колчак, 29 апреля 1918 года.

- Я была арестована в поезде адмирала Колчака и вместе с ним. Мне было тогда 26 лет, я любила его и была с ним близка и не могла оставить его в последние годы его жизни. Вот, в сущности, и все. Я никогда не была политической фигурой, и ко мне лично никаких обвинений не предъявлялось, - писала Анна Васильевна в своих заявлениях о реабилитации.
  Перед расстрелом, когда они оба находились в Иркутской тюрьме, Колчак написал ей последнюю записку, до нее, однако, не дошедшую.
  - Дорогая голубка моя, я получил твою записку, спасибо за твою ласку и заботы обо мне. Как отнестись к ультиматуму Войцеховского, не знаю, скорее, думаю, что из этого ничего не выйдет или же будет ускорение неизбежного конца. Не понимаю, что значит "в субботу наши прогулки окончательно невозможны"? Не беспокойся обо мне. Я чувствую себя лучше, мои простуды проходят. Думаю, что перевод в другую камеру невозможен. Я только думаю о тебе и твоей участи - единственно, что меня тревожит. О себе не беспокоюсь - ибо все известно заранее. За каждым моим шагом следят, и мне очень трудно писать. Пиши мне. Твои записки - единственная радость, какую я могу иметь. Я молюсь за тебя и преклоняюсь перед твоим самопожертвованием. Милая, обожаемая моя, не беспокойся за меня и сохрани себя. Гайду, я простил. До свидания, целую твои руки.
  В моем архиве только эти письма. Их обязательно больше. Но мне, простоте, с улицы Трактовой в Татьяновке,  больше ничего найти не удалось. Я писал книгу два года, так что во времени был очень ограничен. Читаю и перечитываю письма  двух женщин, которые искренне любили Александра Васильевича. Господь не ждал ему времени ни с одной из них насладиться, как и положено, семейной жизнью. Отправляясь на работу, целовать в щечку детей, играть с ними вечерами.  Кушать домашние борщи и еще пахнущие печью блины. Понятно, что больше и крепче его любила Анна Темирова. За эту любовь она перенесла, столько ссылок, тюрем и пересылок, подумать страшно. Слава богу, что бог отвел от неё участь жен офицеров со станции Клюквенная. Хотя без мужа она никогда не была. Замуж выходила неоднократно.
  Под конец жизни, она получила  наконец квартиру в Москве и, долгожданную пенсию, которую из-за тюрем и ссылок просто не могла заработать. 
                Анатолий Статейнов