Гонцы

               

   Шведский король Карл XII из-за отсутствия должного снабжения провиантом и припасами был вынужден двинуться не к Москве, а к Полтаве. По уверениям гетмана Мазепы, именно там можно было разжиться всем необходимым: издавна этот город славился развитой торговлей, и городские склады ломились от припасов. К тому же этой осадой Карл надеялся принудить Петра I прийти на помощь к осажденной Полтаве и сблизиться для решающего сражения с его армией. Шведским войскам это было жизненно необходимо. В исходе битвы в открытом бою Карл не сомневался, но его армия таяла на глазах, ставя успех всей Северной кампании под сомнение. Подойдя к Полтаве, шведы предложили городу сдаться. Этот небольшой городок был обнесен валом с невысоким палисадом и охранялся весьма скромным гарнизоном в две с половиной тысячи солдат под началом полковника Келина. Тем не менее, сей бравый офицер от сдачи отказался. Никто из шведского командования всерьез не воспринял его слова. О численности гарнизона шведы знали от перебежчиков, что же касается двух тысяч горожан, также взявшихся за оружие, их в расчет вообще не брали.

   В апреле полки генерала Шпара начали осадные работы. А уже в начале мая шведы предприняли попытки взять город несколькими приступами, но вынуждены были отступить, понеся немалые потери. Маленькая крепость стойко защищалась, отразив двадцать приступов. Вдобавок ко всему русские смогли пробиться к осажденным с подкреплением в два батальона (около девятисот человек) во главе с полковником Головиным. Возможно, неудачи осаждающих были вызваны отсутствием у них осадных орудий. Так или иначе, крепость держалась. Но произошло то, чего так ждал Карл XII: Пётр Первый наконец-то выдвинулся к Полтаве во главе нескольких свежих батальонов.

   Шереметьев поспешил оповестить защитников Полтавской крепости сим радостным известием, однако с этим вышла задержка. Причин тому было несколько. Во-первых, шведский офицер, командовавший дозором, когда прорвались к русским подкреплений в Полтаву, был расстрелян перед полком, что послужило наукой караульным. Кроме того, казаки, что перешли к шведам, тут же докладывали о приближении русских. Как бы то ни было, более ни один гонец в крепость так и не смогли  добираться. Тем не менее, Шереметьев не терял надежды и посылал гонцов разными путями и через глухие леса, коим и была окружена Полтава.

   По лесу едут два всадника, видно было, что они осторожничают и стараются не шуметь. Хотя было лето, они были, тепло одеты. Солнечные лучи не проходили через листву деревьев, и стоявший в лесу холодный туман, одолевал путников. Густой лес, казался для них еще более непроходимым, из-за этой густой мглы, лишь иногда пробирал страх от услышанного карканья вороны или стука дятла, разносимых в лесу. Местами вековые деревья с выступающими над землей корнями, заросшие мхом, сплелись с соседними деревьями, и тянулись вверх, наверху образовывали, непроницаемый защитный шит, словно защищали этот непроходимый лес от остального мира. Всадников выдавали, что они казаки их тумаки с алым верхом. Они двигались в низине, где туман полностью скрывал ноги лошадей.

   Неожиданно раздался скрип, а затем хруст ломающего дерева, и перед ними рухнуло старое трухлявое дерево. Лошади, фыркнули, отпрянули вспять. Казаки осадили коней и остановились, стали прислушиваться и вглядываться в лес. Стояла тишина. Лишь отдаленная дробь дятла зловеще доносился из чащи. Никто не подавал никаких признаков жизни, что породило сомнение, не само ли дерево рухнуло под бременем лет?

   – Узрел, кого ни будь что ли, али нет? – справился у товарища первый казак.

   – Кажись, нету никого, – всматриваясь в лес, шепнул казак в ответ.

   Как вдруг послышался выстрел и приближение нарастающего свиста, и первый казак, схватившись за голову, повалился на коня, а затем упал на землю.

   Оставшись в седле, второй казак вскинул фузею и снова начал вглядываться в лес, пытаясь понять, откуда стреляли.  Снова прогремел выстрел, со свистом рассекая воздух, и сбила лист над ним. В спешке казак развернул коня и, подъехал к раненому товарищу, собираясь помочь ему забраться на коня, но тут очередная пуля попала казаку в плечо, конь фыркнул и рванул с места, но очередной выстрел попал коню в шею. От неожиданности коня понесло, и казак, уцепившись в загривок, был унесен испуганным животным прочь.

   Раненый в голову казак, придя в себя сел, огляделся, и увидел, как из тени деревьев к нему вышел человек. Он попытался двинуться, но не смог, сильно болела голова, да и одна нога была сломана от падения с лощади. Он понял, что скрыться ему не удастся, казак попытался дотянуться до фузеи, но уж больно далеко было спасительное оружие. Враг подходил все ближе, и казак был вынужден откинуться назад, притворившись мертвым.

   Тем временем человек, бесшумно ступая по траве, приблизился, и склонилась над ним. Ловко обшарив его, он нашел письмо и поднялся. С минуту стояла тишина, казак приоткрыл глаза, человек читал найденное письмо. Казак как можно незаметнее потянулся к своему голенищу сапога и нащупал рукоять засапожного ножа. Каким бы легким ни было его движение, человек его уловил, в руке мелькнул арбалет и прогремел выстрел.

   В казачьем стане было тихо. За несколько дней в срочном порядке довершались фортификационные работы. Уставшие  дневными работами казаки спали.  Луна холодным  светом освещала бесчисленные палатки казачьего стана. Кое-где горели костры, возле которых сидели сменившие караулы казаки.

   - В какой раз такое деется! - говорил казак,  кивая в сторону атаманского шатра, куда вошел гонец-казак, потерявший коня.

   - Многих к крепости посылали, все сгинули. Рыжечка-то один, возвернулся, да и то, ничего толком не видел.

   - Знать, шведы окончательно замкнули крепость.

   - Пособили им.

   - Кто?

   - Знамо кто казачки, что с Мазепой перебежали к шведам, все подступы и стерегут.

   - Здешний вожатый сказывал за здешние леса, что, мол, давненько здесь нечисть завилась. Как-то в дозор ходил наш хуторской  Харлампий и вот, что он гуторил.  «… Идем дозором по краю леса. Как вдруг перед нами, как из-под земли вырос всадник, весь в черном, и лошадь тока же черная.  Стоит значится, не шелохнется. Мы глядим на яво, а он будто смотрит на нас, а под капюшоном - пустота».

   - И что далее было, - стали увещать казаки рассказчика.

   - А что стрельнул по нему Харлампий, а как дым рассеялся - глядь, а всадника то нету!

   В стане только и было разговоров, что о гибели гонцов. Многие  винили во всем нечистую силу, другие о местном мстителе, но все сходились на том, что в облике черного всадника кто-то рыскал по лесам. Волновал он людское воображение, и приписывали ему все новые и новые подвиги. В семеновском полку  уже и легенда ходила, объясняющая, откуда он взялся. Бывалые воины слушали эти рассказы с улыбкой, но в дальние дозоры, что были ближе к лесу, тоже шли с опаской. Вот и теперь старый воин, отслуживший в полку, почитай более  десяти лет, не удержался, и стал пересказать в который раз свою историю.

   - Вещают мол, что таился в этих местах беглый стрелец, ну после бунта ихнего. Но царевы сыскные, значит, сыскали в этом лесу, да там же, у его тайника, и вздернули. Дело уже к вечеру было, и решили они там  заночевать. Лес там густой, боязно по темноте-то обратно возвращаться. Выставили, значит, они одного в дозор, на трапе, что вела через лес, да и спать улеглись. А на утро-то дозорный чуть придремнул, а когда открыл глазницы,  день уже осветил поляну, где сыскные спали, глядит лежат они все с порезанными шеями, а повешенного-то на суку и нет. И лошадь одна пропала. С тех пор и ходют слухи, что принял он облик нечисти и мстит за души стрелецкие.

   Семеновцы перекрестились.

   - А лошадь его по лесу да по деревьям скачет как по земле, -  добавил  подошедший яицкий казак. Раздалось ржание.

   Послышался топот коней, Семеновцы  оглянулись и увидели двух приближающихся офицеров. Даже в ночной темноте они узнали светлейшего князя  Александра Меньшикова, и графа Бориса Шереметьева, они ехали в сопровождении походного атамана Прохора Дурманова.

   – Вот и начальство до Егора прибыло, – процедил подошедший яицкий казак.

   Офицеры подъехали к шатру, где находился раненый ганец, спешились. Атаман вздернул полог и, пропустив князя Меншикова и графа Шереметьева, затем сам вошел следом. При виде высоких гостей все кто был внутри шатра встали, но увидав знак атамана удалиться, все вышли.

   Атаман кивнул на казака.

   - Вот он, герой наш.

   Раненый попытался приподняться, но князь остановил его и присел рядом.

   - Ну что, братец, разглядел, кто это был? Шведы? Ляхи? Али еще кто?

   - Я толком не разобрал, ваша светлость. Помню, значит, как дерево поперек тропы повалилось, ну лошади заметались, да потом будто тень какая по кустам мелькнула. Тут Родиона из седла и выбило. А перед этим выстрел да свист слышал, - испуганно перекрестился Егор.

   - А что товарищ твой? - поинтересовался Шереметев.

   - Так лежал замертво! Подъехал я к нему помочь, тут меня и самого, значит, в плечо садануло.

   - А потом? - не унимался Шереметев.

   - Так энта нечисть в коня мово попал, так от боли видно коняку и понесло, я еле держался. Более я, ваш благородь, видеть товарища своего ужо не видел.

   - А письмо где? - остановил причитания казака князь Меньшиков.

   - Так у Родиона и осталось.

   Шереметев лишь задумчиво протянул:

   - И вправду герой…

   - Толку-то с него, как от козла молока. Лошадь понесла, не разобрал, не видел, - с досадой сказал Меншиков, встал и вышел из шатра.

   - Тень, говоришь? - Шереметев еще немного постоял над раненым, чем совсем смутил казака. Однако не осерчал, как светлейший, лишь прищурился: - Ладно, сходишь с Митричем покажешь то место где вас подстрелила энта нечисть!
И вышел догонять князя.

   Увидев Шереметева,  Меньшиков сказал:

   - Неладно как-то. Уже пятых гонцов теряем. Поклич сюда Дурманова, это же его казак выжил, он и место знает, пусть и укажет, а атаман глянет, что к чему? Письмо важное пропало, нужно вернуть.

   - Ежели шведы перехватили, письма уже не сыскать, - ответил Шереметев.

   - А ежели не шведы?

   - А ежели не шведы - поглядим, - Шереметев подозвал  Дурманова.

   Меншиков посмотрел на подошедшего к ним атамана.

   - Да, вот еще что: войны тут болтают про какого-то черного всадника, - атаман вопросительно вскинул брови, а Меншиков продолжил: - Но, дескать, является ниоткуда и исчезает в никуда.

   Атаман, улыбаясь глянув на Шереметева, тот не выдержал и, расплывшись в улыбке, продолжил:

   - И лошадь евойная по деревьям ходит как по земле.
Меншиков покачал головой:

   - Ну чего вы смеетесь?

   У Шереметева в глазах засверкали озорные искорки:

  - И ты веришь в эту брехню?
Меншиков потупился, словно оправдываясь:

  - Ты ж меня знаешь, но людишки-то Богу души отдают.

  - Отдают, да только я в черта поверю, лишь когда за хвост поймаю, а энтот крендель не страшнее нас с тобой будет.

   В глазах Дурманова читалась удаль. Меньшиков ободряюще хлопнул атамана по плечу и вскочил в седло. Шереметев на всякий случай перекрестился, и тоже сел на коня и ускакал вслед за князем. Атаман проводил их взглядом, пока те не исчезли в ночи, и направился к шатру.