звездочка

Ленка рыдала  так, что сопли приходилось размазывать ладошкой, аж до локтя, иначе бы они просто противной струей капали на пол, а за такие дела могло попасть от мамки. Мамка любила чистоту и соплей на полу, уж точно бы, не потерпела, а, пожалуй бы, даже дала Ленке легкого леща со словами:
      - Иди вон плачь на улицу. Чо тут-то болото сопливое устраиваешь?
      На улице был большой праздник. Праздник был не только на улице, но и во всей станице. Да что там в станице? Вообще, везде - по всему сэсэсэру был праздник! День ПОБЕДЫ - 9 мая!
      Ленка утром собралась сходить в центр станицы, чтобы принять участие в торжественном митинге, и уже даже прошла полдороги до митинга, да вот встретила Серегу-одноклассника. Серега был отличником из их четвертого класса. Он был из тех, которые нормальные и особо не кичатся своими пятерками. Поэтому с Серегой она даже слегка дружила, уже как год, и даже пару раз угощала его мороженым.
      Ленка  угощала его не то, чтобы целиком мороженым, такого она даже представить себе не могла, чтобы целиком подарить кому-то мороженое, а так - давала пару раз лизнуть и чуть-чуть вафельку откусить. Серега, получив от нее такой знак внимания, теперь даже иногда защищал ее от классных придурков, когда те начинали ее дразнить или, того хуже, зажимали в углу и начинали тискать.
      Вот и в этот раз он с радостью ей кивнул и даже крикнул издали:
      - Привет, Ленка. Пойдем давай быстрей, хоть ветеранов с медалями посмотрим.
      - Привет, Серега.
      Ленка тут же гордо зашагала рядом с ним. Серега был красивый и аккуратный, под стать своей мамке - директору местного винзавода. Мамка его тоже, идя по улице, притягивала взгляды не только мужиков, но и женщин своей статностью и ладно сидящей, модной одеждой, которую, по рассказам соседей, она шила сама. А еще его мамка была известна тем, что с одного удара вышибала любого забулдыгу, которые частенько пытались устроить на ее предприятии дегустацию продукции прямо на конвейере во время работы.
      И прошли-то они, наверно, всего квартал и тут Серега спросил:
      - Ленка, а чо на твоем доме звездочки красной нет?
      Надо сказать, что она опешила, хотя виду не подала и продолжала шагать рядом, понимая, что нужно как-то правильно сейчас ответить.
      - Говорят, что твой дед контуженный и в плену был, таким звезд не дают.
      Серега озорно шальнул глазами в нее. Ленка встала, как встает высохшая в дороге кобыла, пробежавшая половину пустыни и вдруг увидевшая водопой, накренила голову набок и вдруг крикнула:
      - Мой дедушка воевал. Он хороший! А то, что в плен попал, так это…  того…
      Тут она поняла, что не сможет сейчас другу объяснить, как это такой герой - дед попал в плен? Серега стоял напротив и ждал, что она скажет дальше.
      - Дурак! - крикнула Ленка, развернулась и побежала домой.
      Слезы навернулись с такой скоростью, что просто жуть неделикатная. Дома никого не было и поэтому она сидела и выла взахлеб, не понимая, почему такая несправедливость  именно сегодня с ней случилась? Минут через десять она закончила плакать, пошла к умывальнику, кинула три пригоршни холодной воды в лицо и, вроде как, успокоилась.
      Потом она вышла из дома, отошла к калитке  и внимательно осмотрела дом. На самом деле, звездочки на доме не было. Она отошла к соседнему дому Петуховых, там звезда была, потом к дому Чипугиных, там тоже была звезда. Ленка прошла два квартала, почти на всех домах звезды были.
      - Ну и ладно!
      Крикнула Ленка просто в улицу, побежала домой, нашла лист плотной  красной бумаги и вырезала из него большую звезду, намазала ее клеем и тут же приклеила эту звезду аккурат под номером дома.
      - Вот так! И у нас теперь есть.
      В ее длинной октябрятской и недолгой пионерской жизни  звезды  Ленке нравились, особенно на новогодних елках. На домах звезды не всегда нравились, бывало, что коряво были поклеены, а вот на кремлевских башнях просто зашибись, как красиво торчали. Если еще где-нибудь попадались звезды, то она запоминала.
      К обеду пришли родители с митинга, уже  сильно навеселе, ничего не заметили. Потом, чуть позже, с виноградника вернулся дед, уставший и голодный.
      - Папа, давай за стол, праздник отметим! - Ленкина мамка позвала деда за стол.
      - Да что там отмечать-то, доча? Поминать в этот день надо! Поминать!
      - Ну тогда, значит, будем поминать!
      Мамка подошла к деду, обняла его и очень ласково направила его во главу стола.
      - Давай садись, ты у нас тоже воевал. - Она налила ему тарелку куриного супа. - Вот так! Своего будешь или водки?
      - Конечно, водки. Чего тут спрашивать-то? Вино - это на день рождения или еще на какие-нибудь бабские праздники.
      Дед крякнул, довольный таким нечастым к нему вниманием со стороны семьи. А тут еще  пришла бабка Дуня, пропадавшая у соседки с утра, и села рядышком.
      - Молодец,  доча, как на стол-то накрыла - любо-дорого глянуть!
      Выпили, закусили, опять выпили, опять закусили. Ленка все хотела сказать, что она сегодня исправила большую ошибку и приклеила звезду на дом героя, который убивал фашистов на войне, но как-то чувствовала, что взрослые ее или не услышат, или не поймут. Наконец, Ленка решилась и спросила:
      - Деда, а сколько фашистов ты на войне убил? - Дед вздрогнул.
      - Так как тебе сказать, Леночка? У меня на фронте другая работа была, я связистом был, все провода тянул. Если их взрывом порвет, то искал обрыв и заново связь восстанавливал. Понимаешь, на войне надежная связь, наверно, важней, чем даже фашистов убивать, так как, когда командиры друг с другом могут говорить по телефону, то и наша победа ближе будет.
      - Так совсем, совсем ни одного не убил?
      Ленка упрямо требовала от деда подвигов.
      - Ну, может быть, одного и убил, но это было, когда меня окружили и в плен взяли. Я много стрелял, но не видел, попал я в какого фашиста или нет? А потом они - гады, меня гранатой оглушили и в плен без сознания взяли. Вот!
      Дед вдруг отодвинул стопку, вылил из своего стакана компот в графин, взял водку и налил полстакана, поднял его вверх и каким-то очень сдавленным голосом сказал:
      - За нашу победу!
      Ленка почувствовала, что она сделала что-то не то, а вот что не то, она, ну никак, не понимала. Она вдруг обняла деда сильно-сильно и прижалась к его небритой щеке носом, укололась  щетиной, но терпела, так как понимала, что деду сейчас очень важно, чтобы она вот так долго его обнимала.
      - Ленка, Ленка, ты чего?
      Вдруг воскликнула мамка и встала, чтобы отстранить ее от деда, но баба Дуня махнула ей рукой:
      - Сиди, доча! Так надо.
      Наконец, Ленка разомкнула руки и все увидели, что они с дедом  в слезах. У деда в щетине извивались две дорожки от слезинок, а уж у Ленки  текло из глаз так, что просто потоп вселенский.
      - Лена, ты чего? Давай я тебе вытру, иди сюда!
      Мамка подскочила к ней и начала елозить ей по щекам своим носовым платком.
      - Вот так! Давай заканчивай! - И вдруг деду, - ну вы даете! Устроили тут встречу на Эльбе.
      Дед махнул рукой, достал махорку, которую после войны всегда таскал с собой по причине того, что на папиросы у него не хватало деньжат, и пошел на улицу курить.
      - Леночка, давай я тебе одну вещь скажу.
      Мама нежно гладила ее по голове и пыталась понять, до какой степени секретности она может поведать сейчас Ленке «ту самую одну вещь», насколько она готова к такому разговору?
      - Об этом говорить нельзя никому. Это только в нашей семье и больше, вообще, никому. Даже на пионерском или комсомольском собрании, когда тебя в комсомол будут принимать, нельзя говорить. Поняла?
      Мамка с тревогой смотрела на нее. Ленка кивнула, хотя о такой секретности она слышала впервые. Это надо же, как все важно, даже на комсомольском собрании нельзя говорить. Она в удивлении широченно растопырила глаза.
      - Ты меня слышишь? Поняла? Нельзя!
      - Томочка, да говори ты ей все, она уже девочка взрослая! Все понимает и политику партии, в том числе.
      Вдруг выдала бабушка Дуня, встала, подошла к внучке, погладила ее по голове шершавой натруженной рукой и, взяв ее за руку, подвела к своему стулу.
      - Сядь вот здесь, на мое место, здесь удобней. Дело в том, внученька, что наш дедушка герой и он воевал с фашистами. Но эти гады - фашисты во время боя в дедушку кинули гранату и он потерял сознание. Это такое состояние, Леночка, когда человек ничего не понимает, что вокруг. Он не видит и не слышит, его даже по земле можно тащить и он не почувствует. Дедушка был без сознания, когда фашисты его в плен взяли.  Потом он попал в концентрационный лагерь и там очень долго был, пока наша Красная армия его не освободила.  А товарищ Сталин, который тогда управлял нашей страной, назвал предателями всех, кто попал в плен к фашистам. Вот и на нашего дедушку приклеили ярлык предателя из-за его плена.
      Леночка совсем не поняла слово «ярлык», но очень четко поняла, что дед - герой, в этом она никогда и не сомневалась. А что деда еще и предатель, это было странно. Она так не считала, но, похоже, что  так считают многие вокруг в их станице.
      - А как же так, бабуля?
      - Да вот бывает так в жизни, все запутанно, вырастешь - поймешь. А еще в  нашем доме во время войны был немецкий штаб, такая беда тогда случилась. Твой дед - молодец перед самой войной, когда мы с ним свадьбу сыграли, в сороковом году новый дом построил, как раз к войне этой проклятой. А в сорок втором к нам в станицу фашисты пришли и вся станица под ними была. Им наш дом, конечно, приглянулся, так  как новый был. Вот и взяли они здесь свой штаб поганый организовали, сволочи. А я с детьми куда? Мамка как раз  твоя только народилась, а старшая - тетя Римма, та, что в Брюховецкой сейчас живет,  тоже еще совсем малая была. Нас фашисты выселили в летнюю веранду, хорошо, что там буржуйка была, так всю зиму у буржуйки-то просидели, согреваясь. А дедушка тогда в армии с фашистами воевал. - И баба Дуня, вздохнув глубоко, продолжила. - Наши все летали сюда бомбить немцев. А я с твоей мамкой и Риммой бегала в погреб прятаться от наших бомб. Как-то было так, что целые сутки там просидели, видимо, наши наступать надумали, так бомбили постоянно. От страху мамка твоя все плакала, а я ей все титьку давала, она еще грудничком была. Даю, а она не умолкает, а потом смотрю - мамка твоя у меня в руках кверх ногами. Представляешь, я от страха ребенка взяла вниз головой и титькой ребенку все в ноги тыкала и думала, что она у меня грудь не берет? Во как бывало! Ну потом разобралась.
       Баба Дуня вздохнула, пригубила чаю, который ей подала мама Тамара.
      Ленка сидела и внимательно слушала секреты родной семьи. Баба Дуня собралась с силами и продолжила:
      - А потом Римма, твоя тетушка, заболела коклюшем. Тогда много детей от этой заразы померли. Все дохала и дохала и, как кашлем зайдется, что просто жуть была, задыхалась. Вдруг к нам один фриц  заходит и на Римку показывает, мол, она у вас тут кашляет, я киваю, мол, да, она. Ну думаю, сейчас нас где-нибудь расстреляют за то, что господам-офицерам спать не даем своим кашлем. А он - этот фриц оказался доктором, достал из саквояжа такую трубочку, ну знаешь, которой больным грудь слушать. Он послушал Римку, потом в рот глянул ей и ушел. Наверно, через час приходит, протягивает таблетки в бумажном кулечке и показывает жестами,  как пить - по две штуки в день утром и вечером. Я грешным делом подумала, что он Римку отравить хочет, чтобы она им не мешала. А сама думаю, чо делать, помрет ведь Римка не сегодня, завтра, коли я таблеток не дам. Одну дала, потом вторую, в общем, через пять дней Римка уже ходила и не дохала.      
      Баба Дуня глотнула еще чайку
      -  А потом что, баба?
      - А потом? Фашистов выгнали. Выгнать-то выгнали, а то, что в нашем доме их штаб был, помнит до сих пор вся станица. Вот так. - Бабка Дуня задумалась. - Бывает так, что придут к тебе чужие, плохие люди, силой твой дом отберут и поживут в нем всего-то несколько месяцев, а потом от этих людей всю жизнь не отмыться. Людская память - она очень избирательна!
      Баба Дуня погладила рукой по застиранной скатерти, что лежала на столе, грустно кивнула сама себе.
      - Так что ты, дорогая моя, сходи на улицу и сними ту звезду, которую ты на наш дом повесила, пока какой-нибудь беды не случилось.
      Ленка послушно кивнула и пошла снимать звезду с их дома. Дед сидел на завалинке и сосал свою самокрутку. В это время мимо проходил Сергей Петрович с соседней улицы, звон орденов и медалей был слышен сквозь цветущие яблони. Через невысокий заборчик он заметил деда, сидящего на завалинке, не поленился, подошел к калитке, прихватился за нее рукой и смачно сплюнул в их двор.
      - Ну что, паскуда, жив еще? - Сказал он, глядя на деда с ненавистью.
      Сосед развернулся и пошел дальше. Дед весь сжался, нервно, безумно глубоко затянулся цигаркой и кинул ее прямо у дома.
      - Пойду я в огород, дел много.
      - Деда, а чо он ругается-то?
      - Просто, внучка, его дорога на войне была более гладкой и прямой, чем моя, вот он и ругается. Не обращай внимания.
      Он погладил Аленку по спине и, чуть заваливаясь на правую ногу, которую ему отбили в концлагере,  пошел в огород. Вдруг он остановился у изгороди и, повернувшись к Аленке, сказал:
      - А звезду сними, я с фашистами не за звезды воевал, а за Рассею!
      Аленка послушно сняла звезду и спрятала ее в своей кровати под матрацем.
      С Серегой в школе она потом не дружила и лизнуть мороженого ему больше не давала.
Звезды в любых видах перестали ее привлекать и лишь та - единственная звезда, сделанная для деда, так и лежала под матрацем, как символ любви к деду, к маме, бабушке и ее малой, и, одновременно, такой большой Родине.