Дефицит божественного глагола

(Метафизическая драма в актах и расчетах)

Логлайн:
Когда студент Литинститута страхует мир от неспособности Красоты его спасти, бюрократическая машина страховой компании вынуждена провести первый в истории аудит человеческой души, чтобы доказать: мир всё еще стоит того, чтобы не платить по счетам.

Синопсис:
Максим, юноша с глазами, полными пыли библиотечных стеллажей и пепла несбывшихся утопий, совершает абсурдный акт: он подписывает страховой полис «Эстетическая несостоятельность бытия». Предмет страховки — мир. Страховой случай — провал пророчества Достоевского.

Спустя год, посреди серой московской зимы, где небо цвета нестиранной марли давит на плечи прохожих, Максим подает заявление на выплату. Он утверждает: Красота обанкротилась. Мир не спасен. Страховая компания «Экзистенс-Гарант» отправляет своего лучшего ликвидатора убытков — человека по фамилии Кербер, который не верит ни в метафоры, ни в закаты. Кербер должен найти хотя бы одну улику присутствия спасительной Красоты, чтобы компания не разорилась. Они отправляются в путешествие по городу: от моргов до филармоний, от коммуналок до заброшенных храмов, где само следствие превращается в дуэль между отчаянием и актуарными расчетами.

Начало романа

Максим проснулся с отчетливым ощущением, что мир — это плохо спроектированная декорация, у которой вот-вот отклеится горизонт. В Литинституте его учили, что слово — это логос, но на улице он видел только логотипы.

Он пришел в страховую компанию «Аксиома» в среду. Офис пах пластиком и кофейным перегаром — так пахнет сама вечность, когда её упаковывают в формат А4.

— Я хочу застраховать мир, — сказал Максим, глядя на девушку в очках, чья оправа казалась единственной прочной вещью в этом кабинете.
— Объект страхования? — механически спросила она, не поднимая глаз.
— Мир. Весь. С его закатами, неоплаченными счетами и трещинами на асфальте.
Девушка замерла. Её ручка зависла над бланком, как вопросительный знак.
— Риски?
— Риск один, — Максим подался вперед, и в его глазах вспыхнул опасный блеск человека, прочитавшего слишком много классики. — Страховой случай наступит, если мир не спасет красота. Понимаете? Если Фёдор Михайлович ошибся и эта инъекция прекрасного не подействует.

Девушка посмотрела на него. В её зрачках отразились тысячи подобных ему — юных, нелепых, ищущих в страховых полисах замену вере. Она пожала плечами. В конце концов, комиссия капает с любого безумия.
— Страховая премия будет высокой, — предупредила она.
— Я отдам всё, что у меня есть. Свою стипендию, свои сны и коллекцию редких изданий Рембо.

Они подписали договор. Пакет документов «К-2024: Эстетический дефолт».

Прошел год.

Год был похож на затяжной прыжок в серую вату. Красота, если она и была, пряталась в деталях, которые никто не замечал: в кривом почерке на письмах самоубийц, в бликах на масляных лужах, в молчании Бога. Максим ждал. Он смотрел новости, он ходил в музеи, он вглядывался в лица женщин. Но мир продолжал гнить, прикрываясь дешевой позолотой.

В день истечения срока он снова вошел в тот же офис. Девушка за стойкой казалась старше на целую эпоху.
— Красота не справилась, — сказал Максим, кладя на стол выцветший полис. — Я требую выплату.

Он не просил денег. Он требовал признания факта: мы остались одни в пустой комнате без окон.

Страховая компания, разумеется, не собиралась сдаваться. Для них «мир» был активом, а «красота» — амортизацией. Директор компании, человек с лицом из дубленой кожи, вызвал Кербера — следователя, который мог найти смысл даже в телефонном справочнике.

— Слушай, Кербер, — сказал директор, раскуривая сигарету, дым которой складывался в цифры убытков. — Этот мальчишка хочет признать мир банкротом. Если мы выплатим страховку, это будет прецедент. Завтра к нам придут страховать истину, любовь и смысл жизни. Найди мне доказательство, что Красота еще работает. Найди мне хотя бы одну чертову спасенную душу.

Кербер взял папку. Он вышел на улицу, где шел мелкий, колючий снег. Он посмотрел на Максима, ждавшего у входа.
— Ну что, философ, — прохрипел Кербер. — Пойдем искать твои улики. Но предупреждаю: если я найду хоть один повод для надежды, ты останешься нищим.

Максим улыбнулся — тонко и печально.
— Если вы найдете повод для надежды, Кербер, я буду самым богатым человеком из когда-либо живших.

Они пошли по тротуару, и город замер, превращаясь в зал судебного заседания, где обвинителем был холод, а единственным свидетелем защиты — опавший кленовый лист, застрявший в решетке водостока.
(с) Юрий Тубольцев