(не-историческая поэма)
Итак, теперь мы уже с моими любимыми Акимовыми - в XVIII столетии.
Трагедия Петра I в том, что он дал России много важного - но при этом как будто присвоил "право на европеизацию" и принес во имя своего образа "Голландии" - много жертв.
Царь насилует главную героиню Марину... Чтобы узнать - чем она утешается - читайте книгу.
Оглавление
Начало века. Почему империя появилась? 3
Часть 1. Детство и юность 4
Акимовы в конце века 5
После смерти матери 6
Случай в Москве в 1715-м году 8
Ребенок 9
Личная жизнь Петра 10
Живой в Амстердаме... 11
Спиноза 11
Часть 2. Взрослая жизнь 12
Голландец 12
Констатация смерти 14
Практика 15
Снова одна 16
Другой иностранец 17
Красота 19
Цена красоты. Работник Иван 20
Голованов-младший идет вокруг Байкала 22
Встречи на озере 23
На дне, и в других странах 24
Айрис 25
Россыпь исторических дат... 27
1689-й (царю Петру 17 лет) 27
1723 28
16 мая 1703 года 29
Часть 3. Время расцвета 30
Счастье с Левоном 30
Встречи с Юлей 32
Смерть Петра и “пустота” после нее 34
Цена Аркадии 35
Осколки 36
1. Глаша в монастыре 36
2. Лейбниц 36
3. Юля в Петергофе 37
НАЧАЛО ВЕКА. ПОЧЕМУ ИМПЕРИЯ ПОЯВИЛАСЬ?
Как в начале XX - мы задавались вопросом о том, почему империя рухнула, так сейчас - почему она появилась.
Ясно, что Петр сыграл здесь огромную роль.
Петр... Это был монстр и исторический деятель.
На которого ссылался Николай, и во имя его святого Исаакия при нем был построен огромный собор - что своей черной вершиной возвышается над Петербургом. Пушкин в “Полтаве” - потакая Николаю и его “пропаганде” - восклицает: он бог был твой России. Так же пишет о нем Ломоносов.
Образ Бога соблазнительно смещается к царской, императорской власти... Но тот же Пушкин не смог дописать историю царя Петра из-за того, что тот в реальной жизни оказался слишком жесток, а в неопубликованном “Медном всаднике” - таким его символически и показал.
Петербург...
В этом веке он был лишь основан. Но он уже потребовал жертв в виде гибнущих крестьян, которых сгоняли на его постройку.
Петербург...
Еще неизвестно - чем ты будешь в последующее время.
В тебе будут императоры... чиновники... поэты... А в конце - революционеры. Которые и разрушат тебя, и перенесут столицу, превратив город в живой музей величия и безумия. В революции сойдется поэзия и чиновничество?
А пока - в первые годы века мы читаем в письмах Петра о том, как он одержал победу в Ниеншанце... А потом он пишет уже из Петербурга. И в нашем сердце и голове что-то от этого бьется.
Каким он был?
Каким он выступает через свои бумаги и в воспоминаниях современников? Какова его феноменология? Как он себя обнаруживает?
Феноменология Петра - очень не рефлексивна. В отличие, например, от Екатерины II (хотя и понятно, что ее мемуары, наказы и письма - имели цель просто создать себе образ, и тем не менее).
Очень характерно, что Петр, уже будучи подростком и далее - просто пишет о флоте и своих войсках.
Да, когда он находился в Голландии и в Англии - мы видим, что он ими восхищается. И еще - дает свой знаменитый указ о том, что все иностранцы - которые хотят служить России в самых разных сферах - должны свободно пропускаться и получить льготы, помощь. Это было очень важной переменой - для закрытого Московского царства.
Но характерно - что он мало обдумывает происходящее.
Часто создается ощущение, - что он просто заворожен жизнью немцев и голландцев, которых он видел в Немецкой слободе и потом заграницей. А больше всего - флотом. О котором он и мечтает. Корабли... Море...
Что это такое в континентальной холодной стране?
Когда мы - жители основной России - едем на юг, то мы примерно испытываем то же самое.
Море - это свобода и простор.
Это жизнь и смерть в другом мире.
Розанов как-то говорил, что один священник не хотел ходить на корабле - потому что его не опустят в землю и не прочитают всех положенных молитв. Все это его пугало...
А Петра - наоборот. Петр - по легенде, - умер после того, как спас в море тонущих рыбаков. Если бы он погиб в морском сражении – то был бы счастлив.
Море - это мечта о свободе... о криках чаек...
Но - из всего этого царь сделал план - который и должны были выполнять его подданные. Он никак не соотносил это с жизнью конкретного человека, и с ценностью этой жизни. То есть, все равно поступал как неограниченный правитель.
А что касается интеллектуальной атмосферы того времени, то это было начало Просвещения. Джон Локк писал свои книги о познании, а также о веротерпимости и об общественном договоре. Но французское Просвещение еще не пришло. Однако было раннее немецкое в лице Готфрида Лейбница, - который был знаком с Петром, переписывался с ним и составил устав для Академии наук. Европа, конечно, была рада, что Петр делает эти преобразования и по сути, участвовала в них. Никто еще не знал, что Просвещение придет к революции. И что Николай I пожалеет о том, окно в Европу было отрыто. Пожалеет - сам будучи плоть от плоти - европейцем.
У нас был и свой “ранний просветитель” - Василий Татищев, современник Петра, - который писал, что закон, данный природой - говорит нам, чтобы мы заботились прежде всего о себе. И что этот закон - по его словам, - не противоречит тому, который дан в писании. Потому что как можно любя себя - не любить Бога и ближнего? Ясно, что, на самом деле, это было противоречием и что это было обоснованием наступающей светской культуры. И опять-таки, - Петр как будто проходил мимо всего этого. хотя при желании мог бы понять. Здесь он задал нам загадку.
Петр не понимал всех последствий.
Но в его мечте - была мечта о свободе. Путь и очень неотрефлсировнная, по-царски-капризная...
ЧАСТЬ 1. ДЕТСТВО И ЮНОСТЬ
Акимовы в конце века
Марина родилась в 1699. Она была лет на двадцать младше Петра.
Но вся их жизнь была еще полностью связана с Москвой. Кто бы поверил, что предки будущих сверхбогатого рода - были просто не самыми знатными...
Очень обычная, средняя семья московских дворян. У них был двор здесь и небольшое имение в пригороде, которое и называлось Акимовкой. И там - в грязи - и бегала Марина. Но ей это очень нравилось - особенно, когда приходила весна и лето. Земли было немного - и на ней работало всего 300 крестьян. Пусть эта “махина” и была невеликой, но - принадлежала им, и ей в том числе. У нее было очень много братьев и сестер. Но все они умирали. Отец Марины ругал за это свою жену и требовал родить еще.
Какой была мать? Ее звали Федосья. Она ела семечки, много смеялась. А отец - Иван Силыч, - ее бил. Бил он и приказчика, и работников в поле. Когда Марина была маленькой - то ее он не трогал. Но когда уже подросла, то она стала защищать мать и тоже попадались под руку. Иван Силыч - любил выпить и имел привычку насиловать девок. Впрочем, - это не было так уж необычно для того времени, но он делал это с особым коварством и злобой. Иногда девки рожали от него детей, но скрывали от него - потому что не хотели с ним связываться.
Чем Марина утешалась? Тем, что любила мать... А еще слушала писания и жития святых. Хотя читать и писать она не умела. Особенно ей нравились житие Февронии - где эта жена - почти колдунья? - смогла подчинить своей воле мужа. В целом истории Евангелий и другие - поражали ее своей чудесностью, волшебством. Казалось, что Христос не где-то недалеко, а - рядом. Проповедует... идет на крестные муки... воскресает... А уж тем более Богородица! Марина была уверена, что она утешит ее маму и защитит ее от побоев.
Что же это получается? - неслось в мозгу ребенка. Этот мир такой, что мужчины бьют и насилую женщин? А ведь Христос был совсем другим. Почему так?
А еще были сенные девки - правда, мало - с которыми они пели и смеялись. И тем старше она была, тем больше. Иногда она тесно их прижимала, познавая что-то такое, - что есть между мужчиной и женщиной. Это что-то - пугало и привлекало. Чтобы родился человек - мужчина должен бить женщину... так это происходит? Как же это все странно и страшно.
Однако всю их не-отрефлексированную жизнь вдруг меняют, казалось бы, - внешние события.
Петр. Молодой царь. Все больше не любил Москву и основывает потом свой город. При нем мы стали воевать со шведами.
Марина видела - как расширялись лица всех знатных бояр в Москве. Царь перенес столицу в Петербург... А мы-то зачем нужны? Москва - Третий Рим. И все его помощники - еретики, лютеране и папежники. Он им больше доверяет, чем нам.
Она была подростком- когда это все происходило.
В самой глубине души ей было жалко Москву. Ее храмы... дворцы... Кремль... Она чувствовала в этом Бога - пусть и судила о нем по чужим словам и именам.
Но в то же время, она радовалась.
Царь Петр - безо всякого труда, одним мановением, - угробил Москву - которая душила своей грязью, теснотой, невежеством.
Ведь Москва - это не только колокола, - но и ее отец Иван Силыч.
Она никогда не забудет, как в 12 году они пришли на одну царскую ассамблею.
Ей 13-ть.
Отец чувствовал себя здесь чужим. А Петр такой реакции и хотел. Мать тоже - из сочувствия к мужу.
Что же Марина там видела?
Молодые девушки танцуют. А не сидят дома... Некоторые из них вообще делают это друг с другом и смеются.
Не бояре и не мужики... А кавалеры. Они не ругаются матом - а пьют кофе и курят трубки. Играют в шахматы. Раздается звуки оркестра - которого Москва вообще почти не видела. Под него и танцуют.
Ясно, что она в таком возрасте все это увидела - как рай... парадиз...
Это запало ей в душу.
В этот момент сам Петр подходит к ним. И спрашивает у отца:
• Ты будешь танцевать с твоей женой?
Тот бледнеет.
- Не знаю, батюшка...
• А я буду.
И Петр действительно с ней танцует. Мать была одета уже в европейское платье - пусть оно и неловко на ней сидело. Но когда она танцует - то словно преображается.
А Петр - сморит на отца и Марину - с доброй усмешкой.
Вот так он победил их несвободу.
(Единственное что - о чем она тогда не думала, - в таких эпизодах было и желание поиздеваться над поддаными. Да, я царь батюшка. Что захочу, - то и сделаете.)
Петр, танцующий с ее мамой...
Все страдания мамы были утешены.
Петр - танцующий с ее мамой...
Так Марина вступала в новый век и в свою жизнь.
В танце, в движении, а не в статике, - Петр и хотел привести всю страну.
Из чего же, в итоге, - сложилась империя?
Из проектов царей и тоски о свободе.
Из очень разнородных групп.
И объединяла их лишь воля царя.
Империя тосковала о свободе.
Но никогда не смогла жить в ней.
Как будто это было ей противопоказано.
Империя никогда не знала, не чувствовала себя по-настоящему, такой, какая она есть.
И началось это с самого Петра?
После смерти матери
Она умирает, когда Марине было всего 15. От побоев мужа и от постоянных родов. Она лежала в гробу и улыбалась. Смерть - это часто единственное, что женщина тогда могла “сделать” - не обязательно в смысле самоубийства. После смерти - ты уже не можешь бить и издеваться. Она лежала в скромном, небольшом фамильном кладбище в Акимовке.
Улыбка матери в гробу...
Марина вообще впервые видит смерть. И впервые чувствует ее несправедливость. Ее тело тоже умрет? Оно тоже будет “урожаем”? Ей показалось, что она слепа, и может забрать и ее с собой. При всей любви к матери, ей бы, все-таки, этого не хотелось. Смерть показалась холодной, неулыбающейся, не видящей лица людей - госпожой. Нет, она должна еще свое прожить... Прости, мамочка... (У русских всегда были представления о том, что молодой человек не должен умирать.)
Она одна. А отец - в шоке от произошедшего. Он не осознавал своей вины. Быстро женился на другой. И как же Марина была рада, что он оставил ее в покое. В память о маме? Из вины перед ней?
Их хоромы были небольшими, - но ей отвели в них свою палату. Ее воспитывала дальше мамка (своего рода гувернантка), а в услужении у нее была одна сенная девка Глаша. Поначалу она рыдала, - но потом привыкла. И даже была благодарна отцу, что тот ее не бьет и вообще защищает от мачехи. Вот так - почти без слов - он проявлял свою любовь.
Что делать без матери в 15-ть?
И она все чаще просит свою Глашу читать. Это почти всегда псалтырь или жития святых. Ведь почти не было светских книг.
Впрочем, в Ветхом Завете была одна - очень необычная для Библии. Песнь песней. И вот - особенно когда была осень или зима и особо не погуляешь - Глаша ей читала. Та умела читать - потому что училась этому в церкви, грамотная девушка было очень редка. Отцы церкви говорили, что любовь, изображенная в Песни - это символ любви Бога и церкви. Но это была явное лицемерие.
И вот долгими зимними вечерами - Марина приказывала Глаше читать и читать, а сама она была красивой и чуть полноватой русской девушкой, немного старше ее.
Ласки твои паче меда, мой царь...
Глаша уже имела опыт с мужчинами, а Марина нет.
И вот - они не могли каждый раз не погружаться.
Сначала это были только слова и их повторы.
А потом - движения пальцами, губами.
Глаша ее учила.
Ласки твои паче меда... мой царь...
Как же она была ей благодарна.
Та понимала, как бы к такому чтению отнеслись монахи и священники.
Но что если эта книга и писалась именно в такой или подобной остановке?
Скучающие девушки... может, при каком-то богатом дворе...
А потом - со скуки и пустоты - она попросила Глашу выучить ее читать саму. И та это сделала, что тоже сопровождалось смехом и ласками. Это было их особое обучение...
Читающая женщина в России того времени - крайне редка. Как правило, она была связана с иностранцем. Но поскольку их становилось больше, то и грамотных женщин тоже.
Учась читать, - она становилась свободной и “властной” - в том смысле, что больше понимала в жизни и, например, в своем имении.
Правда, это были лишь религиозные книги. Но она их воспринимала по-своему. Ей нравились царь Давид, Соломон (которому и приписывается Песнь Песней). Нравился Христос своей кротостью. Раньше она воспринимала это с чужого голоса. А теперь сама. В этом и был смысл начавшегося Просвещения. И вот она просвещалась с Глашей.... Но потом читала уже и одна. В жития святых она больше всего восхищалась их мужеством - в отстаивании своей веры, своего видения.
Случай в Москве в 1715-м году
Были святки. И они с Глащей ушли гулять - чтобы попеть вместе с другими москвичами колядки и другие песни.
Одна из была особенно ей нравилась своей глубиной: радуйся... радуйся земле... сын Божий... народился (они не знали, - что примерно такие же песни пели зимой и в Средиземноморье богу Адонису, потому что земля и небо одни, и радость и печали на них тоже).
И вдруг на заснеженной улице появляется странная кавалькада. Это были очень пьяные господа, и они громко кричали. А в санях были запряжены свиньи! На господах были огромные маски. Было видно, что они были знатными.
А кричали они что-то непонятное и странное:
• Бахусу помолимся!
• Рцем вси!
И они смеялись, без остановки. По сути, они пародировали церковную службу.
Марина и Глаша не могли поверить. На святки бывает всякое, но все же не такое. В том-то и дело, что святки - как и масленица - были временем свободы, - но не кощунства. После разгула масленицы ты погружался в пост (пусть Марина и не была такой уж набожной, но была в курсе).
А потом они сняли свои маски. И Марина увидела... царя Петра и его сподвижника Меншикова. Они устали быть в масках - потому что лица потели и мерзли. Свиньи громко кричали.
• Ну что, девицы? - закричал Петр. Ему была тогда 40 лет, он был высоким и крупным.
Марина поклонилась:
• Ваше величество?
• Молодец, узнала.
Глаша никак не могла поверить тому, что эти вот кощунники - царь и его сподвижник.
• Я дочь Ивана Силыча... Марина Акимова. Вы танцевали на ассамблее с моей мамой.
• Да? Не помню.
• Год назад мама отошла.
• Да? Надо тебя утешить! А ты, Данилыч, утешь эту...
• Она всего лишь девка... михерц...
• Утешь!
И они снова засмеялись. Меншиков тут же все организовал. Они вошли в ближайшую избу и выгнали хозяев - сказав им, что это нужно государю. Заняли место у горячей печки.
Девушки - не помнили себя от страха, особенно девственница Марина. Царь... и ее тело... тело 16 летней девушки... рожденное мамой и воспитанное для брака...
Что она чувствовала, когда Петр в нее входил? А Меншиков рядом с криком насиловал Глашу? Петр, все же, был мягче.
Цари - почти что как боги? Зевс мог делать это в любой форме со смертными женщинами.
А Глаша рядом все кричала.
Потом они оба кончили.
Петр сказал Марине:
• Ладно... прости нас.
А “Данилыч” даже этого не сказал.
• Марина Акимова? Я заполню. Может, сына родишь. Я его признаю. У меня таких много.
Марина видела, что Глаша сильно изменялась в лице. Она навсегда стала всего боятся, а на лице был тик. Таких женщин было много в Москве. Марине было легче. Но кровь текла из ее промежности.
И вдруг она сказала:
• Ласки твои, мой царь, - паче вина!
Но Петр не смог это слушать. И они ушли.
Все эти факты - имели место. Ясно, что так Петр боролся с “церковным лицемерием” и вообще с “Москвой”. Но не был ли он просто сумасшедшим? И это явно противоречит образу адекватного царя - в фильмах и романах. И никакого демократизма в нем не было. Царь-плотник... царь-слесарь... Он просто был капризным деспотом - которому было плевать на всех. И то, что он стал править очень рано - в 17 лет - и привело к росту его капризов. Он выстроил так сначала свой двор и гвардию, - а потом и всю Россию. (Очень похожая история была и с Иваном Грозным).
Подобные факты совсем не укладываются в привычные образы.
Ребенок
Спустя год она родила дочь, которую назвали Юлия. Рожать в таком возрасте было рано, но не так уж непривычно для того времени. Проблема, конечно, была в “репутации”. Так что она не так уж часто с ней показывалась “публично”. Марина так и не сказала отцу, что ребенок от царя. Но он как будто догадывался об этом. Несильно, но защищал ее от молвы и от своей жены. В Москву они теперь почти не приезжали. Совсем вернулись в Акимовку - и жили там в своих отдельных палатах - теперь уже втроем.
То, что произошло - ясно, что старались не вспоминать. Вот их мужская история идет по твоей жизни, по твоей душе, разрушая твое тело живым ножом. Это и правда было похоже на Зевса и смертную женщину. Нужно было только не думать, что он был не божеством, а человеком.
Они с Глашей поднимали и воспитывали дочь. Глаша из простой русской девушки стала заикой с вечным тиком на лице. Из девки - сразу ”мамкой”. Первое время они старались вообще об этом не говорить. Как Бог такое допустил? Да видно, он на стороне мужчин.... воинов... царей - что и видно по Библии...
И они с Мариной снова ласкали друг друга. Но теперь уже - с непоправимой болью в душе и в глазах. И если бы кто-то прервал их, нарушил их мир вдвоем и втроем - то они бы, не думая, убили бы этого человека.
Спустя год эта любовь-боль немного утихла, и они перенесли ее на дочь. Юлька росла большим ребенком с черными волосами.
Знаешь ли ты, чья ты дочь?
Да и хорошо ли это?
А знаешь ли ты, как этот человек обошелся со мной?
...
И все равно - она не могла не любить дочку.
Быть может, именно от такого монстра - и, с другой стороны, Акимовой - и выйдет кто-то совсем другой, более тонкий?
Личная жизнь Петра
И все-таки, - они не могли там оставаться совсем без огласки и слухов. Петр узнает, что Акимова родила ему дочь. Но то, что не мальчика - многое делало более простым. Он не мог стать наследником.
Тем не менее, как только Марина хоть немного оправляется после родов - ее начинают звать к царскому двору. Иногда это было в Петербурге - реже в Москве, когда Петр в нее приезжал. В Москве она все время там была.
Каким был этот двор и личная жизнь царя? Она была очень запутанной. К этому времени он уже отправил первую жену Лопухину в монастырь. Ясно, что он ее не любил - потому что их заставила жениться его мать.
Но вместе нее - императрицей России стала Екатерина. Это тоже очень показательно для Петра и для ранней империи. Она была проституткой в шведском лагере. А потом - захвачена Петром. По происхождению она была литовкой.
При этом сына от Лопухиной Алексея он казнил за измену. И подписал закон, что император сам может определять наследника. После смерти Петра Екатерина и стала его наследником. Попытки найти наследника-мужчину ни к чему не привели. Победа Екатерины была обусловлена “пустотой” элиты, которую ”произвел” Петр.
И вот Марина была при дворе и видела всю эту пустоту и зависимость от каприза царя. На Меншикова она вообще старалась не смотреть, потому что так она как бы предавала свою Глашу. А Екатерина... казалась ей одетой в царские одежды бабой... Да это вообще был спектакль, - а не двор. Ясно, что Петр хочет изменить все старое, московское, и заменить новым. Она с этим согласна! Но не слишком ли часто это новое - это просто дикие капризы царя? Ясно, что она пристрастна... но тем не менее... Не подменил ли он им Европу собой и своей волей? Он заставил всех указом быть европейцами: носить дворянам венгерские или немецкие кафтаны, брить бороды, курить табак. Но это совсем не по-европейски. Так же указом он ввел и ассамблеи, где люди должны были веселиться... Почему нельзя было все это сделать своим примером? (Вечная двойственность русской власти... Все это больше было похоже на карго-культ...)
Да и любил ли он эту Екатерину? Или у них была просто страсть - от которой потом осталась прагматика?
И снова - капризный ребенок. И его указ о престолонаследии тоже об этом говорит. Когда он был подростком - он, видимо, - любил того самого Меншикова, и этот фаворит - уже как соратник в войнах и один из высших чиновников - оставался при нем всегда. Это говорит о половой неразборчивости царя.
Вот таким человеком и такими приближенными - и создавался Петербург. Город - который стал столицы огромной страны на ее крайнем западе. Ясно, что статус столицы был ошибкой. Можно и нужно было создавать здесь крупный порт, но не более.
Иногда Петр с ней танцевал. Тогда и Меншиков - который понимал, что она была его врагом, и Екатерина - “политически” к ней ревновали. Боялись интриг со стороны “клана Акимовых”. Был при дворе и ее отец. Над ним смеялись. Лишь теперь тот понимал, чья была дочь Марины. Про него думали: дурак, он не сможет все использовать. Но он - пусть и был типичным боярином - и правда не хотел этого. Он боялся за свою дочь и внучку Юлию. Он чувствовал ужас.
Петр танцует с Мариной... От него пахнет табаком и водкой. Его организм уже стар.
Она боится смотреть ему в лицо. Словно думает, что увидит там не человека, а чудовище. И он это понимает.
Петр танцует с Мариной...
А ведь много лет назад он так же танцевал с ее мамой. И тогда все было другим. И Петр был моложе - и ее мама жива. И все это освобождало от деспотизма мужа и отца. Куда же это все делось? Как же Бог такое допускает? Почему Петр сначала казался и во многом и был - свободой для нее и для многих, - а теперь был маразматиком?
Не станет ли и Юля такой?
Не станет.
Бог и они с Глашей не дадут.
Конец света еще не наступил.
Мы еще поборемся за человека.
У Марины вся жизнь впереди.
Живой в Амстердаме...
Спиноза
Он был всего лишь на поколение страше Петра и Марины... Еврей, которого за его философский радикализм отвергли все: и своя еврейская община, и философы-европейцы - потому что в то время они все равно должны были “помещать Бога” в свою систему, - пусть даже формально (как, например, Декарт).
Он всю жизнь работал шлифовальщиком стекол. Когда однажды ему предложили занять кафедру в одном городе - то он отказался. Потому что время еще было не готово для его философии.
Его “Этику” не печатали очень долго. Но эту книгу читали в рукописи все великие философы. (Особенно он повлиял на Гегеля).
Всех напугал его пантеизм, на грани атеизма.
И вот он ходит по Амстердаму, который мы знаем по картинам его великих земляков. Смотрит на рынок, на людей, которые говорят, спорят, какие же они живые...
Бог есть высшая, производящая субстанция. А мир - его проявление. Через мир мы познаем его. Его главные атрибуты: протяжение и мышление.
Человек должен жить не пассивными реакциями, - типа гнева и обиды. А быть активным: творить добро, любить. Высшее же всего: интеллектуальная любовь к Бога.
Иногда к нему приходила молодежь. Но нередко он был один.
Он умер довольно рано в одиночестве.
Чем занимается философия?
Она обозначает с помощью слов-концепций что-то исходное об этом мире.
В каком-то смысле, это вообще тавтология. Богословие говорит, что есть Бог (атеисты, - что его нет). Философия, - что есть мир и человек.
Но чтобы Спиноза в XVII веке сказал о субстанции и ее атрибутах Европа должна была пройти свой путь средневековья и Нового времени. Эти слова должны были быть произнесены именно в этой культуре (а не, например, в современной им Индии). Именно в ней они понятны. И даже то, что их запретили печатать - тоже говорит именно об этом. Спиноза сделал еще шаг в эволюции науки и философии.
И уж, конечно, в России такое еще было невозможно - хотя и понятно и могло быть переведено (что и происходило).
Спиноза смотрит на рынок...
Все есть субстанция и ее атрибуты.
Вот он - момент власти мага, философа, ученого.
Называние мира - через значимые слова.
И каждый раз это обновление этих слов.
И как будто - и самого мира.
ЧАСТЬ 2. ВЗРОСЛАЯ ЖИЗНЬ
Голландец
Да, он тоже был голландцем. Но более типичным - европеец, протестант. Он был врачом, “лекарем” и очень много знал. Знал немного и философию - и та самая “Этика” Спинозы в виде рукописи была в его сундуках. Но он, правда, ее так и не прочел, а возил ее как запрещенную редкость. Ему была ближе философия его современника Лейбница. Впрочем, он не особо об этом думал.
Исаак Кнопель. Ему было 50, но выглядел он не старым и был очень активным. Сухой и высокий, одетый не модно, но вполне достойно. На его лице были огромные очки. Через них он смотрел на этот мир и людей, словно не пуская их к себе близко.
Тем не менее, он приехал в Россию и оказался при дворе Петра. Говорил он по-голландски, а по-русски - с трудом, но учился. При этом немного смеялся над ним, как и местные в ответ над его попытками.
Он был холост. Петру он понравился. Иностранцев он любил - особенно из Голландии или немцев. Идея поженить его на Марине - чтобы дать их дочери “официального” отца - возникла у него сразу. При этом он своим указом давно отменил браки без согласия молодых. Но это ведь не относилось к нему самому? Он сам таким образом устраивал очень много браков. И далеко не всегда это было связано с политикой. Но все его приближенные, - а в первую очередь тот самый Меншиков, - восхваляли его как отца... великого и мудрого... Чуть позднее, в 21-м году, ему поднесут титул отца отчества и императора. Вот так и зарождалась империя. В культе власти и силы...
Так вот однажды он спросил Марину:
• Пойдешь за герра Кнопеля?
В этом и был весь Петр. Он делал вид, что мы здесь в Голландии... “А ничего, - подумала она, - что за всей вашей выдумали стоит народ - который там во всей остальной России гниет и работает, ради того, чтобы вы здесь могли вот так говорить? Пойдешь за герра Кнопеля?” А ведь по тому же принципу - “я хочу, чтобы картинка ожила” - он создал и целый город, и целый флот, коллегии. Все это было прописано в уставах русским императором-ребенком. И сделано потом его полководцами и сенаторами, - которые мучили народ и обкрадывали казну. (А был и устав, о котором она в то время не знала: устав “всешутейшего” собора - того самого, который и превратил тогда жизнь Марины и Глаши в кошмар, его стыдно читать до сих пор. Но это в хрестоматии помещать не будут).
Она немного посопротивлялась. Но даже отец - пусть и не любил иностранцев - тоже был согласен. Ради того, чтобы погасить слухи и позор. Кнопеля формально присоединили к православию.
Вообще - церковь была ослаблена Петром окончательно. Новый патриарх не был выбран и во главе был создан Святейший синод, который подчинялся чиновнику, а тот - императору. Все было сделано, как в Англии, - которую Петр тоже любил. Ясно, что это имело смысл в том плане, что церковь мешала модернизации. В XVIII веке императоры часто были более либеральны, чем церковь. А в XIX они уже “доросли” до церковного консерватизма.
Как бы то ни было, именно с Петра империя превращаются в бюрократического монстра. Который при этом “сидел” в своем далеком западном Петербурге и видел остальную Россию очень неопределенно. И лишь в революции все обрушилось.
Марина видела священников и иерархов церкви - на побегушках у Петра. Руководило ли ими проникновение в “великий смысл истории” - или просто страх перед его капризами и желание, чтобы их оставили в покое?
Но в таком случае, а как же Бог, о котором они всегда говорили? Они ссылались на него и при отце Петра Алексее, которой все делал по другому.
Как же Бог?
А Марина ведь молода и пытлива, и не так уж невежественна для женщины, она читала и писала.
Ей могли бы дать свой ответ раскольники: что Бог с нами... Но их гнали, и они сами себя сжигали. Это был какой-то подвальный, подпольный Бог (они скажут, что другого быть и не может). Проблема старообрядцев в том, что они слишком зациклились на идее “Бога”. Нам всем не хватало европейской науки и философии, которая - в лице того же Спинозы - как бы “отчуждала” эту идею и делала ее более универсальной, более человеческой. Раскольники же сводили все к утраченным обрядам.
Итак, Кноппеля формально присоединили к православию... Кстати, он бы тоже ответил Марине по поводу Бога. Он сводился для него в лютеранскому молитвеннику, - который он продолжал читать. Но при этом не был фанатом... В его мире Бог занимал важное место, но, все же, не главное. И такое равнодушие - тоже один из многих вариантов отношения.
Но они почти не говорили после венчания. Она теперь жила с мужем, в его доме в Петербурге, очень просторном и внешне благополучном.
Они даже не спали вместе.
А самое жуткое для нее, что Кнопелю никто не сказал, от кого ее Юлия. Все это было в стиле “ребёнка” Петра. Муж не хотел жить вместе с ней. В итоге, ее Глащу отдали в “худой монастырь”. А Юлю - тоже, но другой - связанный с семьей Лопухиных. Юле были даны там большое содержание, и аристократки, которые ее воспитывали. И сам монастыря тоже на нее влиял.
Из-за всего этого Марина не спала с мужем и даже не говорила с ним. Бедная Юля... бедная Глаша... А ведь как они уже привыкли жить втроем. Марина понимала, что это была месть Меншикова.
Вот так она жила - пленницей в петровском “парадизе” - отданная иностранцу, и она была такая не одна. Так и начиналась история города и империи.
Констатация смерти
Кстати, год спустя Глаша умерла в монастыре. Потому что таково было желание Меншикова и отношение к ней там. В России монастыри существовали в том числе, чтобы быть тюрьмами для еретиков - или вообще любых неугодных. И вот ее затравили там голодом. Марину даже не пустили на похороны. Потому что оба эти монастыря - и для Юли, и для Глаши - были в Москве. Но она хотя бы нашла ее могилу - без надписи, с крестом. И молилась за нее. “Явно, что тебе там лучше, Глаша.” Таких вот задавленных “историей”, борьбой, презрением дворян - было вообще очень много. Марина молилась за нее каждый день. Теперь для нее Бог во многом ассоциировался с этой вот Глашей и с ее лицом с нервным тиком... но при этом с живыми смотрящими на мир глазами... Как и у Христа. В этом - в том числе - для нее и был теперь ответ на вопрос о Боге. Вся жизнь - если он ты не совсем невежественный - и кажется таким ответом?
Что же касается Кнопеля... Так получилось, что они вместе вели практику в Петербурге. Потому что он почти не знал русского. И вот они ходили по домам русских аристократов - вчерашних бояр - и лечили. Так что она была вынуждена с ним взаимодействовать. В Москве - где у нее были Юля и Глаша - они ездили не так уж часто, хотя у него и там был дом.
Да, у него было много знаний. Но он как будто забыл о клятве Гиппократа все ее положения - помочь больному, без различия вер и званий, без платы. Для Кнопеля это был лишь вопрос закрепления своего статуса и получения денег. Но еще - он пугал ее тем, что собирал знания о человеке - о его душе, и особенно о теле, о его болезнях. Все это он “копил” в голове и в своих записках, за своими очками. Немногие из аристократов подозревали, что за этим вот “герром Кнопелем” - который играл с ними в карты, охотился, говорил о том, что им было интересно, то есть был очень примитивным, - скрывался ученый. Об этом немного подозревал Петр, и то, не сразу. И лишь в первые годы Петербурга и правления Петра мог появиться такой “маняьк”. Потому что Россия всегда была огромной и непрозрачной - и для других, и для себя самой. А вот в Голландии или Англии - все тесно и прозрачно. Кстати, то, что Петр привез - помимо прочего - оттуда уродцев в колбах - и создал для них Кунсткамеру - тоже очень характерно для него. Для Петра весь мир - это уродец в камере - на который он смотрит и смеется. В первое время Марина вообще считала Кнопеля колдуном.
Ее страх перед ним тогда был очень велик. Он усиливался тем, что она знала, что он был особенно неравнодушен к смерти. Он, как врач, часто констатировал смерть. “И если нормальный человек - думала Марина - после этого отходит, то ее муж - наоборот, только заинтересовывался им, ведь тот становится трупом”.
Он говорил ей:
• Мы все умираем. И я умру. И Вы умрете. По мертвым телам можно много узнать о людях вообще. Вы все там говорите свои слова и верите во что-то. А все кончается ею. У нас у всех один путь.
Самое забавное, что он и сам был, как все - тоже говорил и верил во что-то. Но как только видел смерть - сразу об этом вспоминал. Марина смотрела на него и думала: “да сколько он уже констатировал смертей за свою практику?”
Ясно, что церковь и родственники умерших были резко против вскрытия. Но здесь Петр - в целом разрешал врачам, особенно таким, как Кнопель - это делать - пусть и полу-тайно.
• Глупая! Мертвый человек говорит мне больше, чем живой. Тело, смерть рассказывает, что он ел... кого он любил... У смерти есть свой лик, свое божество... свое время - это время ночи.
Что он писал в своих записках?
Вот что:
“Все мы не видим того, что происходит на самом деле. Есть только смерть. Жизнь - это круговорот смерти. Все мы умираем. Не только люди, но и животные, и растения. Смерть дает универсальный счет. Умрет и человечество в целом. Я уверен, что оно найдет такое оружие - чтобы эта смерть была целокупной. Умрут земля и солнце. Вот только - не будет врача - чтобы констатировать эту смерть и выдать справку”.
Слыша и чувствуя все это - она и не спала с ним. Хотя по большому счету - будучи мужем - он вполне мог ее заставить, насиловать. Для того времени это было нормой.
Практика
И вот она “убегала” в эту их работу. Хотя там тоже был он, - но были и другие. А тут еще условия жизни раннего Петербурга... Петр перенес сюда столицу. Но солнечных дней здесь было очень мало. Холод и ветер... Деревянные набережные еще только возводились, а о каменных и не мечтали. Мостов тоже не было, сообщение было на лодках. И безумец, маньяк Кнополь тоже казался ей органичной частью этого города.
Она смотрела на Неву - и пыталась почувствовать ее простор и свободу. И со временем у нее получалось. Среди их клиентов она особенно любила тех, кто не был очень знатен, кто не гордился. И вот среди них она и становилась другом. Получить горячий чай, а то и вино после ветра или снега - вот что стало для них важным.
Среди всех клиентов у них особенно были контакты с супругой одного фельдмаршала. И однажды выяснилось, что она знала ее Кнопеля и о его жизни. Они пили чай с вином - потому что было очень холодно - и она сказала в ответ на слова Марины, что муж озабочен не жизнью, а смертью:
• А ведь он в Голландии потерял дочь. Однажды он констатировал смерть своей дочке.
• Да?
• Да. Она заболела оспой. И он не смог ее вылечить. И констатировал ее смерть, написал справку. Так он и начал сходить с ума. А жены уже не было, и они жили с дочкой одни.
“Вот так мы, женщины, - объяснили его. Потерял дочь... А что если он все равно прав? Но ведь и дочь была женщиной. И родила его женщина. А он возможно, думает, что его родила сама Смерть, чтобы он был ее пророком...”
Марина побежала домой. И тут же обняла мужа. Они впервые это сделали в постели. Ей было все равно, что он был в разы ее старше.
Кнопель занимался констатацией смерти. А она занималась констатацией жизни. А он бы сказал, что и она кончится смертью.
• Да и по хрену!
По хрену на твое ночное божество, которому ты поклонился...
Вот так - россияне обживали Петербург, вносили в него свою любовь и душу. Но, возможно, что у Петра не было ни того, ни другого?
Снова одна
Но уже в 22-м - через год после их венчания - Кнопель умирает. Словно жизнь ждала, когда он хоть немного “потеплеет”. И Марина уже могла сказать - в отличие от что, было в момент их венчания - что это был ее Кнопель. Она затосковала, но все-таки - “отпустила” его.
В это время ее практика среди аристократов и становится еще шире. Хотя Глаща уже давно была “там”, и Юлю она по-прежнему видела редко (ведь князь Меншиков все еще был всесилен - он будет таким - словно курица с отрубленной головой - и несколько лет после смерти Петра, и будет сослан в Березов лишь его внуком).
А она, между тем, была в расцвете своего возраста - ей было 23. Но все понимали, что ей придется снова выйти замуж. А пока она наслаждалась свободой. В которую входила и работа лекарем - которая как бы по инерции досталась ей от мужа. Все ее уже знали. Записки Кнопеля хранились у нее в столе и она использовала их - как лекарь. То, что для него было гимном смерти и богу ночи - стало для Марины и ее пациентов - гимном жизни. Почему все так? Она не хотела задаваться этим слишком трудным вопросом.
Она жила в мире петербургской и московкой аристократии - как их младший слуга, - но слуга не из холопов, а из дворян. И поскольку она была женщина - это было нормально. Мужья иногда ее презирали, - но ведь они там уходили “творить свою историю” (которая нередко была просто интригой против других мужчин, как это повелось еще с Македонского и Цезаря).
По сути, у них сложился кружок, сообщество, не столько вокруг нее, сколько вокруг всех ее знакомых - пациентов. Болезни жен и болезни детей... Марина не раз спасала жизни этим детям (за что она чувствовала благодарность с того света от мамы и Кнопеля). Еще она говорила, что та или иная жена - болеет - хотя это была не правда, потому что так она хотела отгородить своих подруг (мужья и сами иногда понимали, что болезнь выдумана).
Смеялись... пили вино... играли в карты... сходили с ума... Читали - в то время - намного реже. Марина понимала, что они так “деградируют”, но все же - они были вместе. Нельзя забывать, что Петр - да, освободил женщину от домашнего круга, - но совсем не освободил ее от родителей и мужа. Крайне характерно - что после него будут часто править женщины. Но их статус всегда был под неким подозрением - нужно ли им выходить замуж? (Впрочем, уже был опыт Елизаветы Тюдор, - которая сказала, что она замужем за Англией... В каком-то смысл, - так же делали наши императрицы в XVII веке).
Петровское время было очень нестабильным. Очень многое менялось и в обществе, и в личной жизни. И все-таки - когда в 21 году его объявили императором, то она - при всех своих претензиях к этому человеку - отождествляла себя скорее с ним, чем с кем-то еще. А что еще оставалось? Не со старообрядцами же, которые видели в нем антихриста? Их язык, мышление было совсем другим... В то же время, менно Петр преследовал их очень жестоко...
Что им - ее кружку - оставалось? Жить в тени своих мужей и подрастающих сыновей, в тени “истории”.
В их компании была одна, которая была ей ближе всех. Ее звали Екатерина, и она была женой одного новоиспеченного сенатора, который продвигался по службе. Ей было 30, - она была высокой красивой брюнеткой. Марина спасла ее от вполне реальной болезни. Это и сделало их друзьями. Если другие были шумными, то она тихой. Они нередко читали с Мариной вместе, потому что Катя тоже умела. Это были переводные романы о рыцарях - которые при Петре “хлынули” в Россию большим потоком. А что еще было делать в этом холодном Петербурге - в котором не было почти никаких условий для жизни, - кроме фантазии императора? Долгими осенники и зимними вечерами, - они помогали друг другу руками. А иногда и губами. А потом их тела приближалась и соединялись в постели. Слуги все знали. Что еще делать, если Марина была вдовой, а муж Кати был и старше - и все время отсутствовал.
Так они жили в своей женской утопии... И обе знали, что ненадолго. В этом мужском мире.
И правда, - спустя год Катя уехала с мужем в Эстляндию, где он был значимым чиновником.
Она опять была одна - хотя были и другие подруги (но не такие близие).
Отец, - который был еще жив, но сидел безвылазно в Акимове - говорил ей, что она снова должна выйти замуж.
С уехавшей Катей она часто переписывалась. Их дружба - в разлуке - засияла новым светом.
Другой иностранец
Это было их время. И такая личная жизнь для дворянки того времени не была такой уж удивительной.
Он и правда был другой. Если Петр особенно любил голландцев и немцев (еще далее в его иерархии были англичане - и кстати, шведы - пусть мы с ними и воевали), - то французов он любил чуть меньше. Кнопель был типичным голландцем, который “слишком поклонился” холоду и смерти, снежной королеве - и лишь Марина под самый конец жизни его вылечила, отогрела. Француз Левон был другим. Он был моложе Кнопеля - лет 30, высокий блондин-красавец. В дорогом коричневом камзоле, белых рейтузах, и в белоснежном парике. Именно о таком мечтали Марина и Катя вместе. Он говорил по-французски, а по-русски - как и Кнопель - лишь учился. Говорил он громко и обращая на себя внимание. Если Кноплея одолевали “хтонические подземные боги” (они его к себе и взяли?), то Левона - Апполон и Венера.
Левон был один из очень многих французов - архитекторов-инженеров - которые приехали по приглашению России - помогать строить нам дворцы, парки, каналы.
Если в Голландии Петр учился строить корабли, то в Париже он увидел Версаль, в котором все дышало памятью его основателя Людовика XIV - который был много старше Пестра и умер недавно.
Версаль... Это имя тода гремело - как и вообще Париж и Франция...
Петру там очень понравлюсь - он хотел сделать и у нас такое же (было еще известное название - “северная Венеция”, но оно мне кажется совсем смешным, Венеция северной не бывает).
Версаль поражал своими парками и фонтанами, дворцами... И все это было связано с развитием науки и техники. Это стимулировало производство зеркал, труб и много другого.
Проблема только в том, не стали ли мы по воле Петра - носителями карго-культа... в своем восточно-европейском болоте...
Петр прямо попросил Марину - которая была в буквальном смысле молодой вдовой - помочь Левону - в плане его выживания при дворе в отношении языка. Она, кстати, сначала не особенно его любила... Из-за его самоуверенности и вечных речей... Но потом это у него быстро прошло. И она увидела - бедного француза, - который уехал с Родины. Его уверенность на самом деле была наигранной, - потому что во Франции он исполнял не самые лучшие проекты. Поэтому он и приехал. В нем были прагматизм в отношении Петра и России. Но был и интерес ней. И желание ее помочь.
Во всем этом Марина разобралась, - когда сама училась от него его языку. И учила его русскому.
А еще - уже после их венчания - он учил ее другому отношению к телу. И путь в этом тоже был момент некоторой “славы”, “репутации” французов, - но в случае с Левоном это была правда.
Да как же ты мог - иногда думала Марина, - привезти в этот холодный город столько нежности и любви. Это нам всем - и ей тоже, становившейся такой же - противопоказано. И правда - с годами, все это здесь замерзнет, отвердеет в официоз дворцов.
Каждую ночь ей казалось, что каналы и фонтаны Версаля - начинаются прямо в их постели...
На стене у Левона висели копии картин рококо. Буше... Фрагонар... Столько же - легкости и игры... Петр был совсем другим. Он не был легким, а его игры были играми маньяка. А уж что там в постели ему давала эта Екатерина - если она была шлюхой?
Эти картины и в самой Франции были мечтой - они и сами не были до такой степени легкими. А уж в России...
Франция, Англия и Голландия создавали (на самом-то деле, не так уж легко, в борьбе и трудах) свои миры культуры и цивилизации. Петр бегал по ним - как дикарь и властитель огромной страны - и “зарился”. А что создала Россия? Сильный флот и армию! И еще большее закрепощение крестьян ради безумной мечты императора. Безумные мечты... императоров и философов...
Но вся эта реальность нисколько не приводила ее к отчаянию. Потому что она снова любила и ее любили - всё-таки, - впервые в жизни.
Картины - говорят о стране вечности, где люди качаются на качелях. И неважно - сколько этого было в самой Франции. Вообще удивительно, что такое пришло в голову и в души жителям земли, что они о таком мечтают. И то, что в России это приведет лишь к смерти от холода - тоже не суть.
Это есть.
Это будет.
Аркадия.
Красота
Уже скоро Левон освоился и получил конкретное задание. Строительство парка и фонтанов в том месте, который мы сегодня называем Петродворец. Петергоф... И сами эти названия закрепились позднее - и особенно известны уже нам, сегодня, - но ведь уже в то время было название Санкт-Петербург. Пройдет время, и это название закрепится. И везде “Петр”... и всегда отсылка к апостолу Петру...
“У них это закрепится в голове. Как сегодня для нас - Москва и князь Владимир.
А почему, собственно, Петр - а не Марина - дворец... не Сант-Марина – бург?
А потому.”
И хотя она иногда вела людей - как лекарь - но поскольку в то время в России (да и в Европе в целом) медицина была еще слаба - то эта часть ее жизни было все меньше. Она вынуждена была перестроится - что для нее - учитывая, что она неожиданно нашла за повелением Петра - настоящую любовь (которую сам царь - вечный подросток - растерял и растратил на флот и Меншикова, а когда вырос, то обнаружил рядом с собой вывшую проститутку и не был так уж этим недоволен) - то ей было радостно перестраиваться.
Дом, где она раньше жила с Кнопелем - у них так и остался их “петербургской резиденцией” - а Левон получает дом и землю в самом Петергофе.
Это было время их, ее счастья. Ей только не хватало Юлии. Но она - к своему ужасу - все чаще о ней забывала. Но здесь нужно понять, что человек того времени к детям относился немного по-другому. Детей рожали много... (правда, это не относилось к Марине, Бог не дал, они часто умирали, детей любили, но редко). Она была совсем рада, если бы Бог дал им с Левоном детей.
Но они - уж по крайней мере - переносили свою любовь на друзей и подруг - и даже на слуг и крестьян. И даже на домашних котов и собак. И пусть было крепостное право, - но это им не мешало.
Они жили в этом мире. И создавала его она, и он был ей благодарен.
Но для них обоих была так же важна и “красота”. Все, что было связано с дворцом, а особенно парком и фонтанами.
Иногда она думала: в этих фонтанах бьет наша с тобой любовь... эту воду ты привез нам и мне из самого Версаля...
Главный, кто мешал им строить - своими капризами и вмешательством - сам Петр... Так они с мужем шутили, - засыпая в постели.
И вот - рабочие привозят землю и песок, чистят дороги.
Спустя год - весь парк с фонтанами уже создан. А во дворце уже есть фундамент и первые этажи.
Марина ходит по парку.
Зачем вообще создаются парки, фонтаны и дворцы?
Чтобы люди отдыхали от города.
Отдыхали, прежде всего - зрением и ногами.
У всех есть ноги. Им негде приложить себя в городе. Там тесно и много людей. В городе мы сидим дома и в учреждениях... и ездим на каретах...
Так что парк нужен даже прежде всего для нашего тела, здоровья.
Нам нужно ходить и смотреть.
Парк - это всегда перспектива.
Мы смотрим на реку, или на море, на сам парк и на дворцы.
Да, их строят лишь короли или цари. Так они показывают свою власть.
Но дело даже не в этом.
Человек просто ходит по парку и думает.
Он - вертикальное существо. Как и деревья - что вокруг, как и дворцы.
Мы смотрим на других людей в парке - и они смотрят на нас.
В этом тоже смысл. Пусть он есть и в городе.
А еще мы не только ходим и смотрим, но и слушаем.
В Версале музыки было особенно много.
Здесь же пара духовных и роговых оркестров.
Танец - вот что еще делает человек. В Версале этого тоже было очень много.
Петр привез нам танцы - создав ассамблеи.
Но русские еще не умели хорошо танцевать.
А вот ее Левон - умел, хотя и говорил ей, что танцует много хуже, чем обычный придворный при Версале!
Но как же чудесно было им вместе с Мариной танцевать. Она никогда не забудет этого. Она понимала, что уже через поколение при дворе все будут отлично танцевать.
Танец под музыку - вот что можно делать в парке. С человеком, который тебе любезен - или по крайней мере - не враждебен.
Петр любил военные фейерверки - и запускал их сам, и часто с жертвами среди людей, вот какой он был человек.
А они с Левоном создавали ему парк.
Где есть Красота.
Потому что в нем можно было ходить. смотреть в перспективу реки и дворца. Слушать музыку. Танцевать.
Это была наша попытка достичь той самой Аркадии... Которая была мечтой даже для Франции.
С другой стороны, именно Петр все “спонсировал” и организовал.
Цена красоты. Работник Иван
Он был одним из тысяч... Такие были и при строительстве Петербурга (были, кстати, свои “Иваны” - и при создании Версаля).
Иван по прозвищу Дрозд. Он был крепостным у одного крупного боярина - и среди прочих, был отряжен на стройку Петергофа.
Ему было сорок, низкого роста и очень сильный. А него была жена и пятеро детей. Они жили в небольшой землянке - рядом с парком.
Время было такое, - что как бы ни были гуманны Марина и Левон - но они не видели в таком ничего уж совсем необычного. Народ страдает... Сам Левон с ними не говорил, тем более что был французом - это делал его русский приказчик. И пригласить, и разместить, и накормить - им давали по куску хлеба. Детям было лет по 7, и они нередко бродили с другими такими же детьми. Мать за них уже и не беспокоилась. Ее звали Наталья, она тоже была сильной, лет 30. Она тоже работала вместе с мужем - за рабочую пайку - иначе они все вообще еще раньше умерли с голода.
На дворе было лето. Однажды - когда Левона не было - Марина гуляла по парку и что-то проверяла за него, о чем-то говорила с приказчиками (текущих дел было очень много).
Тут она и увидела - как Иван и Наталья забивают некий высокий деревянный столб.
Наталья кричала:
• Давай! Давай! Давай! Мать твою...Не идет, сучка!
А тот молча пыхтел, его лицо и плечи покрывалось потом.
Наконец, они забили. И сели прямо на землю, в пыль, - матюгаясь уже не со злобы, а радостно, и славя Николу.
Марина им сказала:
• Молодцы!
Но пожалела - ведь они сразу нахмурились: блин... барыня подошла. Вставать надо, что ли?
• Да нет... сидите. Я вам приказываю сидеть.
• Спасибо, барыня.
Она увидела сильный мужской организм Ивана.... И вдруг подумала, что если прикажет ему переспать с ней, - то он это сделает. Просто в силу тех условий - которые были в том обществе. Она богата и хороша одета, он - нищ и почти раздет. Она-то сдержалась, а сколько женщин-дворянок в России нет?
• Вы хоть понимаете - зачем мы строим?
Они пожали плечами. Наталья сказала:
• Строим дворцу и фонтану для царя-батюшки?
• Да, для красоты.
• Для красоты? Как Бог в начале все сотворил... и сказал добро-зело? Так и царю-батюшка?
• Но ведь не только для него. Но и для всех. И для вас тоже.
• Для нас? Да нас бы лучше не трогали...
Да, отсылка не только к Аркадии, но и к райскому саду. И ведь - не так уж они противоположны.
“Придет ли время - когда пра- правнуки этих людей - будут ходить сюда - на равных, и не будет царей и поданных. Ведь к этому все почти пришло в далекой Англии” (Придет, дорогая Марина, придет).
В этот момент к ним прибежали двое их детей. Немного смутившись присутствием барыни, - они ей сказали, что трое остальных детей только что утопли в пруду.
Наталья заревела, хотя в глубине души была рада, что теперь их не нужно кормить (“они теперь с Богородицей, им там лучше”). А Марина - помрачнела и расстроилась больше матери. Она дала им целых десять копеек. Иван и Наталья были тронуты этим деньгами много больше, чем гибелью детей.
• Век будем бога молить за тебя...
Но Марина не могла их слушать - и кивнув им, - убежала.
Так бывало летом. А что - осенью и зимой?
Думать о Красоте, об Аркадии - было легко. А вот об этих людях - почти невозможно. Она лишь плакала и молилась Богу, - чтобы он их устроил. И чтобы в будущем все изменилось, и чтобы Бог дал ей мысль - как это приблизить.
Голованов-младший идет вокруг Байкала
Что происходило в это время в Забайкалье? Да ничего особо и не происходило. Все перемены доходили сюда отраженным звуком.
У дворянина Голованова был сын Алексей. Большого богатства у них не было. Небольшое имение рядом с озером, и на нем 100 крестьян. Да еще покупка с местных промыслов - соболей и куниц и перепродажа их в Москву, а теперь и в Петербург.
А сын вырос, ему было уже 16. Он был высоким и сильным, красивым. И все чаще досаждал отцу.
Вот тогда его батюшка - мужчина с седыми волосами и бородой, и сказал ему:
• А иди-ка ты, сын, прогуляйся вокруг моря (так все называли Байкал).
• И что-с?
• И ничего-с. Там уже поглядим.
На дворе был март 15 года.
И Голованов пошел. Слуг у него не было. Была сила - чтобы совершить предложенное дело. Он мог бы двигаться на карете или на санях. Но отец, видимо, хотел проверить его. И сын принял вызов.
Да... Он был простым русским дворянином-юношей... безграмотным... наивным... но эта наивность могла быть и звериной...
Зачем отец отправил его вокруг Байкала?
В чем смысл?
Это какой-то знак?
Почему рекомендовал идти одному?
А Байкал - между тем - открывался перед ним.
Как и он перед Байкалом?
В марте озеро еще во льду.
Лед был таким небесно красивым. Голубого и синего цветов. Словно мрамор.
Лед был царством - в которое хотелось ступить и остаться в нем навеки.
Голованов резал в нем лунки своим огромным ножом - и ловил рыбу. Он ел ее с голодухи - и рыба была такой вкусной. Хотя одновременно ему было жаль ее. Он испытывал вину за то, что вот так коварно - на крючок - ловил, похищал ее из этого подледного царства. Значит, мы все здесь в одной великой связи. Рыбы и люди. И люди между собой. И местные “не-русские”- буряты и эвенки, - которых он иногда видел - тоже в этой связи.
А потом это царство льда пошло трещинами.
Нету ничего лучше - чем когда ты просыпаешься утром в своей землянке - от ярких солнечных лучей апреля и слышишь этот треск. Царство льда - это совершенная красота. Но апрельское солнце ее убивает.
Весна - это смерть льда.
Весна - это безумие и безвластие.
И приходят они от солнца.
Лед - это останки совершенной красоты. А разве и каждый человек, и все человечество - не станет однажды всего лишь зимой и льдом? Для весны... для новых людей... для новой, молодой крови? И ведь его отец Голованов - тоже такой же лед зимы?
Поэтому он послал сына вокруг Байкала именно в марте?
То же, что происходило в мае - он вряд ли когда-нибудь сможет вспомнить. Потому что это было слишком важно для него.
Он почти не спал. Он стал одним целым - и с остатками льда. И с рыбами. И с дельфинами. И с птицами, - которые в мае начинают петь. С деревьями и травами. Не было уже Голованова. А был лишь солнечный луч, который становился все ближе и сильнее.
Спасибо тебе, отец.
Да не за что, обращайся.
Почему - именно расставшись - мы можем говорить друг с другом свободно - мысленно?
Не знаю.
Байкал весной существует. А это значит, что существует что-то такое вечное, такое непоправимое.
И он - часть этого вечно-непоправимого.
Он штрих этого пейзажа.
Он голос птицы.
Он - капли весеннего дождя.
Все это и называют “Богом”?
Но почему тогда этому “Богу” учат в школе и направляют солдат против других богов?
Встречи на озере
Он прошел уже большую часть берега. Обогнув с запада - миновал север и достиг востока. И мог уже возвращаться домой. Чтобы его путь стал неким треугольником. Отец хотел выучить его геометрии, в этом была цель?
Но уже здесь он встретил двух людей. Первым был потомок раскольников. Он был типичным “начетчиком” - раскольническим авторитетом. Русский, но уже с явными элементами монгольской крови - у него были немного раскосые глаза. Седой, старый, но бодрый.
В его руках была ветхая книга. Он осенял себя двуперстным крестным знамением и говорил:
• Я уже давно не живу в миру. Я лишь молюсь Господу Исусу. Полвека назад патриарх Никон исправил перевод русских богослужебных книг. Это было делом антихриста. А царь его поддержал. А сегодня правит его сын Петр, - который гонит нас еще сильнее, еще горше. Петра в Стекольме подменили на немца. И вот мы бежим - и на Север, и сюда, в Сибирь. Бог нас в истине защищает. Давай будем молиться вместе. А то ведь скоро конец света.
• Давай.
И они начали молиться. Сил и энергии у Голованова было хоть отбавляй. Его не смущало то, что Бог старообрядцев был связан с некими недавно бывшими событиями, и что он сводился к обрядам, а ожидание конца было связано не с радостью, а с ужасом. (С другой стороны, ведь то же самое можно было сказать о христианстве в целом, и обо всех мировых религиях: фиксация на истории прихода основателя).
Они молились довольно долго. Сама молитва Голованову нравилась. И он все меньше думал о том, как все было обставлено. Они жили с раскольником в землянках.
Но уже через месяц он встретил второго человека. Он был совсем другим. Это был эвенский шаман с бубном. Он говорил по-русски с трудом. Но помогло, что Голованов немного знал местные языки. “Местные”, “инородцы”... Вот так мы тогда их называли и так писали о них в документах.
И Голованов тут же забыл о своем раскольнике.
Шаман начал бить в бубен, и рассказывать примерно следующее:
- Байкал - священное озеро. Нельзя выбрасывать в него сор, стирать в нем белье. Каждый раз, когда ты выходишь на его берег, - нужно с ним поздороваться. Байкал образовался из большого огня (то есть - по нашему - в результате землетрясения).
На острове Ольхон есть священные лебеди.
А дно Байкала - имеет некую бездну, по которой души умерших попадают в великое холодное море (в Северный Ледовитый океан).
А теперь я скажу то, что боги отрыли именно для тебя, русский.
(Тот вздрогнул.)
Через дно озера ты можешь попасть в центр нижнего мира. И оттуда - в любое место среднего мира.
• Это правда?
• Да. Но сделать это можешь лишь ты. Даже не я. А потом ты вернешься.
Вот на этих “трех китах” и стояло Забайкалье: русский дворянин, раскольник, местный шаман.
Раскольник с завистью на него посмотрел.
Предвидел ли его отец, когда он отправлял его пройти вокруг Байкала - такое?
Отправляться или нет? Ведь нет никакой гарантии, - что он выживет.
Но когда он все же решился, то - опускаясь в нижний мир, исчезая, - услышал и “Господи Исусе” - и удар в бубен.
На дне, и в других странах
Его присутствие было странным. Он и был, и отсутствовал.
Сначала он испугался своей “молодецкой храбрости”. “Думал ли отец, что мое прохождение по Байкалу включит и такое?”
Он и правда оказался на дне. Это было похоже на Данте - которого он не читал (он вообще был безграмотным).
Его душа - и в какой-то степени, его глаза - увидело реальное дно.
Самое поразительное, что это было очень красиво. Необычное голубое сияние из остатков льда и камней. Но Голованов не мог расслабиться и “отключить” мысль, что он на дне и без воздуха. Ему было слишком непривычно.
А потом он увидел души умерших.
Это было шествие чего-то белого и огромного.
Вот здесь он уже совсем все забыл.
Он им улыбался... но если бы кто-то глядел на него со стороны, - то увидел бы в его глазах ужас...
Он не осозновал, что ему сюда еще слишком рано.
Так что потом он стал подниматься.
У него было ощущение, что он словно рождается в этом мире.
Он побывал во всех странах.
Его глаза восхищались и плакали...
Он был и в Австралии, и в Африке, и в Европе (и на одну из европейских стран он особенно обратил внимание).
Все это дало ему некое “вселенское видение”.
Да, ясно, что Европа в то время сильно вырвалась вперед. И он чувствовал, что и в будущем это станет еще сильнее. Он видел, как создаются первые банки, как растут мегаполисы и их стараются делать чище и светлее, как океаны пересекают торговые корабли, как поются оперы и делаются научные открытия...
А местные народы Австралии и негры в Африке - убиваются и становятся рабами. Ясно, что это было бедой прогресса и она будет потом решаться. С другой стороны, у прогресса всегда будут “беды” - мануфактуры и заводы приведут к загрязнению и с этим тоже потом придется решать.
И дело не в том, что ему простые дикари были ближе.
Поскольку он был сторонним наблюдателем - то это привело к какому-то слишком стороннему взгляду. И дар ли это, в таком случае?
Он как будто уже там, по ту сторону.
И в то же время, - здесь.
Так что у него была одна эмоция и одна мысль:
Земля.
Земное.
Земля...
Что мы породили в тебе?
Что ты можешь в нас породить?
Люди не так уж отличимы от природы. Дикари живут так - слово они не так уж сильно отличаются от обезьян. У них и была такая цель. Мимикрировать от хищников. И так ли уж сильно и далеко ушли от них европейцы?
Мы точно так же приспосабливаемся.
Мы строим дома из камней.
Корабли из дерева.
Делаем одежду из шерсти.
Со временем освоим тепло, энергию - из угля... а потом - из нефти и газа...
Все это земля.
Все это земное.
Потом мы поймем, что это разрушает нашу планету - и станем более разумными... Но снова будем пользоваться землей и природой - ветром и солнцем. Хотя это и правда более чисто и разумно.
А уж что там говорить о словах и мыслях...
У тех самых “дикарей” - были свои, и все они вырастали из земли.
Хорошо ли это?
Когда Европа развернётся - Голованов уже это и застал - что же мы все увидим?
Что есть люди, живущие в земле под именем Англия.
И люди, живущие в земле под именем Франция.
Они не так уж сильно отличаются от тех самых дикарей - которые живут в своем закутке и верят, что боги избрали именно их... И что чужаки - не-люди. И не было гарантий - чтобы этого не повторилось в будущем. Чтобы не пришли новые народы, - которые скажут так же.
Жизнь людей будет слишком земная - в прямом смысле этого слова.
Мы одеваемся, едим, продолжаем род, верим и говорим земное...
То же самое касается и религий. И главный шаман тех дикарей не так уж сильно отличается от римского папы и наших патриархов.
Мы не так уж сильно ушли от обезьян.
Вот так его “отравило” его вИдение. Или дало ему знание?
Айрис
Он все чаще оказывался на торговых кораблях - что пересекали океаны. Это были либо американские, либо английские (уже совсем скоро это будут разные государства). В то это было все еще рискованным предприятием. Не было еще угля. Океаны штормило.
Так он хотя бы немного отвлекался от “мировой тоски”.
В этот момент он и услышал голос девушки сзади. Это были английские слова (он уже неплохо знал их язык).
• Почему ты так странно смотришь?
Она видела перед собой - странного вроде бы иностранца - молодого и сильного красивого парня. А он - обернувшись - увидел среднего роста брюнетку с длинными волосами. Ее взгляд был глубоким и умным.
• Да как я сморю?
• Словно завидуешь этим волнам... и ветру...
Кем она была?
Посланницей земли, - чтобы лукаво сбить его с пути познания? Сделать таким же земным, повторить цикл?
• Ты во всем и во всех разочаровался?
Они представились, и он - по обычаю того времени - поцеловал ее руку.
Она была англичанкой. Уже на второй день она рассказала ему о своей жизни. Своими родственными узами она была связана, с одной стороны, с Ньютоном...
Они смотрели на океан и Голованов слышал:
• Бог устроил этот мир по законам гравитации. Понимаете? Мой двоюродный дед высчитал расстояние между луной и землей и объяснил их видимое движение через этот закон.
Айрис показывала рукой на небо. Голованов кивал. И радовался за человека.
• А другой мой дед - был членом парламента. В то самое время, когда мы восстали против Карла Стюарта. Тогда и были определены законы в защиту свободы человека. Свобода от несудебного преследования. Свобода совести и печати. И хотя война принесла много горя и мы потом вернули монарха - но, по сути, правит парламент, народ.
Голованов кивал, и снова радовался за человека.
В другой день она говорила:
• Мы очень любим моря, океаны. Мы - народ, который пропитан морской солью.
В тот вечер он остался ночевать в ее каюте.
Да, она послана землей, чтобы его обмануть... Но земля - не так уж безнадежна. Жизнь - это не только повтор, не только цикл (как хотят убедить многие мудрецы!), - но и реально новое. Она порождает не только ветхость.
Обнимая ее на корабле, он заснул.
А потом он вернулся... и это было немного травматично...
Но вернулся с ней.
Они очутилась на берегу Байкала. И их ждали пораженные раскольник и шаман. Те закричали:
• Добро пожаловать!
Все были рады, - что Голованов жив, да еще с такой “добычей”. Айрис стола в своем английском платье...
Его друзья засмеялись:
• Так вот зачем ты ходил по Байкалу и по другим странам! Ты еще и невесту себе нашел!
Айрис оглядывалась по сторонам.
• Не бойся, Айрисушка! Это Сибирь... Россия... Байкал.
• Байкал, - повторили друзья.
И вот тут он понял, что самое время вернуться к отцу. И закончить свое движение. Уже - от юга к северу. Закончить “треугольник”, урок земной геометрии. Геометрии разочарования и веры.
Они шли уже вдвоем, взявшись за руки.
А вокруг была поздняя весна на Байкале.
И он только хотел ей все объяснить и сказать, что она сможет здесь с ним жить, - путь здесь и холодно.
Но обернувшись, - он понял, что перед ним русская красивая дворянка.
• Как Вас зовут?
Она посмотрела на него:
• Ирина.
Потом они поженились. Она была из хорошей дворянской семьи - жившей недалеко от озера.
Но самое смешное, - что иногда на нее находили приступы, и тогда она говорила на чистом английском, рассказывая о своём деде Ньютоне и о другом деде - члене британского парламента. Дети к этому уже привыкли и по-доброму смеялись. А Голованов подходил к ней и крепко обнимал.
РОССЫПЬ ИСТОРИЧЕСКИХ ДАТ...
1689-й (царю Петру 17 лет)
Прямо в центре Москвы, на Красной площади, - сжигают немецкого “безумца” Квирина Кульмана. Такого раньше не бывало - сжигали своих - либо еретиков, либо - чаще всего - раскольников. На него донесли - протестанты из Немецкой слободы. В которой у него были сторонники, - но явное меньшинство. Протестантам в Европе не привыкать быть “насильниками” - за ними уже и Кальвин в Женеве, и гугеноты во Франции. Так что немцам могло показаться, что и здесь Европа. А для русского патриарха - помочь сжечь более крайнего еретика - тоже святое дело?
Он и правда был “безумцем”. Даже для того времени его учение было радикальным. Квирин верил, что иудеи, мусульмане и христиане должны объединиться. И вот тогда и наступит конец света. Бог явится и люди уже будут к этому готовы.
Он получил такое откровение после того, как прочел и стал последователем Якова Беме. С этого момента он стал ищущим, мистиком.
По его рассказам - он приходил с этим видением в Стамбул, к могущественному султану.
После многих других неудач он и явился в Москву к своему стороннику.
Ему было всего 38.
Жители Москвы смотрели на него - даже не понимая толком - почему его казнили.
Он принял смерть мужественно и не виня палачей.
Кульман бредил единством. Единством Бога... Единством вселенной. Единством человека.
Тем самым, которое и придет потом в XX веке в Европе и начет распространяться во всем мире.
Он смотрел на москвичей без осуждения.
Он был единственным живым в Москве в это время.
И вот он умер.
И его труп - пахнет гарью.
Но мы живы.
Кстати, это очень характерно для Петра, – что он легко отдал все это дело в руки патриарха. Ведь что там казнь еретика – по сравнению с кораблями и мечтой о Голландии.
Он никак не соотносил одно и другое.
1723
Петербург уже был столицей. Но ему не хватало - по общему убеждению - мощей святого. Об этом ему говорил епископ Феофан Прокопович - один из немногих иерархов, которые его поддерживали (он занимался церковным и государственным “пиаром” царя).
Что же это может быть за святой? Александр Свирский? Но все-таки - остановились на Невском.
И вот все делают в такой форме, - в которой царю очень нравилась. Они вместе с Феофаном торжественно приходят на нескольких кораблях в Новгород и оттуда в Петербург.
Потом церковь с этими мощами станет Александро-Невской лаврой.
А пока царь плывет и сморит на берега Волхова и Ладоги. В это время он не думает о шведах, - которые уже побеждены. Он озабочен строительством Петербурга и реформами, государством.
Петр слушает рассказы Феофана об истории церкви и России. Иногда ему скучно, иногда он сопереживает. Мощи - в трюме... скрыты под ракой...
Когда они их встречали, то крестились и целовали эту раку.
Так делали все их предки.
И будут так делать и дальше.
Хорошо это или плохо?
Ну что, княже Александр, как ты там?
Ничего. Хоть куда меня вывезли.
Но ты потом будешь уже снова “лежать на месте”. Уже до второго пришествия.
...
А ведь ты бил шведов, как говорит Феофан?
Бил.
А еще - подавлял восстание новгородцев - когда они не захотели платить дань Батыю?
Да... Этот Новгород вообще был слишком вольным. Что же здесь хорошего?
Конечно. Но ты сражался на Неве - и чуял ветер с Ладоги и Балтики?
Чуял, чуял, Петр.
Вот и я... Хочу, чтобы ветер сей пронял всю страну нашу. И чтобы мы стали, как в Голландии.
А я-то - воевал с ними и отверг католиков.
Это понятно... Знаешь, мне кажется, что я и в Бога-то не особо верю. И ведь если подумать - во что верит русский, если он вот лишь и делает, что целует святых в раках?
...
Но в тебя я почему-то верю. С тобой весело!
Когда мощи встречали и помещали в церкви, - то все заметили, что Петр как-то по-особенному радуется. Все приписали это влиянию святого и решили, что царь стал более православным.
16 мая 1703 года
Основанием города стала закладка фундамента Петропавловского собора и одновременно - крепости. Которая позднее не понадобилась - и стала тюрьмой, - а потом – вообще музеем.
Императоры могли гордиться тем, что и у нас есть своя Бастилия...
Здесь сидели декабристы, Чернышевский.
Вот только когда французская Бастилия была разрушена до основания революционерами - то радость стала слабее. А вместо нее появилось тяжелое предчувствие.
Петропавловский собор высится над городом желтой громадой раннего барокко.
Петр мог наблюдать оттуда свой город уже ближе к концу жизни и правления. Ясно, что Меншиков и другие ему льстили - о том, что он самый великий (поэт Тредиаковский писал, что он бог, - который сотворил новую Россию - так же будут говорить Ломоносов, Державин).
Но уставший организм не мог его обмануть. (Ты считаешь себя богом? и вот к тебе подъехала кармическая полиция - получи и распишись...) Он видел лишь несколько зданий, разливы Невы, и голодающих рабочих.
В России все превращается в странную утопию. У Петра была лишь мечта о “Голландии и ветре”. И мало рефлексии. Он не мог понять, что будет строить свою “Голландию и ветер” - русскими руками и мозгами. И его собственные руки и мозги тоже совсем не были голландскими. Петр - это мечта о Европе, но не сама Европа. Ему не хватало взрослости и трезвости.
Когда он основал Петербург - ему был 31 год.
А потом уже все пошло своим чередом... В империи было добро и зло. Но “косяки”, - в которых был виновен Петр, - никуда не делись. Империя была далекой от народа в своем Петербурге. Государство становлюсь все выше и все дальше.
И все равно я люблю этот город.
Потому что другого у меня нет.
И я так же люблю условную “Голландию” и совсем не условный ветер.
Спасибо, Петр.
За эту великую ошибку.
Я буду здесь вечно.
Сначала – тяжелым материальным телом, а потом легкой чайкой.
ЧАСТЬ 3. ВРЕМЯ РАСЦВЕТА
Счастье с Левоном
Ее расцвет жизни был довольно ранним. И связан он был с мужем. Так сложилось, что отношения с Кнопелем изначально были трудными.
Ясно, что счастье женщины во многих странах и сегодня, а что уж говорить России XVIII века - был связан с мужчиной. (И ведь даже когда у нас были императрицы - они все равно как бы замужем за всей страной - в качестве “мужа” выступало государство).
Она знала, что ей еще повезло. Что многие женщины не узнали счастья в браке или вообще были монахинями.
Так совпало, что Левон оказался отличным человеком и мужчиной. Причем к его любви по ночам она привыкла - и это стало важной частью жизни. Но - Бог не давал им детей.
Очень быстро она оценила его как человека. А ведь многие иностранцы были совсем не такими. Их современник Ганнибал был вывезен русскими из османской части Африки - крещен и женился здесь на русских дворянках - и тиранил их. (Это возвеличивание Ганнибала - очень характерно для Петра. Это был его очередной каприз. Ясно, что он не видел в нем равноправного человека и что он первоначально был шутом, как уроды в Кунсткамере. По сути, Петру было плевать, как он будет принят русским обществом.) Марина все это знала. И она была рада, что Левон был совсем другим. Он был стабильным, уверенным, но и не презирающим других - прежде всего, русских.
За несколько лет он быстро выучил наш язык. Так что обходился без переводчика среди дворян. А однажды он даже говорил по-русски с рабочими на стройке, потому что Марина болела. Он всем потом рассказывал, сколько много новых слов он узнал из этих разговоров!
Марина видела в нем стабильность, в хорошем смысле этого слова. Она это ценила. В этом и было их счастье (хотя к этому все не сводилось). Потому что мир вокруг был совсем не стабилен. Левона даже ее отец - не любивший иностранцев - в конечном итоге, принял и пил с ним французское вино. Потому что понимал, - за что дочь его любила.
При Петре возвыщались выскочки. Это был прогресс, но в личном плане - они часто были просто фаворитами, особенно поначалу. Весь двор - к которому Марина и Левон принадлежали, пусть и не в первых его рядах - должны были им угождать. А ведь фавориты постоянно менялись. Любвеобильный Петр приближал женщин, мужчин, ездил по стране, воевал.
С другой стороны, Марина понимала, что та “стабильность”, которую давали ей московские бояре - была уже “объективно” в прошлом. Ее и представлял отец, - который потерял себя в этих переменах.
За Левоном стояла “порода” - столетия спокойной жизни Франции, он этого не осознавал, но видела и все больше ценила она. Она знала, что Левон честный и добрый человек. Во всех его привычках были века галантности и учтивости. Он никогда не предаст друзей, не сделает подлость. На его фоне московские бояре прошлого были слишком тяжеловесны - во всех смыслах слова. На его фоне они увидела весь их уровень: малословны... интригуют за власть и земли... А уж к женщинам относятся как к существам, с которыми нужно мало разговаривать. В молодости женщин “тащат в постель”, и часто насильно, в зрелости делают хозяйкой для слуг и дома. Ты должна сидят дома и не высовываться (все это и было записано в “Домострое”).
Марина знала, что Левон все будет с ней обсуждать, и не будет держать ее дома. Потому что для “них” это норма. И вообще - он много говорил. Да, в самые первое время ее это раздражало. Но потом она привыкла. Ясно, что французы - во многом нация болтунов (об этом можно судить по обилию у них философов..) Но с годами и она привыкла, и он - стал меньше говорить лишнего, тем более рядом с Мариной. Вот он приходил домой и делался с ней новостями о стройке в Петергофе. И она уже улыбалась... и радовалась...
И сравнивала: как отец относился к маме. Все время тащил ее в постель (так что она и померла из-за родов, что вообще случалось очень часто). Ругал слуг и ее за плохую еду, и что она позорит мужа перед друзьями. А они с Левоном ночью могут любить или не любить - но он никогда ей не скажет, что она не рожает ему детей. Ему и правда это больно, но он по-другому воспитан. А как были воспитаны дети бояр, и можно ли назвать это воспитанием? Это и была его порода. (С другой стороны, ничто не имеет только хорошей стороны. К концу века аристократия во Франции так загордилась, - что произошла революция.) Через полвека в Петербург приедет известный маркиз де Кюстин и скажет, что Россия - это страна фасадов, за которыми скрываются азиаты. Уж что говорить, что было за этими фасадами, - когда они только создавались.
С другой стороны, как может существовать общество – если иностранцы в нем выстпуают как некие носители той самой психо-стабильности? Марина об этом не думала. Но именно Петр это и породил. Империя всегда была неким гибридом – и лишь революция все это смешала в одно “социальное тесто”.
Но не только в их личной жизни у них было счастье. Но и в его работе. Которой она сочувствовала и во многом участвовала. А царь Петр все время - как и всю страну - подгонял.
В 24 году фонтаны Петергофа были отрыты для публики. Дворец еще строился. Публики, впрочем, было немного - это был двор в самом широком его формате (сто с лишним человек), и еще иностранцы. Фонтанов было очень много. Они символизировали победу над шведами, мощь империи. Царь, шутя, говорил послу Франции, что Петергоф переплюнул их Версаль (шутка была связана с тем, что там фонтаны не били постоянно - но их там было очень много).
Везде вода...
И вид на море.
Что это значит?
Московская Русь не была страной воды и морей (на Западе наиболее нам были противоположны не Франция, а Голландия и Англия, поэтому Петр и любил их сильнее).
Вода для человека “Москвы” - каким и родился Петр, - это возможность уплыть в далекие страны, - где тебе будет хорошо.
Но на самом деле, уже Николай I - по сути, закроет страну. “Массив империи” “задавил” мечту Петра, который вообще больше любил ходить на кораблях и воевать, чем реформировать (Россия часто ему мешала, и он не хотел лишний раз думать, что там, в ней происходит, лишь бы выполняли его приказы).
Фонтаны были нефункциональны и это тоже было непонятно для мира “Москвы”. Зачем это все? Баловство? Трата воды и денег? Но это было просто красиво. Как и парки.
Пространство для мечты о дали, созерцания и рефлексии, для общения и любви.
Но при этом сам Петр не любил созерцание и даже общение, потому что был неспокоен. Он это сделал - в подражание Версалю, и даже в пику (мол, мы тоже так можем). В Москве созерцание и рефлексия - давно выродились. Да, его давали иконы, но монахи - просто носили вериги, словно хвастаясь, у кого больше...
А здесь был новый человек и новый масштаб. И при этом сам Петр был всего лишь посредником, несознательным инструментом.
Все это Левон и Марина понимали, но не упрекали Петра, потому что привыкли.
Когда они видели, как какая-нибудь девочка смеялась от фонтана, - то тем более не винили царя. Также и когда какой-нибудь мальчик смотрел на море Балтики. Кем он будет? Адмиралом? Ну, это не лучший вариант. Лучше творцом, чем разрушителем.
Они брали друг друга за руки и шли по парку. А когда вокруг было мало посетителей, - то и целовались.
Вот для чего все это нужно. И дело не только в сексе (во Франции была такая книга “Езда в остров любви”, ее перевод в России был очень популярен).
Дело не только в сексе, - а в бытии, в присутствии.
По сути, задолго до современных философов - Европа в садах и парках - уже это открывала. Если ты не готов к дали моря, к аллеям, к встрече с другими человеком - то это твоя беда. И все не сводится ко двору, интригам и лицемерию.
Марина и Левон ходили по парку и слушали фонтаны и чувствовали - что придут поэты, которые не смогут без этого жить.
Встречи с Юлей
Когда она была за Кнопелем - то помнила и тосковала по ней, но Левон своей любовью, тем, что был рядом - чуть ли ни “выбил” ее из души. Иногда она упрекала себя в этом. А ведь дочка росла в монастыре, который при этом был связан со двором. Меншиков боялся конкуренции с ее стороны, - хотя она и не была “официальной дочкой”. Левон - пусть он и любил Марину - был не так уж рад тому, что у нее есть дочь. Но когда им стало понятно, что у них не будет своих детей, то он стал спокойнее. И они начали вместе через Петра требовать, - чтобы Юлю перевели в их семью. Он этого не сделал, он слишком доверял Меншикову и воспитателям, которых он поставил (и это еще раз говорит, каким они были людьми - впрочем, это было нормально для любого правителя).
Но как раз когда уже работы в парке завешались, то Петр в качестве награды разрешил им регулярные встречи. Поскольку это было в Москве, - то Юля просто приезжала в Петербург - но останавливалась она в доме той самой воспитательницы. И это, - что и понятно - начиналось весной и кончалось осенью. Вот так Петр блюл свою дочь (на самом деле, он почти с ней и не встречался, для него это все имело “государский интерес”, как и дело царевича Алексея). Так однажды весной она чуть ли ни впервые увидела свою дочь. Которой было 8 лет. И уже осенью они рассталась.
Левон ей сказал:
• В Версале есть фонтан Деметры. Это богиня земли и плодородия. По легенде - она раз в году встречает свою дочь Персефону, - которую похитил к себе под землю царь мертвых Аид. Весной и летом Персефона возвращается к матери - и по всему свету приходит весна. А потом она возвращается к мужу и Деметра грустит - в виде осени и зимы.
Она часто потом вспоминала об этих словах и мифе. Сила любви русской матери была огромной. Но все же... Петр не любил свою мать, и Лопухину, которую та ему навязала. Московская Русь слишком погрузилась в любовь матери, материи, континента, суши - и тот самый Петербург, и Балтика, и восставали против него. И здесь с Петром нельзя не согласиться. Это было восстание во имя Запада и личности.
В следующем году они снова встретились и ей было уже 9. Хотя они жили прямо с Петергофе и постоянно ходили в парк и видели фонтаны - но год назад она еще “дичилась”. Все, что она им говорила, что у нее очень высокое происхождение (ей об этом намекали, но не называли Петра) - и что она уже наизусть знает весь Псалтырь. Вот такое это было “чудо”. Но уже в следующий год она не дичилась - а кроме Псалтыри - знала светские манеры и цитировала “Юности честное зерцало”. Умела читать и писать, знала несколько слов по-голландски (что могло бы обрадовать Петра).
И вот в этом самом 24 - когда парк и фонтаны открывают - они и встречаются во второй раз. Она была высокой красивой девочкой.
Так их счастье стало - тройным. И то, что для Левона это была падчерица не так уж и огорчало. (В то время такое бывало почти везде).
Присутствовать можно не только одному, и не только вдвоем... но и втроем... (При этом ты можешь в любой момент уйти в другую аллею, если ты устал от шума, роль парка и в этом тоже.)
Христианский Бог - Троица. Ты рядом с другим - но не в войне, а в любви. И лишь Бог на такое способен - в отличие от людей.
Но и люди это знают - хотя бы частично и несовершенно.
Любовь прорастала втроем.
Она была так благодарна за это Богу. И старалась не думать об осени.
Весна - осень...
Рождение - смерть...
Кольцо жизни...
Предков и потомков...
От которого не устанешь и в котором не будешь скучать, если останешься собой, не будешь сходить со своего с креста.
Обо всем этом тоже лучше думалось - в их парке - где есть даль и перспектива. (Какая даль была в грязной тесной Москве?)
И все же, будучи живым человеком, как же она боялась осени.
“Прозерпиночка моя!”, - думала она, обнимая Юлю.
Смерть Петра и “пустота” после нее
25-й год... (В этом году будет уже 300 лет.)
Он уже давно болел, хотя и был не таким уж старым. Несмотря на болезнь, он пошел на кораблях проверять Ладожский канал, и заболел в Старой Руссе. И стал спасать в воде матросов своих кораблей. Примерно так он и хотел умереть - может быть, в морском бою или в бурю.
Думал ли он о том, что если бы не он - то не было, ни Петербурга, ни канала, ни кораблей?
Капризный мечтатель на русском троне...
Феофан Прокопович в речи над гробом сравнивает Петра с Моисеем, который вывел евреев из рабства.
Да, так оно и есть.
Из рабства невежества и тупости Москвы - в рабство капризных императоров и императриц, за которыми стоит такая же по духу аристократия. Как в 17-м году “старые бесы” сменились на новых, более “модернизированных”, - так и здесь. Вместе бесов Москвы - бесы Петербурга.
С другой стороны, – были и ангелы. И в Москве, и в империи, и в СССР. Может, и такой роман можно было бы написать...
Прокопович все восклицал, что он смотрит на гроб и не верит, что он видит мертвого Петра. Здесь были еще и страсти после смерти императора и его “голос” за Екатерину I.
Смерть всегда “обламывает” систему.
Прокопович, Меншиков, Екатерина - наверное, думали, что только Бог и может его призвать. Хотя возможно, и в этом сомневались, думали, что это Петр спрашивают с Бога?
Петр лежал в гробу и с ним прощалась все его подданые.
Бог прервал его деятельность... вывел его душу из тела...
Он вдруг обнаружил, что реальность может быть другой. Не стянутой к нему... как к “главному” человеку на половине земли...
Смог ли он стать другим?
Смог ли он стать одним из многих?
Ведь в Царстве Божием “демократия”, несмотря на поговорку русских монархистов "демократия в аду, а на небе царство”. Христос мыл ноги своим ученикам...
Вряд ли Христос чувствовал бы себя спокойно в имперско-помпезном “Исаакие” - возведенном Николаем в честь святого Петра. (Как и в соборе Петра в Риме.)
Холопы - которые стали еще более закрепощенными при нем - наверное, улыбались и думали про себя: он тоже?
Придет время, когда потомки этих холопов сами “причинят смерть” последнему императору...
Феофан в какой-то степени был откровенен. “Проект” Петербурга и флота на Балтике после его смерти стали очень “пустыми”. Поэтому он и призывает деятелей того времени - продолжать его дело.
Жителей мало... Флот уже не воюет... Элита надолго погрузилась в борьбу за власть...
И лишь при Елизавете и особенно при Екатерине и столица, и флот будут наполнены содержанием. Екатерина создаст Эрмитаж и присоединит Новороссию и Крым. И поставит Петру “Медный всадник”. Который “преломится” в народном сознании во что-то жесткое и неумолимое (о чем Пушкин и напишет в своей поэме - которую запретят).
Тление его тела...
Он - полный жизни, он, который хотел всю Россию заставить бегать за ним, и ходить строем - неподвижен.
Смерть всегда кощунственна для монарха.
Поэтому фараоны и строили гробницы, а их тела превращали в мумии.
Смерть - кощунственна для каждого из нас.
Потому что каждый из нас – монарх своего внутреннего царства.
И мы в ужасе: все, оно кончается?
Цена Аркадии
Несмотря на то, что Марина и Левон не так уж и любили первого императора - они вдруг поняли, как зависели от него. Особенно она. Уже пришло время - другому поколению, Юли? Так всегда бывает в жизни и истории.
Кем был для нее Петр? Вечно беспокойным “демоном” - да еще и изнасиловавшим ее, когда она была подростком! Казалось бы, она должна была радоваться. Но она плакала. И Левон тоже. (Как плакали “духовно изнасилованные” школьники на похоронах Сталина.)
Прошел год после его смерти. Правила Екатерина.
Они все так же гуляли с Левоном - и иногда с Юлей - по парку.
Но прежней радости не было. Они же оба так привыкли “бороться” с Петром... Привыкли знать, - что его “массивная фигура“ - где-то там, в Петербурге, рядом. Странно устроена жизнь.
Однажды - это была весна 26 года, - те самые Иван и Наташа, - которым Марина дала однажды целых пол-копейки - встретили их вдвоем вечером, когда они возвращались домой после прогулки. Никого больше рядом не было. У работников за рубахами были кистени.
Марина сказала:
• Это вы?
• Да, барыня, мы.
• Франсуа, это мои старые знакомые.
• А?
Это были их последние слова. Они не успели ахнуть, как работники забежали сзади и нанесли свои удары. Тяжелые тела повалились на траву газона. Иван и Наталья были рады обнаружить в карманах у господ целых три рубля... а еще - серебряные часы и драгоценный веер...
Кровь лилась на траву. Здесь она ходила, думала и смотрела на море, здесь она любила своего Левона, а он ее.
Смысл Аркадии в том, что она не может быть вечной в этой жизни. Здесь она всегда возьмет свою “плату”.
И они уже были в ней там.
И там все было по Буше и Фрагонару...
Качели. Любовь. И великое небо над головой.
Преступления холопов и рабов были повсеместны. И вызваны они были “реформами” Петра. (На юге страны произошло целое восстание Кондратия Булавина).
Их кровь лилась на траву.
А потом - каким-то природным и божьим чудом, - росла новая трава.
Природе было все равно?
Наоборот.
Она все чувствует и преображает, дает ответ.
ОСКОЛКИ
1. Глаша в монастыре
Парадокс был в том, что Марине сообщили, что та умерла. А на самом деле - выжила. Хотя ее держали буквально на хлебе и воде.
Она была молодой женщиной, но “уродом”, с нервным тиком. И вот она просто молилась своему Богу.
Которого уже никто не понимал, кроме нее - изнасилованной Меншиковым.
Она дождалась смерти Петра, а потом смерти Марины и Левона.
И еще больше “ушла” в свою молитву.
Она становилась блаженной.
И никто уже не помнил ее другой.
Таких было очень много.
Ее Бог был не мужчиной, а женщиной.
Но в ее бормотании юродивой этого уже никто не понимал.
И это ее спасало.
“Что с ней делать?
Почему она выжила?”
Сохранилось предание, что она не умерла, а просто ушла на небо в некое место... что “кто-то ее взял”...
2. Лейбниц
- Знаешь, Марина, а я ведь был знаком с великим ученым и философом Лейбницем.
• Врешь, душа моя?
• Никогда я тебе не врал. Разве французы могут врать?
• Прости. Ну и что он говорил?
• Что Бог все создал в некоей предустановленной гармонии, и что этот лучший из возможных миров.
• Хахаха! Да он просто в России не был.
• А еще что каждое разумное существо - это монада. Она смотрят на этот мир и общается с другими монадами. И с верховной монадой - Богом.
• Да что такое твоя философия - как не некие слова – которые как бы все объясняет и оправдывают. Она столько же дает, сколько и отнимает. И заметь - что все это делают мужчины. Как и читают это.
• Ах ты, русская еретичка! Я на тебя донесу! Если ты не упросишь меня очень... очень хорошо...
3. Юля в Петергофе
После похорон родителей, она просила показать ей место, где все произошло.
Воспитатели пожимали плечами и вели ее.
Юля плакала. Проклинала себя и Петергоф.
И видела - как вместо бурого пятна крови, - вырастает новая трава.
И как же она хотела ее остановить.
Не понимая, что она и есть эта трава.
Август - 1 сентября 2025 года,
Петербург
В поисках живых. 18 век. книга 1. Марина
© Copyright: Павел Борисович Клевцов, 2025
Свидетельство о публикации №225122300831
Свидетельство о публикации №225122300831
Рецензии