Shalfey северный роман Глава 5

    Глава 5


  Лето 2018-ое между тем стремительно летело, делая это по своему обыкновению незаметно, оставляя позади солнечные дни, звездные ночи, угасшие мартовские надежды, несбывшиеся мечты, неосуществившиеся перемены, традиционные скрепы, обветшавшими лохмотьями висящие на каждом информационном углу, полуденную жару, внезапные ливни да пузыри на городских лужах.

  И вот, остался в прошлом жаркий июль, за ним и август лениво перевалил за свою середину, осторожно роняя первые поблекшие листья, отдавая земле сублимированное солнце, весенние соки, дыхание знойных ветров да засахаренные слезы утренних рос, а Март — так и не взялся за дело, ради которого, оставив работу в столице, вернулся домой, не осуществив в Москве всего, изначально к тому намеченного.

  Два месяца прошли не то, чтобы быстро, они попросту пролетели, не оставив в памяти ничего, кроме непреходящего ощущения долгожданной свободы и радости каждому новому дню, начинавшемуся вдали от постылых спальных московских окраин. В деревню Март наведывался нечасто, в основном сидел в городе, раз в неделю выезжая в столицу по старым, все еще не отпускавшим его делам прошлого. Но то был жест доброй и свободной воли, ни к чему его не обязывающий.

  Дзен в середине лета улетел отдыхать с друзьями семьи в Болгарию, старенький автомобиль Марта вновь капитально сломался и стоял в деревне, на обочине у ворот, где опять заклинило двигатель, а потому глаз не радовал. Быть может поэтому лишний раз приезжать в деревню Марту не очень хотелось, поскольку проблему надо было решать, но решать что-либо он устал. К тому же, родители еще с весны затеяли в доме капитальную пристройку, нарушавшую привычный порядок вещей и вносившую в идиллическую пасторальную жизнь грустную толику молчаливого узбекского колорита да русской управленческой безалаберности, вмешиваться в которые Марту не хотелось вовсе.

  Пересев в машину сына, он катался по немногочисленным своим делам, почти всюду слушая любимые Аишины песни, которые продолжали ласкать его слух и смягчать сердце. Особенно понравился Марту новый клип, что Аиша смастерила недавно. Это было действительно волшебно!

  Однажды, примерно во второй половине августа, канал Аиши на популярном видеохостинге вдруг перестал работать, клип оказался недоступен. Не дождавшись оперативного восстановления вещания, несколько дней спустя, истосковавшись, Март (на всякий случайный) решил сообщить певице об этом, впервые написав ей со своей реальной странички в социальной сети. «Дом — есть дом, можно немного и расслабиться», — подумав, решился он.

  Правда, из реального был только домашний ip да одинокий сын в друзьях — о чем, собственно, невозможно было и догадаться, поскольку у сына тоже стоял вечный бан на отцовские фотографии, но для Марта и то был откровенный прогресс. Для Аиши — он опять был другим человеком, незнакомым, невнятным и по-прежнему совершенно безликим, за исключением нескольких Аишиных песен в плейлисте, который был совсем небольшой, но в этот раз собирался годами, а потому отражал некоторые душевные качества и музыкальные вкусы адресанта, с коими при желании можно было ознакомиться и за что-нибудь зацепиться.

  — Какой канал? — удивилась Аиша, точно у нее их было великое множество.
  Пришлось объяснять, что речь идет о ее персональном аккаунте на популярном видеохостинге, где она публикует клипы на свои песни. Не обременившись проверкой, Аиша утвердила, что все у нее там в полном порядке. Пришлось еще объяснять, что она ошибается, практически уговаривать ее взглянуть.

  Наконец, Аиша перестала лениться, заглянула на свой канал, признала наличие проблемы и, довольно сухо поблагодарив, вежливо пообещала исправить (всем этим занимался кто-то другой, сама она не сильно вникала и не отслеживала). На том и завершили.

  В очередной раз Март понял, что осторожные его движения в сторону Аишиной самодостаточности никому не нужны и, по большому счету, бессмысленны.

  И он опять перестал. Общение завершилось, почти не начавшись, однако в процессе Март все же узнал нечто новое, а именно, о предстоящем выступлении Аиши на фестивале этники и здоровья где-то в Подмосковье, где-то недалеко на днях (записав минутное видеоприглашение, Аиша разместила его на своей страничке в сети, которую Март посетил во время переписки). Загоревшись, Март предложил сыну съездить-развеяться. Дзен, к тому времени вернувшийся из Болгарии, успел каникулярно заскучать, потому идею сразу одобрил и принялся с нетерпением дожидаться назначенного дня поездки, составляя в этом отцу компанию.

  И вот, однажды субботним утром день «х» наконец настал, став днем сегодняшним. Март быстро собрал последние вещи, запрыгнул в машину, проехался по магазинам да по садовым рынкам, закупился, заправился под завязку, подобрал сына и припустил в сторону первопрестольной в надежде добраться пораньше, чтобы, успев осмотреться на местности до наступления темноты, определиться с ночевкой, которая предполагала палаточный вариант.

  Проехав четыре сотни километров и привычно затратив на это менее четырех часов с остановкой в малиннике на тещиной даче на полпути, еще столько же они объезжали Москву с юга, ведомые навигатором по запутанным лабиринтам узких подмосковных дорог, решив для разнообразия объехать город другим путем, чтобы не толкаться в пробках. Однако сильно пожалели об этом: субботние дороги Подмосковья оказались не только намного длиннее, но и не менее забитыми.

  Вечером, порядком уставшие, но все же довольные, потому что, несмотря ни на что, все же успели приехать вовремя, к самому началу концерта, за несколько минут до восьми они подкатили к воротам большого фестивального комплекса.

  Мероприятие проходило на территории бывшей ткацкой мануфактуры еще дореволюционной постройки, переведенной в частный культурный фонд во дни не столь отдаленные, но пришедшей в сильное запустение во времена режима, сменившего царский, однако и последовавший за тем режим тоже не особо стремился сохранять, поэтому комплекс, еще более обветшав за последние десятилетия, находился в состоянии перманентного вялотекущего ремонта, и работы по восстановлению предстояло еще много.

  Аиша выступала как всегда великолепно. Зрители не отрывали взглядов от сцены. Март тоже не только с удовольствием слушал, но и любовался певицей. Концертный зал имел потолок, составленный из длинных сводчатых плит, серыми бетонными волнами-близнецами дыбивших его поверхность, что создавало, по словам Аиши, уникальное звучание.

  В этот раз Марту нравилось все: и то, как Аиша держит себя на сцене, и ее наряд, и лицо, и мимика — живая и выразительная, искренняя, порой даже немножечко детская, что выглядело очень мило. Полтора часа Аиша наполняла пространство сцены любовью, смыслами и добротой, отдавая в зал новые чувства, слова, аккорды и волшебные вибрации прекрасной женской души. Зал привычно сливался с Аишей в единый хор по взгляду певицы, отражаясь от серых бетонных сводов дружным многоголосием. «Не зря приехал», — однозначно решил для себя Март, хотя и помалкивал.

  Завершив выступление, тепло всех поблагодарив, Аиша покинула сцену, скрывшись в полутемных коридорах фабричного комплекса. Фестивальный марафон продолжили другие исполнители, Март, прихватив сына, отправился вслед за Аишей, желая побродить по главному зданию в поисках впечатлений, но, главное, быть может, самой Аиши, надеясь на случайную встречу, знакомство и более дружественный, чем обычно, разговор. Однако вскоре вынужден был вернуться обратно в актовый зал, не найдя в полутемных коридорах да заваленных хламом помещениях ни того, ни другого, кроме, разве, обилия старых вещей — предметов века минувшего да впечатляющей парадной лестницы литого чугуна где-то в самом конце, на современных задворках строения.

  Вскоре Аиша тоже вернулась под бетонные своды, переодевшись в желтое вязаное платье. Застыв в конце зрительного зала, она принялась внимательно разглядывать зрителей и выступавшую на сцене супружескую пару, ярким шафрановым пятном выделяясь среди прочей, порядком уставшей публики. Время было позднее.

  Март, устроившись под большими панорамными окнами, недалеко от сцены, у дальней стены, с новым интересом принялся рассматривать зрительный зал, заключавший теперь в себе солнечную Аишу. В открытое окно приятно поддувала теплая августовская ночь.

  Внимание Марта привлекла случившаяся с Аишей перемена: свободная и живая на сцене, оказавшись среди людей, она напряглась, как бы сосредоточившись сама в себе, поджала губы, сделала серьезное, почти каменное лицо, для верности спрятав его под маской абсолютной непроницаемости. Это был совсем другой человек.

  Наблюдая произошедшую с певицей перемену, Март вспомнил, как осенью, на первом ее концерте, Аиша и на сцене делала такое же лицо, и припомнил еще, как подумалось ему тогда, что именно так должен выглядеть человек, не имеющий за своей спиной надежного тыла. Март был почти уверен в этом, потому и решил в тот вечер — что Аиша «одна». Потому и хотел позвать ее на «свидание», чтобы выяснить это, разузнав все из первых рук, в силу того, что совершенно невероятным казался ему тот факт, что такие люди вообще могут быть одиноки.

  Сейчас Марту подумалось так же. И было бы совсем тоскливо продолжать наблюдение за Аишей, если бы временами к ней не подходили подружки и не возвращали Марту ту Аишу, настоящую — веселую и живую, какой она бывала на сцене, в одно мгновение снимая с нее все маски гордого одиночества. «Девушка по-прежнему не имеет кавалера», — с приятной грустью вновь решил для себя Март и припомнил еще одно: как сам когда-то учился раскрываться людям, неожиданно для себя влюбившись.

  Случилось это несколько лет назад, лет пять, если точнее, когда Март уже и не надеялся. Но это случилось — и любовь наполнила его так, что, казалось, хватило бы на всю оставшуюся жизнь! Марту даже стало нравиться общаться с людьми! И хотя любовь та (по независящим от него причинам) продолжалась катастрофически недолго, всего пару мимолетных недель, Март успел запомнить это чувство, постарался удержать его в себе, как бы мучительно это не было, выгравировав несмываемым рубцом на лбу собственной памяти, чтобы уже никогда — никогда его не забыть. Он «понял» это чувство и теперь точно знал, к чему ему нужно стремиться, если уж стремиться в этом смысле вообще, понял — как это должно быть на самом деле.

  Теперь же, глядя в непроницаемое лицо Аиши, Март понимал, что и этой девушке по-прежнему не хватает в жизни того, чего не хватало ему: той невидимой, абсолютной силы, что дарит человеку чувство покоя, гармонии, уверенности в себе, дает человеку защиту, избавляя от необходимости создавать иллюзорную видимость, что все это у него уже есть.

  Тем временем Аиша заметила в центре зала очередную подружку, пробралась к ней, устроилась рядом и принялась оживленно болтать с ней и смеяться, вновь становясь собой.

  Март посматривал на это солнечное пятно в центре, сиявшее ему в подмосковной ночи, временами отвлекаясь на сцену, чтобы не глазеть на зрителей постоянно, на минуту упустил Аишу из виду, и потерял ее.

  Время приближалось к полуночи.

  Посовещавшись с сыном, было решено не лениться и ночевать сегодня на улице, не в гостинице, как того настойчиво требовала дневная усталость. Пора было искать подходящее место для палатки.

  Оставив полупустой зал, темными коридорами пробрались они к чугунной парадной, спустились гудящими ступенями в первый этаж, опять шли, петляя кривыми коридорами в поисках выхода, и наконец вышли в мерцавшую лунными бликами черную тишину августа, в объятиях которой, против дверей, на скамейке, в тусклом свете одинокого уличного фонаря над дверьми сидела Аиша и смотрела звезды.

  Внезапно сложилась такая конфигурация обстоятельств, о которой Март мечтал весь этот день! Но сложилась она так внезапно, так неожиданно, в такой неподходящий момент и так вдруг, что, на мгновение растерявшись и лишившись языка, Март лишь сбавил немного скорость, проходя мимо, взглянул Аише в лицо, надеясь уловить в нем хотя бы какой-то намек на то, что общество его не будет ей в эту минуту в тягость, но, не увидев в отрешенном взгляде Аиши ни одного обещавшего признака, по инерции прошагал мимо.

  Нехотя оторвав взгляд свой от неба, Аиша безучастно взглянула на Марта, равнодушно перевела на Дзена и отвела глаза прочь, вернув их обратно мерцающим звездам. Лицо Аиши ничего не выразило. Март понял, что беспокоить ее сегодня — не стоит, как не стоило бы трогать и его в подобном состоянии духа. Март даже не кивнул.

  Желание присесть рядом сразу куда-то исчезло у него, он ускорился, догнал ушагавшего в темноту Дзена, потрепал по плечу и с облегчением выдохнул, потому что не пришлось ему делать сегодня нелегкий выбор между сыном — и женщиной. И было бы совсем несправедливо, останься он сейчас здесь, с Аишей, под звездами, отправив Дзена готовить для них ночлег. Да тот бы сам и не справился. Знакомство не состоялось.

  Поставили палатку они довольно быстро, хотя не занимались этим уже несколько лет. Так же быстро выспавшись, ранним утром, когда весь лагерь только еще начинал просыпаться, отправились они прогуляться в благоухавший целебными ароматами сосновый бор, располагавшийся за забором и проселочной дорогой за ним.

  Сделав зарядку, прошлись по ягодам да по кустам и вернулись обратно в лагерь, собираясь зарезать привезенный с собой огромный арбуз, один из двух.

  Дзен пошел за арбузом в палатку, Март остался во внутреннем дворике недалеко от ворот, прохаживаясь по нагретому солнцем песку, убивая долгие минуты бесконечного арбузного ожидания. Палаточный лагерь накрывала последняя августовская жара.

  Программа последнего дня фестиваля предполагалась насыщенная с самого утра и обещала множество мероприятий, которые никоим образом Марта не интересовали. Он лениво глазел по сторонам, поднимая босыми ногами клубы желтой песчаной пыли, создавая беспросветные бури, закручивая могучие вихри, сталкивая их между собой и погребая под тоннами раскаленных песков маленьких бессмертных муравьев, вылезавших из любой, даже самой глубокой могилы.

  Муравьи продолжали спешить по своим вечным суетным делам, Март от скуки стал разглядывать тополя в конце пустыря, огромные, в два человеческих хвата, с рубцеватой корой, словно изрубленной топорами, что скупо роняли на лагерь первую поблекшую листву; разглядывал жухлую траву у песчаной кромки, медлительных толстокожих жуков — полусонных и еле живых, словно пенсионеры на парковке; курсировавших между палатками людей, таких же медлительных и сонных, пробуждавшихся в преддверии еще одного воскресного августовского дня — свободного, ленивого и бестолкового, а потому томительно-прекрасного.

  От этого занятия Марта отвлекли две женщины, вошедшие в ворота комплекса и направлявшиеся в его сторону. Как и Март, совершив утренний сосновый моцион, они возвращались в гостиницу. Звали женщин — Аиша и ее мама.

  Маму Март хорошо знал в лицо, она сопровождала Аишу и раньше, на прошлых выступлениях дочери, и этот концерт тоже не стал исключением.

  Поравнявшись с песчаным хаосом, жуками и несчастными муравьями, женщины хотели было уже пройти мимо, не обратив на Марта никакого внимания, словно он сам был таким же вялым, медлительным жуком, что случайно попался им на тропинке, но Март, преодолев внезапно последние сомнения и неожиданно для себя решившись, спонтанно поприветствовал их, улыбнулся, улыбнулся еще раз, представился, сделал комплимент вчерашнему выступлению Аиши, и всему творчеству в целом, особо имея похвалить последний видеоклип (о котором говорилось ранее), который был просмотрен Мартом в крайности не менее полусотни раз, но на словах почему-то вышло, что тридцать.

  Дамы сделали вид, что удивились и этой гигантской цифре.

  Напомнив Аише, что уже виделся с ней накануне, после выступления, ночью под звездами, о «знакомстве» по переписке Март решил пока умолчать, чтобы не вызвать в Аишиной памяти ненужных ассоциаций и мыслей, а потому понес всякую чепуху, обращаясь, в основном, к старшей собеседнице, исходя чисто из этикетных соображений да порядочного, по нашим дням, воспитания.

  Через пару минут худшие опасения Марта подтвердились: знакомиться с девушкой в присутствии матери — не лучший вариант (даже по нашим дням). Но представившуюся возможность упускать все равно было нельзя, так как другой могло больше и не случиться, а потому он продолжал буксовать в песках этикета, пытаясь хоть что-нибудь из них вывезти.

  Спустя еще несколько минут, прикинув, что для первого знакомства, пожалуй, достаточно, Март разговор завершил, вежливо откланялся, шаркнул на прощание голой песчаной ножкой с белой полоской от длинных шорт и дам покинул, вернув их друг дружке, утру, горячему солнцу и стремительно наступавшему воскресному дню.

  С одной стороны, ощущая теперь некоторую неловкость от того, что все случилось именно так, с другой — Март испытывал удовлетворение от ощущения частично выполненного перед собой долга: сделал хоть что-то.

  Неловкость Март решил игнорировать, а то, что считал «частичным», наметил завершить в течение дня, который обещал быть, но уже без мамы.

  Планы, один нелепей другого, строил его бедный мозг, заставляя усомниться в адекватности этого, так странно функционирующего в данных обстоятельствах органа.

  Женщины покинули двор. Дзен принес арбуз — размером с воздушный шар, перекаченный неимоверно, ядовито-зеленый, но почти несъедобный, несмотря на август.

  Сидя в беседке среди двора, они молча ковыряли сколько могли сердцевинную мякоть арбуза — розовую, точно мраморная говядина, с белыми нитратными прожилками, но большую часть все равно выбросили.

  День начинался с большого арбузного разочарования.

  Завершив с завтраком, условились съехать из лагеря где-то после обеда, то есть, после второго арбуза, чтобы быстрее проскочить пригород и въехать в Москву до основного потока машин.

  Полдня они еще что-то делали, где-то ходили, на что-то смотрели, что-то слушали, скучали — и дружно о чем-то молчали. Потом ели второй арбуз, не такой большой, но такой же грандиозно невкусный, который отправили в ту же мусорку.

  И снова слонялись от скуки, заглядывая в самые запущенные фабричные уголки, куда еще не добрались руки хозяев, поднимая дворовую пыль, загорая, активно бездельничая и наблюдая сквозь узкие щелочки глаз, как активно бездельничает такой же ленивый, как они, немногочисленный фестивальный люд, решивший добить событие до победного.

  Аиша нигде им не встретилась.

  Наконец, убивая последний, назначенный к отбытию час, присели они на скамеечку возле небольшого уличного кафе, продолжая разглядывать солнце, ярмарку, тополя и людей неподалеку.

  Торговцы изнывали в цветных парусиновых палатках от изнуряющего полуденного зноя, маясь в русских полотняных рубахах, сарафанах да прочей народной холстине, но еще больше страдали они от вялой торговли. Фестиваль продолжался уже неделю, дело шло к закрытию, то был последний торговый день, покупатели, как и продавцы — выдохлись.

  Было даже немного жаль всех этих уставших от жары людей, потому что не могли они скучать и лениться так же разнообразно, как два, одиноко наблюдавших за ними зрителя.

  Солнце стояло в самом зените. Мысли, пульсируя, казалось, плавились в голове, пронзенные протуберанцами далеких плазменных вспышек, кровь густела, наполняя жилы дремотной усталостью уходящего лета, все кончалось, чтобы снова когда-то начаться, оставляя по себе лишь мимолетные штрихи памяти, отраженные в голубых небесах бесконечности… Очень хотелось спать.

  Спустя полчаса из-за угла главного корпуса показался знакомый силуэт, пересекавший двор в их направлении. Сердце Марта радостно забилось, кровь устремилась к вискам!

  Аиша приближалась неспеша, ритмично покачивая округлыми бедрами, укрывшись от палящего зноя почти невидимой прозрачной шалью, и прошла всего в метре от них, направляясь к кафе, не удостоив Марта и мимолетным взглядом. Хмурая, сосредоточенная, неприступная.

  Такая Аиша не вдохновляла.

  Март хотел было предложить довезти ее с мамой до города, быть может, даже до дома, если будет позволено, случайно подслушав утренний разговор, что они не прочь бы уехать, да не с кем.

  Но теперь такое предложение казалось ему совсем неуместным. Да и не очень уже хотелось. Март представил, как надутая, точно едкий мыльный пузырь Аиша сидит на заднем сиденье его машины, все вокруг напрягая и дезинфицируя, а из-за мамы даже нормально и не поговорить, и перехотел вовсе. «Не судьба», — однозначно решил он, резко соскочил со скамейки и, стряхнув в уличную пыль все свои наивные мечты, решительно зашагал к палаточному лагерю.

  Дзен тут же припустил следом, оставляя позади едва заметный песчаный след да невидимое отцовское разочарование.

  Быстро сложив палатку, они закинули в машину вещи, последний раз окинули взглядом знойное солнце, палаточный лагерь, терявшие первые листья уставшие тополя, в два человеческих хвата, словно изрубленные топорами, перекошенный старый забор, золотистые сосны за ним, мануфактуру из красного дореволюционного кирпича, машины, проселочную дорогу, бирюзовые небеса с легкой угарной дымкой… Март махнул на прощание рукой, и, словно перелетные птицы, свободные, легкие сердцем, они вылетели на узкие дороги Подмосковья, взяв курс в направлении мегаполиса.

  — Едем, друг мой, едем! — беззаботно, от всей души радовался Март, сидя на пассажирском, теребя сына по плечу да блаженно всему улыбаясь. — Едем наполнять собой этот, непривычно пустой, тихий город! Город, вдохнувший в себя теплые воскресные ветра! Город, освободившийся от вечной суеты! Город, отпустивший на волю многострадальных своих детей, изнуренных работой, прямыми углами да тесными монолитами железобетонных жилых дольменов! Город, щедро украшенный разноцветием бульваров, парков и множеством восхитительных цветочных клумб! Едем, друг мой, едем! Едем провожать еще один день нашего, такого необыкновенно-бестолкового московского лета!

  Дзен, удивленно взглянув на отца, вытянул лицо, но промолчал, продолжая плавно подруливать в поворотах.

  Август — время отпусков, город пустеет. Доехали до центра довольно быстро. Перекусили в небольшом сыроедном кафе, что на Добрынинской, и привычно гуляли по бульварам да тихим московским улочкам, и снова сидели в кафе — и снова гуляли, допоздна, по любимым столичным местам. Выехали ночью, чтобы опять без пробок, и ближе к утру, уставшие, но довольные, въехали в небольшой провинциальный городок, на полпути к дому, чтобы разбудить бывшую тещу, которая зачем-то ждала их весь вечер, но так и не дождалась.

  Выспавшись, в понедельник отвезли тещу на дачу, где снова гуляли вдоволь, бродили по лесу, грызли яблоки, ели ложками дыню, заедая ее сладчайшей тещиной малиной. Наконец Дзен с бабушкой распрощался, Март запрыгнул на пассажирское, махнул на прощанье рукой, и, оставив позади пыль грунтовки, они помчали по трассе М-1, догоняя убегавший на запад день. День удался!