Роман Жизнь после смерти 22 главы

                Р  О  М  А  Н




                Ж И З Н Ь    П О С Л Е   С М Е Р Т И











                Пульсирующий свет



    Миран никогда прежде не видел такого переплетения красоты и мистики. Он находился на грани между двумя мирами — реальностью и чем-то иным. Было раннее утро; он чувствовал это даже сквозь закрытые глаза, навсегда скрытые плотными гардинами век, за которыми осталось его бездыханное тело, покоящееся на одре.
    Его увлекал новый мир своей непринуждённой привлекательностью, столь непохожей на тот, который он только что покинул. Состояние вдохновенного парения и ожидания чего-то особенного заставляло его оглядываться. Перед ним мелькали ландшафты звёзд и планет, вызывая восторг и тревожный вопрос: «Где я? Что со мной происходит?»
    Ответов не было. Его новое состояние представляло собой невидимые, но живые конфигурации, смутно напоминавшие прежний облик, всё ещё лежащий на одре.
    Постепенно Миран начинал догадываться: это было не похоже на сон и, вероятно, связано с его смертью. В тот же миг до него донеслись стоны и рыдания близких… Но они не смогли нарушить гармонию нового бытия. Перед его внутренним взором всплывали печальные лица родных, картины детства и всей земной жизни, однако ничто не мешало умилению от движения сквозь пространство, сопровождаемого странной музыкой — чем-то напоминающей звучание органа.
    Подобно маленькому ребёнку, он оглядывался по сторонам и постепенно стал различать живые существа, которые, так же как и он, находились в этом загадочном, но изумительном мире. Кто-то разговаривал с кем-то, кто-то обнимался и улыбался, а кто-то махал ему рукой, так похожей на человеческую. Постепенно он начал привыкать к своему новому состоянию. Миран уже забывал своё бездыханное тело, из которого вышел в новую жизнь, столь непохожую на земную, хотя внутри него всё ещё проявлялись знакомые земные чувства…
    «И что дальше?» — задавался он вопросом и удивлялся тому, что его никто не сопровождает в новом мире, непрерывно меняющем свои декорации — каждая последующая была лучше предыдущей. И стоило ему подумать об этом, как всё видимое пространство залилось пульсирующим светом. Он не обжигал и не пугал, но и не успокаивал — напротив, заострял внимание всего живого и неживого на чём-то особенном, что вот-вот должно было случиться…



                Кодекс Вселенной



    Миран ждал чего-то особенного — возможно, откровения перед кем-то или перед самим собой. Но ничего не происходило. Пульсация света постепенно замедлялась, и вместе с ней тускнел сам свет, создавая ощущение, будто он удаляется, уходя в ином направлении.
    Когда пульсация окончательно прекратилась, Миран ощутил, что внутри него происходят необъяснимые изменения. Он начал отчётливо различать всё живое и неживое пространство вокруг себя. Стоило ему подумать о чём-то — и в мыслях уже возникал ответ на интересующий вопрос.
    После смерти на Земле он проникал в неизведанное пространство не по своей воле. Теперь же, после той самой вспышки пульсирующего света, он заметил, что одной мысли достаточно, чтобы переместиться в любом направлении. Его удивлению не было предела. И всё же он ждал чего-то большего — встречи с тем, кто определил бы его дальнейшую судьбу.
    Не дождавшись ответа и устав от неопределённости, Миран посмотрел вслед уходящему свету и подумал:
    «Кто я теперь? Каково моё предназначение в этом мире? Бесконечное скитание по пространству — или нечто большее, о чём я пока не знаю?»
    — Пока адаптируйся к тому, что ты видишь, — прозвучал рядом голос с бархатным тембром. — Познавай своё окружение, откройся ему — и оно откроется тебе. Оно видит, чувствует и воздействует на тебя в соответствии со Вселенским Кодексом. Оно такое же, как и ты, как и все обитатели Вселенной.
    Миран почувствовал, что голос не давит, а словно сопровождает его мысли.
    — Посмотри на себя внимательнее, — продолжил он. — Ты уже другой. Облик меняется, как и всё во Вселенной. Многое зависит от тебя: каким станет твоё будущее. Возможности даны тебе в полной мере, но ты не сможешь обратить их против самой Вселенной. Всё подчинено Кодексу существования. Так что добро пожаловать в новую жизнь. Почувствуй себя архитектором собственного пути.
    Голос умолк, а Миран ещё долго осмысливал услышанное.
    «Кому он принадлежал? Что он хотел до меня донести? Выходит, я и вправду — творец своей новой жизни?»
    Не успел он завершить мысль, как голос вновь прозвучал рядом:
    — Да. Ты творец своей жизни, которая является частью жизни Вселенной. А голос принадлежит мне — тому, кто следит, чтобы творцы, отвечающие за собственное бытие, в своём развитии следовали принципам Вселенского Кодекса.
    Потрясённый неожиданным откровением, Миран вслух спросил:
    — Вы и есть сам Господь Бог?
    В ответ раздался звонкий смех, и он ощутил лёгкое, почти дружеское прикосновение.
    — Я лишь хранитель Кодекса Вселенной. Тех, кто поддерживает её гармонию, я поощряю. Тех же, кто вносит сумятицу, — нейтрализую. Наслаждайся своей новой жизнью…


                Встреча с матерью



     После слов Хранителя Кодекса Миран ещё долго оставался неподвижным, словно само пространство вокруг него утратило смысл движения. Вселенная, бесконечная и всегда откликающаяся на его мысли, впервые чуть отступила от него. Он осознал, что даже вечное странствие может утомлять, если в нём нет покоя.
    «Усталость… — отозвалась мысль внутри него. — И я всё ещё способен чувствовать, как раньше. Значит, во мне осталось нечто земное». Эта мысль была одновременно утешением и тревогой. Он привык быть выше желаний, но сейчас ему было необходимо остановиться и отдохнуть.
    Мысль, подчиняясь внутреннему импульсу, перенесла его на планету с символическим именем «Ариана», расположенную в созвездии Проксимы Центавра. Ариана встретила его тишиной и благородной гармонией. Она напоминала Землю, но была лишена излишней суеты, словно очищенная от всего наносного. Ариана не стремилась впечатлить и не демонстрировала свою красоту — она просто жила. Чистая, добродетельная, подлинная.
    «Если у каждого мира есть душа, — размышлял Миран, — то здесь она присутствует во всём и ещё не забыла, кем является».
    Мысли перенесли его в самый центр планеты — город Надежда, раскинувшийся вдоль величественной реки Рипсимэ. Выйдя на берег, он остановился. Вода медленно перекатывала волны, и их движение притягивало взгляд, словно пыталось заговорить с ним.
    «Рипсимэ…» — повторил он про себя. Имя отозвалось болью и теплом одновременно. Так звали его мать. Его земное чудо. Ту, чьё присутствие когда-то делало его мир и само существование наполненными смыслом.
    Воспоминание вспыхнуло внезапно и оказалось сильнее, чем он ожидал. Слёзы выступили на глазах — впервые за всё время его существования вне пространства Земли.
     «Я отдалился от своей прошлой жизни, — думал он, — но не ушёл от самого себя». Связь с прошлым оказалась живой и пульсирующей, и в этот миг ему отчаянно захотелось вернуться туда, где жили его воспоминания, где каждая боль имела своё имя, а каждая радость — свою особую черту.
    Он медленно брёл вдоль берега, растворяясь в движении толпы. Вокруг проходили существа, похожие на людей, но с более утончёнными чертами лица и фигуры. Их взгляды были спокойны — в них не было тревоги и спешки.
    «Может быть, именно так выглядят те, кто ещё не потерял себя», — подумал Миран. И эта мысль прозвучала как вопрос, на который он пока не был готов ответить.
    Река продолжала своё течение, город жил своей, казалось, спокойной жизнью, а Вселенная терпеливо чего-то ждала от него. Но впервые за долгое время Миран не спешил отвечать на её зов…
    Он внезапно вздрогнул, почувствовав тепло знакомых рук на своём плече. Ещё не успев обернуться, он крикнул:
    — Маааама! Это ты?..
    Он обернулся и оказался в объятиях своей матери, которая, как и он, заливалась слезами — слезами радости и благодарности своей нынешней судьбе…




                Прогулка по набережной


    Они ещё долго прогуливались по набережной, внушительной по размерам реки Рипсимэ. Сын и мать шли в обнимку. От тепла матери, проникавшего в его тело, будто сотканного из чувственных элементов, Мирану становилось по-земному уютно. К нему возвращалась память, покинувшая его с появлением на просторах Вселенной. Перед глазами проходили самые волнительные эпизоды его жизни.
    Он неустанно глядел на мать, которая, хотя и была абсолютной копией своей молодости, всё же чем-то отличалась. Красивая, добрая и лучезарная, она струилась утешением и надеждой…
    Пребывая в состоянии сомнения с момента проникновения в глубины Вселенной, Миран задавался множеством вопросов, ответы на которые получал в реальном времени. Но то, что мать одним лишь взглядом смогла унять все его переживания, было, по-видимому, продиктовано его новой судьбой.
    — Я знал, что встречусь с тобой, — всё ещё пребывая в состоянии умилённого шока, произнёс после недолгого молчания Миран. — Но не смог предугадать именно такую встречу.
    — Ты ожидал другой встречи, сыночек? — с глазами, струившимися материнской любовью, спросила Рипсимэ.
    — Признаться честно, мне казалось, что ты встретишь меня в околоземном пространстве и будешь сопровождать на аудиенцию и Суд Господа, — делился мыслями Миран с матерью.
    — Ах, мой божественный мальчик! Какой же ты искренний! Меня тоже преследовали подобные мысли. Но новая жизнь на Небесах — не о суде, а о новых возможностях, о новых встречах, любви и вдохновении и… — вдруг, многозначительно взглянув на сына, Рипсимэ замолчала.
    — И чего ещё? — взволнованно спросил Миран. — Тогда всё-таки будет суд?
    — Ну зачем сразу о самом плохом, — мягко успокаивала мать сына. — Здесь судов не существует, поскольку вина человека всегда очевидна, если он совершил деяние, несовместимое с Кодексом Вселенной. В таком случае наступает наказание в виде лишений. Ты чувствуешь себя отшельником, и за это время можешь исправиться, искупив свою вину благими деяниями во имя процветания Вселенной…
    Рипсимэ старалась деликатно донести до сына реалии жизни на Ариане и во всей Вселенной. Мать заметила, как Миран немного загрустил и погрузился в раздумья. Она прижала сына к груди и по-матерински прошептала:
    — Ты не волнуйся, мой ненаглядный Миран. Мама рядом с тобой и не допустит, чтобы ты совершал ошибки, которые могут отрицательно сказаться на благополучии всей нашей планеты…
    Миран постарался улыбнуться матери, хотя в глубине души почувствовал некоторый дискомфорт. Это сразу уловила Рипсимэ.
    — Мой родной, не бери в голову. Сколько я помню себя за время своего пребывания на этой планете, ещё никого не наказывали за нарушение Кодекса Вселенной. Все люди здесь живут свободными и законопослушными гражданами. Таким, я уверена, будешь и ты! А теперь пойдём ко мне — тебе нужен отдых!




                Знакомство с семьёй матери



    Не прошло и мгновения, как мать и сын телепортировались в роскошный особняк на противоположном берегу Рипсимэ. У самого порога их встретил статный мужчина с младенцем на руках. Он уже собирался спросить у Рипсимэ, кто они, но она опередила его и, с едва сдерживаемым волнением, представила гостей:
    — Миран, это Вилли — мой супруг, а Каренчик — наш общий ребёнок.
    Миран лишь успел пожать Вилли руку, как малыш внезапно потянулся к нему, прижался и стал ласково целовать, будто узнавая, а затем с умилением вдыхать его запах.
    Миран вздрогнул и почувствовал, как к глазам подступают слёзы.
    — Мама… — обратился он к Рипсимэ, не сводя взгляда с младенца. — Он же… это я. Абсолютная копия в детстве. Как такое возможно? Другие измерения, иные условия… Я не должен был повториться.
    Рипсимэ осторожно погладила сына по руке и попыталась забрать малыша, но Каренчик решительно прижался к Мирану и даже отвернулся.
    Вилли, всё ещё ошеломлённый поразительным сходством, лишь теперь осознал, что они стоят на пороге, и жестом пригласил всех пройти в дом.
    Устроившись на широкой софе, Рипсимэ глубоко вздохнула.
    — Родной мой… — тихо сказала она. — У меня нет объяснений. Я сама долго искала ответ. Возможно, Создатель Вселенной, увидев мою боль и тоску по тебе, решил утешить меня рождением этого чуда… Того, кто стал твоим отражением.
    Она замолчала, наблюдая, как малыш цепляется за Мирана, словно боясь потерять, и глаза её вновь наполнились слезами.
    Её боль волнами отзывалась внутри Мирана, пробуждая воспоминания о прошлом. Но стоило ему взглянуть на Карена, как тоска отступала, уступая место тихой, глубокой благодарности — матери и Вилли — за этот бесценный дар, за брата.
    — Я не нахожу слов… — наконец произнёс он. — Это невероятно. Этот малыш… мой братишка… уже заставил меня взглянуть на всё пережитое иначе. Ничто не заканчивается смертью. Жизнь только начинается. И она уже здесь — во мне, рядом с тобой, мама, рядом с Вилли… и с этим крохотным бальзамом моей души.
    Едва Миран договорил, как Карен внимательно посмотрел ему в глаза, затем двумя ладошками мягко хлопнул по его лицу и вдруг рассмеялся, осыпая его непрерывными поцелуями.
    Сцена оказалась настолько трогательной, что Вилли и Рипсимэ одновременно потянулись к Мирану и Каренчику, заключив их в долгие, тёплые объятия. И лишь после этого Рипсимэ сказала:
    — Сынок, нужно отметить твоё возвращение в мою жизнь и знакомство с моей новой семьёй. Я постараюсь быстренько приготовить что-нибудь… попробую карабахскую кухню.
    Миран мягко улыбнулся и не дал ей договорить, напомнив, что он полностью лишён чувства голода.
    — Это временно, — успокоила его Рипсимэ. — Связано с периодом адаптации. Очень скоро ты начнёшь чувствовать безумный голод. Не волнуйся, я от тебя почти не отойду — просто задам мысленно программу, что приготовить.
    — Мысленно? — удивлённо переспросил Миран. — Разве такое возможно?
    — У нас это норма, — вместо Рипсимэ ответил Вилли. — Иначе здесь просто не бывает.
    И уже через несколько мгновений еда была готова, а стол — безупречно сервирован…



                Утренняя музыка



     После ужина, напомнившего ему кулинарные изыски карабахской кухни, Миран вышел в палисадник, и его мгновенно обуяли вечерние сумерки. Одна лишь гамма цветов, постоянно меняющая свою конфигурацию, перехватила ему дыхание. Он заворожённо наблюдал за этой игрой красок и не заметил, как к нему подошли мать, Вилли и Каренчик.
    Лишь тогда, когда малыш попросился к нему, Рипсимэ легко дотронулась до его плеча. Миран не сразу обернулся — настолько он был поглощён увиденным. И в тот самый миг Каренчик сам потянулся к нему, и началось невообразимое откровение: слёзы хлынули ручьём…
    — Мне кажется, я попал в рай, — признался спустя мгновение Миран, взяв малыша на руки и крепко прижав к себе. Каренчик обнял его в ответ. — Мама, Вилли, у вас всегда такие красивые сумерки?
    — Мой мальчик, — тихо произнесла Рипсимэ, — эта планета состоит из одних чудес. Я не могу утверждать, что ты попал в рай: я никогда там не бывала. Да и здесь никто не использует такие понятия, как рай или ад… У нас иная философия жизни. Никто не живёт ожиданием попасть в условные места, не имеющие ничего общего с существованием Вселенной.
    — Рипсимэ абсолютно права, — нежно обняв супругу, сказал Вилли. — Здесь иная культура осмысления жизни.
    Миран внимательно слушал мать и Вилли, периодически замирая под воздействием меняющейся палитры сумерек. Когда же они стали медленно уходить за горизонт, Рипсимэ тихо сказала:
    — Сынок, тебе необходимо отдохнуть. Каренчику тоже. Я приготовила твою постель — она в комнате рядом с гостиной.
    Миран обнял мать, передал ей малыша, который уже сладко сопел, попрощался с Вилли и отправился отдыхать.
    Приняв душ, он лёг в постель, которая объяла его пронизывающей теплотой, чем-то напоминавшей ту, что согревала его задолго до смерти на родине. Он уснул крепким, глубоким сном.
    Проснулся Миран от нежного звучания музыки. Она доносилась, словно совсем рядом и была созвучна камерному квартету.
    «Неужели мама пригласила музыкантов?» — подумал он, не открывая глаз.
    Утренние блики света плавали перед глазами, и он нехотя приоткрыл их. Накинув халат, Миран тихо ускользнул через дверь комнаты, ведущую в гостиную. Мать сидела напротив окна и смотрела, как утро постепенно проникает повсюду. Музыка здесь звучала отчётливее, чем в его комнате.
    Он оглянулся — ни одного музыкального инструмента. И всё же звуки рождались буквально рядом.
    Миран подошёл к матери и нежно коснулся её плеча. Музыка тут же умолкла, и Рипсимэ медленно повернула голову в его сторону.
    — Ты проснулся, родимый? — спросила она, словно пребывая в лёгкой отрешённости.
    — Да, мам. Доброе утро. Я проснулся от красивой музыки. Казалось, будто рядом играл квартет… но я так и не понял, кто были исполнители.
    Рипсимэ поднялась и обняла сына.
    — Родимый, этот квартет — я сама. На этой планете мыслями можно породить всё, даже звучание музыки. Она была создана мной и предназначалась тебе…



                Откровения утра



    Утро выдалось удивительно мягким. Светило Альфа Центавра излучало нежные лучи, поднимавшие настроение и настраивавшие на радужный день. Река Рипсимэ дышала свежестью, наполняя город Надежду живительной прохладой. С самого раннего часа набережная была полна людей.
    Миран стоял на балконе виллы и смотрел на реку — у него захватывало дух от того, насколько грациозно и величественно она катила свои волны. Рипсимэ словно играла с водной гладью, и её зажигательная, жизнеутверждающая сила разливалась далеко за пределы берегов. Мирану захотелось подойти ближе, вдохнуть эту энергию и напитаться ею сполна.
    Рядом стояла мать и молча наблюдала за вдохновением сына. Её счастью не было предела — она жадно ловила каждое мгновение рядом с ним, стараясь утолить тоску долгой разлуки.
    В этот самый момент Каренчик, проснувшись, отправился на поиски того, кто уже стал для него самым близким человеком.
    Первым малыша заметил Миран — едва тёплая ладошка коснулась его ноги. Он обернулся и встретился со взглядом, полным любви и тихой просьбы. Мгновение — и брат уже был у него на руках. Миран прижимал его к себе, целовал и не сдерживал слёз счастья.
    Мать, Рипсимэ, с умилением наблюдала за этой сценой.
    И вдруг Миран тихо произнёс:
    — Мама… ради этого мгновения стоило завершить жизнь на Земле.
    После этих слов они оба разрыдались — счастливо, не скрывая чувств. Чуть позже Миран, всё ещё не выпуская малыша из объятий, признался:
    — Он возрождает меня. Он наполняет смыслом мою новую жизнь.
    С этими словами Миран подхватил братишку и помчался в сторону реки, на набережную. Рипсимэ успела лишь крикнуть ему вслед:
    — Только не задерживайся! Мы ещё не завтракали… и нам нужно поговорить.
    Миран с Каренчиком на руках словно летал над набережной, ловя восхищённые взгляды прохожих.
    — Как же они похожи, как две капли воды… — доносилось ему вслед.
    От этих слов ему хотелось парить ещё выше от счастья. А малыш крепко обнимал его, будто боялся, что стоит разжать руки — и он потеряет своего старшего брата.
    За короткое время Миран сумел адаптироваться к новому окружению и даже начал заводить знакомства. Не было ни одного человека, который бы не заметил: малыш — его точная копия. И что было особенно любопытно — многие говорили и о поразительном сходстве с правителем Арианы Кареном.
    — А ты знаешь, — поделилась пожилая женщина по имени Римма, — что мать Карена тоже звали Рипсимэ? И она была очень похожа на твою маму.
    Она сделала паузу и добавила:
    — Наша река названа Рипсимэ в честь матери Карена…
    Эта новость погрузила Мирана в раздумья. Он всё яснее осознавал: с каждым днём ему предстоит открывать всё больше тайн жизни на планете Ариана.
    Он продолжал прогулку, но малыш снова начал засыпать, тихо сопя у него на руках. Миран повернул обратно, к дому.
    «Надо многое разузнать у мамы…» — решил он.


                Отголоски истины



    Когда Миран с Каренчиком вернулись домой, их сразу окутал уют. Дом дышал теплом и заботой— в каждом штрихе чувствовалась рука матери. Всё здесь напоминало о том, что она никогда не переставала думать о своей прошлой жизни, о близких, которых оставила на Земле.
    Рипсимэ колдовала на кухне, управляя программой приготовления завтрака, и от доносившихся ароматов у Мирана тихо заурчало в желудке.
    Он осторожно уложил задремавшего малыша на софу и подошёл к матери. Та, словно не замечая помощи программы, быстро накрыла на стол, и вскоре дом наполнился запахами, так похожими на те, что когда-то наполняли их дом в Степанакерте. Миран, не сдержав порыва, нежно обнял её.
    Он уже хотел поблагодарить за всё: и за заботу, и за это утро, и заодно задать вопросы, не дававшие ему покоя. Но мать мягко поднесла палец к его губам.
    — Давай попозже, — тихо сказала она.
    В этот момент в гостиной появился Вилли, и все уселись завтракать. Он с искренним участием расспрашивал Мирана, как ему спалось и удалось ли прогуляться по набережной. Миран делился впечатлениями, но осторожно обходил тему, тревожившую его сильнее всего.
    Он сидел напротив матери и вдруг поймал себя на странном ощущении: они смотрели друг на друга иначе, чем ещё вчера. В её взгляде, в движениях, в том, как она держала чашку, угадывалось нечто большее, чем просто материнская забота. Слова пожилой женщины с набережной не отпускали его, и волнение всё сильнее отражалось в его глазах.
    Рипсимэ это видела. Она понимала этот взгляд: Миран подошёл слишком близко к истине.
    — Ты хочешь о чём-то спросить, — наконец тихо произнесла она.
    Миран кивнул.
    — Мам… — почти шёпотом сказал он. — Сегодня утром я многое узнал. И, если честно, я в замешательстве… даже в шоке.
    — Я догадываюсь, сынок, — ответила она спокойно. — Я и сама была в таком же состоянии, когда ещё жила на Земле и впервые оказалась здесь.
    Она на мгновение задумалась и потом продолжила:
    — За два дня до моей смерти я исповедовалась перед тобой. Рядом была Асмик. Ты помнишь мои слова?
    — Каждое, — с дрожью ответил Миран.
    — Когда я увидела здесь Карена, правителя Арианы, — продолжила Рипсимэ, — меня охватил настоящий шок. Я вдруг поняла, что простая земная женщина… родила сына с тем же генетическим кодом, что и он. Тогда я не могла объяснить этого и лишь повторяла: как возможно, чтобы смертная женщина обычным путём родила такого Человека, как ты…
    Миран опустился перед матерью на колени, целовал её руки и шептал сквозь слёзы:
    — С тех пор моя жизнь на Земле изменилась… Но, как я вижу, и в новой жизни твои слова продолжают вести меня.
    Он плакал, уткнувшись в её колени, а Рипсимэ нежно гладила его по голове.
    Когда эмоции немного улеглись, она посмотрела на сына и спросила:
    — Ты хочешь спросить ещё о чём-то?
    — Да, мам. О матери правителя Карена… О Рипсимэ. Говорят, ты — её точная копия. Это правда?
    Рипсимэ долго смотрела в ожидающие глаза сына. Потом заговорила тихо, но в её голосе звучало светлое принятие:
    — Да, сынок. Я и мать Карена — носители одного и того же генетического кода, и генома — всей совокупности наследственного материала (ДНК) организма.
    — Значит… — Миран едва подбирал слова, — ты, гипотетически, являешься её абсолютным двойником?
    — Гипотетически — да, — кивнула она. — Но мы не однояйцевые близнецы и не клоны. Я могу лишь предположить, что генетическая информация матери Карена и самого Карена каким-то образом — словно импульс — вмешалась в процесс зарождения жизни. И здесь… и на Земле.
    Она вздохнула.
    — Это был эксперимент. Как и зачем — я до сих пор не знаю.
    — Вот это да… — только и смог произнести Миран, погружаясь в раздумья.
    Вилли, заметив его состояние, предложил прогуляться по городу.    Миран с радостью согласился.
    «Может, развеюсь…» — подумал он.
    — Это не наваждение, — тихо сказала Рипсимэ, словно прочитав его мысли. — И ещё, мой милый… Когда ты встретишься с Кареном старшим, ты поймёшь, насколько вы похожи. Не только внешне. Но и характерами.



                Прогулка по Надежде



    Главный город планеты Арианы чем-то напоминал европейские города Земли. Надежда была изысканной, утончённой версией южных городов Каталонии и Франции.
    Вилли рассказывал об истории происхождения города, а Миран впитывал каждое его слово. Его взгляд скользил по божественно красивым строениям, и в этом созерцании рождалось нечто большее, чем простая прогулка. Это было чувство тихого вдохновения.
    Поделившись своим внутренним состоянием с Вилли, Миран спросил:
    — Вот вы родились и живёте здесь… Вы по-прежнему восхищаетесь этой красотой? Или со временем к ней привыкают?
    — Мой дорогой, — улыбнулся Вилли, — разве к прекрасному можно привыкнуть? Каждый раз я открываю для себя что-то новое. Это окрыляет, вдохновляет и заставляет думать о том, чем ещё можно украсить наш город.
    Альфа Центавра светилась умиротворённым светом, и Мирану вдруг захотелось расправить крылья, взмыть вверх и охватить взором всю эту красоту. Он задумался, вспомнив свою родину, свою сказочную страну. Захотелось хотя бы краешком глаза заглянуть туда, увидеть близких, пройтись знакомыми тропами.
    — Ты о чём-то задумался? — заметив его отрешённость, спросил Вилли.
    — Вспомнил родину… близких, — откровенно ответил Миран. — Так хочется хоть на мгновение вернуться туда.
    — Понимаю, — кивнул Вилли. — Твоя мама до последнего часто пускалась в такие путешествия. Есть специальная программа. Я могу помочь тебе загрузить её.
    Миран встрепенулся:
    — Как?.. Разве это возможно?
    — Возможно, — спокойно ответил Вилли. — Ты сможешь посещать Землю за считанные мгновения: унять тоску и вернуться. Но есть ограничения — ты не примешь прежний облик и не сможешь задерживаться надолго. Это скорее поток информации в пространстве. Его скорость несоизмерима с тем, к чему вы привыкли на Земле.
    Миран долго смотрел Вилли в глаза, а потом тихо спросил:
    — А когда мама возвращалась из таких путешествий… что она чувствовала?
    Вилли на мгновение задумался.
    — Лучше спроси у неё сам. Смотреть на неё всегда было тяжело… Она долго приходила в себя.
    Он мягко добавил:
    — Давай не будем спешить. Пока просто наслаждайся новой жизнью. Зайдём в кафе?
    — Да, — улыбнулся Миран. — Хочется ощутить и это удовольствие.
    Кафе оказалось удивительно знакомым. Дизайн почти не отличался от земных заведений. Они заняли столик у окна. Вилли подозвал баристу и поинтересовался, какой кофе тот порекомендует.
    — Лате, — ответил он.
    Услышав это слово, Миран едва сдержал эмоции. Когда бариста отошёл, он спросил:
    — У вас такие же названия кофе, как у нас?
    — Да, дорогой, — улыбнулся Вилли. — И не только здесь. По всей Вселенной.
    Когда бариста поставил перед ними чашки с струящимся ароматом кофе, Миран на мгновение словно вернулся в тот мир, откуда пришёл. Он вышел из этого состояния, когда услышал:
    — Простите… — обратился к нему бариста. — Но вы поразительно похожи на нашего правителя. Случайно, не вы ли сам правитель Карен?
    Вилли ответил за него, с лёгкой улыбкой:
    — Пока ещё нет…


    
                Миран интересуется отцом



    Дни сменяли друг друга, и каждый приносил в новую реальность жизни Мирана ощущение мира и спокойствия. И всё же это состояние не освобождало его от размышлений о будущем, о собственной адаптации к новым законам бытия, где мысль и даже конфигурация взгляда становились определяющими в идентификации личности и открывали доступ ко всем ресурсам планеты Арианы, предназначенным для него с момента появления здесь.
    Эти возможности, окружение благородных и светлых людей не могли унять того тихого волнения, которое постоянно наполняло его лёгкой грустью и тоской по прошлому. Его тянуло туда, откуда он так внезапно шагнул в бескрайние просторы Вселенной.
Единственным утешением были мать и маленькое чудо — Каренчик. Но даже находясь в оазисе этой любви, Миран ощущал, что чего-то не хватает. Любви отца.
    Несколько раз он собирался спросить у матери, виделась ли она с отцом после переселения на Ариану. Но каждый раз откладывал этот разговор, хотя прекрасно понимал: мать читает его мысли. И всё же настал момент, когда он осмелился.
    — Я ждала этого вопроса с того дня, как ты появился у нас, — с волнением и тихой грустью сказала Рипсимэ. — И даже удивлялась, почему ты так долго не спрашивал о Левоне…
    Она ненадолго замолчала, словно собираясь с мыслями.
    — После переселения меня встретила моя мама — твоя любимая бабушка Тамара. Тогда у неё уже была другая семья. Я спросила у неё, знает ли она, где сейчас Левон и можно ли с ним увидеться.
Рипсимэ вздохнула.
    — Она сказала, что Левон живёт далеко — на планете Гремми, вращающейся вокруг звезды Эарендель, на самой границе нашей Вселенной с другой. У него есть семья: прекрасная жена Иоланда и трое детей — две дочери и сын. Их зовут Лилия, Карина и… Миран.
    Её слова оборвались, когда Миран разрыдался. Она обняла его, пытаясь успокоить, но он лишь сильнее содрогался от слёз.
    — Ма-ма… — выдохнул он сквозь рыдания. — Как это трогательно… Ты виделась с ним?
    — Да, сынок, — трепетно продолжила Рипсимэ. — Сначала он появился ко мне один. Это была очень необычная встреча. Мы долго и откровенно говорили, и я приняла его выбор.
Она улыбнулась сквозь слёзы.
    — Потом он был здесь уже с семьёй. Когда я увидела его детей — таких светлых, таких живых, — я почувствовала к ним искреннюю любовь. И к Иоланде тоже… она удивительно тёплая женщина.
    Рипсимэ говорила спокойно, словно проживая всё заново:
    — Потом я сама бывала у них. Они живут на невероятно красивой планете. Мы часто общаемся через адаптированную мыслевую связь. Ощущение такое, будто они совсем рядом…
    — Мама… — прошептал Миран. — Это трогает меня до самой глубины моей новой сути.
    — Ах, сынок… — улыбнулась она. — Знал бы ты, как он тебя обожает.
    Эти слова вновь наполнили глаза Мирана счастливыми слезами.     Успокоившись, он спросил:
    — Я могу встретиться с ним? С его семьёй?
    Рипсимэ внимательно посмотрела на сына.
    — Ты не обидишься, если я открою тебе одну тайну?
    Миран насторожился, но, увидев в её глазах любовь и светлое волнение, сразу ответил:
    — Как я могу обидеться на тебя, мама?
    И тогда она призналась:
    — Без твоего разрешения я включила интерактивную связь с твоим отцом. Он слышал весь наш разговор…
    Она мягко улыбнулась.
    — И он скоро будет здесь.
    От услышанного и от предвкушения этих мгновений у Мирана подкосились ноги. Он буквально опустился на софу, не в силах удержать проявление нахлынувшего счастья.





                Появление отца



    Миран ожидал, что отец войдёт через дверь, и не отрывал взгляда от парадного входа. Но каково было его удивление, когда он вдруг почувствовал знакомое прикосновение — то самое, которое мгновенно унесло его в детство на Земле, в Карабах.
    Он не успел даже вздохнуть, как оказался в объятиях отца — тех самых сильных и добрых, какими они навсегда остались в его памяти.
    Рипсимэ, увидев эту встречу, не смогла сдержаться. Она подошла и обняла их обоих, и в этот миг ни одно сердце в комнате не осталось в стороне. К ним подбежал даже Каренчик.
    Каково же было удивление Мирана и Рипсимэ, когда Левон подхватил малыша на руки, стал непрерывно целовать его, затем подбросил вверх, с любовью поймал и снова прижал к себе — так же, как когда-то обнимал в детстве Мирана.
    Слёзы стояли в глазах у всех. Лишь Каренчик громко смеялся от радости, и от этого смеха у каждого сердце в груди наполнялось умилением.
    Затем Рипсимэ взяла малыша на руки и вышла в палисадник, оставив отца и сына наедине.
    Миран смотрел на отца с трепетом. Он хотел произнести слова любви, но они не сходили с губ. То же самое испытывал и Левон.     Они просто смотрели друг на друга и молчали.
    В этом молчании было море слов, чувств и восторгов. Они читали мысли и ощущения друг друга и наслаждались тишиной этого общения.
    Миран заметил, что отец выглядел почти так же, как на Земле — разве что с густой шевелюрой и стал чуть выше ростом. Лишь после этого он сумел улыбнуться и сказать:
    — Пап, а я впервые вижу тебя с такой шевелюрой. Раньше только её видел на твоих фотографиях.
    Отец улыбнулся в ответ и вновь притянул сына в объятия.
    — Как же я соскучился по тебе… В последний раз я проник в твою душу, и ты меня прогнал. С тех пор я больше не решался тебя тревожить…
    — Папа, прости меня, родной, — тихо ответил Миран. — У меня тогда не было иного выбора. Сердце раскалывалось от ужасной боли. Я ходил к врачам, они обследовали меня и сказали, что со здоровьем всё в порядке. Но боль приходила снова и снова, и я чувствовал, будто кто-то проник в мою грудь.
    Он сделал паузу, переводя дыхание.
    — Я заподозрил, что это ты… И тогда сказал: «Папа, оставь меня в покое. Со мной всё хорошо. Покинь меня и наслаждайся своей новой жизнью». После этих слов боль отступила, и я понял, что это действительно был ты. С тех пор ты больше не появлялся ни во мне, ни во сне…
    Пока Миран рассказывал этот болезненный для Левона момент, тот лишь молча слушал сына и тихо всхлипывал. А потом признался:
    — Мой милый… Именно после этого я и решился создать новую семью на Гремми. До твоих слов я не смел сделать этот шаг. Я понял, что невозможно жить одной жизнью сразу на две планеты.
    Он говорил спокойно, но в голосе звучала глубина прожитого.
    — Я женился на Иоланде. Она стала не только вдохновением моей новой жизни, но и связующим звеном между прошлым и настоящим. Она подарила мне троих детей — таких похожих на моих чудных детей на Земле…
    После этих откровений Миран подошёл к отцу, обнял его и тихо плакал у него на груди, снова и снова повторяя:
    — Прости меня, папа… прости…



                Вектор интеграции



    После встречи с отцом с Мирана будто сошло всё внутреннее напряжение, и он стал иначе смотреть на свою жизнь. Теперь он ощущал себя не пришельцем на этой планете, а полноправным гражданином Арианы.
    Это требовало от него концентрации всех возможностей, знаний и опыта, накопленных в прошлой жизни — для быстрой и осмысленной адаптации к новым условиям. Отвлекаясь от грандиозной разницы в уровне развития Арианы и Земли, Миран осознал простую, но важную истину: подход к любой работе и к решению любой задачи, стоящей перед человеком, в своей основе одинаков. Чтобы отличиться и заслужить уважение, необходимо проявлять творческое и ответственное отношение к делу. Именно так он и стал действовать на Ариане.
    Миран постепенно вовлекался в социально-экономическую жизнь планеты. Это происходило не сразу и не по чьему-то назначению — скорее естественно, будто сама Ариана аккуратно вводила его в свой ритм.
    Он занялся вопросами интеграции людей, которым по программе Хранителя Кодекса Вселенной была предписана жизнь на Ариане. Особенно его волновали те, кто тяжело переносил разрыв между прошлым и нынешним существованием. Миран предлагал пути быстрой адаптации, учитывающие психологическую несовместимость двух миров, и разрабатывал методы мягкого нивелирования различий восприятия действительности. Эти подходы рождались из его собственных переживаний, бесед с матерью, отцом, Вилли… и, конечно, из любви к Каренчику — любви, которая вдохновляла его жить и не унывать.
    К его удивлению, рекомендации получили широкую огласку. О них говорили, ими пользовались, к нему стали обращаться — сначала осторожно, а затем всё чаще, с доверием и надеждой.
    Постепенно деятельность Мирана вышла за рамки частных консультаций. О нём узнали в общественных структурах, а вскоре — и на самом высоком уровне. Имя Мирана стало известно и правителю Арианы Карену.
    Карен знал о нём многое: как из рассказов Рипсимэ, так и из официальной страницы гражданина Арианы, где подробно фиксировались характеристики личности — от биологических особенностей до социально-общественных достоинств, накопленных как в прошлых жизнях, так и в нынешней. Но было и то, о чём не писали официально: слухи о появлении его двойника с идентичным геномом давно будоражили общественное пространство и не могли оставить равнодушным самого правителя.
Карен жаждал встречи с Мираном, взглянуть ему в глаза, но сдерживал себя. Положение правителя требовало собранности и равного отношения ко всем гражданам планеты. Того же требовал и Кодекс Вселенной — беспристрастный, строгий и неизменно равный подход ко всем, без исключения.
    Карен решил, что встреча должна состояться. Но не в рабочей обстановке. Он не хотел тревожить Рипсимэ и потому стал изучать распорядок дня Мирана, его маршруты прогулок, предпочтения в еде и манере общения с людьми. И настал день, когда он пустился в путь — в неизведанное, в путь самого себя…



                Встреча с Кареном



    Миран прогуливался с Каренчиком по набережной, когда внезапно ощутил непривычное волнение, похожее на то, что он испытал при первой встрече с матерью, а позже и с отцом. Он невольно оглянулся по сторонам, но ничего необычного не заметил.    Обняв малыша крепче, Миран решил возвращаться домой.
    «Наверное, мама волнуется… и это передалось мне», — подумал он и свернул на дорогу, ведущую к вилле Рипсимэ.
    Сердце билось непривычно сильно, отчего он начинал нервничать. Он то и дело оглядывался назад, но вокруг по-прежнему царили покой и умиротворение: река Рипсимэ мирно катила свои волны, набережная дышала тишиной. Только внутри него не было покоя.
    Когда вдалеке показалась конфигурация виллы, Миран немного успокоился и стал бережно гладить по головке сопящего Каренчика.
    И в этот самый момент перед ним появился мужчина — до странного знакомый.
    Миран попытался обойти его, но что-то остановило: то ли взгляд незнакомца, то ли мысль, внезапно коснувшаяся его сознания. Он остановился на расстоянии вытянутой руки. Волнение вдруг исчезло, будто и не он только что спешил домой, охваченный тревогой.
    Мужчина напоминал кого-то из близких. Он смотрел спокойно, пристально, словно видел Мирана целиком — не только внешне, но и изнутри.
    В этот миг Каренчик перестал сопеть, медленно открыл глаза и, увидев Мирана, стал ладонью гладить по его лицу. Миран, забыв на мгновение о стоящем напротив человеке, стал нежно целовать малыша.
    И тут Каренчик повернулся к незнакомцу, улыбнулся и потянул к нему ручки.
    Мужчина шагнул навстречу, стал целовать маленькие ладони и тихо приговаривал:
    — Ах, мой милый… узнал меня? Соскучился? Иди ко мне.
    Каренчик засуетился, пытаясь вырваться из рук Мирана. Когда мужчина протянул руки, чтобы взять малыша, Миран инстинктивно сделал шаг назад — и в это мгновение его осенило, на кого был похож этот человек.
    Карен понял всё сразу. Он остановился и стал ждать реакции Мирана, глядя на него тем же спокойным, принимающим взглядом.     Когда глаза Мирана наполнились слезами счастья, Карен больше не сдержался и первым шагнул к нему.
    Они обнялись молча. Слова были излишне.
    Маленький Каренчик по очереди гладил щёки то Мирана, то Карена, словно соединяя их, и в своём детском порыве проявлял удивительное искусство примирения и единения.
    Первым заговорил Карен.
    — Я так долго ждал этого мгновения… Только с началом твоей новой жизни эта встреча стала возможной. Прошу тебя, Миран, не суди меня за то, что я не спешил.
    — О чём ты, родной… — тихо ответил Миран. — Я прекрасно понимаю, что это продиктовано твоим положением. И ты прости меня, что не сразу узнал в тебе Карена… и самого себя.
    Карен улыбнулся.
    — Как красиво ты сказал… «и самого себя».
    Они снова обнялись. Затем Карен взял Каренчика на руки. Малыш прижался к нему так же доверчиво, как к Мирану, положил головку на плечо родственника и вскоре сладко засопел.





                Размышления после встречи



    Встреча с Кареном внезапно раскрыла перед Мираном иные просторы — возможности, до этого момента скрытые в нём самом. Он осознал одно: он и Карен были воплощением единого замысла, разделённого пространством и временем.
    Теперь, когда судьба свела их вместе, Миран всё чаще задавался вопросом: «И что дальше?» Ответа у него не было. Единственное, что он ощущал, — невероятную тягу к самому себе, к познанию себя со стороны.
    Он всё чаще размышлял о возможности воздействия друг на друга — мыслью, взглядом, словом, всем существом — двух людей с идентичным набором возможностей. К чему это могло привести?
    Подобные мысли обуревали и Карена. Однако он умел отводить их в сторону, словно загоняя в отдельное пространство сознания, чтобы они не мешали его работе. Но легче от этого не становилось.    Мысли о Миране возвращались вновь и вновь.
    Карен ловил себя на том, что стремится быть ближе к нему — понять, существует ли между ними реальная разница или всё различие исчерпывается лишь исторической памятью. Погружаясь в процесс идентификации самого себя и «себя вне себя», он увлекался настолько, что заметил тревожную деталь: мысли о Миране стали отнимать у него больше времени, чем мог позволить себе правитель Арианы.
    Тогда Карен принял решение ограничить этот поток. Он активировал в себе функцию избирательности — механизм, способный отфильтровывать интерактивное взаимодействие между двумя личностями с идентичным геномом. Эта функция защищала правителя Арианы от чрезмерного внешнего и внутреннего воздействия. Лишь после этого его мысли начали отходить от Мирана и вновь сосредотачиваться на работе.
    Миран же всё это время тянулся к встречам с Кареном и не понимал, почему тот постепенно дистанцируется. Он поделился своими переживаниями с матерью. Рипсимэ сразу поняла истинную причину, но не стала раскрывать сыну свои подозрения. Лишь в деликатной форме она сказала ему, что Карен — правитель целой планеты, на которой живут миллиарды людей, и он ответственен за каждого из них, чтобы даже случайный сбой в поведении одного человека не смог нарушить гармонию развития всей Вселенной.
    — Ты слишком не переживай, — мягко сказала она. — Знай, что он думает о тебе. Но он не имеет права всё время думать о тебе. Постарайся жить своей жизнью — не жизнью Карена. Найди своё предназначение в новой жизни.
    Миран задумался, а затем тихо произнёс:
    — А если моё предназначение в этой новой жизни — познать себя в Карене и возродиться в нём? Это было бы самым лучшим решением… Оно освободило бы и меня, и его от лишних мучений, от сознания того, что ты и он — одно и то же, но в разных телах…



                Встреча с Изабель


 
    Разговор с матерью долго не выходил у Мирана из головы, особенно её слова:
    «Постарайся жить своей жизнью — не жизнью Карена. Найди своё предназначение в новой жизни».
    «Что она хотела этим сказать? — размышлял он. — Что мы похожи по происхождению, но не должны исчезнуть друг в друге? Полное возрождение одного в другом изменило бы саму суть появления двух идентичных людей в разных пространствах и времени. И решило бы ли это главное — кто я? Отражение Карена или он сам? Если и то и другое, тогда в чём смысл моего появления вне его?»
    Эти мысли постепенно сменились иными.
    «Возможно, стоит прислушаться к голосу матери и не стремиться мистически раствориться в Карене… Разумнее — сосуществовать рядом, сохраняя близость происхождения, но оставаясь самостоятельным».
   Эта мысль неожиданно уняла тревогу. В душе вспыхнул свет надежды — надежды на начало новой жизни в Надежде.
    Как обычно по утрам, обняв Каренчика, Миран гулял по набережной, вдыхая свежесть волн реки Рипсимэ. Альфа Центавра медленно и неспешно поднималась из-за горизонта, окрашивая небосвод Надежды невероятной палитрой — от пастельных оттенков до глубоких пурпурных. Душа трепетала, словно стремилась вырваться из груди и раствориться в этом свете, чтобы затем вернуть всё это ощущение обратно — внутрь.
    Взгляд уносился туда, где река впадала в огромный океан Жизнь — его глубина и необъятность словно приглашали испытать саму суть бытия.
    «Как много здесь, на Ариане, топонимов, связанных со смыслом жизни…» — подумал Миран.
    В этот момент Каренчик мягко повернул его голову в другую сторону. Миран послушался — и увидел, как навстречу им шла, почти летела, сама изысканность в облике очаровательной девушки.
    Он невольно сделал шаг вперёд и поприветствовал её. Девушка подошла ближе и поцеловала ручки Каренчика. Малыш, как и в случае с Кареном, потянулся к ней.
    — Он меня узнал! — восторженно сказала она. — Я раньше видела его на руках у Рипсимэ. Тогда он тоже просился ко мне. Очень коммуникабельный… и удивительно похож на нашего любимого правителя.
    — Как мило слышать такие слова о моём братишке от такой совершенной красавицы, — улыбнулся Миран. — Меня зовут Миран.
    — А меня Изабель, — протянув руку, представилась девушка. — Вы тот самый Миран, который обладает тем же набором ДНК, что и наш правитель?
    — Вы не ошиблись, — спокойно ответил он. — Но мы совершенно разные люди. И у каждого из нас своё предназначение.
    Каренчик всё тянулся к Изабель, и она попросила разрешения взять его на руки. Миран бережно передал малыша, и тот сразу доверчиво прижался к её груди.
    — Знаете, что меня поражает в Надежде? — продолжил разговор Миран. — Каждый житель словно знает о другом почти всё. Я не могу понять, с чем это связано.
    — С системой жизнеобразования и коммуникации на Ариане, — ответила Изабель. — Мы взаимодействуем через мысль, и эта система общедоступна. Поэтому все знают друг друга в лицо и осведомлены о биографии каждого.
    Слова Изабель слегка смутили Мирана, и он задал вопрос, который показался ему почти наивным:
    — А как же личные отношения? Признания в любви, разделение чувств?
    Изабель рассмеялась — искренне и звонко. Каренчик перестал гладить её лицо и с удивлением посмотрел ей в глаза.
    — В эти сферы никто не вправе вмешиваться, — сказала она. — Даже правитель Карен. Исключение возможно лишь тогда, когда Кодекс Вселенной усматривает в отношениях угрозу безопасности самой Вселенной.
    Миран улыбнулся, словно отпуская последнее внутреннее напряжение, и игриво спросил:
    — Изабель, если я сейчас признаюсь вам в том, что вы мне очень понравились, об этом никто не узнает?
    — Только если я сама не захочу поделиться этим, — ответила она, чуть помедлив. — Но… — она улыбнулась, — я не собираюсь делать это достоянием всей планеты. Потому что хочу сказать вам: вы мне тоже очень понравились.



                Миран признаётся в любви



    За время освоения новой жизни у Мирана появилось немало друзей. По вечерам он любил проводить с ними время — в тихих кафе или в неспешных прогулках по набережной, где река Рипсимэ умела слушать и ненавязчиво плескаться волнами.
    Рипсимэ не вмешивалась в его личную жизнь, но всё же — по-матерински, краем взгляда — следила за сыном, словно опасаясь, что он может оступиться. Миран же старался не нагружать её своими сомнениями и тревогами, всё больше убеждая себя, что должен идти дальше сам.
    Определившись жить собственной жизнью, он одновременно решил оставить в покое и тех, кто был ему особенно дорог. В первую очередь — Карена, который, казалось, окончательно выстроил между ними невидимую стену, активировав все возможные фильтры общения. Миран принял это молча — как принимают неизбежное.
    Первым осознанным шагом в новой самостоятельности стала покупка небольшой, но изысканной виллы на противоположном от дома матери берегу реки. Это было не бегство и не отдаление — скорее, знак личного пространства и внутренней зрелости.
    Его заработок позволял чувствовать финансовую независимость, но важнее было другое: он знал, что его труд имеет значение, что его вклад помогает сохранять устойчивость и достоинство жизни на Ариане.
    Однажды под вечер, прогуливаясь с друзьями по левому берегу Рипсимэ, он издали заметил ту самую, что запала ему в душу с первой встречи. Сердце сбилось с привычного ритма — в нём смешались ожидание и лёгкое смятение.
    Изабель была не одна — рядом с ней шли двое молодых людей, которые, как показалось Мирану, старались завоевать её внимание. Он продолжал разговор с друзьями, но мысли упрямо тянулись к ней.
    Когда расстояние между ними сократилось, Миран невольно развернулся в её сторону, ожидая — не шага, не слова, а самого факта её выбора.
    Изабель заметила его сразу. Оставив своих спутников ждать, она направилась прямо к Мирану.
    Они обнялись.
    — Ты куда пропал? — спросила она, не отводя взгляда. — Не даёшь о себе знать…
    Миран смутился. Такое чувство было ему незнакомо в этой новой жизни. Он слегка покраснел и, кивнув в сторону ожидавших её парней, спросил:
    — Кто они?
    — Ты ревнуешь? — улыбнулась Изабель.
    — Считай, что да, — честно признался он.
    — Это мои друзья. Только друзья, — сказала она, глядя ему прямо в глаза.
    Миран на мгновение задержал дыхание, а затем произнёс, удивляясь собственной смелости:
    — Тогда я приглашаю всех в кафе. Считай, что этим я признался тебе в любви.
    Изабель не сказала ни слова — она просто кинулась ему на шею.
    А потом они все вместе отправились отмечать это важное событие — одно из самых простых и самых важных в жизни Мирана.



                Объятия спутников Арианы



    После кафе Миран не стал форсировать события и, по земной привычке, предложил Изабель прогуляться по набережной.
    Ночь выдалась особенно изумительной. Два спутника Арианы — Ореон и Лия — появились с противоположных сторон небосвода и медленно стали сближаться, словно притянутые друг к другу невидимой силой. В одно мгновение они сплелись в единое целое на фоне звёздного неба, а затем так же неторопливо начали разжимать свои небесные объятия.
    Под впечатлением от увиденного Миран нежно обнял Изабель за талию и тихо спросил:
    — Такое часто бывает?
    Изабель ответила не сразу — чувства накрыли её волной.
    — Один или два раза в году, — наконец произнесла она. — Поэтому сегодня на набережной так многолюдно.
    Она улыбнулась и добавила:
    — Есть поверье: тот, кто увидит объятия Лии и Ореона, будет счастлив в любви и семейной жизни.
    Она слегка наклонила голову к мужественному плечу Мирана и почти шёпотом сказала:
    — И принято всё это время… целоваться.
    Их поцелуй оказался долгим, будто не имеющим конца. Казалось, он вобрал в себя энергию небесных светил, растворился в дыхании ночи и стал её неотъемлемой частью — живым откликом планеты на зарождающееся чувство.
    Они ещё долго гуляли по набережной, а затем через портал перенеслись на другой берег. Вдруг сердце Мирана учащённо забилось, и в мыслях прозвучало сообщение от матери:
    «Сынок, мы с Вилли видим вас. Оглянись — мы совсем рядом…»
    Миран стал искать глазами мать и Вилли, что не ускользнуло от внимания Изабель.
    — Что-то случилось? — спросила она.
    — Мама передала мысль… Они рядом. Я хочу обнять её и Вилли.
    Изабель улыбнулась, мягко успокаивая его волнение:
    — Не суетись. Они уже здесь — смотрят на нас.
    Не прошло и мгновения, как все сплелись в объятиях. Маленький Каренчик, уютно устроившийся на руках отца, казался погружённым в глубокий сон. Но стоило Мирану взять его на руки, как малыш начал ладонями ласково касаться его лица, выражая свою любовь.
    Сцена была настолько трогательной, что все невольно замерли, наблюдая за этим тихим проявлением братской близости.
    И хотя было уже поздно, Рипсимэ пригласила всех к себе — отметить этот особенный день.



                Откровения Изабель



   Миран проводил Изабель до её дома. У самого порога он нежно обнял её и в этот миг понял: её будет не хватать рядом. И про себя решил, что при следующей встрече попросит её не покидать его. Любовь — это слияние духа и тела…
    Он всё ещё вдыхал энергию её чувств, когда Изабель, проникнувшись его мыслями, тихо произнесла:
    — Любимый, я полностью разделяю твои чувства. И да, любовь — это слияние духа и тела. Но давай не спешить. Любовь — это и разлука, и ожидание встречи. Она похожа на Альфа Центавру: утром она восходит сумерками чувств, а к концу дня уходит, оставляя тебя наедине с собой — чтобы ты смог оценить её утренний свет. Давай не торопиться… Хотя и мне так хочется воплотить мечту и почувствовать себя счастливой. Я пока не готова. К этому нужно прийти — чтобы любовь не разочаровала ожидания…
    Миран медленно ослабил объятия. Изабель пожелала ему доброй ночи и скрылась за дверью своего дома.
    Он не ушёл сразу. Чего-то ждал — возможно, послесловия.
    И вдруг в нём вспыхнула мысль от Изабель:
    «Ступай домой. Я тебя люблю…»
    Он пошёл не сразу к себе. Не стал телепортироваться, а решил пройтись по набережной. Внутри было странное ощущение — словно Изабель не хочет продолжения. Но, вновь и вновь прокручивая в памяти её слова, он начал понимать: она не отталкивала, она берегла.
    В душу постепенно возвращался покой.
    Он взглянул на небо… Ореон и Лия светились ярко, хотя находились вдали друг от друга. Их свет струился любовью: Ореон — тёплой, пылкой, живой, Лия — холодной, серебристой, сдержанной. После вспышки их объятий они не угасли — каждый продолжал светить в своей врождённой манере.
    Возможно, именно это и притягивало их друг к другу — как всегда притягиваются противоположности…
    «Изабель, я люблю тебя. И многое понял из того, что ты мне сказала», — отправил Миран мысль своей любимой.
    Ответ пришёл почти мгновенно:
    «Я была в этом уверена. Я тебя люблю».
    Окрылённый, он вновь поднял взгляд к небу. И ему показалось, что Лия и Ореон снова начали медленно сближаться, испуская мягкие вспышки добрых чувств — похожие на сумерки утреннего света.



                Примирение Карена с Мираном



    Дни сменялись с такой быстротой, что Мирану порой казалось, будто он всё ещё живёт в пространстве Земли. И больше всего поражало его то, что и на Ариане, и на Земле, несмотря на обилие всего живого и разумных созданий нечеловеческой природы, главным двигателем развития оставался Человек — со всеми его плюсами и минусами.
    Он был настолько глубоко вовлечён в новую жизнь, что воспоминания о Земле постепенно уходили в плотно занавешенное прошлое. Возможно, это было связано с тем, что рядом находилась мать — та, кто соединяла в себе и прошлое и настоящее. А ещё — с тем, что влюблённость в Изабель занимала всё больше его мыслей, отодвигая даже размышления о Карене.
    И всё же мысли о нём время от времени всплывали из глубины души, пробуждая затаённую обиду.
    В такие моменты Миран уходил в город, где располагалась резиденция правителя Арианы, и подолгу прогуливался неподалёку, надеясь, что Карен заметит его, почувствует и потянется навстречу. Так происходило не раз — и каждый раз всё заканчивалось лишь очередным несбывшимся ожиданием.
    Однажды, ранним утром, когда тонкий пучок предрассветных сумерек возвестил о начале восхода Альфы Центавры, Миран внезапно ощутил внутренний толчок. Не раздумывая, он оделся и направился на противоположную сторону набережной — туда, где когда-то впервые встретился с Кареном.
    Набережная была пуста. Ни единой души вокруг. Лишь Альфа Центавра медленно испускала свои магические лучи в наступающий день.
    И в тот самый момент, когда Миран в очередной раз оглянулся, рядом с ним оказался Карен.
    Они молча смотрели друг на друга.
    Во взгляде Карена читалось раскаяние, словно он просил прощения за то, что когда-то включил фильтры и отгородился, лишив их обоих возможности быть рядом. Казалось, ещё мгновение — и он разрыдается.
    Миран сжалился над своим «я» и сделал шаг навстречу.
    Карен не выдержал этого жеста прощения. Он дал волю чувствам, разрыдался и крепко обнял Мирана, всхлипывая и снова и снова повторяя:
    — Я виноват… прости… Я потерял весь душевный покой…
    Сцена примирения двух совершенно одинаковых людей была настолько интимной и душераздирающей, что происходила вне взора посторонних. Казалось, сама Альфа Центавра задерживала рассвет, пока Карен и Миран ещё не отпустили всё, что мешало бы им навсегда быть рядом. И только после того, как они решили жить дальше — каждый сам по себе, но во взаимосвязи друг с другом — Альфа Центавра внезапно засверкала над их головами.
    Обнявшись, они без предупреждения решили зайти к Рипсимэ и порадовать её своей встречей.



                Утренний вояж к Рипсимэ



    Когда Миран и Карен приблизились к вилле Рипсимэ, они всё ещё были увлечены друг другом. Это были не только истории из их жизни, но и мимолётные взгляды, проникавшие в самую душу и увлекавшие её в полёт, где две души сплетались в едином порыве, а затем, скользя, возвращались в грудь, заставляя тело и мысли вибрировать на одной тёплой, светлой волне.
    — Как же я опрометчиво поступил тогда, лишив себя общения с самим собой… общения, которое так вдохновляет меня теперь, — признавался Карен Мирану.
    — А я тихо страдал, будучи отвергнутым тобой, и задавался вопросом: «И что общего между мной и им, кроме генов? Неужели я похож на этого чёрствого, жаждущего власти человека?» Сколько горестных дней и ночей, сколько слёз было пролито… И если бы не мать и маленький Каренчик, унимавшие мою боль, я бы, наверное, наложил на себя руки. Быть отвергнутым самим собой…
    Миран замолчал и чувствовал лишь теплоту рук Карена на своём плече и его шёпот:
    — Теперь всё будет по-другому. Без тебя я уже не мыслю своей жизни…
    Из дома доносилась музыка — Рипсимэ напевала тихую, красивую мелодию.
    — Она не спит, — радостно заметил Миран.
    — Она ждёт не дождётся нашего появления, чтобы отпустить грусть со своей души, — ответил Карен и, обняв своё «я», переступил порог дома.
    Рипсимэ закатилась слезами счастья:
    — Не верю своим глазам… Я так ждала этого момента!
    Парни подошли к ней, опустились на колени и стали целовать её руки. А она нежно, с особой любовью, гладила их по головам и благодарила судьбу за этот душевный подарок.
    — Я уверена, что вместе вы будете не только опорой друг другу, но и нашу планету превратите в райскую обитель для всей Вселенной, — сказала Рипсимэ, приглашая двух самых близких ей людей к столу на завтрак.
    И в этот самый момент появился лик того самого живого талисмана, без которого утреннее счастье лишилось бы своей изюминки. Каренчик выбежал навстречу Карену и Мирану, которые с раскрытыми объятиями ждали его. Добежав до них, малыш остановился в нерешительности, не зная, к кому броситься первым. Он уже готов был расплакаться, но четыре руки одновременно обняли его — и он громко рассмеялся…



                Тоска по Земле



    После восстановления отношений с Кареном у Мирана словно открылось второе дыхание. Он вовлёкся сразу в несколько сфер деятельности, важных для развития Арианы и превращения её в форпост процветания на всём пространстве Проксимы Центавры.
    Отношения Мирана и Карена обсуждались гражданами Арианы в каждом уголке планеты, и потому Миран стремился своими достижениями свести на нет любые разговоры о том, что Карен может быть небеспристрастен к своему генетическому двойнику.
    В свою очередь, Карен не скрывал восхищения успехами Мирана и нередко приводил его в пример другим — как образец того, как следует трудиться во благо планеты.
    Но, как это часто бывает, люди встречаются разные. Противники Карена начали муссировать слухи о том, будто он отступил от основ Кодекса Вселенной.
    Дело дошло до того, что Хранитель Кодекса вмешался лично и восстановил репутацию Карена. Более того, он официально отметил, что Карен прошёл все испытания Кодекса и был признан безупречным и честным правителем Арианы, вошедшим в узкий круг правителей планет Вселенной с наивысшим уровнем благопристойности.
    После этого все домыслы о Карене словно по мановению волшебной палочки исчезли, и граждане планеты говорили уже не о сомнениях, а о достоинствах генетических двойников.
    Карен и Миран часто по вечерам выходили гулять по набережной, а затем заходили к Рипсимэ, чтобы провести время в обществе и её и Вилли. Их неизменно вдохновлял маленький Каренчик, который взрослел прямо на глазах, но всё так же умилял своей детской непосредственностью.
    Карен не был женат и, узнав, что Миран встречается с Изабель, однажды спросил его:
    — Миран, почему ты не знакомишь меня со своей девушкой? Боишься, что твой двойник уведёт её у тебя?
    Миран посмотрел на Карена с такой любовью, что тому стало не по себе.
    — Мой родной, пока я познаю себя в тебе. Когда закончу этот процесс — не сомневайся, познакомлю. А если ты уведёшь её у меня, значит, такова моя судьба. Не буду же я из-за любви убивать своё «я».
    — Ах ты мой! Как сказал! — радостно выпалил Карен. — По-моему, у землян тоже есть такая пословица: «Век живи — век учись»?
    — И у вас? — удивился Миран. — Надо же… И иди после всего этого не утверждай, что мир един на всех просторах Вселенной!
    — Да, родной. Как твоя мать — двойник моей матери — Рипсимэ узнала во мне тебя за несколько дней до смерти на Земле… И всё это о том, что мир един. И не случайно, что мы повторились с тобой в разных пространствах Вселенной…
    После этих слов Карена Миран загрустил. В нём вдруг заструилось желание посетить Землю. Он продолжал разговаривать с Кареном, но мысли его уже тянули в прошлое — туда, на Землю.
    Карен сразу заметил перемену в его настроении и очень деликатно спросил:
    — С тобой всё в порядке?
    — Да, только… — Миран замолчал, не в силах продолжить.
    — Ты вспомнил прошлое? — тихо спросил Карен.
    Миран кивнул, а затем, голосом, полным тоски, произнёс:
    — Хочу взглянуть на Землю. Я ведь после смерти не возвращался туда даже взором… Может, ночью загляну?
    Карен обнял Мирана и прижал его к груди.
    — И я с тобой…



                Посещение Земли



    — Теперь или потом? — в ожидании непредвиденного перемещения, прерывисто от волнения спросил Карен Мирана.
    Вопрос застал Мирана врасплох. Он в изумлении смотрел на Карена, не находя ответа и оставаясь во власти сомнений.
    Карен заметил его замешательство и уже готов был отступить, но вдруг спонтанно обнял самого близкого ему человека на просторах Вселенной и прошептал:
    — Или сейчас… или никогда.
    Сама Вселенная настраивала их на этот шаг. Рядом заструилась нежная мелодия, и Миран, весь в слезах, признался, что это любимая музыка его матери на Земле.    После этого он посмотрел в глаза своему «я» и тихо спросил:
    — Ну что? Летим?
    — Да… Настройся…
    В объятиях самого себя Миран начал перемещаться сквозь бесконечность. Ему казалось, что он повторяет тот самый путь вознесения после смерти — но уже в обратном направлении. И на этот раз рядом было тепло и дыхание Карена, придававшие движению смысл и опору.
    Теперь он иначе воспринимал своё странствие, зная, что впереди его ждёт не только встреча с родной Землёй, но и возвращение в новую обитель — на планету Ариана. Рядом он ощущал присутствие родного человека, и это придавало ему силы и тихое, светлое, хотя и немного грустное вдохновение.
    Карен же испытывал нечто совершенно новое. Несмотря на то что ему не раз доводилось перемещаться по Вселенной, теперь миссия была иной — сопровождение самого «себя» к истокам возможного «своего» рождения.  Он крепко обнимал Мирана, заботясь о нём так, как заботилась бы мать о своём сыне. Он дышал с ним в одном ритме, вдохновлялся и удивлялся причудам Вселенной так же, как и его «я».
    Всё путешествие на Землю по меркам земного времени заняло не более секунды, но пережитые ощущения растянулись для них на миллионы лет.
    Ещё в пути Миран сообщил Карену, что первое посещение Земли он решил начать с кладбища, где покоились его родные. И вот, склонив головы перед их могилами, они ощутили необыкновенный трепет, наводивший на мысль о чьём-то присутствии. Но вокруг не было ни единой души. Лишь осенние розы и астры шелестели на ветру, словно выражали свою благодарность.
    Волнение, закравшееся в их души, не отпускало. Миран и Карен время от времени переглядывались, пытаясь понять, что за чувство охватило их.
    Затем они переместились в квартиру Мирана. Солнце поднималось из далёких гор, и весь Карабах наполнялся тихой, грустной тоской. Лучи света заиграли в спальне, и розы, оставленные на кровати в память о Рипсимэ, словно ожили. От них заструился запах — запах матери.
    И в тот самый миг гардины слегка зашевелились, и рядом пронёсся знакомый ветерок.
    — Это мама! — воскликнул Миран. — Я её вижу!
    После этих слов всё стихло. Ветер улёгся, розы перестали источать запах. Они лежали на кровати — как незыблемая память о матери.
    — Карен, — обратился Миран к своему «я», — скажи честно… ты почувствовал то же, что и я?
    Вместо ответа Карен обнял своего двойника — и вместе с ним возвратился на Ариану…