Баюн заболел

Кот Баюн вышел прогуляться в Европу и тут же вошёл обратно.

И дело тут не в литературных предпочтениях, не в особенностях происхождения, и даже не в политических воззрениях лукоморского сказителя. У кота началась аллергия.

Возможно, дело в том, что он накупил сюрстрёминга, знаменитых солёных леденцов и шведского юлмуста и сожрал всё это в один присест, одновременно сокрушаясь, что настоящих пальтов и сырных лепёшек теперь днём с огнём не найдешь, а, может быть,  их никогда и не было нигде, кроме историй об Эмиле небезысвестной сказочницы Линдгрен.

Возможно, кот надышался неппривычно экологичными для него выхлопами евро-бензина.

Возможно, сложные европейские языки, с их умляутами, прононсами, непонятным «к» и мягким «л», с дифтонгами, артиклями, плюсквамперфектом, тильдами и прочей ересью, вошли в диссонанс с нутром кота... Хотя это странно — более интернациональное животное, чем Баюн, понимающий властелина тридесятого примерно на двухстах языках, и отвечающий ему на тех же языках всегда к месту, вежливо, но беспристрастно (Если что, это не я придумала, как вы понимаете) представить сложно.

В общем, много что возможно. Но я предполагаю, что в преддверьи Рождества и рождественских наградных предприимчивое животное заранее готовит почву для удвоения, а, ежели возможно, то и утроения причитающихся ему сумм.

Вот именно поэтому он лежит сейчас под дубом, верноподданически бредя и закатывая глаза, принимаясь то петь «Веселися, храбрый росс», то цитировать философа Розанова, то вскакивая и пускаясь плясать камаринского, то падая без сил. Пухлогубые русалки суетятся вокруг, обматывая кота полотном, смоченном в уксусе, и норовя залить ему в пасть отвары, безвозмездно предоставленные бабой-ягой. Кот отбивается, довольно успешно сохраняя при этом вид слабый и беспомощный, и ожидает, что с минууты на минуту объявится гонец из дворца с лекарством и ласковым письмом.

Пока не дождался.