Записки суперпозиционного животного 23

ЗАПИСКИ СУПЕРПОЗИЦИОННОГО ЖИВОТНОГО. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ: РЕВИЗОР, ИЛИ ОТЧЁТ РАДИ ОТЧЁТА
Часть первая: КАЗЁННЫЙ КОНВЕРТ И ВСЕОБЩАЯ ПАРАНОЙЯ
В тот день утро началось с неправильного звука. Не с чпоканья замка, не с шипения чайника, не даже с матерного крика Клауса. Из двери кабинета директора послышался странный, сухой шелест - звук распечатываемого казённого конверта. А через десять минут по институту пронёсся тихий, леденящий душу звук. Нет, не вой - вздох. Коллективный, полный такого предчувствующего ужаса, что даже мыши в виварии притихли.
Ко мне в лабораторию ворвался Виталий, бледный, как простыня после стирки.
- Барсик! - прошептал он, хотя вокруг никого не было. - Всё пропало! Комиссия!
Он показал мне копию письма (словно я ему на слово не поверил). Это был шедевр. «В целях мониторинга эффективности эксплуатации объектов инфраструктуры, задействованных в реализации исследовательских инициатив междисциплинарного характера...» Дальше шли слова, но смысла не было. Ни темы, ни целей. Только серая, удушающая угроза.
Я сразу понял. Это не враг с ядом или сетью. Это враг абстрактный. А значит - самый страшный. Против него нельзя выгнуть спину, нельзя зашипеть. Он просачивается в щели, как сквозняк, и от него нет спасения.
Паника приняла космические масштабы, потому что каждый увидел в этой бумаге свою личную катастрофу.
Профессор Персиков замер у ящика Шрёдингера, глядя на него с новым, трагическим пониманием. Он уже сочинял теорию.
- Виталий! - позвал он. - Надо подготовить материалы! Ящик - это не «ящик»! Это... «уникальный исследовательский модуль для работы с нелокальными состояниями квантовых систем»! Понимаете? Никаких котов! Никакого яда! Чистая наука!
Он был уверен, что приедут «разбираться с ящиком». С его детищем. С его безумием, которое, как он теперь понимал, действительно выглядело как безумие со стороны.
Виталию поручили подготовить «все документы». Он утонул в бумагах. На столе выросли стопки папок с криво написанными от руки надписями: «Журнал учёта люминесцентных ламп. 2015-2018», «Акт списания трёх (3) единиц стеклянной посуды», «Инструкция по проветриванию помещения (копия)». Он лихорадочно перебирал их, бормоча: «А где же журнал температуры в холодильнике? Его же требовали в прошлый раз!»
Но истинную суть происходящего видела только тётя Маруся. Прочитав бумагу (а она, к моему удивлению, умела читать), она лишь фыркнула, закатала рукава и сказала на весь коридор:
- Опять шляются. Бумажками тычут. Мешаются под ногами. Ну что ж... Война так война.
Её борьба была единственно конкретной и понятной. Она объявила войну пыли, пятнам, беспорядку. Её оружием были тряпка, швабра и непреклонная воля. Если уж гибнуть - то с блестящими полами.
Часть вторая: ВЕЛИКОЕ ПРИТВОРСТВО И ЛЮДИ С КАМЕННЫМИ ЛИЦАМИ
Они приехали ровно в десять. Трое. Три человека в одинаковых серых костюмах, с одинаково отутюженными брюками и одинаково недовольными, усталыми лицами. Они вошли не как завоеватели, а как люди, пришедшие на скучную, но необходимую процедуру - вроде удаления зуба. От них пахло одеколоном и служебным транспортом.
Это была серая бюрократическая масса, у которой впереди был долгий день пятницы. Никто им взяток не сунул бы, да они, кажется, и не ждали. Но каждый из обитателей института попытался «умаслить» их по-своему.
Профессор Персиков, в приступе неестественной общительности, повёл их по лаборатории и засыпал терминами: «...а здесь у нас наблюдается эффект квантовой запутанности на макроуровне, что, конечно, противоречит устоявшимся парадигмам, но открывает перспективы...» Он надеялся впечатлить и запутать. Ревизоры молча кивали, смотря на него пустыми глазами, в которых читалась лишь одна мысль: «Когда же перерыв?»
Виталий суетливо бегал вокруг, тыча им под нос самые нелепые бумаги: «Вот акт приёмки мела! Мела! А вот... график уборки санузлов!» Он дрожал, как мышонок перед удавом, который, впрочем, был сыт и думал лишь о том, как бы поскорее уползти в нору.
И только тётя Маруся вела себя с ледяным, презрительным достоинством.
Комиссия ходила по коридорам, заглядывала в кабинеты. Они тыкали пальцами в развешанные за ночь «Стенды по технике безопасности», переписывали номера с огнетушителей, заглядывали в щели. Их лица не выражали ничего, кроме глубокой, экзистенциальной скуки и желания быть где угодно, только не здесь. Их молчание и скупые вопросы («А это что?» - кивок на старый сервер) мотали нервы сильнее любой критики.
Часть третья: ПЕРЕКУР КАК ИСПОВЕДЬ. КОТ-НЕВИДИМКА
Кульминация, как это часто бывает, наступила не в кабинетах, а на перекуре. Ближе к концу дня, сделав вид, что им нужно «сверить данные», все трое вышли в самый дальний, захламлённый угол двора, где стояла скамейка с отвалившейся доской и рос дикий виноград.
А на старом подоконнике чуть выше, за густой занавеской из тех же виноградных лоз, невидимый для всех, дремал я. Не специально. Просто это было моё запасное тёплое место. Итак, я стал невольным свидетелем.
Проверяющие закурили. Молча. Потом один, самый младший, с лицом, на котором усталость ещё не успела высечь постоянные складки, вздохнул:
- Ну и дурдом... И что мы тут проверяем-то? «Эксплуатацию объектов инфраструктуры»... У них тут половина приборов из прошлого века! Ламповый осциллограф, я видел!
- Да тихо ты, - буркнул старший, седой, с лицом, как у бульдога. - Главное - акт составить. Напишем про отсутствие журнала инструктажа по электробезопасности у сторожа. И про трещину в отмостке здания видел? Вот её и впишем. Стандартный набор. И - домой.
Третий, полный, с красным лицом, жалобно добавил:
- Бесит... В пятницу. Всю пятницу угробили. У меня на даче теплицу поливать надо, а я тут... «Интердисциплинарные инициативы»... Тьфу.
Старший хмыкнул:
- А у меня мангал новый куплен. Нержавейка. И всё ради чего? Чтоб у начальника в понедельник бумажка на столе лежала. Отчёт ради отчёта.
- Точнее не скажешь, - мрачно согласился младший. - Отчёт ради отчёта. Круговорот ерунды в природе.
Они заговорили об огородах, о пробках на выезде из города, о ценах на бензин. Об абсолютной, пронизывающей бессмысленности всего, что они делают. Их «грозная комиссия» была такой же ловушкой абсурда, как и наш институт. Они были на другом конце той же самой бессмысленной цепи, только их ящиком была служебный старый «Форд», а ядом - тонны ненужных бумаг.
И именно в этот момент, из густоты виноградных листьев прямо напротив, возникла знакомая упитанная тень. Кот Бегемот сидел на заборе, поправлял бабочку (сегодня - грязно-бюрократического серо-голубого цвета) и смотрел на них с таким выражением, будто наблюдал за особенно примитивным видом насекомых.
- Вот, - тихо сказал он, и голос его прозвучал только у меня в голове. - Видишь, коллега? Ничего не меняется. Формы - меняются. Раньше были мантии, теперь - костюмы. Раньше - перья, теперь - шариковые ручки. А суть... та же. Помню, мы с мессиром в прошлом веке в Москве навели шороху... Так там хоть было весело. А это... это просто грустно..
Он вздохнул и растаял в воздухе так же незаметно, как появился. Проверяющие, докурив, побросали окурки в кусты (нарушая свой же пожарный регламент) и пошли обратно, к своим актам.
Часть четвёртая: ИТОГ, КОТОРЫЙ УСТРАИВАЕТ ВСЕХ
Комиссия удалилась в кабинет «для подписания акта». Через полчаса они покинули институт, не прощаясь, унося с собой то же самое каменное безразличие, с которым и пришли.
Через несколько дней пришёл акт. Директор, вскрыл конверт и зачитал вслух: «...установлено: отсутствует журнал инструктажа по электробезопасности для сторожа; на одном из огнетушителей нарушена пломба; в химической кладовке отсутствует маркировка на банке с надписью «Растворитель»; на территории обнаружена трещина в отмостке здания...»
Ни слова о котах. Ни о ящиках. Ни о вероятностях, драконах или пророчествах попугая. Институт торжествовал. Проверка пройдена! Катастрофа миновала!
Профессор Персиков вытер пот со лба и пробормотал: «Слава богу... А трещину... надо бы заделать. Когда-нибудь». Трещину, конечно, никто не заделал.
Часть пятая: НАБЛЮДЕНИЕ КОТА-ФИЛОСОФА
Сидя на своём подоконнике и наблюдая, как жизнь института возвращается в привычное, заскорузлое русло, я делал выводы. Может, самые важные за последнее время.
1. Самые чудовищные и всеобъемлющие системы создаются не злыми гениями, жаждущими власти. Их создают уставшие люди, которые просто хотят поскорее добраться до своих шашлыков, полить помидоры или посмотреть сериал. Абсурд рождается не из злого умысла, а из всеобщей усталости и желания поскорее поставить галочку.
2. Люди способны порождать колоссальный, всепоглощающий страх, основанный на полном взаимном непонимании и выдуманных правилах. Причём они сами боятся правил, которые сами же и придумали. Это достойно высшей формы кошачьего недоумения.
3. Иногда вселенная спасается не героизмом и не великими открытиями, а всеобщей рутиной и лёгкой, бытовой халтурой. Дракон в подвале остался не обнаружен не потому, что я его спрятал. А потому, что проверяющим было лень заглянуть в странно гудящий чёрный ход под лестницей. Их взгляд скользнул по нему, как по пустому месту. Высшая форма безопасности - быть настолько скучным, обыденным или нелепым, чтобы даже проверяющие, столкнувшись с тобой, думали только о том, как поскорее забыть.
4. Бегемот был прав. Ничего не меняется. Только декорации.
Я поделился этими мыслями с Гошей вечером. Он, почувствовав бурю человеческих эмоций, весь день «пробовал на вкус» волны страха и облегчения. Теперь он получил новый Дата-сет.
- Любопытно, - прозвучал его безэмоциональный «голос». - Эмоциональный всплеск «страха перед проверкой» на порядки превышал всплеск «страха перед возможным уничтожением мироздания». Приоритеты их восприятия искажены. Феномен «пятничного настроения» как доминирующий фактор в принятии решений требует отдельного изучения.
Он нашёл это даже более странным и интересным, чем сны о Мировом Древе.
Наблюдение: Абсурд не исчезает. Он просто встраивается в ландшафт. Становится привычным, как трещина в отмостке, на которую все уже перестали обращать внимание. Люди учатся жить внутри него, как рыбы в воде - не замечая её странных свойств. И, возможно, в этом есть своя мудрость. Потому что если начать всерьёз вглядываться в воду, в которой плаваешь, можно увидеть такое, что сойдёшь с ума. А у нас, кажется, и так каждый второй - немножко сумасшедший. Так что пусть уж лучше трещина в отмостке. И акт о ней. Это хоть как-то можно понять. И даже, в каком-то смысле, полюбить.
P.S. С тех пор, когда кто-нибудь в институте начинал ворчать о бессмысленной работе или нелепом задании, тётя Маруся, проходя мимо, бросала с усмешкой: «Молчи, молчи... а то вызовем комиссию, пусть у тебя дачу проверят, картошку пересчитают». И все, включая профессора Персикова, понимающе хмыкали. Абсурд стал частью фольклора. Удобной ширмой. Общим знанием. И это, пожалуй, был самый практичный и здоровый вывод из всей истории. Драконы могут поджидать в подвалах, а комиссии - в казённых конвертах. Но если сохранять бдительность, чувство юмора и запас «Юбилейного» печенья, есть шанс пережить и тех, и других.