Ржаные опёнки

(Из книги ЛЕСКОВКА)

Когда цветут хлеба, в березняках и дубравах высыпают летние опята. Бабы прислушиваются, выпытывают друг у друга: не набрал ли кто уже грибов, и где они проявились. Тайком бегают в леса и урочища, чтобы не прозевать «гвоздики».
Мы приехали на хутор в самое время. Пробираясь про-сёлком сквозь цветущую рожь, решили завтра же, не от-кладывая, проверить потайные поляны. Есть у нас такие, давно приметили. Уж если и пошли опёнки, то там обяза-тельно наберём.
Встали ни свет ни заря. Подоив коров, соседки спрова-живали скотину под гору в стадо. Сквозь туман слыша-лись окрики Федьки пастуха и хлёсткие щёлканья плётки.
– Какие вам ноне грыбы? Нетути ишо, – закудахтала обеспокоенная множеством наших корзин бабка Аксинья.
– Делать людям нечего! Понаехали, шляются! Все ле-са стоптали, – подхватила тётка Настя.

То ли накаркали старухи, то ли сказалась засушливая весна, только проплутав до полудня, мы не сыскали ни одного захудалого опёнка. Зато в Горонях насобирали корзину молочных поплавушек, а в Закамнях нащёлкали кузовок луговой земляники.
Увидав нас и следующей зарёй, бабы заудивлялись упорству и позавидовали отпуску. Связанные бакшой и хозяйством, деревенские не могли раньше нас поспеть в леса. Но возвращаясь домой, мы видели, как местные любопытничают и заглядывают к нам в кошёлки: не опёнки ли несём? Не понятно почему, опята ценятся здесь выше, чем все остальные грибы. Даже боровики ничего не значат по сравнению с ними.
Каждое утро в течение недели мы настойчиво отправ-лялись за околицу, а соседки с издёвкой хихикали вслед.
– Скоро уж осенские пойдут, а они всё ржаные дожи-даются!
– Места надоть знать. Мой Фомич вчёрась цельную плетуху припёр. Всю ноченьку провозилися, умаялися с ими.
Мы только усмехались. Знали, что отец с Фомичём весь день качали в нашем саду под китайкой мёд. Только к вечеру, наугощавшись, дед спровадился домой. Аксинья, наверно, по ветхости памяти позабыла, что Фомич принёс ей в подарок от нас трёхлитровую банку мёду.

Зудение соседок начинало надоедать. Уже неловко стало проходить без опят вдоль хутора. Да и азарт разби-рал, хотелось первыми наткнуться на ржанки.
Пару дней назад в Плоцком нас отхватил такой ливень, что теперь наверняка грибы пойдут вовсю. С таким настроем отправились мы в последний раз перед отъез-дом за опятами.
Лужи на просёлке подсыхали. Земля набухла, пропи-талась тёплым дождём. Над поймой курились тонкие струйки марева. Пахло цветущими травами. Конский ща-вель, заполонивший приречные луговины, вымахал по-сле дождя чуть ли не в человеческий рост. Коричнево-рыжие метёлки преграждали путь, хлестали по груди. Тя-нуло так вкусно донником, что густой от испарений воздух казался молодым мёдом.
Мы пробирались сквозь сенокосы: то тонули в низинах, то поднимались на пригорки. Стайка корольков, пресле-довавшая нас от Стешкиной лощины, мельтешила над колосящимися травами, задевая их чёрно-рыжими кры-лышками. От подорожников и овсяниц поднимались кре-мовые облачка. Тяжёлые шмели падали с лёту на коло-кольчики, забирались в их глубокие рыльца и через се-кунду, неуклюже пятясь и ворча, срывались снова и снова в головокружительный полёт. Невидимки-кузнечики свирчели так, что звенело в голове. Поначалу показалось, несметное количество скрипачей никак не может настро-ить свои инструменты, и оттого вокруг такая дикая како-фония, но прислушались: звучала дивная стройная мело-дия, гимн лету и солнцу.
Из леса, словно из отчего дома, дохнуло родными за-пахами. Под весёлую музыку кузнечиков запели птицы, зашелестела листва.
Неожиданно навстречу из зарослей вышел Фомич.
– Как грибочки? – полюбопытствовали мы, заглядывая в дедову корзину. – Проявились?
Какой же грибник не любит похвастаться находкой? Фомич поставил перед нами плетушку. Мы так и ахнули. Под самый верх – ядрёные ложные опята.
– Это для кого ж такая вкуснятина? Кого Вы так люби-те? – поинтересовались мы осторожно.
Дед уселся на пенёк, снял ходоки, скрутил цигарку. И только потом пояснил.
– Стряпать надо уметь. Не пробовал только бледную поганку. И то только потому, что от её ядовитости не изобрели спасения. А остальные грибочки, все как есть, съедобные. Самолично проверял. Бабка моя противится, нос воротит. Мол, ишь чего удумал старый, отравить хо-чешь! А я грибки-то отварю, луковку в чугун кину. Коли не посинеет, тады и яду в них нету. Продукт наипервей-ший, – дед кивнул на ложники. – А со сметанкой любой гриб ску-уснай! Похлёбочка – и мясного бульонцу нена-добно!
– А как же, дедунь, с мухоморами?
– Лоси едят, белки тожить не отказываются, точно знаю. Но меня пока что оторопь берёт. Ну, как всё ж таки траванусь? До больнички далёко, не поспеют. Правда, настойкой самогонной на этих красавцах пятнистых и се-бя, и бабку от радикулита пользую. Аксинье-то невдомёк, что на мухоморах, – хихикнул Фомич. – Бересты вот наколупал. Настёнке туесок сплету. Малины-то! Малины нынче!
– Так у нас её отродясь не водилось?
– Раньше не примечали. А вот кой уж год подряд тас-кают бабоньки с Плоцкого. Видать, птицы с Дмитровских лесов занесли. Рассеялась! Даже жёлтая кой-где встреча-ется, куды слаще розовой.
Фомич ушёл, а мы вдруг припомнили, что не раз выру-чал он деревенских своими настоями. Знали бы на чём он их варганит!

Шли лесом, удивлялись, сколько мелкой живности по-сле ливня объявилось. Засуха грибному делу не подспо-рье, а в дожди того хуже – улитки-слизняки. Накинулись с голодухи, все грибочки под корень подчищают. Не разбе-рёшь: то ли сыроежка, то ли волнушка. Шляпка дочиста изгрызана. Не брезгают прожоры даже валуями. Только какой свинушок объявится, ещё и из земли не выкараб-кался, уж на него тьма охотников: и червячки полако-миться не прочь, и слизни грызут, и птицы клюют. А сколько нашего брата-грибника по лесу бродит! Только что кто-то прошёл, ещё срезы на подберёзовиках свежие, но идёшь следом и обязательно что-нибудь сыщешь. А за тобой тоже кто-нибудь рыщет, хоть пяток, да соберёт.
Но сегодня, видать, кроме Фомича никто ещё не появ-лялся. Спустились в осинник. Сквозь густой папоротник ничего не разглядеть. А присядешь – вот они, родимые! На одном месте полкорзины подосиновиков нарезали. Крепкие, сбитые, красноголовые, один к одному. Душа возрадовалась. Но в эту пору даже боровики – не находка. Главная добыча – ржаные опята.
Измаялись, но напороли по корзине подберёзовиков да подосиновиков, по парочке белых. Уселись передохнуть на валежник. Осмотрелись: солнце прошивало своими лучиками, словно золотыми нитями, орешник. Тихо… Лишь изредка вскрикивала на берёзе галка. Галчонка несмышлёного подманивала… И опять: будто кто-то ша-ры новогодние на пол обронил, разбил. Это галка-мать за что-то сыну выговаривала, потрескивала.
Сидели… лес слушали. Любовались миром, ожившим после дождя. Листва пропиталась влагой и уже не каза-лась утомлённо-блёклой, а отливала ярко-изумрудными оттенками. Вся растительность в бору тянулась к свету. Травы славливали малейшую капельку солнца, упущен-ную кустами крушинника, бересклета и орешника. А вы-ше господствовали вековые берёзы, осины да сосны. Взгляд невольно устремлялся к их кронам.
Боже мой! Какое чудо! На высоченной берёзе выросло несколько колец опят. Сосчитали: одно, два, три… шесть! Ствол совершенно гладкий, не взобраться. Натаскали су-чьев и добрались до третьего яруса. Сорвали молоденькие, полураскрывшиеся опята. А три верхних кольца оставили на семена, птицам, лесу. Оглянулись по сторонам и толь-ко тут заметили: почти на всех берёзах красовались опён-ки. Карабкались по стволам, словно альпинисты.
Высыпали в папоротник «неважнецкие» грибы (мо-жет, придём за ними после обеда) и в полчаса набрали первосортных ржаных опят. Кремовые, в веснушках, с изящной оборочкой. В гранках – до десяти штук! Что ещё нужно для счастья грибнику?

У калитки столкнулись с Аксиньей. Мол, забегала узнать, не слышно ли дожжа назавтри. Мы-то знаем, нас дожидалась.
Старуха всплеснула руками, когда на веранде рассте-лили клеёнку и высыпали, чтоб не сгорелись, опята. От них дохнуло лесом, дождём, берёзовой смолкой.
– А мой-то опять поганок надрал, – вздохнула Аксинья и посмотрела на нас с уважением. С этого дня деревен-ские не подковыривали нас. Наверно, Аксинья в тот же вечер разнесла слух о нашей удаче по всему хутору.